История имени

Месть 2

Конечно, Лайтмен не смог вернуться к сроку. Нет, он никого не убил, вернее, не смог преодолеть отвращения к убийству тех, которые давно уже не были людьми.

Он вышел из хижины, забрался во флайер и полетел над водой. Полетел туда, где не чувствовал присутствия двуногих. Там опустился на воду, вылез на крышу флайера, и его в первый раз в жизни вырвало. Планета людей действительно оказалась уникальной: мера грязи и гадости была отвешена здесь каждому из двуногих на семерых. И каждый был волен делать с этим все, что ему угодно.

Ланс не стал слушать историю семьи Марко, в этом не было необходимости. Он прекрасно знал, как это бывает, когда пьяные отцы в драке убивают матерей, матери продают своих детей, братья посылают сестер на панель и садят на наркотики. Но раньше Ланс тешил себя мыслью, что существуют разные породы людей — грязные метисы, негры, вьетнамцы (и проч.) и белые люди, у которых в массе все не так. Лайтмен встречал белых мерзавцев, но считал, что это исключение из правил. К черным и желтым он раньше не присматривался, работа у него была другая, да и дело он имел только с боевиками, террористами да наркодельцами. Но Марко был человеком. Не белым, но человеком, сумевшим понять без посторонней помощи то, что с трудом смог осознать теперь и Ланс — человеческая месть не имеет смысла. Природа сама мстит тем, кто нарушает ее законы, и мстит жестоко: она дает нам понять, что мы есть на самом деле. И всех превращает в одно — и проповедников, и убийц, и богачей, и нищих. И тогда становится ясным, что все, чего можно достичь, оно вовне нас. И ничего нельзя удержать и взять с собой.

Ланс лежал, опустив лицо в воду, пока не взбунтовались легкие. Ему было плохо. Он понял, что дорога, по которой он шел, не вела никуда. Ему казалось, что он борется со злом, а на самом деле он сам постепенно превращался в тех, кого считал врагами. Раньше он никогда не вслушивался, как отпечаток причиненного зла ложится на убийцу, не замечал, какой грязной становится аура…

Ланс снова опустил лицо в воду.

«Почему я смог почувствовать это только сейчас? Если бы не Хозяин, не то, что он от меня потребовал, я бы никогда не стал приближаться к этой мрази. Я сровнял бы эту деревню с землей, и мне стало бы легче!»

Ланс понимал, что лежать вот так в воде бессмысленно, нужно возвращаться, но он не хотел никого видеть! Однако одного виновного в своих бедах он, в конце концов, все-таки нашел.

Флайер стрелой взлетел вверх и понесся в сторону Филадельфии. Ланс не знал точно, где искать Нортона, но пара версий у него была. Ланс хотел получить от Булли журнал наблюдений, где фиксировались все опыты над его мозгами, это, во-первых, а во-вторых, сатисфакцию! Если кто-то и был виноват в грехах Лайта, кроме него самого, то это Булли.

Отыскать Сэма Нортона оказалось проще простого: чувства Лайта так обострились, что он засек бывшего шефа в подземном бункере, оборудованном специальной защитой так же легко, как комар вычисляет местечко для посадки на лысине горожанина.

К сожалению, флайер Марсика не был оборудован для нападения на такую защищенную штуку, и Лайт оставил его на крыше. Через крышу он и вошел в здание, которое с виду к СКР никакого отношения не имело.

Усыпляя, вырубая, гипнотизируя (кому что подходило) многочисленных охранников, Ланс спускался все ниже, доверяя только своему чутью. Он понимал, что его продвижение фиксируют камеры, и их не обманешь, но, хорошо зная здешние порядки, считал, что добраться до Булли успеет. А что будет потом — его совершенно не волновало. Ну, не мог же он вернуться к Хозяину с той кашей в голове, которая царила там сейчас, он должен или разобраться во всем, или не возвращаться вообще (разве важно, по каким причинам?)

Булли, казалось, ждал Ланса. Видимо, того уже сумели опознать и просчитать, куда он направляется. Впрочем, опознать Ланса было не сложно: он явился растрепанный, в непривычной для него одежде, без капли косметики. Почти без оружия (как правило раньше он подходил к своей экипировке гораздо тщательней). Похож был Лайтмен, скорее, не сам на себя — всегда продуманно одетого, подкрашенного и вооруженного до зубов, а на подростка, насмотревшегося фильмов про Лэйрда.

— Ну-ну, — сказал Булли, разглядывая его. — Я очень рад тебя видеть, Аланселот.

(Лайтмена в школе часто называли Аланселотом, от чего его тошнило).

— Вижу, ты решил попроведать старика Нортона, — продолжал шеф, — ну, садись, не стой. Хочешь, я прикажу принести кофе?

Булли потянулся к одной из кнопок на столешнице, и Лайт приподнял дуло автомата.

— Руки на стол!

— Ну, как хочешь, — пожал плечами шеф. — Надеюсь, ты явился не для того, чтобы поразмахивать перед моим лицом автоматом?

— Я пришел, чтобы узнать, кто я такой, наконец! — Лайтмен перевел взгляд на ноги Нортона. — Не делай этого. Сиди смирно, Булли.

Шеф поморщился: он знал, конечно, как называют его курсанты, но еще ни один из них не осмеливался сказать ему это в лицо.

— Ты, конечно, обложен тут вояками так, что они могут просто засыпать меня своими трупами, — Ланс прислонился к закрытой им же двери и держал шефа под прицелом. — Но меня это почему-то мало беспокоит. Сначала ты расскажешь и покажешь мне все, что я хочу знать. А потом мы с тобой вместе решим, как мне отсюда выбраться. Идет?

Булли кисло улыбнулся.

— Отлично, сказал Ланс. — Теперь медленно откатись вместе с креслом от стола на один шаг и положи руки на колени. Умница.

Ланс двумя очередями вывел из строя систему связи.

— Ну вот, конечно, камеры за спиной остались, но я не против, чтобы твои люди видели, чем ты занимаешься. А этот фейерверк сэкономит мне пару секунд, ведь теперь ты можешь отдавать приказы только вслух, и мы вместе решим, какие это будут приказы.

Лайтмен еще раз обвел взглядом комнату, проверяя, все ли он учел.

— Теперь, Хрюшка Булли, повернись к компьютеру. Я желаю знать, какие опыты и в каких целях ставились над моим мозгом.

Булли рассмеялся. Похоже, он ожидал худшего.

— Ты так и не подрос, мальчик. Во-первых, ты должен понимать, что в компьютере такой информации нет.

— Хорошо, — перебил его Ланс, не давая шефу тянуть время. — Где она?

— Частично в архиве, частично — здесь, — он постучал себе по лбу. — И в ней, в общем-то, нет ничего сверхсекретного.

— Да уж, — улыбнулся Лайт, — как ты умеешь врать, я знаю. В этом действительно нет ничего сверхсекретного.

— У меня здесь есть, может быть, пара-тройка бумажек… — задумался Булли. — Но я не понимаю, зачем тебе это нужно?

— А это тебя и не касается, — парировал Ланс. Не мог же он объяснять Булли, что хочет разобраться, где сам свалял дурака, а где его на это запрограммировали.

— Можно, я возьму вот эту папочку, мой нервный мальчик? — спросил Булли ехидно.

— Возьми, папочка, — улыбнулся Ланс. — Я вижу, у тебя была возможность сохранить нервы. Видимо, за наш счет.

Булли открыл папку.

— Ну вот, например, плановый график психокоррекции, — сказал он, доставая одну из бумажек. — Если следовать ему, то ты прошел не меньше трех психооброботок, как вы их называете… Первую — в момент поступления, она должна была подготовить твою психику к обучению…

— То есть стереть память о семье, сделать мальчика послушным… — помог ему Ланс.

— И восприимчивым к знаниям. Ты что, хотел бы, чтобы ваш брат закатывал истерики и просился к маме? — удивился Булли. — Вторая плановая обработка в 11 лет. Проводится с целью развить естественную агрессию и направить ее в нужное русло.

— Что это значит?

— Ну, есть определенные классы населения, с которыми вы должны были работать. Понятно, что курсант должен быть одновременно очень толерантным, терпимым к возможным уникальным, например, инопланетным контактам, с другой стороны, он не должен проявлять излишнюю жалость к отрицательным типажам. Мы обычно даем устойчивые блоки характеристик, к которым вырабатываем инстинктивное отвращение.

— Например, к желтым и черным, — подсказал Лайтмен.

— Ну, это не основной признак, но это входило в общую картину.

— То есть, — помог Ланс, — я был запрограммирован убивать желтых и черных врагов человечества, ну и белых немного, если пытаются быть похожими на эту мразь. Так?

— Ну, в целом…

— Ясненько. А третья обработка?

— Ну, ее-то ты должен помнить. Ее проводят перед выпуском. Вы же сдавали тест на психологическую устойчивость?

Ланс поежился, да, это он помнил.

— А что со мной делали внепланово, папочка?

Нортон замялся, но вдруг лицо его прояснилось, он словно бы получил ответ на какой-то вопрос.

— Документы хранятся в архиве Сигби, но я помню кое-что. Была пара-тройка дисциплинарных обработок. Ты часто был непослушным, мой мальчик. Ну, и была одна история, которую я давно хотел рассказать тебе. Ты, бедняга, и не помнишь, как один раз уже пытался порвать с СКР и даже два-три года успешно скрывался от нас. В конце концов Ментен достал-таки тебя, и тогда мы, наконец, как следует заштопали твои мозги. Не помню ничего забавнее, чем твое пробуждение, как ты вытаращился на меня… Подсознание знало, что ты не видел меня несколько лет, но ты-то этого не знал! — Булли расхохотался.

Лансу показалось, что шеф смеется со всех сторон одновременно. Мир поплыл перед глазами и… рухнул! Вместе с последним гипнотическим блоком!

— Конечно, эту историю знал твой друг Марсель. Потому нам тоже пришлось над ним поработать, — доносился, как сквозь вату, голос Булли.

Задыхаясь, Ланс схватился за ошейник.

— А это, у меня на шее, что за чертовщина? — с трудом пробормотал он.

— Ну, это, — Булли оскалился в улыбке, — это действительно секретная информация. Поэтому извини. Да и твой друг заждался, он давно хотел с тобой пообщаться.

Ланс поднял автомат, но кресло с Булли вдруг провалилось вниз. И тут же часть стены вывалилась, и, переступив через полосу расплавленного металла, в бункер вошел Теодор Ментен.

Ланс помотал головой, стараясь разогнать боль и напряжение.

— А, железка, мы действительно давненько с тобой не виделись.

— Добрый день, junge, — раздвинул резиновые губы Ментен. То, что осталось в нем от человека, было прочно упрятано в стальную броню тела и черепа. Ментен шагнул к Лайтмену. Отступать было некуда. Нечто — словно бы освободившаяся часть сознания — вдруг волной поднялось в Лайтмене.

— Ах ты, железка, — сказал он ласково. — А ведь проще всего перепрограммировать тебя, не так ли? Ведь тебе уже надоело быть убийцей, Тэо? Робот-убийца — это пошло. Скажи, ведь ты хотел бы защищать меня?

Мозг Лайта работал сразу по двум каналам: он старался загипнотизировать человеческую часть Ментена и перепрограммировать искусственную. Ментен замер, уставившись на Ланса пустыми глазами. Да, Лайтмену кое-что дали попытки общения с севочкиным компьютером напрямую. Это были простые команды: «впусти», «выпусти», но они научили его настраиваться на волну искусственного мозга. Ну, а гипнозом Лайт и до того владел изрядно.

Глаза Ментена прояснились, теперь он смотрел на Ланса с обожанием.

— Ну, жестянка, — кивнул ему Лайтмен, — прорвемся? — и вскинул автомат.

И они прорвались. На крыше Ланс попрощался с Тэо, пожелав ему не попадаться больше в лапы Нортона. Лайтмен был рад, что так вышло, он по-своему даже привязался к старой железяке: не хотел, конечно, погибать от ее руки, но уничтожать такую прекрасную машину тоже было жалко.