Как я стал хозяином странного замка в другом мире. Книга 8

Глава первая

Я скучал по своему замку, скучал по Полуночи. Внутренние часы с сомнением говорили, что в кошмаре и Авалоне я совместно провёл не больше недели, но опыт советовал не доверять ощущению времени. С тем же успехом это мог быть и месяц, и два — скраденные в тёмных переходах и уголках чужого измерения, мечтающего поглотить и меня самого.

Я скучал по центральному залу, по мягкому лунному свету, льющемуся из больших окон, по мерному потрескиванию дров в камине. Скучал по толпам посетителей на приёмах, уюту спальни, лихорадочной неизвестности походов в ещё не открытые зоны. Скучал по Луне, Кулине, Терре, Адель, Хвое, Лите. Скучал по драконятам, которые наверняка успели вымахать за время моего отсутствия, по гвардейцам и гостям. Даже по Надзирателю, Орриссу и Лаахизе, которых порой было невозможно выносить, я тоже умудрился соскучиться. Полночь стала не просто моим доменом, местом силы и власти, но и родным, любимым домом. Сейчас же я находился очень, очень далеко от дома, и отнюдь не в курортных условиях.

А ещё я скучал по тому, что в стенах моего замка никто не мог напрямую мне соврать. Это правило также распространялось на слуг Полуночи за её пределами, но совершенно не влияло на неких авалонских волшебников, целых и не очень. Тем более, личей возрастом в несколько тысяч лет.

— Лич есть маг, воскресивший себя с помощью собственной магии, — проворчал Мерлин с таким недовольством, словно я назвал его земляным червяком. — Уж кто-кто, а владыка ночи должен знать подобные азы.

И я вспомнил, что действительно их знал — что-то такое упоминала Лаахиза, когда объясняла мне суть воскрешающего ритуала. Сложно представить, что ей удалось воскреснуть, а Мерлину — нет, но если так подумать, то Лаахизу не разрубали на кусочки легендарным мечом, и не раскидывали по задворкам Камелота. К тому же, величайший маг Авалона отлично выглядел даже представленный одной головой, да одним пальцем. Точь-в-точь, как на портрете — в отличие от иссушённых мумий, в которых обратились все его сограждане, включая родную сестру.

— Гвендид спятила, — безапелляционно заявил Мерлин, будучи извлечённым из старого ларца и помещённым на расчищенный участок стола. — Но что хуже всего то, что она распространяет своё безумие дальше. Как только моё тело вновь окажется целым, она воспользуется моментом, чтобы попытаться вернуть собственную силу. За мой счёт!

— Она упоминала, что вы скажете нечто подобное, — сдержанно сказал я. — Поскольку без сердца в вашем теле нет и души.

— Моя душа на месте, смею заверить, иначе бы я сейчас издавал лишь нечленораздельный хрип.

— Но магия вам недоступна? — осторожно уточнила Анна, наблюдая, как палец нарезает круги по столу вокруг головы. При этом он издавал лёгкий металлический звук — серебряное кольцо царапало железную поверхность.

— Предлагаю эксперимент, — недобро прищурился Мерлин. — Ты отправляешься прямиком к подножию Серебряного Трона и заявляешь Артуру в лицо чистую правду — что за последние тысячелетия его пустая черепушка прогнила насквозь вместе с содержимым. Затем тебя шинкуют Экскалибуром, вырвут сердце, которое в свою очередь поместят в обсидиановый ларец. Сможешь после такого с помощью магии хотя бы зажечь свечу — займёшь место верховного мага Авалона, благо, место вакантно.

— Что-то такое нам и предстоит, — спокойно заметил я вместо помрачневшей Анны. — Через три дня, даже немного меньше.

— Личная аудиенция? — с подозрением спросил маг.

— Священный суд.

— Священный суд⁈ — Мерлин фыркнул так громко, что его голова чуть было не скатилась со стола. — Для горстки чужаков, только лишь заявившихся в Камелот? Исключительная чушь!

Я не стал уточнять, каким образом он понял, что мы тут недавно — может, какое-то сверхъестественное чутьё, может, дедукция. Вместо ответа я махнул рукой в сторону выхода, и оттуда медленно вышел Мордред, до сих пор следящий за коридором. Мерлин явно планировал выдать ещё пару фраз на тему нашей «очевидной» попытки навешать ему лапши на уши, но замолчал, как только увидел рыцаря. Мордред опустился на одно колено и склонился перед отрубленной головой на столе — столь же низко, как и перед Гвендид.

— Величайший из магов. Я подвёл вас, ибо не смог вернуться раньше и упасть в ноги императора, умоляя его о милосердии.

— Встань, мой мальчик, — неожиданно мягко отозвался Мерлин. — Вот уж не ожидал, что увижу тебя вновь. Поверь, никакие мольбы не остановили бы карающую длань Артура — разве что твоя голова сейчас лежала бы на столе рядом с моей.

— Лорд Виктор говорит правду, — глухо сказал Мордред, поднимаясь на ноги. — Нас ожидает священный суд. И пусть я не помню злодеяния, что ставят мне в вину, но я готов ответить пред законом и лицом своего императора.

Неизвестно, что собирался ответить Мерлин — что-то мне подсказывало, что он был не в восторге от этой идеи. Но в этот же самый момент откуда-то сверху раздался очередной треск — на этот раз совершенно отчётливый, практически оглушительный. А следом за ним — синхронный хрип из десятков, сотен иссохших глоток, который вибрировал и пробивался даже сквозь толщу древнего камня. Орда каким-то образом нашла дорогу внутрь, то ли в обход больших дверей, то ли прямо сквозь них. Локальный зомби-апокалипсис не планировал оставлять нас в покое лишь потому, что мы закрыли часть основного «квеста».

Только теперь мы оказались заперты почти без возможности отступить.

— Уходим, — коротко скомандовал я. Продолжить разговор можно в безопасной обстановке — если таковая вообще предвидится.

Быстрая проверка коридора — чисто. Оно и логично, мы от входа добирались сюда не менее получаса, и навряд ли толпа безмозглых мертвецов справится кардинально быстрее. Тем не менее, медлить тоже не стоило — никто из нас не знал, существует ли другой выход. Проходов под банком некогда выкопали великое множество, но большинство из них за тысячелетия оказались намертво завалены камнями и землёй. Чудо, что дорога к хранилищу уцелела — и то местами пришлось её откапывать. Когда мы сюда спускались, никто не знал, есть ли другой выход.

— Предлагаю сделку, — невозмутимо сказал Мерлин, словно и не слышал страшного хрипа, угрожающего захлестнуть всех нас бесконечной волной мертвецов. — Я показываю путь, а вы не задаёте идиотских вопросов и не помещаете меня назад, в ларец. Ни по дороге, ни снаружи, ни при каких обстоятельствах — если я сам не скажу.

Мне понадобилось секунды три, чтобы взвесить «за» и «против». С одной стороны, Гвендид предупреждала, что голову великого мага следовало находить в последнюю… точнее, предпоследнюю очередь, непосредственно перед сердцем. Более того, она советовала «хранить голову отдельно», чтобы не пришлось пользоваться кляпом. Волшебница была исключительно низкого мнения о «бездушном» состоянии своего младшего брата.

С другой стороны, дареному коню в зубы не смотрят — и уж тем более дарёной голове. Ничто не мешало Мерлину врать с три короба, но и на Гвендид распространялось то же самое правило. Выяснять, кто на самом деле пытается меня обмануть, уж точно можно без иссохших на хвосте, а требования Мерлина звучали вполне адекватно.

— По рукам, — ляпнул я, и только потом сообразил, как это прозвучало.

Впрочем, великий маг не обиделся — только коротко хохотнул в ответ.

— Нет, владыка ночи, по рукам мы ударим только когда ты найдёшь мне хотя бы одну. А сейчас — захвати с собой два ларчика из вон того тёмного угла. Открывать не обязательно, но на будущее пригодятся, даю слово. И палец мой тоже не забудь.

Мы уходили настолько быстро, насколько быстро мог двигаться столь разношёрстый отряд. У меня, скажем так, имелся некоторый опыт переноски древних магов в компактном состоянии, но зеркало с Арчибальдом занимало куда меньше места. В итоге голову Мерлина с великой осторожностью нёс в левой руке Мордред — и оба они оказались довольны данным решением.

Говорил ли правду волшебник насчёт своей души или нет, неясно, но проводником он оказался грамотным. В обычных обстоятельствах я бы положился на поисковый амулет, либо потратил время на разведку, сейчас — просто следовал коротким и чётким указаниям. Мы бежали, сворачивали, пригибались и протискивались, открывали и выбивали двери, частично расчищали завалы, углубляясь в лабиринт коридоров и тоннелей. Быстро стало понятно, что подземная часть банка была связана со множеством соседних зданий и структур. Как вскользь заметил Мерлин — для спасения жителей в случае катастрофы, затрагивающей поверхность. Сегодня же катастрофой стали сами жители — точнее, то, что от них осталось.

Но что хуже всего — они не отставали.

— Что им вообще от нас надо? — мрачно вопросил я, когда откуда-то из-за спины нас настигла очередная волна хриплого рёва. — Мясо? Мозги?

В классических произведениях про зомби живые мертвецы зачастую управлялись паразитами — растениями или грибами, пытающимися размножиться за счёт человечества. Теоретически, местные иссохшие могли распространять проклятье нежити, но они атаковали даже своих сородичей, сброшенных с верхних уровней, не говоря уж о Мордреде.

— Направо, — скомандовал Мерлин, — Дальше до конца коридора и вверх по лестнице на один пролёт… Им не нужна плоть или кровь, их терзает иная жажда.

Я вообще не ожидал, что на мой вопрос последует какой-то ответ, но маг продолжал — тем же резким, отрывистым тоном, каким и отдавал указания по направлению бега.

— Те, кто лишился разума и души из-за старого проклятия, чуют то, что давно потеряли. Встревоженные, они алкают возможность жизни, что ещё едва теплится в обитателях Авалона. Со временем жажда приглушается, позволяет погрузиться в сон, но сейчас что-то подстёгивает их, гонит на охоту. В таком состоянии проклятые мертвецы становятся сильнее, и даже могут менять форму, дабы настигнуть добычу.

«Что-то» не только подстёгивало орду, оно разбудило её в первую очередь. А точнее, кто-то — наблюдавший за нами со стороны, а затем отдавший команду на сброс несчастных горожан Камелота с верхних уровней. Двери банка были неплохо укреплены, но мертвецам понадобилось не больше часа, чтобы проломиться внутрь. А сейчас — судя по нарастающему вою — орда сокращала расстояние с упорством, достойным лучшего применения. Иссохшие из Полуночи не могли и мечтать о такой эффективности, даже если бы собрались со всего замка и объединились для общей цели.

Значение слов Мерлина о том, что наши преследователи могут «менять форму» дошло до меня лишь спустя несколько минут — когда мы добрались до относительно ровного и широкого тоннеля, уходящего наверх под едва заметным наклоном. Похоже, что это был финальный участок перед выходом наружу — от которого оставалось совсем недалеко до ближайшей большой башни. Мы ускорили темп, но на полдороги нас нагнал новый звук — нарастающий шорох и стук из темноты позади. Возможно, лучшей стратегией было продолжать бег, не оглядываясь, но я не мог подставить под удар своих спутников.

Я обернулся, не ожидая ничего хорошего — и увиденное подтвердило мои ожидания.

То, что гналось за нами, больше не могло считаться толпой или даже ордой, состоящей из отдельных мертвецов. Они слиплись, сплавились воедино, образуя тварь, сильнее всего напоминающую страшилище из шахты города Пепла. Там, где Бертрам фон Харген проводил смелые эксперименты с собственной формулой проклятья нежити, и её воздействию на ничего не подозревающих людей. Беспорядочно торчащие из боков конечности толкали вперёд невообразимо ужасную тушу, занимающую почти всё пространство тоннеля, сверху донизу. Спереди скалилось зубами-рёбрами подобие безглазой головы с широко разверстой пастью. Только вот драконов мы на этот раз с собой не захватили.

Отряд прибавил ходу — но и без дополнительных расчётов стало ясно, что оно настигнет нас задолго до выхода.

Я не стал задаваться вопросами, в духе, как эта махина смогла прорваться через самые узкие участки лабиринта, или как она умудрялась развивать столь бешеную скорость при солидной массе. Анализировать природу амальгамы, порождённой проклятьем нежити, лучше на приличном расстоянии от объекта изучения.

— Бегом к башне! — крикнул я, заметив, что мои спутники слегка замедлились в темп со мной. — Я догоню!

Слегка притормозив и пропуская вперёд основной отряд, я развернулся, высаживая в подобие башки пули Райнигуна, одну за другой. Моё фамильное оружие посредственно работало против чудовищ, состоящих из отдельных «компонентов» — и всё же, оно работало. Каждое попадание вырывало солидный кусок из тела амальгамы, заставляя если не остановиться, то хотя бы замедлиться. Десятки слившихся воедино иссохших тел сгорали без пламени и дыма, оставляя после себя лишь чёрный прах.

Я не считал патроны — и лишь когда вместо очередного выстрела раздался сухой щелчок, перебросил револьвер в левую руку и потянулся за патронташем. Время застыло, и это был подходящий момент, чтобы подумать над дальнейшей тактикой. Вместо этого я перезарядил своё фамильное оружие на лету и продолжил огонь.

Неразумно. Расточительно. Велик шанс остаться с пустой обоймой против почти бесконечного числа врагов, способных на опасные сюрпризы. Но практика всё ещё оставалась единственным способом узнать новые возможности Райнигуна — и не обычная практика с экономией и тщательным подсчётом выстрелов. К этому моменту я успел убедиться, что Полночь ценила ярость, доминацию, и даже некоторую степень безрассудства. Так что нужно сделать, чтобы оружие её хозяина вновь могло уничтожать целые армии?

БАХ! БАХ-БАХ-БАХ-БАХ! БАХ! Щёлк.

Перезарядка. Я не стал удивляться, что патронташ вновь оказался полон — и второй раз не воспользовался замедлением времени. На меня и на моих друзей всё ещё наступал враг, которого требовалось уничтожить — враг, который испепелялся недостаточно быстро. Теперь я стрелял, почти не целясь, спуская обойму за считанные секунды, и перезаряжаясь так, словно в самом деле мог делать это до бесконечности.

Не знаю, было ли это правдой на самом деле, или просто чем-то, во что мне хотелось верить. Но главное, что в это поверила амальгама, синхронно и без лишних колебаний.

Я продолжал стрелять.

Я стрелял, когда безумное, невозможное чудовище начало разваливаться на части не из-за испепеляющих серебряных пуль, а по своей воле. Я стрелял, когда отдельные куски, зачастую состоящие из двух-трёх слипшихся воедино тел, разворачивались и пытались удрать, но тут же затаптывались собственными сородичами. Я стрелял и стрелял, и стрелял, и стрелял, а затем перезаряжался и стрелял снова, пока всё пространство тоннеля передо мной не заполнил чёрный прах, в котором почти невозможно было различить движения. Орда иссохших мертвецов вспомнила, что такое страх — возможно, впервые за последние тысячелетия.

Если так подумать, одно из основополагающих человеческих чувств. Так, глядишь, уцелевшие и вспомнят, что значит — быть живыми.

— Вик!

— Я в норме, Кас, — прохрипел я, и тут же понял, что нагло солгал.

Ноги не держали, руки тряслись, голова шла кругом — да я едва стоял! Осознание пришло в следующий миг — когда до меня дошло, что рукоять Райнигуна была совершенно ледяной, хотя стволом можно было кипятить воду. Моё фамильное оружие не могло взять столько боеприпасов «из воздуха», и оно перезаряжалось за счёт ближайшего доступного источника — меня самого. Если бы иссохшие всё же забыли о страхе, то в рукопашном бою растащили бы меня по кусочкам с минимальными усилиями. И это я начал стрелять, находясь почти в пиковой форме — насколько это было возможно за пределами Полуночи.

И всё равно — чистая победа. Огромный потенциал на будущее! Если бы ещё не было так больно…

— Я… не вполне в норме, — передумал я, каким-то чудом умудрившись запихнуть Райнигун в кобуру с первой попытки. — Но опасность, кажется, миновала.

Моя возлюбленная одним движением оказалась рядом со мной, и вот уже мы поднимались к выходу. Я, кое-как переставляющий ноги, и Кас — с моей рукой, переброшенной через её шею.

— Странно… что Анна не пришла с тобой, — попытался пошутить я.

— Она пыталась, — ответила Кас без тени улыбки. — Но подвернула ногу на выходе, и вынуждена была остаться на прикрытии.

— Снаружи остались иссохшие?

— Да. Но не в таком количестве — Мордред сдерживает их одной рукой.

Я прикинул в голове карту Камелота и слегка поморщился — результат оказался неутешительным. Позже можно будет свериться с дальним зовом для уточнения, но вряд ли он покажет что-то иное.

— Мы слишком далеко ушли от обитаемой зоны. Придётся долго возвращаться — поверху или понизу.

— Если мы решили, что доверяем суждению Мерлина — то не придётся, — в невозмутимом голосе Кас мне послышались нотки сомнения.

— Он хочет навсегда остаться головой без тела?

— Он уверяет, что далее наш путь лежит за пределы Камелота. В замок Карн Морриан, что принадлежит Моргане.