Из Злодейки в Толстуху

Глава 42. Мужики хотят...

После он-не-знает-сколько дней взаперти, очнуться на чём-то мягком и тёплом оказалось сродни сну или чуду.

Тело блаженно ноет, голова идёт кругом то ли от голода, что всё ещё не отступил, то ли от призрака сытости.

Кажется, его кормили куриным бульоном...

Анд помнит это смутно, так как находился в полубредовом состоянии и терял создание чаще, чем успевал что-то понять.

Он осторожно приподнимается на локте. Тёмно-красные волосы рассыпаются по плечам и спине. Кто-то расчесал их, но несколько мелких кос стали походить на ровные, свалянные шнуры, и их не тронули.

В глазах двоилось, но это не помешало отметить, что комната чистая и светлая.

Надо же...

Рядом с кроватью Анд обнаруживает стакан с водой и кусок свежего хлеба, а потому на пару минут забывает обо всём прочем.

Правда еда словно и не дала ему сытости и сил. Анд успевает устать уже оттого, что ел. И позволяет себе поддаться слабости.

Он ложится удобнее, укрывается с головой, прячась от света, бьющего в окно, и собирается спать.

А сердце, почему-то, щемит от неясной грусти...

Изида словно чувствует, что он очнулся, потому что уже через несколько мгновений переступает порог его покоев.

— Жив ещё, пёс?

Он улыбается в подушку, не может удержаться. Но убирает улыбку, когда приподнимается, чтобы взглянуть на неё сонным, уставшим взглядом.

— Ты снилась мне.

— Знаешь, почему ты до сих пор жив?

Изида спрашивает так, будто бы ей больно даже говорить с ним. Живым.

И подходит ближе.

— Видимо, либо я нужен тебе... Либо в твоей душе осталось место для милосердия. И если это так... — ему требуется пару мгновений, чтобы решиться. — Могу я кое о чём тебя попросить?

— Чего?

Она кладёт прохладную ладонь на его лоб.

И он прикрывает веки с таким удовольствием, будто одно это унимает всю его боль...

— Уже ничего.

Он хотел коснуться её руки.

— Изида... Я не сказал тебе, не успел тогда, да? Слушай...

— Что любишь меня? Слышала уже.

— Да... — он открывает глаза, ловит её ладонь и целует пальцы. — Что там происходит? — едва заметный кивок на окно. — Нас ждёт война? Или вы всё же, как сказал демон... — но Анд останавливает себя.

— Что сказал демон? Когда он вообще успел что-то сказать?

За этим Алукерием надо глаз да глаз, бараний супостат!

Анду неприятно, но всё же он произносит:

— Заходил ко мне перед пиром. Хвалился едой и тем, что к тебе сватается Ирасуил... Но я знаю, что ты бы не стала и думать об этом. Ему было глупо на что-то надеяться... Изида, — меняется тон на более простой и... болезненный, — присядь рядом, прошу.

— Через три дня ты должен подняться на ноги, — Изида ухмыляется, — мы идём войной на Литору. Ты будешь моим союзником.

— Я всё ещё смею надеяться, что больше, чем союзником. Три дня, значит... Это легко, — усмехается он, собирается приподняться, но вместо этого болезненно и хрипло закашливается.

Изида садится, гладит его волосы, притом с самым что ни на есть мрачным видом.

— У меня есть порошки, зелья и Алукерий. Медлить нельзя. Но всё это будет, Анд, если ты соизволишь объявить, что я тебе не жена.

— Как это? — шепчет он, пока не вернулся голос.

— В каком смысле? — Изида тут же отнимает руку и шлёпает его по лбу, а затем устраивает пальцы на его шеи.

— Почему не жена? — замирает он, глядя ей в глаза.

— Ты ещё спрашиваешь, жалкий смерд?! — она сдерживается, чтобы не задушить его. — Проси у меня прощение за то, на что посягнул. И не напоминай мне об этом лишний раз.

Анд слабо улыбается. И как-то невпопад признаётся:

— А я душу заложил за тебя...

Изида поднимается.

— Мне нужен союзник. Ты будешь им?

— Да.

Он тянет к ней руку.

— Не уходи. Подожди. Я... мне правда жаль. Но... быть может, в будущем мы... — Анд вопросительно поднимает брови. — Просто скажи, что я могу надеяться. Этого хватит. И я буду сражаться за тебя. И дам тебе всё, чего пожелаешь.

— Я не хочу ничего об этом слышать.

Она сдерживается и всё же возвращается к нему. Но предупреждает:

— Не зли меня.

— Меня не пугает смерть, Изида. Так какую награду, кроме жизни, я получу? Чего могу просить? Я должен знать, что могу надеяться. И тогда всем скажу, как ты хочешь, что ты свободна. И буду сражаться на твоей стороне. И выиграю. Могу поклясться, — голос его вновь слабеет, — тебе в верности. Прилюдно, хоть на крови. Взамен лишь надежды.

У Изиды дёргается веко.

Она склоняется над ним и касается его губ своими, вплетая пальцы в волосы.

И этого для Анда достаточно.

Он забывает, что сил почти не осталось в его теле, притягивает Изиду к себе, отвечая на поцелуй и заключая её в своих крепких, горячих руках.

Сердце его разрывается, обжигающе колотится о рёбра, время замедляется, превращаясь в один бесконечный, сладостный миг...

Который прерывает Алукерий.

— Кхе, простите, что помешал. Но я тут за своим явился. Так-то. Имею право.

— За своим мешком для яиц? — кричит Изида так, что дрожат стёкла. — Я тебе говорила, сколько раз, не разбрасывать свои части тела по замку!

Алукерий колко смеётся.

— Нет, я за его душой, госпожа. Время пришло, — это уже обращено к Анду.

— Я тебе приказываю сохранить ему жизнь и лечить его. Ты не можешь меня ослушаться, тварь.

— Видите ли, могу, — отвечает он на свой страх и риск, прокручивая на пальце золотое кольцо (на самом деле просто, чтобы отвлечься и не замечать её взгляда). — Сделка наша касалась вас. Всё законно. Жизнь я ему, конечно, сохраню. Но что с него взять, без души-то? Так, оболочка, слабая и безэмоциональная. Зато проблем вам не доставит больше, госпожа!

— Я тебе запрещаю!

— Ну и что? — тянет он и собирается подойти к Анду. — Он не дал мне, что я просил. А я просил должность советника, хорошее положение здесь, эх... Всего-то.

— Зачем тебе? Ты же понимаешь, что точно так же будешь служить мне? Это не отменит ни одна сделка, Кер, — без умысла зовёт она его так, как привыкла Ира.

И он словно врезается в невидимую стену.

— Да не ради этого я! Это жестоко, госпожа, — шипит он с откровенной обидой в голосе и болью. — Жестоко напоминать, что никогда мне не уйти... туда! Я просто хотел не скрываться, в каком-то смысле, тоже править здесь! А вы... Вы... — он хочет нагрубить, хочет... сделать что-нибудь, но связь их мешает, и Алукерий застывает, зажмурившись. Чувствуя себя обессиленным и сломанным.

— Да о чём ты вообще? То один мужик чего-то хочет, то другой! А по хорошем вас бы, баранов, обоих прирезать! Если бы не Литора, я бы так и сделала!

Алукерий смотрит на неё упрямо.

— Просто дайте мне обещанное. И забудем.

— Прошлый советник долго не прожил, — улыбается она. — Хорошо, демон. Будешь новым советником. Доволен?

Он расплывается в улыбке, что оскал, глаза блестят. Будто от слёз...

Анд же взирает мрачно.

— Рога бы ему отломать, твари... Но если речь пошла про обещания... Изида, а где Пёсель?

Алукерий при этом, отчего-то, опускает глаза и думает поскорее убраться прочь.

Изида, порядком взбешённая происходящим, оборачивается на Анда.

— Кто?

— Я обещал за собакой присмотреть. И руки, — смеётся хрипло, — мыть. Потому что есть какие-то, эм... Макрабы.

— Микробы, — кивает Кер. — И бакарии. Бактарии. Бакирии?

— Бывал, — кивает Анд, — я в Бакирии. Такой себе город, разруха полная.

— Да? — изгибает Алукерий бровь. — А да, — тянет он, — что-то я слышал, верно. А разве же его не смыло волной?

— Нет, пара домов осталось, они обустраивались, когда я бывал там.

— Закрыли рты! И чтобы эти три дня ни звука от вас!

Изида, взглянув на Анда последний раз, выходит из его покоев.

***

Она спускается в темницу, чтобы освободить ту, которую сюда затащила Ирочка.

Жируха оказалась не такой уж и размазнёй, как Изида думала, судя по слухам...

Рисс живёт тут неплохо, и Изиде не хочется думать о том, каким образом она этого добилась. В темнице рыжей красавицы стоит кровать, на стуле тазик с водой для умывания, на полу объедки на подносе, по которым видно, что еда была с барского стола...

— ШабалдА... — подходит Изида ближе к прутьям.

— Что? Госпожа... То есть... Я от своих слов не отказываюсь! Слова ваши непонятные вас выдают...

Рисс подходит ближе и плюётся.

— Не стала бы моя повелительница вести себя как влюбленная курица.

Изида ухмыляется, синие глаза её сверкают в полумраке.

— А как бы она вела себя?

— Достойно! И за дерзость, уж точно, перерезала бы мне горло, а не закинула сюда! Корова...

Изида смеётся.

— Эту-то ошибку я и пришла исправить. Давно пора тебя казнить, ждала предательство и вот оно — на лицо...

Рисс сглатывает, всматривается в гостью глазами, привыкшими к темноте. И... отступает на шаг, а затем падает на колени.

— Помилуйте, Тёмная Госпожа! Это не предательство... Я беспокоилась о вас, не знала что делать, пыталась выяснить, но сама! Я никому не говорила, ведь не понимала, в беде ли вы, или у вас есть какой-то план...

Изида качает головой.

— Как я могу быть в беде? Веры у тебя нет в мою удачу, моё могущество?

— О Госпожа! Есть, конечно! Простите меня! Я ваша ученица, и очень дорожу этим... Я всегда хотела ровняться на вас, как же мне в вас не верить? Хотите, хотите... я снова подаю лягушку для вас?

Изида демонскими силами отворяет решетчатую дверь.

— Хочу...

Рисс кидает в её объятья, забывшись от радости.

— Вы вернулись, Госпожа...

Признаться, девка ей как дочь. Только больно красива, это не хорошо...

— Будешь носить маску, дам тебе задание...

Пока они поднимаются наверх, Изида делится мыслями:

— Посмотрела я в другом мире кое-что. Про внутреннюю женскую богиню. И... мигание цветочком. Но это всё блажь, мигать я не буду, а вот богиней, почему бы не стать? Богиней...

— Чего?

Изида передёргивает плечом.

— Скажем, ярости. Или льда. Или тогда богиня огня обидеться? Мда... Богиней Гнева, значит... Что-то слышала про таких, а ты, Рисс, будешь моей жрицей.

— Правда?

— Да, будешь носить маску и балахон и будешь псих. Психеей? Как-то так.

— А? Это как?

— Будешь спрашивать у людей, как у них дела и брать за это деньги, а деньги в казну! Поняла?

— Да, госпожа.

— Ещё хочу распорядиться, чтобы все старухи, если не хотят умереть, пекли булки. У них это хорошо получается.

Рисс улыбается:

— Как умно и интересно, госпожа!