История имени

Часть I. Аланселот Лайтмен

«…Лорды А′кторна, протекторы-тэ′хи с Ка′йри-я-ма′ра (Мира-на-кольцах), слвли′пы со святого мира Амо′к и четырехрукие ди′сметы с Тъ. Только союз этих миров — представителей четырех свободных галактик принес в обитаемое пространство долгожданную стабильность. Только тогда мы увидели, какая сила скрывается в единении. И молодые миры стали один за другим вливаться в Содружество в борьбе с Окраинами и Чёрными мирами. И теперь, по прошествии 2-х периодов, никто из живущих на планетах Содружества не усомнится в великой силе нашего союза. Мы — новая кровь Вселенной!

Да, мы помним еще легенды об Ушедших-из-пламени. Они принесли в обитаемое пространство споры жизни и качали колыбели наших миров. Да, мы еще страшимся попасть в жернова войны тех, чье величие катится к закату — арха′нов и их извечных врагов а′йнов. Отброшены, но не побеждены ски′зы. И зреет уже новая угроза в дальних антимирах и черных дырах. Но растут и наши силы!»

Ланс ломился сквозь толпу репортеров. Он бежал так стремительно, что полиция едва успевала освободить ему дорогу. Не поспевали за ним и камеры, зато в фокус то и дело попадали копы.

24-летняя суперзвезда Голливуда, (а также профессиональный шпион, террорист и убийца, состоящий на службе в самом секретном отделе Специальной Креативной Разведки (СКР), вам даже не следовало бы знать, что такая существует), Аланселот Лайтмен направлялся на очередные «съемки».

— Только один вопрос!

Лайтмену пришлось-таки остановиться. Сейчас, для толпы, он был просто актёр и должен был поддерживать имидж уже поднадоевшего ему за два года Лэйрда, героя популярнейшего телепроекта «Кто придёт по белому снегу?».

Лэйрд был настоящим американцем. Во славу всеобщего прогресса и процветания он крушил разноцветных бандитов, ловил русских и космических шпионов, а также спасал прекрасных женщин и одиноких старушек.

— Только один вопрос! — Лысый Мак из «Кроникл» держал микрофон у ярко накрашенных губ прилизанной толстой бабули, видимо, страстной поклонницы Лэйрда.

Ланс с удовольствием проигнорировал бы эту розовую рождественскую птицу, но вот беда — Лэйрд бы так поступать никогда не стал.

И Ланс затормозил перед самой кабиной флайера.

— Спрашивайте, леди! — заорал Мак.

Ланс ждал, мысленно проклиная все на свете и посылая толпе одну из очаровательнейших своих улыбок.

— Ма…Ма…мо… — пыталась собраться с мыслями ошалевшая от радости поклонница-пенсионерка.

— Как она волнуется, как она любит нашего Лэйрда! — перехватил инициативу журналист. — Я помогу Вам! Мисс Йарфс хотела спросить, какие приключения ждут Лэйрда в следующем фильме? Что ждет нашего героя?

— Но Лэйрд и сам не знает об этом, господа, — улыбка Лайтмена стала хищной. Возможно, потому что клыки у него были неприлично длинными, и, если он чуть шире открывал рот, то улыбка из обаятельной мгновенно перерастала в пугающую. — Вы же понимаете, все съемки ведутся в живую. Сейчас я направляюсь в одно из опаснейших мест на планете. Я, к сожалению, не могу назвать его вам. Я и сам не знаю, на какие приключения подвигнет нас всех команда сценаристов. Надеюсь, мы их переиграем.

— Скажите, правда ли, что военные обнаружили в Монтане летающую тарелку, и вы…

— Говорят, что в новом фильме Лэйрд будет бороться с наркомафией? Это правда?

— Ты отправляешься в Чикаго ловить маньяка-душителя, Ланс?

— Тихо! — Лайтмен поднял над головой руки. — Меня просили ответить только на один вопрос. На все остальные вопросы ответит Лэйрд! Пока!

Ланс повернулся, шагнул во флайер. Его кожаная куртка была сплошь усыпана блестящими серебристыми заклепками, которые нарочно, или по воле случая горели на темной коже, будто неведомые созвездия. Эта звездная спина Ланса украсила тогда обложки многих журналов. Он предполагал что-то подобное и долго репетировал, как ему встать, чтобы снимки вышли наилучшим образом.

Ланс уже хотел было вздохнуть с облегчением: флайер вздрогнул, включилась энергетическая система обеспечения, «услышав» мозг пилота, и поползла раздвижная дверь, когда кто-то крикнул ему в спину:

— ТЫ НЕ БОИШЬСЯ СМЕРТИ?

И вместо вздоха вышло фырканье. Ланс рассмеялся. Он смеялся сдержанно, для себя, пряча белозубую усмешку в огромный отложной воротник куртки.

Вопрос и в самом деле рассмешил его. Нельзя сказать, что Ланс совсем ничего не боялся, но бояться смерти..? Существовало так много вещей более страшных, чем смерть… Тотальная промывка мозгов, например, или пожизненное заключение в психушке. А страх смерти, считал Ланс, происходит от недостатка опыта в общении с ней.

Лайтмену же умирать приходилось прямо-таки регулярно. Если не брать во внимание многочисленных киноимитаций смерти и настоящих ран, падений, пыток, наконец, то один раз ему точно практически оторвало голову, и — ничего особенного. Никаких сияющих туннелей, ведущих чёрт знает куда, и вообще ничего. Уснул — проснулся. И Ланс совершенно искренне считал, что смерть гораздо приятнее издевательств, разрезания заживо на куски и всего прочего, которое с ним тоже происходило как по графику: то в кино, то — более натурально, на второй работе. Кино он любил искренне, особенно сам процесс съемок, другую свою работу… тоже иногда любил, когда начальство особенно не придиралось.

Да, нужно сказать, что Лайтмен не соврал, будто бы не знает, куда направляется. Он и не знал, потому что задание должен был получить только через два часа. Шеф внешнего отдела СКР Сэм Нортон лично назначил ему аудиенцию. Толпе этого, конечно, объявлять не полагалось. Для нее Ланс устроил парадный вылет, дав себе фору перед настоящим.

Лайтмен расслабился, расстегнул тяжелую, нашпигованную мини-камерами, микрофонами и ещё кое-какими замысловатыми штуками куртку. Для него было обычным делом таскать с собой целый арсенал. Свои многочисленные приспособления для видеосъемки он конструировал сам, предпочитая миниатюрные летающие камеры, которые подчинялись мысленным приказам. Правда, пока были проблемы с элементами питания — камеры летали и снимали минут по 25–30, потом их нужно было перезаряжать. (А при переходе на более экономные аккумуляторы — страдало качество съемки). Потому камер приходилось таскать с собой просто немеряно — штук обычно по сорок. Вообще-то в повседневной одежде Ланс носил еще и кучу всякого оружия, но в этой «парадной» куртке считай, что ничего и не было. Так, мелочь всякая — серикены в рукавах и в поясе, парализующие кристаллы в браслетах и медальоне на шее, ядовитые иглы, два узких лезвия в подошвах, да разные пугалки-вонючки-пищалки. Правда, понапихано их было везде — от каблуков до фальшивого ожерелья на шее. Единственной бесполезной вещью в экипировке Лайтмена был узкий золотистый ошейник. Он носил его с момента поступления в школу СКР и ни снять, ни выяснить его назначения не мог. Чем только Ланс его не пилил. Однажды даже, не пожалев собственной головы, обвязал эту дрянь взрывчаткой. Он потом листал медицинские отчеты — голова почти что оторвалась. Как уцелел — сам не понял, и медики не поняли, разве что шея потом с неделю ныла и чесалась. У него всегда сильно чесались раны. Заживало всё неправдоподобно быстро: разбитая губа могла украсить его от силы часа на два, а раны посерьезнее — едва ли на сутки-двое. Один раз, сдавая зачёт по пыткам времен второй мировой войны, Ланс убедился, что ногти у него вырастают по новой за 22 часа. Правда за это время он успел придумать титановые заменители ногтей и теперь иногда пользовался ими — удобная получилась штука. Титановые ногти, или, скорее, когти, он вживил под настоящими ногтями. Слабонервным хватало одного зрелища, как они выполза-али с шипением из-под ногтей… Сам Ланс, кстати, старался во время зачётов и экзаменов на тему членовредительства с однокурсниками палку не перегибать. У них, в отличие от него, и ногти отрастали потом плохо, и раны заживали долго, и с мозгами могло что-нибудь нехорошее произойти. Марса так один раз замкнуло…

Два часа… Лайтмен нажал на кнопку автопилота, снял панель с бортового компьютера и, поморщившись, замкнул пальцами контакты. Не совсем приятно, конечно, было подключаться к компу напрямую, но иначе пальцы просто не успевали за мозгом. Слава богу, что в СКР пока еще не вычислили эту его милую особенность работы с компьютером. Узнали бы — могли бы башку на запчасти разобрать. Любопытные люди работали в СКР, охочие до чужих мозгов. И Ланс берег от них свои секретики трепетно — всё-таки всю жизнь, считай, провёл в школе-интернате и уж чему-чему а жить под постоянным наблюдением был обучен.

Под черепом сразу что-то завозилось. Ланс вошел в систему, «пробежал» мимо паролей, маскируясь под общий опознавательный сигнал: «Попробуем узнать, почему же меня вызывает сам „поросюшка Булли“? Шерман обещал крутое задание…»

Поросюшкой Булли Лайтмен по старой привычке называл шеф-директора внешнего отдела СКР Сэма Нортона. Не то что бы директор был сильно похож на свинью, но и не то что бы очень от нее отличался — порода была та же: жрёт всё подряд и всё время недовольно хрюкает. Шерман, кто не понял, — фамилия куратора группы, в которой до сих пор числился Ланс, хотя от группы осталось уже едва полдюжины парней. За то уж эти прошли и естественный, и не естественный отбор. Были там психи даже похуже Лайтмена. Болтом Андерс, например, «прославился» тем, что любил отрубать у допрашиваемых пальцы по фалангам, а потом варить из них суп с клёцками и жрать. А начиналось всё между прочим с невинной забавы — ну отрубал пальцы, ну варил, ну кормил ими же допрашиваемых. Или Эм Скоткинс, то есть Майк Майерс-второй, ну исключительная скотина. Тот, если не воняло кровью, работать не мог, он её в пакетике с собой носил…

Ланс просмотрел последние шифровки по 7-му личному каналу шефа СКР, но ничего интересного не обнаружил. Он был разочарован — неужели его таки «развели» с заданием и на самом деле это — дисциплинарный вызов? Неужто шеф прознал что-нибудь про ту мелочь, которую Ланс недавно ухитрился перевести на свой счет, аккуратно выудив из бухгалтерского компьютера вместо 2 долларов и 47 центов командировочных 2 миллиона, два доллара и 47 центов? «Нет, — беспечно решил он. — Скорее можно допустить, что информация о задании просто не введена в компьютер».

Ланс лениво переключился на научный канал, машинально отметил упоминание ненавистной фамилии директора Мутационного центра Сигби и замер: он понял, что наткнулся на нечто действительно любопытное.

Примечание Ланс читать, конечно, не стал.

«В смысле, они там летали, что ли по лаборатории? Нормальным языком мы, конечно, писать не умеем…» — Ланс скинул пару страниц.

«Ого, — подумал Лайтмен. — Конечно, лаборант, не побоялся это впечатление проверить… Знаем мы этих душек-лаборантов: будь на месте кристалла человек — на молекулы бы разобрали. А камушек — тем более…»

«Нифига себе… Так-таки все приборы рассыпались? Жалко, что лаборант уцелел…

Отчет о том, как чинили лабораторию?:):) Пропускаем….»

«И будут похищены лично у Дж. Ф. одним любопытным нахалом», — дописал в графе «Комментарии» Ланс. Это ж офигеть как здорово — разумные летающие кристаллы!

Лайтмен хорошо представлял себе, что будет, если его «допись» случайно обнаружат. И заранее радовался скандалу. Хорошо бы еще действительно дюзнуть эти штуки!

Впрочем, а почему нет? Одно дело синеть при одном имени Сигби, когда ты курсант и практически его подопытная скотина, которой он в любой момент может вскрыть черепную коробку и изгадить все мозги, другое дело теперь. Теперь еще неизвестно у кого репутация хуже и кто кого должен бояться. Давно пора уже расставить все точки над «и» в этой паршивой истории. (Ланс вообще считал что, после окончания очередной ступени всех преподавателей надо было бы отдавать на растерзание выжившим курсантам, а уж таких как Сигби…)

«Вот этим делом, — решил он, — и нужно заняться обязательно, независимо от того, что прикажет Сэм Нортон».

Лайтмен удовлетворенно вздохнул, отключился от компьютера и увидел, что прошло всего 15 минут.

«Успеем!» — Он прикрыл ресницами засиявшие глаза и резко бросил машину вниз. Ланс не то чтобы открывал дверь в секретную лабораторию Сигби левой ногой, но один раз его туда привозили… (Он ощутил неприятный холодок между лопаток, вспомнив это свидание). Лайтмен никогда не забывал мест, куда его заносило хотя бы единожды. Он помнил их ощущение, их ауру, их особый запах. Даже перенеси Сигби свою лабораторию на обратную сторону Луны, Ланс бы нашел ее, пользуясь своим феноменальным чутьем. Правда, поиск отнял бы у него гораздо больше времени, чем теперь — лаборатория, к счастью, не переехала.

Лаборатория Сигби находилась в 20 км от основной базы и замаскирована была под частную виллу. Расположение генераторов силовой защиты Ланс помнил хорошо. Магнитные параметры его тело считывало без труда. Как опытная мамаша рукой определяет подходит ли температура воды для купания младенца, так и Ланс воспринимал силовые лучи, буквально «на ощупь». Правда, о том, что он это умеет ни шеф, ни куратор в известность поставлены не были. Прежде всего, потому что Ланс, просто не знал, что другим людям подобные ощущения недоступны, а руководство не знало, что они доступны Лансу. Он же считал — и ежу понятно, что силовую защиту любой мощности можно пройти «винтом» в точке пересечения лучей, где за обратную прогрессию радиуса проникновения берется кубический корень от суммы квадратов расстояний между генераторами, а скорость проникновения пропорциональна разности между минимальным и максимальным периметрами действия лучей. То есть, это если переводить на научный язык. Если же действовать, полагаясь на интуицию — то задачка вообще выеденного яйца не стоила. Выеденного ежом, если вы не поняли.

Флайер пошел вниз, равномерно сбрасывая обороты. Но… Защита поддалась, словно ее и не было вовсе! Крайне озадаченный Лайтмен сел на крыше лаборатории и с минимальными предосторожностями проник внутрь. Потому что — если защита включена, но разбалансирована, значит — её кто-то снёс. А это уже интересно.

Попав в лабораторию, Ланс понял, что Сигби, похоже, изобрел для Нортона комнатный тайфун и, не удержавшись, испытал его у себя на столе. Склянки мерно похрустывали под ногами, в воздухе стоял едкий химический запах. Стояла также зловещая тишина, из чего следовало, что тайфун уже ушел и взял с собой охрану. Вряд ли её было много — Сигби всегда предпочитал машины посторонним.

Лайтмен замер и прислушался. В носу свербело, но другие неприятные звоночки отсутствовали даже на самой периферии его чувствительности — похоже в лаборатории и в самом деле не было ни души. В смысле — живой души. Мёртвые-то предполагались уже априори.

Ланс долго и озадаченно разглядывал мощные стальные обручи, которыми Кто-то недавно был присобачен к бывшей стене — тайфун разворотил и изодрал железо. Не разрезал, не выломал — именно изодрал. В клочья. Проникшийся уважением, Ланс решил, что пора именовать его с большой буквы — Тайфун.

Контейнера с кристаллами за висящей на одном болте дверцей сейфа Ланс, конечно, не обнаружил. Правда, следы крови говорили о том, что не все в жизни давалось Тайфуну просто. Ланс проследил, где тот достал себе средство для передвижения. Впрочем, он и не сомневался, что этим местом будет личный гараж Сигби. Судя по свежим следам авиационного бензина на полу ангара, исчез, скорее всего, небольшой самолет — мест этак на 20. Машину, конечно, угнать было бы проще, но ее и догнать проще. А вот оснащенный системой «стелз» самолет — это та еще задачка… Хотя… Поймать этого Тайфуна вообще будет задачкой. Ланс видел следы его деятельности, но следов присутствия не ощущал, хоть тресни. А это было…ну, ненормально, прямо-таки. Лайтмен всё-таки был патентованным сенсетивом. Обычно он мог ощутить живой объект на расстоянии в сотни километров.

Оставалось последнее средство поиска — отключиться от всего постороннего и как следует сосредоточиться. Верхоглядством Ланс редко, но страдал, мог что-то и упустить. Что ж…

Лайтмен вернулся в лабораторию — расслабился как смог — он видел по следам, что с момента взрыва прошло не больше двух часов. Хоть что-то же он должен был почувствовать!?

Итак, Ланс расслабился, вслушался — и в первый раз в жизни — абсолютно безрезультатно. Он не ощущал следов мозга чужака, словно того и не было здесь вовсе. Выходило, как в дешевом теледетективе — следы преступления есть, а преступника пригласить на роль забыли. Бюджет же не резиновый. Правда, кое-что биологическое Ланс всё-таки нашел — труп Сигби под обломками ускорителя, двух осциллографов и рентгеновского аппарата. Были и следы присутствия лаборантов или охранников, однако в гараже они обрывались напрочь. Чужак сумел заэкранировать не только себя.

Лайтмен сначала слегка расстроился (конечно, не из-за смерти милейшего Сигби). Но неприятные эмоции скоро сменило восхищение чужаком, укравшим кристаллы и сумевшим исчезнуть бесследно даже для сверхчувствительного. Тайфун не оставил никаких — ни физических, ни психических следов пребывания — ни клочка одежды, ни отпечатка пальца. Ланс понюхал кровь на полу: к сожалению, она оказалась несвежей — Сигби, видимо, просто разморозил ее для какого-то эксперимента. Еще Ланс обнаружил кровь и шерсть крупной собаки, но собакой чужак быть никак не мог. Ланс еще пару секунд поразмыслил, поблагодарил чужака за то, что тот помог господу Богу прибрать, наконец, грешную душу заведующего лабораторией Продуктивных мутаций, садиста и мучителя доктора Джона Фаррела Сигби, и достал из рукава куртки десяток портативных взрывателей. Да, Ланс не мог догнать чужака, но зато он был в состоянии помочь ему удрать подальше.

Установив пару мин на входе, Лайтмен раскидал непроизвольно дюжину мелких бомбочек с механизмом, включающимся от звука шагов, потом устроил несколько совсем глупых ловушек со слезоточивым газом и дымовыми шашками, и даже одну с ведром воды, которое нашел в уборной. В заключение Ланс смонтировал из голоса Сигби на автоответчике фразу «я занят, кретины!» и, записав ее на магнитофон, подготовил в качестве затравки перед своими сюрпризами.

Время поджимало. Уничтожив следы своего пребывания, Ланс понесся на свидание к шефу.

Лайтмен сделал «бочку» и завис в 3,5 километрах над родной школой. 15 месяцев назад он получил официальное свидетельство об окончании 8-ой и последней ступени, но его рабство на этом не кончилось, напротив, теперь вся его жизнь будет состоять из спецмиссий, террактов и утомительного шпионажа. Шпионаж он не любил больше всего, но оказался одним из самых перспективных шпионов на курсе, и его уже начали внедрять в высшее общество. Лайт еще раз посмотрел на школу с высоты птичьего полета и бросил флайер вниз…

Охранники молча расступились перед разряженным в черный шелк и кожу длинноволосым типом 6 футов роста. Здесь не использовались словесные пароли, личный опознавательный код гостя поступал прямо на центральный компьютер.

Пять с половиной шагов, еще одни двери, похожие на шлюз, и Лайтмен уже в самом сердце управления СКР. Он бывал здесь не так уж редко, но знакомый холодок опять побежал по спине… Стены на пути Ланса, словно живые, глазели на него, поблескивая толстыми линзами телекамер, и, словно кровь, пульсировали энергетические кабели силовой защиты. Такой аппаратуры больше не существовало вообще — в основном, она просто не имела земных аналогов. Ворьё были, по большому счету, начальники Лайтмена. Дорвавшись до кое-каких космических артефактов, они далеко не всегда могли понять принцип, но использовать готовое старались изо всех сил.

Дверь в кабинет шефа открылась с легким шипением. Замок «узнал» Ланса. Окон в кабинете Сэма Нортона не было, но вот в полумраке, при красном свете настольной лампы сидел он не всегда. «Видно, с глазами что-то», — легкомысленно предположил Лайтмен и едва сдержал улыбку — при таком освещении мистер Сэм еще больше, чем обычно, напоминал помесь свиньи с бульдогом. Ланс знал, что в учебке, с легкой руки Эди МакМилна, однокурсника Лайта, шефа до сих пор называют «Булли». И не только за вечную бульдожью гримасу недовольства на лице и регулярное подкладывание свиней курсантам. Шеф был еще и тяжеловат, и жироват. Даже при всем своем росте Лайтмен казался рядом с ним пуделем: чтобы получить одного Нортона, следовало связать сноп не меньше, чем из 5-ти Лайтменов.

Не ожидая приглашения, Ланс скользнул в кресло. Несмотря на то, что стояло оно боком, специально для того, чтобы свет падал на лицо сидящего в нем, тощему Лайтмену удалось принять совершенно немыслимую позу, и тень от высокого воротника его черной кожаной куртки скрывала физиономию.

Нортон бросил через стол незапечатанный конверт. Конверт плавно скользнул по полированной столешнице и затормозил в миллиметре от мизинца правой руки Лайтмена.

«Ловок, собака», — подумал Ланс.

— Ознакомишься здесь.

Лайтмен двумя пальцами вынул тоненькую распечатку из распадающейся на свету бумаги (вот к чему красная лампа!) и быстро пробежал ее глазами, сдерживая гримасу разочарования.

Сообщение не заинтересовало его. Один из агентов утверждал, что видел посадку неизвестного, возможно, инопланетного модуля на побережье, на территории одной латиноамериканской страны. Однако, на месте предполагаемой посадки агент не нашел ни оплавленных камней, ни остаточной радиации. Опрос туземцев тоже ничего не прояснил.

Лайтмен вернул бумажку в конверт.

— По-моему, ваш агент просто много выпил, — чуть разочарованно сказал он, думая про себя, что таких сообщений пруд пруди, если каждое проверять…

Булли несколько секунд пристально и неприятно смотрел на Лайтмена, но тот убрал с лица всякое выражение и опять спрятал морду в тень.

Нортон хмыкнул и положил перед Лайтом еще одну бумажку с тем же грифом — «совершенно секретно».

Лайтмен начал читать. Оказалось, агент побывал на «месте посадки» второй раз, спустя 21 день, после чего на связь не вышел, и обнаружили его потом только по личному датчику, который уцелел чудом. Видимо перед смертью агент догадался отшвырнуть его подальше от себя. Потому что тело незадачливого сыщика явно побывало в мясорубке. И не только в ней. Оно было участками обезвожено, костный и головной мозг рассыпались в пыль, а сами кости и соединительные ткани были полностью лишены кальция и напоминали резину.

Ланс поднял взгляд на Нортона, прикидывая, скажет ли шеф что-нибудь еще. Шеф не сказал.

— Что я должен буду сделать? — спросил еще не очень заинтересованный Лайтмен.

— Прежде всего, — не лезть на рожон. Мне не нужен второй недоразложившийся труп, — шеф помолчал. — Официального прикрытия не будет.

Лайтмен кивнул.

— Разведприкрытие, — продолжал Сэм. — Усилилось партизанское движение… Можешь ликвидировать пару партизанских лагерей в джунглях. А с квадратом Х — воспользуйся видеокамерами.

«Вот почему я», — отметил Ланс. Что ж, видеокамерами действительно лучше него пользоваться мало, кто умел. А из полевых агентов — пожалуй так и никто.

— Сколько шансов, что они не выйдут из строя? — Спросил он всё еще без выражения на лице.

— Сам посчитай. Активность квадрата усиливается, возможно, раз в 20 дней. Эта цифра притянута за уши, но агент 2 раза отметил этот интервал. В первый раз он наблюдал то, что назвал посадкой, с расстояния в 0,5 км, во второй раз его нашли в 3-х км от предполагаемого квадрата, но труп могло и отбросить, взрывной волной, например. Однако взрыва со спутников не зафиксировано.

— Если это все… — Лайтмен поднялся.

— Зайди на склад. Сними с квадрата все данные, вплоть до сейсмических. Необходимую аппаратуру тебе отберет Норман, — пробурчал Булли ему в спину.

Лайтмен вышел озадаченным. Ему было любопытно, чем же могли так изуродовать специального агента? Кость легко сделать резиной, поместив в колбу. А на расстоянии? Неизвестные излучения? Что ж, предположим за неимением версий. И что это за «посадка», которую не видят наши спутники-шпионы? Неужели, действительно что-то стоящее? Лансу приходилось бывать на местах настоящих посадок внеземных гостей. И он знал, что они-то маскироваться умели отменно, в отличие от шарящих под НЛО соотечественников.

Забавные сначала мысли вызвали вдруг неприятные воспоминания. Перекрученные резиновые кости напомнили результат экзамена по пыткам, который они с Марсиком сдавали на здоровенном накачанном негре… Чего Ланс не любил, так это грязной работы, которую нужно было делать руками — вывернутые суставы, переломанные кости… Ну не было в нем культивируемой на курсе кровожадности. Когда приказывали пытать — он пытал, но в полевых условиях предпочитал действовать с помощью гипноза, в крайнем случае — внушая те же самые пытки. Это было менее противно, и даже забавно иногда.

Чтобы переключиться с этих мыслей на более приятные, Лайтмен достал один из недавно синтезированных собственноручно наркотиков…. Раскусил капсулу, подождал… Нет, всё-таки старый верный ЛСД взбадривает лучше.

С полчаса Ланс изучал карту. Флайер все равно мог пахать сам, на автопилоте, а вот топографию Южной Америки его ленивый пилот помнил очень слабо. Была, правда, пара-тройка мест на этом куске планеты, где его могли бы знать и похуже, но сейчас ему требовался более серьезный взгляд на население и рельеф. Им вроде бы читали какие-то лекции, но Ланс что-то никак не мог вспомнить, а чем же он вместо этих лекций занимался?

Да, жизнь Лайтмена в интернате СКР была более чем полна приключений. Они начались еще до поступления туда, хотя об этом он сохранил не очень четкие воспоминания.