— В чём же она заключалась?
— Император успокоился. Не так давно он трепещал от одной мысли о том, что я зашевелился. Что я проснулся и теперь… встану у него на пути. Но Уваров, которого он подозревал в помощи мне, не сломался. Он подставил в свою голову ментальный-конструкт, который заменил для любых менталистов его собственные мысли. Поэтому когда Уваров, под пытками, смог выдержать напор императорских дознавателей, он искупил часть преступления своего клана против меня.
— И это ты знаешь.
— «Императором» недовольны многие. Эти многие идут к князьям, которые раньше были сплочены вокруг Уварова. А сейчас же, они сплотились вокруг идеи — сбросить самодура с трона. Их объединил страх и заставил забыть обо всех раздорах. Но страх же заставляет их сидеть тихо. До моего освобождения! — его голос прогремел в моей голове. — Когда я вернусь в этот мир, то установлю справедливость, которой он заслуживает!
А вот это мне совершенно не понравилось. Обычно о справедливости больше всего говорили те, кто опирается только на своё виденье этой самой справедливости. Особенно «заслуженной».
— И в чём же твоя справедливость? — напрямую спросил я.
— В порядке. Милости для невинно угнетённых. В наказании для клятвопреступников и тех, кто их поддержал. В щедрой награде для тех, кто доказал свою верность… — последним он сделал жирный намёк. — В наш первый разговор я не солгал, что помогу тебе исполнить любое из твоих желаний! Если оно будет в моих силах. От этих слов я не отступлюсь! Даже не сомневайся в этом!
— Я не сомневаюсь. Особенно когда нужно остановить источник проблем. Как правило — глобальных. Даже если он прикрывается идеалами всеобщего блага.
— Ты считаешь, что я буду подобен чудовищу на троне? — его это позабавило. — Когда-то… возможно. Но не сейчас. Я слишком многое осознал. Слишком многое пережил. Слишком многое потерял безвозвратно, чтобы причинять другим незаслуженные страдания. Моя душа отныне устремлена только к свету!
— Время покажет.
— Я сам сделаю это. Даже не сомневайся, друг мой.
Друг…
Самые горькие предательства совершаются теми, кто в открытую называет тебя этим словом. Слишком важным, чтобы повторять его из раза в раз. А Голос делал это постоянно.
Я сменил тему:
— Уваров, значит, совершенно никого не выдал? Ладно тебя. А других заговорщиков?
— Выдал, разумеется, — тут он рассмеялся. — Он перечислил дознавателям имена самых рьяных сторонников «императора». Тех, кто ползает у его ног, в надежде урвать свой кусок со стола господина. Жалкие ничтожества. Приспособленцы без воли и достоинства. Сейчас их ждут интересные беседы в холодных подвалах.
Голос замолк ненадолго. Затем продолжил.
— Тем самым Уваров выиграл время. «Император» успокоился, считая что я до сих пор пребываю в крепком сне. Но заговорщиков он будет искать. А затем уничтожать, вместе с их кланами. Его показное помилование для рода Уваровых — лишь ширма. Он навесил её для того, чтобы не вводить других аристократов в ужас. Но поздно… процесс запущен. Его власть шатается. Пусть он и стремится это скрыть!
— Не похоже, чтобы он пытался это изменить. Он открыто демонстрирует жестокость в каждом действии. Словно ему совершенно наплевать на то, что считают его подданные.
— Не обманывайся…
— И не думал. Я только не могу понять, в чём смысл таких действий. Чего он хочет и чего добивается?
— Он хочет власти, вечной жизни и продолжения своего безумного веселья. Будь его воля — до конца самого времени. Это ЧУДОВИЩЕ необходимо УНИЧТОЖИТЬ! — его мысли стали «громче». — Но сделать это может не каждый. Я — точно. Ты же… силён. Но не для этого существа. Самое мудрое, что ты можешь — освободить меня.
Тут чуть не рассмеялся я. Но сдержался, чтобы не привлекать внимание пилотов вертолёта.
— Прекрасно. Будь я заточен в какой-нибудь яме, то тоже считал бы своё освобождение самой мудрой вещью на свете.
Он хмыкнул.
— Ты и сам это поймёшь. Позже. Но сейчас, раскрой секреты Леонида Поднебесного, друг мой. Тогда ты сможешь освободить меня. А я — смогу избавить Империю и весь мир от этого чудовища в человеческом теле. Теле, которое ему не… — он затих. — Освободи меня, хотя бы для того, чтобы узнать правду. Твоими усилиями это возможно.
Моими усилиями…
Да. Но на моих же условиях. И с контрактом Урюка. Для надёжности.
А если он действительно божество или нечто схожее, то возьму с него слово. Так, как богам это положено.
— У тебя остались связи с остальными заговорщиками?
— Разумеется. Ты решил рискнуть и связаться с ними? Опрометчиво…
— Нет. Я хочу знать, кого Императору придётся уничтожить, чтобы всё-таки добраться до тебя. Чтобы понимать, как много у нас осталось времени.
Голос затих. Задумался.
— Они в безопасности. Пока что.
— Император пригласил меня на именины своей дочери. Там, возможно, мы с ним пересечемся. Я помню две фамилии, которые упоминал Владислав, в составе заговорщиков вместе с Уваровыми: Громовы и Ланские. Это князья. Один из сыновей князя Громова, как минимум, находится в составе императорской гвардии. То есть, они относительно близки к трону. А Император за ними внимательно наблюдает.
— Они осторожны и не выдадут себя. Как бы ты не намекал. В глазах знати Империи, ты — сподвижник «императора». Раз он позвал тебя на именины Ады… — тут он задумался. — А зачем он это сделал?
— Самому бы узнать ответ. Но перед приглашением он спросил про мой семейный статус.
— Он собрался заключить династический брак⁈ — он удивился.
— Удивляешься. Понимаю. Я и сам удивился. Но пока не понимаю, в чём его замысел. Подкинешь идею?
— Привязать… дать тебе почувствовать себя в центре мира. Собрать на тебе подозрения всех наследников. А потом наблюдать за вашей грызнёй. Он знает, что ни один из его детей не потерпит быстрого взлёта кого-то вроде тебя. Потому что они знают его характер. Они уже давно подозревают в том, что он может выбрать преемника трона не из числа своих детей.
— Он не отдаст власть. Никому.
— Верно… но наследники этого не понимают. Для них — он сумасбродный родитель, который готов пойти на любой абсурд, ради своего развлечения. «Император» наслаждается страхом, гневом и подозрением. Слаще этих эмоций он не знает ничего. Стравливать — вот его конёк. Помни об этом, когда он попробует заманить тебя в сети своей милости.
— Это уже невозможно, — отрезал я.
— Возможно. Просто не его собственными руками.
— Я пытался выйти с тобой на связь. Не так давно. Но ты не ответил.
— Верно. На то были причины, которые требовали от меня большого внимания. Я посвятил его нашему общему делу.
Не хочет говорить.
Его право.
На том мы с ним договорились выйти на связь позже и наш разговор завершился.
Вскоре вертолёт вернулся в Северный Предел. Я сошёл с него. А когда он убрался, принялся наводить порядок у себя во владениях.
Для начала вернул лабиринт на место и закончил отпуск для рабочих. Затем отправил послание к Покровским, чтобы Аня и Людмила возвращались. По собственному желанию, разумеется.
А сам приступил к изучению давно пылящихся дневников и записей Леонида Поднебесного — того самого мага пространства, чьи кости лежали у меня в особняке. К ним сверху были приложены ещё дполнительные документы. Те, которые предоставил Владислав.
Это были распечатанные записи из сибирских архивов. О древнем клане Поднебесных. С заметками историков и объяснениями устаревших терминов.
Пришлось зарыться во все эти записи с головой. А заодно привлечь к их изучению Лёню-сектанта, как знатока по жизни Поднебесного. И Валентина Симонова — лингвиста, чьей сестре помогли целители рода Покровских, взамен на его службу мне.
Между этими двумя сразу разгорелись острые споры.
А причина была проста.
Валентин трактовал записи Поднебесного с точки зрения научного работника. Даже без намёка на уважение и, тем более, подобострастие к смыслам дневников.
А вот Лёню-сектанта это доводило чуть ли не до бешенства. Он с пеной из рта пытался убедить Валентина, что называть «житие» и «святые уроки» ежедневником — это святотатство. На что Валентин только ехидно подметил, что почерк Поднебесного напоминал скорее записи эпилептика в пик приступа.
После чего Лёня чуть не насадил того на земляной шип. Только мой своевременный приказ утихомирил обоих и заставил молча погрузиться в работу.
Тем более, что оба они были в чём-то правы.
Валентин в том, что никакого сакрального смысла в записях Поднебесного не было.
А Лёня в том, что кое-какие секреты в тексте всё же имелись. Вот на них-то я сконцентрировался поподробнее.
Поднебесный изучал не обычную магию. И даже не один из её запретных в этом мире видов, вроде некромантии и демонологии.
Он изучал её первоосновы. Те самые, с помощью которых возникала магия, как способ управлять реальностью с помощью человеческой воли.
Об этом знали немного. Даже в Зеркальной Башне.
Но основы были таковы: до сотворения времени существовали всего две формы сущего. Творение и Пустота. Пустота предшествовала всему. А из Творения появилось всё сущее.
Их можно сравнить с картиной. В этом случае Пустота — это белый лист. А Творение — наносимая художником краска.
Кто был самим художником? Никто не знал. В Зеркальной Башне мы намеренно не говорили об этом. Потому что доказать существование или отсутствие Создателя не могли. А плодить домыслы — это не практично.
Так что мы ограничились тем, что знали точно. Была пустота. Творение начало в ней бурлить и развиваться, разливаясь «красками по холсту».
Творение менялось. Делилось. Затем менялось в разной пропорции, в разных частях. Пока не пришло к тому, что известно сейчас как материя, энергия, информация и даже само время.
А Пустота… она осталась неизменной. Вечное. Бесконечно огромное пространство за пределами всех миров. И мёртвое, в своей проклятой вечности.
Её суть была в том, чтобы поглощать и уничтожать всё. То, что попадало в Пустоту полностью, стиралось из самой реальности. Даже из воспоминаний живущих и живших.
В том и была её главная опасность.
Именно поэтому Зеркальная Башня следила за тем, чтобы Пустота и все существа, которые вздумали подчинить её силу, не прошли дальше в живые миры. Потому что тогда Творение вернётся к изначальному — точке, когда не было ничего.
В Зеркальной Башне мы все ломали головы. Как кто-то умудрялся управлять Пустотой? Почему она сразу же не поглощала любых магов, которые с ней взаимодействовали?
Но мы не находили ответа.
А вот старик Поднебесный, кажется, что-то нащупал.
Потому что в его записях было содержание техники, которая позволяла закольцовывать само пространство так, чтобы удерживать Пустоту внутри него.
Хотя это казалось невозможным… я и сам бы не поверил, если бы не видел его кости. В которых эта Пустота и содержалась.
Однако одними записями ограничиться было невозможно.
Нужно было проверить всё опытным путём. Леонид Поднебесный как раз оставил для этого описание техники, которую мог бы использовать только маг стихии пространства. Именно ею он закольцевал пустоту.
Я обнаружил её случайно. Когда прощупывал один из дневников своей маной и нашёл зашитый в обложке кусок бумаги.
Суть техники была проста. Уплотнить концентрат маны пространства и придать ему форму фигуры.
А вот что дальше — решительно непонятно. В записях больше ничего не было.
Будто вот сложится мана в фигуру и всё получится само собой.
Но так ведь не бывает?
Тем больше внимания нужно уделить безопасности.
Я перенёс кости Поднебесного в лабиринт. Прихватил с собой Урюка, кристаллы для сохранения маны и телепортировался в ледяной мир Велеса и прочей «братии» ледяных духов.
Вмешиваться в их дела я не стал. Хотя прекрасно видел, как на ближайшей горе возводится ледяной идол с изображением Велеса. Мелкие ледяные паучки ползали по нему и вырезали черты лица и тела.
Он тут решил аналог своего капища возвести. Впрочем, хозяин-барин.
Я перенёс кристаллы для хранения маны к месту силы. И поставил там «заряжаться» под присмотром Урюка.
А сам с костями Поднебесного отошёл на пару километров в сторону. Если рванёт, то хотя бы не угробит всех остальных.
Я поставил «гроб» с костями на холодную землю. Благо, сейчас ветра и метели не было. Только чистая, белоснежная зима. Кроме которой в этом мире больше не было других времён года.
Поднял руки перед собой и принялся всё делать точно так же, как предписано в инструкции Поднебесного. Моя мана в виде бирюзового тумана уплотнилась до размеров длинной трубки сантметров десять в толщину. Затем я стал внимательно заворачивать её.
Задачка требовала неплохой концентрации. Но мне это даже нравилось. Давненько я не выполнял таких упражнений для своего внимания.
Я завернул концы «трубки» так, чтобы она стала похожа на восьмёрку. То есть с пересечением в центре. А затем соединил концы трубки вместе, замыкая собственную ману саму на себя.
И…
Ничего не произошло.
Я просто стоял посреди ледяной пустоши, с бирюзовой восьмёркой перед собой.
Может, упустил что-то?
Темно.
Резко.
Без звуков.
Без ощущений.
Я просто оказался в бесконечно пустом чёрном пространстве, от которого мгновенно бросило в холодную дрожь. Хотя холода я не чувствовал даже во льдах.
Если это смерть, то крайне глупая. Убился с помощью экспериментальной техники. Даже звучит абсурдно.
Но я замотал головой и отогнал эти мысли.
Нет. Я не в посмертии. В посмертии не ощущаешь себя собой и ничего толком не помнишь. Я ведь уже умирал, знаю.
К тому же там не холодно. Это я помнил точно.
Там просто никак.
А здесь я почти сразу почувствовал ещё и тепло. Оно разливалось от моей руки. Я взглянул на неё.
Кольцо… Нордур. То самое, с помощью которого я мог создавать бирюзовый туман и использовать его с «Северным Ходом». В качестве боевой техники.
Кольцо светилось.
— Нордур, ты здесь? — спросил я в пустоту. Но оно не ответило. Только потянуло меня вперёд и чуть в сторону.
Хм… допустим.
Я двинулся дальше по этой «наводке». Пока впереди не показался источник белого света. Я ускорил шаг.
Это был не просто свет.
А свет гигантского дерева. Его ствол был толщиной в несколько десятков метров. А на тысячах ветвей было всего… два ярко-золотых лепестка. Мерно пульсирующих.
Остальные ветви были голыми.
— Как тебе? — рядом прозвучал спокойный голос. Нейтральный. Ни мужской, ни женский.
Я повернулся на него. Это был не человек. А фантом. Испускающий вокруг себя точно такой же белый свет, как и дерево. У него не было ни черт лица, ни одежды, ни волос, ни каких-либо половых признаков. Словно манекен.
— Крупное, — скупо сказал я.
Фантом перевёл взгляд пустого лица на дерево.
— Оно едва живое.
— Это родовое древо Северских?
— Верно. Но оно древнее, чем имя вашего рода, — фантом выставил руку. Над ней появилась та самая восьмёрка, которую я создал в ледяном мире. — Это замок, — другой рукой он указал на меня. — А твоя кровь — ключ.
— Причём тут моя кровь, если я попал сюда по заметкам Леонида Поднебесного?
— Ваша кровь имеет общий корень. Основатель рода Северских — бастард рода Поднебесных. Он нёс в себе их часть их силы. После исчезновения Поднебесных, Северские остались последними носителями крови их общего прародителя. Но, судя по всему, ваше время тоже подходит к концу.
— Я работаю над тем, чтобы этого не допустить.
— Но сюда ты пришёл не за этим. Ты что-то ищешь, верно? — посмотрел на меня фантом.
— Знания.
— А ты готов заплатить за них?
Я усмехнулся.
— Берёте плату с потомков?
— Отнюдь, — фантом покачал головой. — Твоя душа не принадлежит этому древу. Оно это знает. Поэтому тебе придётся заплатить.
— Чем?
— Кому, — ответил фантом и повёл рукой. — Он скажет сам.
Дерево пришло в движение. С одной из ветвей, на которых росли листья, отделился рой светящихся частиц. Они облако подлетели к нами и приняли образ молодого парня… Один в один похожего на меня.
В самом начале моего пути в этом мире.
Точнее…
— Ты здесь, — только и сказал стоящий напротив меня…
Руслан Северский. Исходный хозяин тела, в котором я получил вторую жизнь.