Из Злодейки в Толстуху

Глава 40. Причина для войны

Фандей тушит костёр, затаптывая последние тусклые угли, и смотрит на спящую Элизу.

Она лежит на его плаще, подложив под слегка порозовевшую щёку сложенные вместе ладони.

Ветер осторожно перебирает пряди её светлых волос. И от всего этого веет спокойствием.

Фандей больше не маг, но знания о травах, зельях и заклятиях у него остались. И он обязательно вылечит Элизу!

Он всё исправил. Великой ценой, отказавшись от мечты, но...

— Оно того стоит, — шепчет в который раз, глядя на девушку.

Теперь она его мечта.

Эзенгард, конечно, покидать грустно и страшно, всё-таки это был его дом. Но на глаза Изиде попадаться страшнее вдвойне.

Фандей собирает сумку, укладывая в неё остатки хлеба и сушёные грибы, когда слышит за кустарниками чьи-то шаги.

И бывший маг выхватывает клинок, вмиг превращаясь... едва ли не в испуганного ребёнка.

Алукерий выходит к нему бледной тенью самого себя, только в глазах вот пляшет демонское пламя.

Фандей становится между ним и Элизой, рука, которой держит он оружие, начинает дрожать.

— Н-не подходи!

Алукерий присвистывает, закатывая глаза, в издёвке поднимает руки.

— Да куда уж мне, против тебя!

— Анд обещал мне свободу!

— Он сейчас в темнице проводит время с крысами.

Фандей бледнеет.

Алукерий же, будто бросив идею издеваться над ним, садится на землю и вздыхает.

— Как можно попасть в мир Челиаб?

Фандей застывает на месте.

— Что?

— В мир, где живёт Ира.

— Ты... узнал, да? — спрашивает Фандей тихо и виновато, опуская оружие.

Алукерий вскакивает на ноги.

— Что узнал?!

— Я ведь... неправильно всё сделал, очень грубо. И теперь есть вероятность, что проход и правда может открываться. Ничего, конечно, само по себе произойти не должно, но всё же... — смотрит он себе под ноги.

— Это точно?

— Нет.

— А если да, то как попасть туда?

Маг ведёт плечом.

— Надо, чтобы тебя оттуда позвали. Больше сказать не могу. Как именно, не знаю.

Алукерий плюёт в его сторону, вроде как раздосадовано, а сам ощущает расцветающую в груди радость.

— Не маг, а одно недоразумение... — разворачивается он.

— Ну, и если случиться что-то сильное и магическое, — кричит ему Фандей вслед, — что-то такое может само по себе произойти! Но лишь единожды. Однако ведьм у нас не водится, так что можно не опасаться!

— Ага, — отзывается демон, не глядя, на прощание махая ему рукой.

Ну, или отмахиваясь от мошек, Фандей так и не понял.

***

«Миррала лежит на чёрных простынях, локоны волос её с серебром седины разбросаны по постели. На ведьме, чей возраст не понять сразу, лёгкое нижнее платье с белым кружевом. От чего она словно парит над чернотой и сияет.

Она ждёт.

Она ждала Ирасуила так часто и так долго. Вот уже много лет.

И он всё чаще приходит к ней.

И на этот раз пришёл тоже. В назначенный час. Под покровом ночи. Не зажигая свет.

Она не против того, что он скрывает их союз. Миррала считает, что так безопаснее и ей самой. У Ирасуила много врагов, кто хотел бы найти его слабость...

Она ведь является его слабостью?

В темноте ведьма словно светится в своём платье. Мерцают её глаза. Блестит серебро волос. По коже тонкой и гладкой пробегает холодок и мурашки от прикосновения Ирасуила.

Сверкают во тьме камни его колец, руки жёсткие и цепкие с уверенностью принимаются за одежду Мирралы.

И сердце её трепыхается в груди, как запертая в клетку птица.

Если любит ведьма, то воздух плавится, кожа горит, и готова она сгореть в этом пламени дотла».

Миррала открывает глаза.

Воспоминания о дорогих сердцу ночах растворяются в реальности почти без следа.

Если предали ведьму, она готова сжечь всё и вся, сохраняя себя.

И она сбежала.

Злость на Ирасуила оказалась сильнее неприязни к Изиде и её землям. Зря она находила мага, зря взбудоражила людей, всё это делала ради Ирасуила, не ради одной только мести. И что в итоге? В благодарность её отдали врагу.

Она подошла к кромке леса, поклонилась четырём сторонам света, и повернулась лицом к замку, где находился её предатель.

— Не будет тебе мира с Эзенгардом, ни перемирия, ни брака с Изидой, ни дружбы, ни безразличия! Силой клятв, что давал мне, какие ведьмам лучше не давать, собираясь предать, проклинаю тебя.

Она достаёт из кармана клочок пергамента, на котором написала Изиде о том, как Ирасуил собирается свергнуть её и подмять под себя Эзенгард. Где ещё, на случай неудачи, он оставил отряды своих воинов. И каким путём лучше пройти в Литору.

Она положила пергамент на свои ладони, подула на него, и ветер, подхватив послание, закружил его высоко в небе.

Ведьма в последний раз бросает на замок взгляд, тянет себя за длинную, только что посидевшую прядь волос, и уходит в чащу.

***

Они едят в чебуречной, катаются на ледяных горках на площади и лепят снеговика. Ира впервые за всё это время смеётся не звуком поехавшей крыши, а чем-то похожем на смех. Серёжа рассказывает, как хотел бы открыть свой маленький бизнес, Ира в ответ молчит, пока без понятия, чем ей самой заниматься.

Сделать ставку на литнет?

Согласиться на предложение Кирилла Михайловича?

Всё не то...

Тут ей звонят по поводу работы Изиды. Ира вспоминает об этом и сообщает, что увольняется. Конечно, обучать людей искусству боя она не сможет. Завтра нужно будет идти за зарплатой.

Какой-то Глеб написал, что хочет встретиться в кафе рядом с той работой.

Ира согласилась, ей хочется скорее закрыть все дела Изиды.

— Странно распорядилась она моей жизнью... — шепчет сама себе, когда они с Серёжей уже подходят к дому.

— Чего? — переспрашивает он.

— Ничего, — она улыбается ему и уже готовится прощаться, как вдруг замечает пушистую рыжую собаку без ошейника, едва слышно поскуливающую на снегу. — Думаешь, чья-то?

Совсем как Пёсель, только шкура теплее.

— Да куда там чья-то, — отзывается Сергей и притопывает на пса, думая прогнать. — Слишком худой.

— Ну, не пугай его.

Ирочка хлопает по бедру и причмокивает губами.

— Собачка!

Пёс прижимает к затылку уши, смотрит недоверчиво и виляет поджатым хвостом. Однако всё ещё не подходит.

У Ирочки сжимается сердце, она стала едва ли не матерью рыжих псов в Эзенгарде. Хотя раньше не решалась завести собаку. Она подзывает снова.

— Иди ко мне. Пойдёшь?

И пёс подходит к ней короткими перебежками, как бы сомневаясь на каждом втором шагу. Отряхивает от снега заднюю лапу, поскуливает и заглядывает Ире в лицо голодными глазами.

Сергей отходит чуть в сторону.

— Может, меня боится... Кормить его будешь?

Ира оборачивается и одаривает его будто бы виноватым взглядом.

— Хочу домой забрать.

— В квартиру, с улицы? — спрашивает скептически.

Ира пожимает плечом.

— А почему нет?

И подзывает собаку к подъезду.

— Пойдём домой?

На этот раз он радостно, смелее виляет хвостом и жмётся к её ноге.

Ира запускает пальцы в густую шерсть, приглаживая её.

— Это мальчик. Назову его... Демоном.

Пёс лижет ей руки и будто бы на пробу звонко и коротко лает.

— Но с ним гулять надо будет, кормить. В квартиру как-то затащить ещё по ступенькам... — Сергею эта затея не нравится. — Уверена?

Ира кивает, довольная, с глазами на мокром месте.

***

Изида ещё раз напоминает Алукерию, что отпустит его от себя только, если его копыта охладеют. Она даже не сразу понимает, зачем ему туда нужно-то, в Челябинск. А когда до неё доходит, что он влюбился в дуру, а следовательно, наверняка, касался её тела, то...

Спасает демона лишь то, что благодаря ведьме у Госпожи появляются более важные дела. Она направляет часть войск разгромить резервы Ирасуила, в то время как сам он пьёт вместе с ней пряное вино на гулянье, где на столах танцуют обнажённые, обмазанные мёдом женщины и мужчины, там же стоят огромные блюда с дичью.

«Бараньи потроха, надеюсь это не уловка...»

— Надеюсь, тебе весело, — Изида улыбается, всё ещё обдумывая, как бы половче отрезать ему голову. — Меня бесят имена, начинающиеся на «Ира».

В ответ он, повеселевший, улыбающийся, поднимает кубок.

— И я прощаю тебе это! А почему, позволь спросить?

— Звучит как «дура набитая».

— На каком языке?

— На челябинском. Ты его не знаешь, наверное.

— Не знаю, — соглашается он подумав. — Но названия это созвучно с тем, как в наших краях называют царство теней, куда попадают после смерти недостойные света.

Изида смеётся.

— Там вода для ванны течёт бесконечно горячая.

— Для всех? А греет кто? Не может быть так много слуг.

Изида продолжает заговаривать ему зубы.

— Там есть огромный котёл, который греет воду, и она распространяется по всему городу... по трубам. И даже у смердов есть эта роскошь.

Он слушает её с удивлением, подливает себе вина, подсаживается ближе.

— И великая Изида бывала там, и не пыталась завоевать те земли?

— У Великой Изиды есть план... Но я не могу делиться подобными знаниями... здесь.

Синие глаза её мерцают.

Он понимает всё быстро, допивает вино, красная струйка которого стекает по его острому подбородку, и отставляет кубок.

— Мы можем отойти куда-нибудь, где нам не помешают.

— Конечно.

Изида ведёт его в свою спальню.

Ледяные глаза его блестят. Но несмотря на свои мысли и предвкушение, Ирасуил выглядит напряжённым.

— Я очень хорошо провёл время здесь. И убедился, что мы можем стать добрыми друзьями. Надеюсь, вы чувствуете то же, что и я.

— Эта дружба... внезапна. А тебя не смущает, что я собираюсь захватить земли за морем? Слышала, у вас мирный договор...

Она проходит в спальню, заглядывает в окно и усмехается.

— Муж всё ещё на охоте...

К чему такое замечание? Замирает Ирасуил у двери. И улыбается коварно и холодно, решив, что в своих ожиданиях не обманулся.

Он ослабевает воротник рубашки и скользит по фигуре Изиды голодным взглядом, уже представляя, как будет касаться её.

— Меня не смущает ничего... госпожа.

Изида устраивается на кровати, спиной к нему.

— Помоги с корсетом.

— Конечно... — отзывается он едва слышно, и жёсткие прохладные пальцы его путаются в шнуровке.

Он начинает развязывать корсет, как вдруг раздаётся стук в дверь и тихий голос одной из его служанок:

— Господин...

Ирасуил раздражённо усмехается

— Меня, видимо, боятся оставлять с вами наедине, их можно понять, бедняжек. Я сейчас, Изида, я мигом. Прикажу не мешать нам.

Изида хватает его за запястье обернувшись.

— Принеси мне её сердце, — произносит она с улыбкой.

И он учтивым кивком выражает своё согласие.

Выходит к служанке Ирасуил в настроении мрачном.

— Как посмела? Что тут делаешь, разве ты не должна была быть... — он осекается, заметив на синем закрытом платье девки брызги крови, да её растрёпанные косы.

— Господин, — шепчет она, всё ещё задыхаясь от спешки, — ваш отряд разбили, тот, что к западу от стен Эзенгарда.

Ирасуил бросает взгляд на дверь, отступает и спешит уйти, надеясь сделать это незаметно и без проблем.

Изида убирает пальцы с кинжала на бедре, ждёт меньше минуты и спешно выходит из спальни, поняв, что Ирасуил не вернётся.

Медлить уже нельзя, и она отдаёт приказ преследовать Ирасуила и его людей.

Он уже выходит из замка, через вход для прислуги, хотя минус в этом есть — его и увязавшуюся за ним девку замечает куча народа.

Но, к счастью, мирного.

Ирасуил не возвращается к своим людям, решив, что для них будет честью сложить головы ради него.

Пусть бьются, а он под этим прикрытием осторожно покинет опасное место и как-нибудь да доберётся до Литоры один.

И начнёт готовиться к войне, которую не вышло избежать.

***

Сражение длится сутки, Изида с удовольствием меняет платье на кожаный костюм и остаётся со своими воинами до последнего убитого врага.

За Ирасуилом погоня, положение Эзенгарда слишком хрупкое, чтобы она могла присоединиться к ней.

А жаль.

Война так война.

Всё сражение в её голове лишь звенела сталь, но когда она вернулась в замок, на неё накатила мерзкая тревога.

Она не планировала держать Анда без еды в темнице так долго, хотела развлечься с ним, но, возможно, уже не успеет.

Её давний враг, ужасно упёртый баран, который лишь каким-то чудом смог противостоять ей на протяжении стольких лет.

Она много думала о нём, будучи заточённой в тело челябинской толстухи. Зачем-то сравнивала его со всеми теми мужчинами, что встречались на её пути в заснеженных землях.

Если бы она не попала в другой мир, — а демон сказал, что это был именно другой мир! — убила бы Анда на месте.

Какие тут могут быть сомнения?

Насадить голову врага на пику — и дело с концом.

Но после того как он вернул её... После того, что сказал...

— Мерзкое чувство, — Изида плюётся и всё же спускается в темницу.

Война с Литорой — не шутки, может быть, удастся списать смерть Анда на происки Ирасуила.

Но даже поверив в это, её могут обвинить и взбунтоваться!

— Бараний желудок! Ты жив?

От неё пахнет кровью, своей и чужой. Но в основном чужой.

Анд дышит тяжело и реагирует не сразу, будто ему требуется время для того, чтобы вынырнуть из глубокого тёмного сна.

Он лежит на холодном полу, чтобы ещё сильнее не травмировать ногу, которую оттягивает цепь, если Анд находится на лавке.

Он с трудом, который уже и не пытается скрыть, поднимается и смотрит на Изиду, держась за стену.

— Я уж подумал... что ты... забыла меня. Не верь, — вспоминает он тут же, будто действительно может тревожиться о чём-то ещё, кроме своего положения, — не верь... Литора — зло.

Она смеётся в ответ.

— Да уж, спасибо, подсобил... Скажешь своим людям, тем, что остались, что это с тобой сделал Ирасуил?

Изида подходит к нему, берёт его лицо в холодные ладони, вглядывается в глаза.

И в них нет ни ненависти, ни злобы, только какая-то затравленная боль и усталость.

— Что? — выдыхает он, но ответа не ждёт: — Изида, я сказать хотел... Знаешь, хоть я... так глупо в итоге... проиграл. Но тебе. А значит... не так жаль. Я войну начал тогда... не ради твоих земель.

— Что, к чему ты это?

— Просто я, — голос его становится всё слабее, на слова уходит много сил, — понимал, что иначе мне... никак не приблизиться... К тебе.

Изида лишь морщится, не веря своим ушам.

Анд усмехается едва заметно и горько.

— Прости, — шепчет он. — Как-то всё вышло не так. Я просто... тебя...

У него меркнет в глазах, и он падает на пол, к ногам Изиды, как безжизненная, пустая оболочка себя прежнего с недосказанным «люблю» на белых, потрескавшихся губах.