Фандей бродит у кромки воды, тихо бормочет что-то себе под нос, но отнюдь не заклятия. Он говорит с рекой, будто та может его понять. И вряд ли осознаёт, что делает это вслух.
Тонкой палочкой, время от времени маг чертит на песке некие символы, но тут же стирает их потёртым носком башмаков.
— Всё не то, — вздыхает он. — Всё не так. Это не вернёт госпожу. И то не вернёт, — топчет он новую надпись. — Что делать? — обращается то ли к реке, то ли к своему отражению в ней.
Так он стоит ещё около часа, думая уже больше не про обряд и свою тяжёлую долю мага, а об Элизе.
Бедняжка и так натерпелась, а теперь ещё и Анд забрал её в подземелье замка. Запер там, пока Фандей не исполнит его приказ. Сказал, что это на всякий случай. Однако Фандей не так глуп, понимает, что наверняка это происки демона. Тот то точно должен понимать, что с помощью бедняжки Элизы вернуть госпожу было бы, как раз плюнуть. Поэтому Фандей ещё больше чувствует напряжение, не зная, чего ожидать.
Или его таким образом просто торопят?
Он поднимает с песка круглый беленький камень и запускает его в воду. Разлетаются брызги, часть из которых попадает ему на лицо, присоединяясь к другим серебристым каплям на щеках.
— Великий маг плачет? — раздаётся позади него звучный женский голос, глубокий и обволакивающий.
Фандей рукавом вытирает лицо и медленно оборачивается.
— Вода, — коротко отвечает он, пятясь назад от фигуры в многослойных тёмных лохмотьях, больше похожих не на ткань, а на сотню драных перьев.
И ведьма вскидывает чёрные, будто выведенные углём, брови. И склоняет набок голову, отчего на узкое, треугольное лицо падает больше теней из-за опущенного капюшона.
— Неужели испугала? — щурит болотные колодцы-глаза.
— Нет... — отступает он ещё на шаг, и в ботинках начинает противно хлюпать вода. — Просто не ожидал. Ты не вовремя здесь. Изида... она... Даже будучи захваченной...
— Замужем, — подсказывает ведьма, кивая, словно одно это и означает для неё сказанное Фандеем.
Он продолжает немного невпопад:
— Госпожа не любит ведьм.
— Знаю, сколько моих сестёр погубила или обрекла на скитания!
— И ты пришла, чтобы... посмотреть на её поражение?
Но ведьма улыбается своими тёмными, как переспелая вишня, губами, и у Фандея пробегает по спине холодок.
— Сначала и я так думала.
— Мм?
— Теперь понимаю, что могу устроить поражение ей сама. Тебе... стоило бы быть потише со своими стенаниями.
Фандей напрягается. Ветер колыхает колокольчик в его волосах. И сердце бьётся в тревоге, заглушая этот звук.
— Тебе не поверят! — выкрикивает он, сжимая кулаки.
Выходит это у него как-то по-детски. И ведьма смеётся.
— А полумёртвой девке твоей?
И прежде, чем Фандей успевает броситься к ней и схватить её за руку, ведьма исчезает в облаке темноты.
***
Жизнь Ирочки превратилась в какой-то горько-сладкий, грязноватый — здесь же что-то типа средневековья, да? — сладострастный сон.
Анд выглядит побитым жизнью, они отдалились в последние дни. Возможно, он слишком занят делами Эзенгарда, или есть что-то ещё. В любом случае по его наказу она сама не особо высовывается из замка. Они лишь для вида трапезничают вместе. Её правитель похудел, даже красные волосы теперь выглядят тусклыми. Все эти государственные дела — это тяжело. Ирочка даже не пытается вникать. Этот мир кажется ей диким и неопрятным.
А сама она здесь...
— Теперь я вижу, почему Госпожа так изменила свой нрав, она готовится быть матерью будущего Правителя или Правительницы?
— Что? — Ира уже с трудом влезает в наряды Изиды, она ужасно перенервничала в первые недели и, конечно, справлялась со стрессом так, как привыкла. С каждым днём еда казалась всё сноснее, особенно когда ей привезли заморские сладости и копчёное мясо. — В смысле, что ты несёшь, дура? Бараниха с гнилым языком... — перенимать тон Изиды выходит уже без труда, и временами Ирочке кажется, что она даже не притворяется кем-то другим. — Моего мужчину всё устраивает... — заявляет ехидно, тут уже перенимая тон своих подружек, на месте которых ни разу не приходилось быть.
Разве странно, что ей всегда тоже хотелось бы похвастать тем, что нашёлся кто-то, кто её по-настоящему любит? Такую вот, какая есть. Или даже ладно, к чёрту, к баранам, как говорит Изида — любит не любит. Но приятно ведь, когда кто-то просто делает комплимент, и когда при этом не чувствуется подвоха, издёвки, скрытого оскорбления. Разве не прекрасно, когда проявляют внимание? Ей на работе, конечно, носили шоколадки партнёры Кирилла Михайловича, но это не то. А теперь она могла бы о стольком рассказать подружкам за чарочкой сока...
Под мужчиной она подразумевает, конечно же, Алукерия. Но об этом не проговаривается.
— А с каких это пор Госпожа... — всё же как-то неловко, но не с таким подчинением во взгляде, как прежде, тянет её ученица, — с каких это пор Госпожа руководствуется мнением мужчины? Тем более, врага...
Ира выгибает бровь. В теле Изиды это выходит, конечно же, более чем броско.
С каких это пор с ней здесь говорят таким тоном...
Сердце начинает колотиться острым камнем в груди, но нужно держать лицо, уголок губ приподнимается, Ира заносит руку и отвешивает молодой красавице звонкую пощёчину.
— Эй, милый, — зовёт охранника, или как они тут называются, — уведи её в темницу.
— Казнить её завтра поутру, Госпожа? — отзывается, будто по привычке.
У Ирочки дёргается мышца на щеке — нервное.
— Нет, — старается она звучать увереннее, — позже решу, что с ней сделать. Может быть, теперь таких вертихвосток будем скармливать голодным рыжим псам?
С этим к ней подлетает Пёсель, принимается лаять и облизывать бледную руку.
Ира смеётся. И это тоже нервное.
Воин отшатывается, затем берёт себя в руки и уводит девушку.
Она улавливает то, как он к ней обращается — Рисс. Возможно, она была кем-то важным для Изиды, но у Иры не было возможности уточнить ничего, даже имя.
— Пугаешь людей? Ещё немного и скоро все будут перешёптываться о том, что Госпожа сошла с ума со своими псами и своим демоном!
К ней выходит Алукерий в красной рубашке с глубоким вырезом, с золотыми цепями, серьгами и кольцами. В штанах, что удивительно похожи внешне на джинсы-клёш.
— Ты словно те певцы, о которых я тебе рассказывала, — шепчет Ирочка, и Кер отзывается с улыбкой:
— Ну, ещё бы.
Она хихикает глупо, слыша стук его копыт, передёргивает острым плечом и оглядывает зал, где вдали остались только мужчины в чём-то отдалённо напоминающем полукожанные-полуметаллические латы. Охрана, в общем.
Алукерий останавливается перед ней, гораздо ближе, чем мог бы себе позволить с госпожой. И видно, что медлит, прежде чем сделать что-то.
Но, наконец, протягивает к ней руку, разжимает пальцы, и на ладони его расцветает большой синий цветок с четырьмя широкими лепестками, и с четырьмя тонкими и длинными, между ними, закрученными в трубочку на концах.
— В твоём мире, должно быть, таких нет?
— Нет, — Ира чувствует укол тоски. — У меня там вообще мало что есть. Алукерий... Как скоро справится маг?
Он на мгновение отводит взгляд, но затем, взглянув на неё, в его — козьих — глазах не остаётся ничего, кроме лукавого блеска.
— Прогуляемся по замку? Хочешь на смотровую башню? — берёт он Иру под руку. — Оттуда открывается прекрасный вид.
— Не думаю, что тебе хорошо вот так трогать меня, — это она произносит горячим шёпотом ему на ухо.
И по рукам Алукерия проходятся мурашки. Он едва заметно, не без удовольствия, ведёт плечами и прижимает Ирочку ближе к себе.
— И то правда. Да... — Алукерий сворачивает в тёмный проход коридора.
— Я не думаю, что Изида обрадуется, если узнает о том, насколько ты проникся её внешностью...
— Её внешность меняется в лучшую сторону, — усмехается он. — Она не будет рада этому. А о нас с тобой, может, и не узнает. Ты... другое, — рука его скользит вниз по её талии.
— И ты туда же! — Ира не сильно отталкивает его.
— В смысле, и я? А кто ещё? — последнее он спрашивает низким, угрожающим тоном, и зелень глаз его сверкает в темноте. — Тебя кто-то трогает, кто посягнул? — не понимает он. — То есть, да, конечно... Оно и понятно. Но ты говори мне!
— Да о чём ты! Я... я не о том. Никто не трогает. А должны? — Ира хмурится.
Мало ли о каких делах Изиды она не знает.
Алукерий успокаивается.
— Все хотели бы... Но не у всех хватит смелости. А ты... тебе... Будешь только моей, госпожа? — прижимает он её к стене у прохода на винтовую, узкую лестницу.
Горячие губы его касаются шеи Ирочки, дыхание щекочет её ключицы, улыбка мешает поцелуям.
— Да, конечно, только твоей... Жаль, что ненадолго.
— Тс, — шепчет он и целует её в губы, — молчи... Если только моей, ты всегда будешь только моей, — но голос его предательски дрожит.
Ира тихо стонет и вдруг усмехается.
— Я сначала вообще подумала, что ты гей.
— Кто? — на мгновение отстраняется он, изгибая бровь. — Что за гей?
— Ну, ты так выглядишь... Будто тебе больше мог понравиться Анд, а не Изида. Понимаешь?
Алукерий кивает.
— Но он слишком грубый и большой. А Изида... я думал о ней, — усмехается остро, — но больше из злорадства. Она тоже для меня... в этом плане, почти как Анд. Если понимаешь, о чём я. Хотя... — изо всех сил показывает он, что задумался.
И чем дольше думает, тем довольнее становится его улыбка, а глаза мечтательными.
— Понятно.
Ира отступает от него и собирается уходить.
Да и нехорошо, если их кто-нибудь увидит вместе.
— Стой-стой, — хватает он её за руку. — Что понятно? Шучу я. Шучу. Идём наверх, — тянет к лестнице. — Хоть на земли свои посмотришь.
— Анд в последнее время понурый, у вас всё нормально? — Ира идёт за ним, уже привычно оглядывая каменное пространство вокруг. — Мне пришлось посадить служанку в темницу, надо будет как-нибудь её выпустить тихо... Но она стала как-то слишком много себе позволять. И не только она. Многие ведут себя странно.
Пёсель, который на что-то отвлёкся, догоняет их, виляя хвостом и одновременно рыча на Алукерия.
Который тут же отступает подальше, всё же стараясь поменьше соприкасаться с ним.
— Анд знает про Элизу. Что с её помощью можно быстрее вернуть госпожу. Но не знает, как именно. И злится на меня за бездействие. А я... я мог бы мага заставить убить девчонку, но... На людей не обращай внимания, — меняет он тему. — И вообще, разве... тебе очень плохо здесь? Если не думать, что время поджимает и это опасно, конечно.
— Я скучаю по дому, переживаю за брата, его ещё недавно и жена бросила, он был убит этим, а теперь на его голову ещё и свалилась кровавая королева. Здесь всё чужое, всё не по мне.
— А я? — Алукерий разворачивается к ней и продолжает подниматься спиной вперёд, звонко цокая копытами по ступеням. — Только недавно моей согласилась быть, — он напускает на себя весёлый вид.
— Пока я в этом мире, — Ира улыбается. — Ты ведь не сможешь уйти со мной?
— Когда-нибудь ты могла бы, — подмигивает он. — Ад во всех мирах один. Как думаешь?
Ира смеётся, а пёс начинает подвывать.
— Да ты что, я ещё когда домой вернусь, пойду в церковь и исповедаюсь... Только не знаю, как обо всём батюшке рассказать.
Демон скептически хмыкает и открывает перед ней узкую тяжёлую дверь.
Ветер тут же путается в его чёрных, волнистых волосах, и Алукерий щурится от света, пропуская Ирочку вперёд. На смотровую площадку, откуда виден почти весь город, лес и озеро, и даже горы вдалеке, что похожи отсюда на размытую сизую дымку облаков.
У Иры захватывает дух.
— Красиво.
— Да... и всё ваше, госпожа, — он расстёгивает пуговицы на своей рубашке, глядя на Иру голодным взглядом.
Она отступает и едва не падает.
— А?
— Что?
— Ты же не...
— Что, не? — расстёгивает он последнюю пуговицу и закрывает дверь, ведущую назад.
Она округляет глаз.
— Н-нет! Ты что... Что?
— Здесь безопасно, нас никто не увидит, — делает он шаг к ней.
— Ты такой ненасытный... Но ведь, неудобно, да и... Как насчёт магических дронов? Ведьм на мётлах?
— Эм, — останавливается он, склоняя голову набок, — драконы? Драконов давно уже нет, хорошая моя.
Но от дальнейших действий его останавливает шум внизу.
— Что там? — Ира подходит к краю.
Алукерий тоже смотрит вниз и видит, как толпа собирается вокруг замка.
— Бунт? — предполагает он.
— Они узнали?! — Ира едва ли не вскрикивает, пёс начинает выть.
— Но... как? Может, против Анда они? — демон выглядит растерянным.
Между тем до них доносится приглушённое расстоянием и едва различимое в море шума: «Самозванка! Ведьма!»
Ира вцепляется в Алукерия.
— Что делать-то будем?
— Надо спрятать тебя, — хватает он её за руку и тянет назад, не обращая внимания на пса. — Пусть Анд разбирается! А я просто спрячу тебя...
Они спускаются по ступеням, как вдруг Алукерий слышит гомон шагов в коридоре.
— Чёрт... Великий Ад! Что б им пусто было...