Глава седьмая

Пятнадцать минут спустя Анна очнулась, мы освободили Мордреда, и даже Бенедикт, вопреки моим изначальным прогнозам, отрастил себе полупрозрачное подобие туловища и ног — достаточно, чтобы ходить.

А ещё вернулась Кас — ей, в отличие от телепортирующейся Гвендид, пришлось пролететь весь путь до вершины башни и назад. Как только она вернулась в человеческую форму, я обхватил её, и отказывался отпускать ближайшие пару минут. Обычно в такой ситуации Анна бы начала ревновать, но вместо этого ведьма тихонько подошла сзади и обняла нас обоих.

— Я поняла, что от меня немного толку, — тихо сказала Кас. — Не было времени советоваться. Пришлось действовать по наитию.

— В любой непонятной ситуации — требуй Гвендид, — нервно хихикнула Анна. — Мне тоже стоило до этого додуматься.

— Что ты ей сказала? — спросил я. — Она же не хотела спускаться.

— Чистую правду. Что мы проигрываем, и жизнь её брата под угрозой.

Технически, наши шансы на победу изначально были не слишком высоки — без должной подготовки и полноценного отдыха. Я бросил задумчивый взгляд на Гвендид — теперь, поглотив собственного магического стража, она выглядела как симпатичная женщина лет сорока пяти, совершенно не иссохшая. Если бы мы объединили усилия со старта…

— Не смотри на меня так, владыка ночи, — фыркнула волшебница. — Пока эйдолон сохраняет зрительный контакт, он способен двигаться даже в замедленном времени — чай, сам в том убедился. Его не ослепить и почти невозможно зайти со спины. Почти — если изначально как следует не вымотать, а потом как следует отвлечь сентиментальным признанием в братской любви.

— Манёвр, — вяло сказал Мерлин. — И ни в чём я не признавался.

— Разумеется, дорогой братец. Вкратце — заметь меня эйдолон со старта, то съел бы, чтобы стать единым целым. А так я съела его, с той же целью. Доступно?

Более чем.


Обсидиановый ларец проявился из воздуха лишь после смерти стража, да и то не сразу — здоровенная, брутальная штуковина. По размеру в ней мог бы поместиться весь Мерлин, и ещё бы немного места осталось. Верховный маг дёрнулся было по направлению к ларцу, но остановился. Гвендид подошла ближе, и брат с сестрой обменялись взглядами.

— Что дальше? — спросил Мерлин. — Позволишь мне вернуть силу? Или попробуешь забрать себе, в уплату старых обид?

— Ты и в самом деле обидел меня, братец, — отозвалась Гвендид. — Будешь отрицать?

— Нет. Я… сожалею об этом.

— Вижу, что сожалеешь. Поди же ты, сердце ещё не вставили, а частица души к тебе вернулась.

— Ты не ответила на вопрос.

Гвендид выглядела так, будто снова готова разразиться внезапным хохотом, но сдержалась.

— Ты всё правильно тогда сказал. Помощь — в обмен на помощь, услуга — на услугу. Клятва — на клятву.

Мерлин не стал задавать наводящих вопросов. Выпрямился, размял шею, как многократно делал это в последнее время, и сказал совершенно ровным голосом:

— Клянусь, что если покину Авалон, то лишь затем, дабы найти для него спасение. Клянусь, что вернусь в Авалон, дабы исцелить его — или разделить его судьбу вместе с теми, кто мне дорог. Сим клянусь на крови своей и душе своей.

Кровь зашипела на мраморных плитах, будто упала на раскалённую сковороду.

— Клянусь, что не буду препятствовать воссоединению моего младшего брата, Мерлина, воедино, — проскрипела Гвендид. — Клянусь, что не возьму ни капли его силы, бывшей или будущей, и никак не причиню ему зла, коли он не причинит зла мне. Сим клянусь на крови своей и душе своей.

Тёмные капли вновь задымились на полу — ещё один признак, что «впитывание» эйдолона пошло Гвендид на пользу в физическом плане.

Сразу после этого, ни произнося больше ни слова, волшебница отступила в сторону, оставив брата один на один с обсидиановым ларцом. Мерлин встал на одно колено и открыл крышку — с видимым усилием, что многое говорило о её настоящем весе.

Внутри, в небольшой выемке на сплошной обсидиановой доске, лежало человеческое сердце. И сердце, и доска вокруг были покрыты свежей кровью, словно его вырвали из груди пару часов назад, а не пару тысячелетий. Оно разве что не билось, но всё равно выглядело поразительно живым.

Верховный маг потянулся к сердцу — и его руки едва заметно тряслись. Но дрожь унялась, как только он коснулся окровавленной плоти. Одним движением Мерлин рванул сердце к себе, втиснул в дыру в груди, зажмурился и крепко зажал её обеими ладонями. Будто боялся, что оно снова попытается вырваться, уже по собственной воле.

Секунда шла за секундой, ничего не происходило. Я уже видел раньше, как Мерлин возвращает себе другие части тела — с заметно меньшим драматизмом, даже когда усадил голову на плечи. Сейчас он выглядел так, будто ключевой орган отказывался приживаться, и более того — причинял боль. Неужели мы всё-таки опоздали? Мы точно уложились в семь часов, с солидным запасом, но что, если влияние кошмара ускорило отведённое время?

По всей видимости, у Гвендид возникли схожие мысли — она сделала неуверенный шаг в сторону брата. Но в ту же секунду Мерлин открыл глаза и выпрямился, отрывая одну за другой ладони от левой стороны груди.

Под ними оказалась ровная бледная кожа, с едва заметным шрамом, словно от старой операции.

— Сработало? — не сдержался я, и он смерил меня взглядом — впрочем, отнюдь не сердитым.

— Сейчас проверим.

Волшебник заозирался в поисках подходящей цели, и его глаза тут же отыскали открытый и ныне пустой обсидиановый ларец. Он воздел над ним руку и прогремел:

BEO TO DUSTE TOBÆRST!

Это были не обычные слова силы — я ощутил, как пространство зала слегка содрогнулось, отзываясь на приказ великого мага. Зачарованный обсидиан, хранивший его сердце две тысячи лет, задрожал и покрылся трещинами. А в следующий миг — рассыпался в мельчайшую крошку, в кучку праха, как от него и потребовали.

Мерлин моргнул и уставился на прах, а затем на свою руку, будто видел её впервые в жизни. Неуверенно улыбнулся. Выдал тихий смешок.

А потом он уже смеялся, хохотал во весь голос, давясь воздухом и утирая слёзы, под стать своей старшей сестре. Не прерывая смеха, он резко взмахнул правой рукой, и горсть праха, оставшаяся от ларца, взмыла ввысь, метров на пять, и там взорвалась в ярчайшей вспышке, ослепительным фейерверком!

Маг тут же протянул к ней левую руку, и пламя притянулось к ней, на ходу меняя форму, так что вскоре он уже сжимал изысканный хрустальный кубок, до краёв наполненный бордовой жидкостью. Мерлин с наслаждением сделал большой глоток, тут же сморщился, и вдребезги расколотил кубок об пол! Осколки мигом растаяли, а вот пятно осталось — оно пахло слегка скисшим вином. Но это явно не могло испортить Мерлину настроение.

Два хлопка в ладони и обе руки, воздетые ввысь — пол дрогнул, и все присутствующие в зале, включая Мордреда, начали подниматься к потолку на подвижных колоннах из сплошного мрамора. Анна ойкнула, покачнулась, и я помог ей удержать равновесие. Спустя полдороги до высоченного потолка раздался новый хлопок — и всех на миг ослепил свет телепорта.

Когда зрение вернулось, нас окружал не белый мрамор подземных залов, а уютные книжные полки и арочные окна последнего этажа башни. Сам Мерлин уже сидел у камина в роскошном старинном кресле, которого раньше в комнате не числилось, и с удовольствием раскуривал длинную трубку, глядя на синие угли.

— Сработало, — сказал он, не оборачиваясь на меня.


Императорский дворец впечатлял, если не сказать иначе. Он и так был виден из любой точки Камелота, но теперь я мог рассмотреть его в мельчайших деталях, отражающих величие и крах древней империи. Монументальное, эпическое здание, будто растущее из скалы в своём основании — невозможно отличить, где кончается природный камень, а где начинается кладка. Высокие башни — самые высокие в городе, разрывающие серую пелену умирающих небес. На фасаде преобладал чёрный цвет, но он выглядел наносным, словно дворец пострадал от большого пожара. Медь, бронза и серебро щедро использовались для украшения, уже знакомые по другим местам Авалона барельефы изображали многочисленные рыцарские подвиги. Почти все окна дворца уцелели, щеголяя витражами из алого и янтарного стекла.

Ворота дворца, невообразимо огромные, были открыты настежь. Перед ними стояли трое рыцарей Авалона, молчаливые и недвижимые как статуи. Нас ждали.

— Галахад, — глухо сказал Мордред, когда мы приблизились к воротам. — Ламорак. Кей. Приветствую вас, братья мои.

— Мордред, — отозвался первый из троицы, как я понял — как раз Галахад. — Не в добрый час случилась наша встреча. Но всё равно — с возвращением, брат мой. Мы рады тебе.

Двое остальных молча кивнули, подтверждая его слова, и у меня на сердце слегка полегчало — похоже, далеко не всё рыцарское братство оказалось настроено против нас. Мордред представил меня и остальных спутников, и мы тоже получили порцию слегка пафосных, но вполне тёплых приветствий. Никакого тебе «предела низости» или «коварного союза», которыми плевался Ланселот. Я бы с удовольствием пообщался с братьями своего союзника подольше, но, увы, час в самом деле был не самым добрым. Нас вежливо пригласили пройти следом — на внеочередное заседание священного суда.

Внутри дворец смотрелся несколько хуже, чем снаружи. Всё ещё очень круто, но откровенно пустовато, и, в отличие от замка Морганы — без следов магической уборки. Каменная крошка от осыпающихся статуй и барельефов, пятна бурого мха на стенах, пыль и тлен. Некоторые залы выглядели жилыми, но не слишком уютными, обставленными ровно так, как если бы их населяли не способные умереть исполины. Сквозь алые и янтарные витражи снаружи пробивался тусклый свет, напоминая кровь на клинке. Величественные коридоры освещались канделябрами, но создавалось ощущение, что на свечах здесь экономили.

Лишь центральный зал императорского дворца смотрелся так, как и положено пространству из древнейших легенд. Огромный, круглый, по размеру где-то как два футбольных поля. Формой он напоминал идеально высеченную чашу — стены уходили вверх, образуя купол на огромной высоте. Витражи на окнах рисовали рыцарей в их былом величии — на глаз около сотни фигур. Мой взгляд задержался на изображении Мордреда, молодого и спокойного, небрежно опирающегося на двуручный меч.

В центре зала расположился знаменитый Круглый Стол — определённо самый большой стол, что мне довелось видеть. Белый камень или окаменевшее дерево — невозможно сказать точно, стулья вокруг него больше напоминали троны в миниатюре. Часть сидений была занята великанами в латных доспехах, но большинство — около двух третей — свободно. Ланселот сидел на другой стороне стола, а сразу за ним высился Серебряный Трон.

Трон императора выглядел не столь давяще, как его жилище. Изящный, словно выкованный из лунного света, но без труда удерживающий ношу самого Артура. Тот, как и ожидалось, спал, возложив руки на налокотники и лишь слегка откинув голову в закрытом шлеме на спинку трона. На коленях императора лежал длинный меч в удивительно простых на вид ножнах — Экскалибур?

Наши сопровождающие заняли свои места вокруг круглого стола, а Ланселот медленно, неохотно поднялся нам навстречу.

— Сэр Мордред, — прогудел он, и его голос без труда разнесся по громадному залу. — Ты и твой новый хозяин всё же осмелились явиться на священный суд. Похоже, у тебя сохранились крохи былой чести, дабы принять заслуженную кару.

— Сэр Ланселот, — это был самый скудный приветственный кивок от Мордреда, что я когда-либо видел. — Мой единственный сюзерен — отец наш, великий император Артур, и никто другой. Я же пришёл с союзником Авалона, лордом Виктором, и его славной свитой. Пришёл на суд, а не казнь, как бы ты того не желал.

— Одно неминуемо приведёт к другому. Иной исход невозможен — это понимают все, кто собрался здесь. Сегодня справедливость наконец восторжествует, впервые за три тысячи лет.

— Посмотрим, — неожиданно спокойно отозвался Мордред, прошествовал к столу и обернулся к нам. — Друзья мои, негоже гостям и союзникам стоять на ногах, когда рыцари сидят. Займите места моих братьев и чувствуйте себя как дома, равными среди равных, ибо так гласит древний закон гостеприимства Камелота.

Ланселот едва заметно дёрнулся, будто ему отвесили пощёчину, но, внезапно, промолчал. Мордред занял своё место, а следом расселись и мы — на свободные стулья между других рыцарей. Сидеть на чём-то, предназначенном для трёхметровых людей, было не слишком удобно, но вполне терпимо. Великан по мою левую руку — кажется, сэр Кей, едва заметно мне кивнул. Я ответил тем же.

— Все в сборе, — объявил Ланселот. — Я объявляю священный суд открытым!

Рыцари зашевелились, наполнив зал негромким лязгом доспехов. Мёртвые или нет, они были глубоко заинтересованы в происходящем. Но не успел Ланселот продолжить, Мордред резко поднялся с места.

— Священный суд позволено открыть одному лишь императору! Лишь он имеет право решать судьбу детей своих!

— Отец наш проснётся, дабы вынести справедливый вердикт, — мрачно сказал Ланселот. — Недуг его тяжёл, и он не в силах бодрствовать дольше часа. Правила суда изменились, а тебе придётся принять их, предатель — ибо всё это есть последствие твоего греха.

— Никто не смеет менять правил без одновременного одобрения священного суда и совета магов, — парировал Мордред. — Даже в темнейшие из времён свет закона Камелота не должен померкнуть.

— То есть, ты явился лишь потому, что надеешься спрятаться за красивыми словами⁈ — повысил голос Ланселот. — Ты не найдёшь здесь защиты и жалости. Тебя будут судить по тому закону, что действует ныне — а император проснётся к сроку приговора. Возразишь — и к тебе не прислушаются. Откажешься — и будешь казнён на месте.

Мордред промолчал. Зато за него ответил другой голос, звучный и слегка скрипучий, исполненный скрытого яда.

— Какие страсти! Какая ересь! Суд без великого императора — да где это видано⁈

Мерлин неторопливо вошёл в центральный зал, постукивая по полу толстым резным посохом, более ничуть не напоминающим метлу. Он был одет в изысканную красно-золотую мантию, словно сшитую для него пару часов назад, украшенную рунами и звёздами. Тёмные волосы были аккуратно причёсаны, бородка — пострижена, болотно-зелёные глаза весело сверкали из-под чёрных бровей.

— Прошу прощения за лёгкое опоздание, благородные рыцари. По необъяснимой причине я не получил приглашения на священный суд — должно быть, оно затерялось где-то под столом.

— Ещё один предатель⁈ — прогремел Ланселот. — Бывший верховный маг! Тебе стоило оставаться разрубленным на куски, и уж тем более не сметь осквернять императорский дворец своим присутствием!

— Осквернять? — недобро прищурился Мерлин. — Ты не настолько туп, как притворяешься, Ланселот. Заклятье на входе не пропустила бы никого, кого Артур не пожелал бы видеть внутри — и тебе это известно не хуже меня.

— Приговор тебе, изменник, был вынесен две тысячи лет назад, — не сдавался Ланселот. — Изыди, или никакая магия не спасёт тебя от гнева императора!

— Тогда почему бы нам не спросить его самого? — усмехнулся волшебник.

Ланселот взревел и взмыл с места, расправляя свои сияющие крылья. Быстрый, невероятно быстрый — он преодолел расстояние, разделяющее его и Мерлина, за какую-то секунду, но тот был настороже. Двуручный меч рыцаря до середины ушёл в пол, будто тот был сделан из воска. Вспышка телепорта — и вот верховный маг уже шествует по Круглому Столу, раскланиваясь с рыцарями. Новая вспышка — и он уже стоит рядом с Серебряным Троном, взирая на спящего императора. Как мне показалось — с затаённой печалью.

— НАЗАД!! — громыхнул Ланселот, без малейших усилий вытаскивая своё оружие и разворачиваясь. — НЕ СМЕЙ!!

— Просыпайся, друг мой, — негромко сказал Мерлин, но его слова почему-то услышали все. — Пора ответить за старые ошибки, и избежать новых. Пора выбираться из той дыры, куда мы себя загнали.

Фиал с бесцветной жидкостью полетел к подножию трона и разбился с едва различимым звуком.

Загрузка...