Из Злодейки в Толстуху

Глава 34. Люблю...

Анд ходит по залу, сцепив за спиной руки. На дубовом тяжёлом столе лежит раскрытая карта соседних земель. У стен стоят четверо его лучших воинов. И Алукерий с Фандеем.

— Пойти на них войной, как сказала госпожа, действительно неплохая идея… — проговаривает Анд. — Мне нужно, чтобы вы, — обращается к своим людям, — пока устроили наблюдение за границами, узнали обстановку, какие новости у соседей. Только так, чтобы вас никто не заметил.

— Да, повелитель, — отзывается один из них.

И вскоре, после обсуждения ещё некоторых деталей, они покидают зал.

Анд надеется, что всё сложится лучшим образом и ничего не случится, пока Изида не вернётся.

Иначе быть беде.

Иначе всё рухнет.

Случись война, Ирочке уже не спастись. А со смертью королевы, на этом этапе, им засчитают поражение.

Фандей судорожно вздыхает, поправляет на себе мантию и опирается на подоконник узкого, витражного окна.

— Я верну госпожу сегодня ночью, — словно отвечает он на мысли Анда. — Но я требую взамен свободы. Чтобы вы обеспечили мне безопасный выезд из города вместе с Элизой, которую отдадите мне в жёны. И чтобы Изида, вернувшись, не нашла нас…

Анд, выслушав его, недолго думая, коротко кивает.

— Будь по-твоему.

— Но как… — собирается было демон расспросить обо всём Фандея, однако Анд жестом руки прерывает его.

— Ничего больше не имеет значения. Лучше проверь, как там Челиаб.

— Слушаюсь, — наигранно тянет Алукерий и театрально кланяется ему, выходя из зала.

Он идёт к Ире и быстрый стук копыт его вторит ударам сердца.

Дыхание отчего-то становится прерывистым, а пальцы демонских рук подрагивают.

Он без стука заходит в её покои, спугнув своим видом пару служанок у двери, и запирается вместе с Ирой.

— Ир Челиаб, сегодня, возможно, последний день, который мы можем провести вместе, — говорит он трагическим голосом и пожирает её взглядом, в котором, словно слёзы, полыхает зелёное пламя. — Поэтому раздевайся.

— Правда?! — она поднимается с кровати. — Маг нашёл решение? Уже?

— Видимо, да. Вид у него только был обречённый. Интересно, почему у него! А ты, — недобро сужает глаза, — услышала только это, как я погляжу…

— Нет, не только… — Ирочка бежит к нему и бросается на шею. — Я правда вернусь домой, боже… — она чувствует, что начинает плакать.

— Ты, это… — он теряется на долю секунды, а затем прижимает Иру к себе и лицом зарывается в её волосы. — Ты рада сейчас или это от грусти? И не упоминай Его при мне, будь милосердна!

— А я думала, ты не такой, — она то ли смеётся, то ли плачет сильнее.

От Алукерия веет чем-то таким родным, и ей сложно сопротивляться его недавнему приказу, к нему так тянет, словно всё это происходит в каком-то любовном романе. Ирочка, если честно, сама про такое писала, но не верила, что настолько сладкая тяга вообще возможна.

— Я люблю тебя, — шепчет она и прижимается к нему сильнее.

Он целует её плечи, теснит к кровати и горячо шепчет на ухо:

— Я бы душу продал, будь у меня душа, чтобы ты осталась со мной. Чтобы мне остаться с тобой. И Ад бы не пугал. Разве что, ты бы была там со мной, а я уже… Не знаю… Я не желаю тебе этого. Но… Ира, ты бы осталась, если бы это не грозило тебе смертью? Скажи, что осталась бы.

— Я… не знаю, мне страшно…

Она ведь никогда по-настоящему не любила, и её никто не любил. Была куча дурацких моментов, неловких, постыдных. Были душераздирающие влюблённости, влажные фантазии, неудовлетворённость. А вот настоящей, тем более взаимной любви…

Откуда ей знать, что она не ошибается?

Что ей не просто снесло голову под демонским натиском?

Что она правда любит его так, как чувствует в эту конкретную минуту?

Что это не под влиянием его отношения, которое, возможно, сдуется, если он увидит её настоящую.

Как тут можно говорить о том, чтобы остаться?

А может она всё ещё строит из себя жертву и отвергает то, о чём давно мечтала, желает вернуться в сложную жизнь, не веря, что достойна большего?

Её страшно за себя и за брата. За собственный рассудок. И душу.

А Алукерий так близок, такой горячий…

— Неужели ты никак не сможешь попасть в мой мир?

— Я… не знаю, — он валит её на кровать и нависает сверху, и мерцание его глаз отражается в её взгляде. И впервые Алукерий не думает о том, что глаза эти принадлежат не Ире. — Не знаю… Я буду пытаться. Но ты… не мучай себя и не жди, — с трудом выдавливает он из себя.

Жертвовать чем-то в угоду другим — для демона му́ка.

Она кивает.

По щеке катится слеза.

— Сколько у нас времени?

— До ночи, — поцелуем убирает он слезу с лица Иры, и горячими руками ведёт по её бёдрам. — Всего лишь до ночи…

— Хочу тебя, но, — она всхлипывает и обнимает его, — давай просто полежим.

— Хорошо, — снова с трудом выдавливает он, совсем непривычный выказывать свою… любовь иначе.

Алукерий ложится рядом и начинает непрерывно смотреть на неё.

— Ты красивая…

Она качает головой.

— Какой же ты дурак, Кер…

И смеётся, а затем удобнее устраивается в объятьях, скрыв заплаканное лицо в его горячей смуглой шеи.

— Расскажи мне о себе. Хочу знать больше. Я… я напишу о тебе книгу, когда вернусь.

— Да я и не знаю, что рассказать. Пиши о том, что увидела и знаешь сама. Это будет нечто более настоящее. И наше… А ещё мне хотелось бы сына от тебя. Жаль, что времени у нас было так мало.

Она даже пугается.

— А это возможно?

— Конечно, почему нет?

— Я слышала, что Госпожа Изида что-то сделала, чтобы этого не было. Она не хотела.

— Ну, пусть так думает. Она подстраховалась, но чудеса случаются. А ты здесь, тем более — чудо. Так что…

Ира принимается гладить его по волосам.

— Я не верила, что найду настоящую любовь, хотела — да. Но не верила. Думала, что это не для таких, как я… И ребёнка хотела. Но не от кого попало. Я думала взять из детского дома даже. Приёмного, в смысле. А от тебя было бы… да, чудесно. Должно́ же быть что-то, что ты мне не успел рассказать? Как там в Аду? Что ты будешь делать здесь дальше? Какой твой, эм, любимый цвет?

Алукерий судорожно втягивает в себя воздух, сдерживая слёзы. Закрывает глаза, чтобы ещё больше чувствовать Ир Челиаб, а не видеть её оболочку, и сдаётся:

— У нас был бы хороший ребёночек, он выглядел бы человеком. Но, может быть, унаследовал бы крупицу сил Ада. Там… я не очень помню, как там. А что помню, рассказать нормально не смогу. Это сделано для того, чтобы я не боялся вернуться. И людей от Ада не отвернул ещё сильнее. Хотя, — усмехается, — людям он желанен… В Аду есть тьма и ты, от которого тебе больно. Я бы сказал так… Здесь дальше я буду на почётном месте, стану советником наших господ. Анд обещал. Цвет нравится… чёрный, белый, красный и золотой. А ты… как бы назвала нашего сына? Будешь вспоминать обо мне? Точно напишешь книгу?

— Буду вспоминать, забывать не хочу. Сына, вообще, думала Матвеем назвать, — она улыбается. — Но оно кажется слишком мягким для… для сына демона. Я, знаешь, вспомнила фильм, который мне очень нравился когда-то. Там официантка из Нью-Йорка, это у нас город такой. Большой… Точнее, не у нас, а в Америке. Это, в общем, далеко от Челябинска. Ну в общем, обычная девушка вместе с отцом попала в другой мир. Там были сказочные создания, гоблины, ведьмы, волшебный народ… Только потом оказалось, что она, та девушка, дочь злой королевы из того мира. Можно было объяснить, к чему она туда попала… А я? Почему именно я, интересно...

— Судьба, — улыбается он, накрывает её ладонь своей и сплетает их пальцы. — Это просто судьба.

В дверь им стучат, и голос Фандея заставляет Алукерия помрачнеть и раздражённо приподняться на локтях.

— Госпожа, мне надо, чтобы вы вспомнили, что делали перед тем, как попали сюда. Нужно, чтобы демон сказал Изиде сделать то же самое в назначенное время. И надеть на себя, желательно, то же самое.

Ирочка поднимается и открывает магу дверь.

— Кажется, я легла спать. Я ведь сначала подумала, что всё это сон. Эротический… — она отчего-то немного краснеет. — И Анд мне снился. А ты… Как ты нашёл решение?

— Я пожертвую своей магической силой, и этого, думаю, хватит. И не придётся никого убивать. А Элиза поправится со временем, ведь всё вернётся на круги своя. Я её вылечу! Я… Мне, — блестят слёзы на его ресницах, — не жаль моей магии! Я недостоин её после всего, что сделал, — и Фандей убегает прочь.

Алукерий присвистывает.

— Что? — оборачивается на него Ира. — Жалко его.

— Ну… да. Для мага это сильно, конечно. Но… не нужно портить нам атмосферу! Не думай о нём, — тянет к ней руку. — Иди сюда. Я… люблю. Представляешь?

— Что любишь? — он это так странно сказал, что Ирочке хочется знать точно, правильно ли она поняла. Но страшно. — Ещё я волнуюсь из-за того, что из-за меня может начаться война. Люди будут страдать просто, потому что я придумала что-то, чтобы нас выгородить… Как теперь не думать об этом?

— Тебя люблю. Это у меня впервые, — улыбается он, и глаза его вновь начинают сверкать. — Насчёт войны не беспокойся, если Изида решит, легко всё отменит. А нет, значит, и сама бы могла пойти войной на них. Твоей вины не будет.

— Правда любишь? — садится она на кровать. — И что будем делать?

— Правда, клянусь… Прощаться, — выдыхает он и тянет её на себя, чтобы заключить в объятия.