Глава пятнадцатая.
Старая добрая деревня.
Мириэль встала в сугубо позитивном расположении духа. Ещё до того, как первые утренние птицы разорвали тишину своими звонкими трелями, она уже успела приготовить завтрак — ароматный травяной хлеб и нежный суп из лесных кореньев, убрать всё ненужное с кухни, вытерев до блеска старый дубовый стол, и полностью проснуться, вдохнув прохладный воздух нового дня.
Смотря в зеркало, она видела миловидную, но уже явно не юную эльфийку. Время не щадит никого, и тонкие морщинки у глаз — словно первые шаги неумолимого времени, которому её стройное тело сопротивляется вот уже девятый век подряд. Её длинные серебристые волосы, слегка тронутые дымкой седины, всё ещё струились мягкими волнами, но в глубине зелёных глаз таилась усталость прожитых веков.
Со всем тщанием она старалась быть лучшей хозяйкой и опорой для своего мужа. Вчера из-за огромного списка дел её милый Эллиан, утонув в кипах пергаментов, уснул прямо в кабинете, уронив голову на стол, и до сих пор спит на кровати, тихо посапывая. Время не щадит и никого: по молодости он мог не спать неделями, сохраняя остроту ума, а ныне постарел внешне куда сильнее неё. Кожа его давно огрубела от ветров и солнца, щербатые морщины изрезали лицо глубокими бороздами, и даже его милые глаза, некогда яркие, как весеннее небо, потеряли несколько тонов цвета, став бледнее и задумчивее.
Не став будить, она просто оставила горячий завтрак на столике — тарелку с дымящимся супом и ломоть хлеба, прикрытый салфеткой, — и аккуратно написала пожелание приятного дня на клочке бумаги, оставив его рядом. Через пару часов начинается занятие для деревенских детей. Эту малую ношу она взяла на себя, чтобы взрослым было спокойнее на своей работе за малышей, ведь они под крылом самого сильного из домов их деревни — дома, чьи корни уходят глубоко в землю и в историю.
— …Герои нашего народа рождаются раз в тысячу лет. Они — избранники наших древних богов, сочетают лучшие свои качества в самых экстремальных ситуациях. Каждый из них приносил полмиллениума спокойствия и благоденствия. Возможно, даже один из вас, дети, такой герой, ведь последний из них появился за более чем сотню лет до моего рождения.
— Тётя Мириэль, скажите, пожалуйста, а чем они отличны? — раздался тонкий голосок из толпы.
— В преданиях сказано, что такой герой имеет глаза, отличные от других, золотую душу и силу воли, что сокрушает скалы. Прошлая неспокойная душа имела цвет лазурных очей, и он известен тем, что окончил войну у врат мира далеко на севере от наших краёв. После он вернулся с человеческим героем и привнёс многое из культуры в наш быт. Даже эти огромные деревья, что служат нам домами, — последнее изобретение этого великого из нашего рода.
— Тётя Мириэль, а как его звали?
— Эндарион Кровавый.
— Но ведь он злодей! — воскликнула одна из девочек, округлив глаза.
— Мы не вправе судить таких, как они, ибо ноша их куда тяжелее, и не знаем мы и десятой части пути, что они прошли. Я точно знаю, так как видела его воочию, что не злодей он, хотя и запутался под закат своей жизни изрядно. Его взгляд… он был глубоким, как бездна, но не злым.
— А за что его прозвали Кровавым? — не удержал любопытство мальчик, теребя край своего плаща.
— В последней из битв он уничтожил каждого, не разбирая пола, возраста и расы, пролил кровь тысяч человек и эльфов, что встали между ним и его славой. Правда, ему это не простили и убили в одной из следующих интриг. Но после него осталось многое, и многие голоса говорили, что это было самой большой ошибкой того периода.
Так Мириэль рассказывала сказания, что читала и видела самолично, её голос мягко лился, словно ручей, оживляя древние образы перед глазами детей.
На перерыве она вышла во дворик. Птички щебетали, переливаясь звонкими нотами, дерево отбрасывало прохладную тень на часть поляны, а где-то в стороне какая-то парочка чуть ли не в открытую предавалась страсти, сплетясь в объятиях.
— Эх… Молодёжь… — как-то немного по-старчески протянула Мириэль, качнув головой. — Не дело, особенно если дети увидят, хотя из сада не видно.
Мириэль тихо подкралась, хотя нет, она просто подошла неспешным шагом — эта парочка не слышала и не видела ничего вокруг, поглощённая друг другом.
Парень ласкал и целовался с женщиной, его руки скользили по её спине и груди. Всех жителей Мириэль знала по именам, и сейчас перед ней сидели в беспамятстве Гэлион и Ариэль, чьи лица раскраснелись от пыла страсти.
— О боги! Остановить разврат! — командным тоном, от которого дрогнули листья, сказала жена старосты.
— Ой… — хором выдали оба, отпрянув друг от друга, словно пойманные дети.
— Я всё понимаю: весной запахло, оттепель, кровь бурлит, но могли бы вы это делать там, где вас не смогут даже теоретически увидеть дети?
— Да… Эм, простите, леди Мириэль. Я действительно как-то забылась, — Ариэль смущённо поправила волосы.
Гэлион же молча подхватил Ариэль на руки, и они бесследно испарились, оставив лишь лёгкое колебание воздуха.
Мириэль недовольно покачала головой, скрестив руки на груди.
— Ну нельзя же так. Кто вам не даёт делать это дома?
Но парочка уже смылась под невидимостью, и ответа она не дождалась.
Закончив преподавание, Мириэль отправилась в храм. Не сказать, что она истово верила в старых богов, но это её успокаивало, да и к Алинаэль поболтать можно заскочить — давно она не сидела за чашечкой чая и сплетнями с подругой. Правда, Алинаэль сплетни лишь слушала и никогда не поддерживала, сохраняя сдержанность жрицы. Тяжёлый долг она на себя взяла. За сотни лет между индивидами копится огромное количество противоречий, и если их не распутывать, то их общество просто распадётся, но такая работа никак не может быть лёгкой. Какие-то несколько лет ей осталось, и смена ей уже подготавливается. В следующие несколько лет ей дадут ученицу, которая возьмёт на себя её обязательства, а она сама станет лишь советником и учителем, передав опыт. После же она, скорее всего, станет ещё одной храмовой жрицей, а там — муж, дети, в общем, всё, как она давно хотела.
— Хм… Неужели Фаэлин и Илинтриэль… — пробубнила Мириэль себе под нос, заметив мельком две знакомые фигуры у входа в храм. — Да… Они… Но ведь они к богам с непередаваемым холодом относятся… Хм… Ладно, кто их знает, вопрос божеств — дело сугубо интимное.
Мириэль дошла до корней храма, где массивные стволы обвивали каменные стены, и оказалось, что Алинаэль полностью свободна.
Правда, в её подруге кое-что поменялось… Одежда стала вызывающей, хотя и в рамках приличия: длинное платье с разрезом, открывающим изящную ногу, а обычный красный, что она так любила, стал иметь фиолетовые, розовые и пурпурные отливы. Да и макияж стал слегка ярче — подведённые глаза сияли, как звёзды. Сама она стала женственнее, движения — плавнее, а улыбка — теплее.
— О, дорогая, вижу, ты лучишься желанием жить, — заметила Мириэль, присаживаясь напротив.
— Кхем… Да… Просто работы в последнее время почти нет, оттого так легко живётся, — ответила Алинаэль, слегка отводя взгляд.
Диалог был недолгим. Сплетни были обсуждены, но вот Алинаэль впервые за долгое время поддержала этот разговор с умеренным энтузиазмом… Это было самым странным… Впрочем, сплетня была совсем невинной — о том, как кто-то из молодых эльфов неудачно пытался ухаживать за дочерью кузнеца, — может быть, она вовсе не дала себе отчёт в этом.
Алинаэль же была вынуждена приняться за работу со следующими страждущими. На этот раз это были вдовы. Правда, обычно ходят по одной, но сейчас зашла вся троица, шурша тёмными платьями.
«Ну… Наверное, тоже какая-то деликатная проблема, да и не моё дело… Но почему они были такими раскрасневшимися, будто только вышли из бани?» — подумала Мириэль, провожая их взглядом.
— Ладно… Книги мне всегда помогают избавиться от дурных мыслей.
Так Мириэль пошла за своей страстью жизни. Библиотекарское дело было самым лучшим, что она знала: многие манускрипты были ею самолично переписаны каллиграфическим почерком, часть записана с нуля по сказаниям, а часть — под диктовку старцев. Знаний у Мириэль было много, но мало способов их применить. Это её несколько мучало, будто бы бессмысленность такого накопительства обесценивала ценнейшие знания, но ей это искренне доставляло удовольствие, хотя те книги, что она читала и переписывала, будучи ещё юной, она помнила очень уж смутно.
И эта смутная догадка, подтачивающая её разум, и привела её в архив. Летописи ветхие, даже несмотря на то, что их переписывают вот уже какой раз, а всё из-за того, что, пока перепишешь всю историю народа перворождённых от первого до последнего манускрипта, первая книга уже состарится. Зато есть чем занять провинившийся молодняк.
Но первые дни от сотворения их расы её мало интересовали. Нужны были хроники дней не столь давних.
Перебирая корешки без названий, доверившись смутной догадке, она вытащила подзабытую книгу.
«Хроника войны за Врата. Эпилог» — так гласило название этой потёртой и слегка ветхой рукописи. Переписчиком значилась она же. Значит, действительно что-то важное ей хочет сказать её подсознание. Ну а если что, просто перечитаю историческую хронику, не страшно.
За пару часов Мириэль прочла всего лишь начало, но её беспокойство только усилилось. Ощущение, что за ней кто-то наблюдает, терзало её разум всё время чтения, холодком пробегая по спине. Обычно такого не было, наоборот, это её успокаивало.
— Ох… Пора бы уже идти домой… — пробормотала она, потирая уставшие глаза.
Мириэль протопала до полки, откуда взяла книгу, поставила её обратно и вышла через чёрный ход храма, бросив последний взгляд на тёмный зал.
Зал библиотеки погрузился в тишину, и блики лунного света, проникая сквозь высокие окна, облетали его залу, играя на пылинках.
Абсолютное безмолвие длилось минуту. Люпин, возникший из невидимости, словно тень, протянул руку к книге, что читала Мириэль, и выудил её с полки, едва слышно скрипнув деревом.
Его тоже мучали смутные догадки о том, что кто-то начал копать — если не под него конкретно, то под странности точно.
«Что ж… Читать это некогда, поэтому стоит просто спросить у Каэларина. Думаю, и Сирену проведать заодно», — решил он, сжимая книгу в руках.
Невидимость была наложена из последних сил, но выходом ему послужила не дверь, а окно под потолком. Он нашёл вариант, где визуально его было заметить сложнее всего, ловко забравшись по выступам и выскользнув наружу.
Ночная деревня была удивительно спокойной. Никаких шевелений, будто бы все спали. Хотя Люпин чётко ощущал от многих домов эманации разврата, жаль только, до них он не мог дотянуться. Не тот это разврат, что подвластен ему: супруги и пары, что любят, кольцуют эмоции друг на друге, и наслаждение там не столько блудным удовольствием, сколько радостью за то, что ты любишь и являешься любимым.
Впрочем, это сейчас неважно, ведь Люпин уже дошёл до дома Каэларина. Стук в дверь, условленный ими — три быстрых удара и пауза, — и через минуту дверь отворилась с тихим скрипом.
Люпин быстро зашёл и снял невидимость, а Каэларин с небольшой долей беспокойства замешкался, но дверь прикрыл, бросив взгляд в темноту улицы.
— Полагаю, случилось что-то важное… — Каэларин поднял бровь в вопросительной интонации, скрестив руки.
— Да…
Они переместились за столик, и Люпин поведал всё, что разузнал, выкладывая книгу перед собеседником.
— Хм… Значит, Мириэль либо что-то почувствовала, либо начала догадываться…
— Ты мне лучше скажи, а про что была та книга.
— Про начало прошлой большой войны с хаосом. Тогда эльфийские поселения у края мира подверглись порче магической заразы: они становились полыми, буквально будто бы в них ничего не было. Потом вылез культ, который поклонялся какому-то архидемону, и выяснилось, что сожрали они не одну деревеньку, а большую часть жизней. Причём это было абсолютно незаметно, ведь после поедания разумного эта магическая зараза не убивала, она просто делала подконтрольным культу. Ну а дальше всё просто: война, костры, просьбы помочь соседей, интервенция, разрушения ряда поселений. И всё бы было хорошо, но на этом фоне этот культ разорвал завесу реальности и спровоцировал нашествие хаоса.
— Хм… У любого проникновения хаоса в разум есть последствия, что заметны снаружи. Мои малы, так как я действую тонко и не эскалирую без нужды падение тех, кто покорился мягкой силе. Но всё же заметны. Как ты думаешь, через сколько Мириэль поймёт всё, что ей нужно, и начнёт действовать?
— Сложно сказать, но я думаю, у нас есть месяц. Тем более что она не привыкла рубить сгоряча.
— Ясно… А впрочем, нам этого времени вполне хватит. Я уже даже души все нужные подыскал, осталось всего-то две. Видимо, одной из них будет Мириэль.
— Оставайся на эту ночь у меня. Свободная комната в конце коридора, а я спать.
— Да… Благодарю…
Каэларин, откровенно зевая, зашёл в свою спальню и захлопнул дверь с лёгким стуком. Люпин тоже отправился в спальню, но комната эта была иной от указанной.
Комната Сирены была чуть ли не полным её отражением. Сдержанная, но пара мазков экспрессии ярких цветов присутствовали — алая подушка, бирюзовый коврик. Сама она сейчас спала в пеньюаре бледно-розового цвета, раскинув волосы по подушке.
Инкуб мягко подошёл к её ложу, ступая бесшумно, как хищник. Мягкая грудь эльфийки вздымалась и медленно оседала под одеялом, её дыхание было ровным и глубоким.
Он аккуратно поднял руку, что не давала ему сдвинуть одеяло, и медленно начал стягивать одеяльце, наслаждаясь каждым движением ткани.
Наконец он закончил, обнажая аккуратные ножки, слегка поблёскивающие в лунном свете. Удобно, что пеньюар был на завязках и что его даже не нужно было снимать — можно просто было открыть его, как снимая подарочную упаковку с коробки подарка.
Сирена явно слегка вышла из глубокого сна, её веки дрогнули, но Люпин положил руку ей на лоб, мягко погружая её обратно в иллюзии, и влез прямо в её сон.
— Иди к чёрту, Сильвен! Я не буду с тобой! — кричала Сирена в своей памяти, её голос звенел от гнева.
— Хей, да ладно тебе, я отличный любовник, многое знаю и многое умею, нам будет хорошо вместе! — пел свою трель эльф, ухмыляясь.
— Нет.
— Ну почему ты так холодна? У нас ведь всё было замечательно!
— Отстань от меня.
После Сильвен силой взял Сирену за плечо, развернул к себе и попытался поцеловать в губы. Она увернулась, и поцелуй пришёлся в щёку, а потом Сирена залепила ему звонкую пощёчину, от которой эльф отшатнулся.
Люпин наблюдал за этим с долей интереса, склонив голову набок.
Но, признаться, эти воспоминания ему быстро наскучили. Однако он принял к сведению, кого можно кинуть на алтарь, и, кажется, у него сложился пул жертв. Как раз Ариэль сообщила, что «тайной» воздыхательницей Сильвена является Лиандра.
Сирена вошла в сон куда более глубокий и сама не понимала, что происходит, но со стороны на это можно было смотреть часами: разум сортировал знания и эмоции, полученные за день, переплетая их в причудливые образы.
Люпин дождался, когда она войдёт в воспоминания, и, как только она начала формировать сон, инкуб поменял его на свою иллюзию. Примерное её время — несколько часов.
Вынырнув из сна, Люпин понял, что сон, который он соткал, поистине качественный, раз Сирена уже намокла и возбудилась. Задорные соски топорщились в ночной изморози, ярко показывая сквозь тонкую ткань, что Сирена ко всему готова.
Большой плюс игр со снами был в том, что разумный не мог проснуться ото сна, пока этот сон сам не закончится. Оттого Люпин даже как-то нагло перевернул Сирену на живот, поставил её так, чтобы упругий зад эльфийки был приподнят. Хотя это и потребовало подложить подушку, времени много не заняло.
А через мгновение он вошёл. Сирена, обычно даже слишком напряжённая, сейчас чувствовалась хоть и упругой, но полностью расслабленной. Её киска слабо сжала его после проникновения, а рот издал неявные мычания, едва слышные в тишине ночи.
Люпин продолжил входить в расслабленную партнёршу раз за разом до своего окончания, наслаждаясь её податливостью. Сирена слабо дёрнулась внутри, когда её матка почувствовала горячее семя, что влилось потоком, но всё же не проснулась. Инкуб это делал не из какого-то яркого желания, а от банальной боли, что стягивала его член от возбуждения — больно много он сил похоти пустил на слежку за Мириэль.
Сейчас он уже был поспокойнее, да и естественное желание к нему вполне вернулось. Вывернув тело Сирены, как безвольную куклу, он принялся долбить её лоно до того, что даже тело в беспамятстве начало слабо стонать, а когда он залил ещё одну порцию, тело Сирены дёрнулось в приглушённом оргазме, её пальцы слегка сжались на простыне.
Применив простенькое бытовое заклинание, он убрал пошлые нечистоты с себя и Сирены, оставив её чистой, как прежде, и с чувством выполненного долга уснул сном без сновидений, свернувшись рядом.