Игрушки судьбы

мои шаги отдавались гулом

Мои шаги отдавались гулом, когда я ступал по палубе Ковадо, словно ботинки колотили в колокол.

— Как его звали? — Ковадо повернул ко мне муаровую голову. От времени, от влаги и соли, линии узора поблекли, почти слились с темной, загрубевшей кожей.

— 19-27-9, - ответил я, все еще сжимая плавник.

— Давно не слыхал этих цифр. Умирая, они все завещают мне свои плавники, их создали такими, и это — последний, — человеческой у Ковадо осталась только голова, чужеродным наростом, она торчала на носу корабля, который был телом Ковадо. Некогда их ходили целые флотилии — симбионтов-кораблей. В Войну Корпораций — перебили почти всех, оставшиеся — доживали свой век, перебиваясь случайным фрахтом. Все, что они умели — плавать и убивать. Последнее — сохранило, первое — поддерживало в них жизнь. — Дети возвращаются ко мне, вместе с подарками — трупами врагов.

— Не понял?

— Разлагаясь, плавник вырабатывает токсин, через кожу он проникает в твой организм, добирается до жизненно важных органов — и ты умираешь. Они не виноваты, их создали такими.

— Ты что-то путаешь, старик, — немного грубовато ответил я, — если бы что-то такое было, мои наниты… — я не договорил, словно услышав слова живого корабля, или мои, выскочило несколько сообщений: печень функционировала на 30 процентов, легкие на 40, сердце на 50, и показатели эти стремительно уменьшались.

— Вот видишь, — Ковадо все понял о моему изменившемуся лицу. — Не переживай, у меня есть средство, спустись в низ, второй кубрик от лестницы, там шкаф, на третьей полке коробка с пробирками — в них противоядие, там должна еще остаться парочка, — я кинулся к трапу, — плавник забери, положишь в шкаф на нижнюю полку.

Темный коридор, вторые двери, шкаф, полка, трясущиеся руки хватают пробирку и опрокидывают содержимое в рот. Да, здесь может быть и токсин, но разве есть у меня выбор, я и так умираю!

Жду. Показатели перестали падать, а спустя еще минуту начали медленно подниматься.

Глянул на полку внизу — с десяток плавников уже лежало там.

Вэньян снова стоял в толпе, толстый Гуанг топтался рядом.

Старик перед ними проповедовал.

— И увидев, что сделали с миром, Смотритель оставил нас — недостойных, ушел!

Вэньян активировал полученную программу, она легко отыскала Проповедника и сконнектилась с ним. Будь он побогаче или поумнее, давно бы поставил блокировку, а так — стандартная программа, которую изначально ставят всем, кто решил посвятить свою жизнь лицедейству, причем «лицедейству» в прямом смысле слова.

— Ибо предпочли они совершенствоваться физически в ущерб духовному росту!

Из огромной галереи образов Вэньян выбрал первый, активировал.

— Но остались жемчужины, что внемлют словам правды! — по толпе пошел гул, и он отличался от одобрительного гула прошлой проповеди, ибо последнюю фразу говорила… девушка-подросток с худым острым носом и большими зубами, которые не прикрывали тонкие губы. Чалма обвисла на маленько головке, как и халат на худом тельце.

Вэньян активировал второй образ.

— Которые богаты не физически, но духовно! Сильные не телом, но духом и праведностью своей! — говорила старуха, страшная, с острым подбородком и кривыми зубами, поросшая седыми волосами бородавка смешно дергалась на верхней губе.

Проповедник не понимал, причину волнений, он-то ощущал себя, как прежде, а толпа, между тем, волновалась все заметнее.

Вэньян снова сделал изменения.

— А праведность достигается лишь многолетними лишениями и воздержанием! — говорил ребенок, и белая чалма, окончательно распустившись, сползла почти на глаза. Проповедник, наконец, понял, что происходит, но было уже поздно.

— Да он же сумасшедший! — громко крикнул Вэньян. — А ну покажи, еще чего можешь!

Он запустил цикл, и образы бывшего актера начали сменяться один за другим: мужчина в полном расцвете сил, лысый пузан, урод с ввалившимся носом, девочка-школьница, зомби, что-то похожее на сыр с глазами.

— Во дает! — хохотнул Вэньян. — Давай еще!

Холеная леди в возрасте, она же, но неухоженная, ушастый дверг, ромашка с глазками, гриб, пушистый заяц с человеческими чертами, такой же кот.

Кто-то хохотнул рядом, кто-то дальше.

А Проповедник между тем продолжал вещать:

— И праведные наследуют мир, ибо изначально создан он для нас!

В сочетании с меняющимися образами, особенно зверушек, это, действительно, было смешно.

— А корыстолюбцы и стяжатели наследуют…

Толпа уже вовсю, что называется, ржала.

— Не, гляди, во дает!

— А уши, уши-то, так и прыгают.

— Мы должны взять свое! — в исполнении бурундука, со вздетой лапкой, фраза выглядела особенно комично.

Кивнув Гуангу, Вэньян начал протаскиваться к выходу.

Самое интересное, что Проповедник произносил ровно те же слова, что и всегда, но слова не всегда главное, точнее, не только слова. Важнее, когда и кто их произносит.

Он перекинул программу Гуангу.

Так как вокруг стоял невообразимый шум, написал сообщение.

«Еще несколько раз так поиграешься, и его уже никто не станет воспринимать всерьез. Больше того, он сам поверит, что это Бог-Смотритель, ну или Атомные покарали его, и сам отыщет за что».

Гуанг кивнул.

Вэньян не сомневался, когда все немного рассосется, Проповедника зарежут по-тихому, так сказать, во избежание.

«Ты там предлагал культурный отдых? Саламандра, или как там ее?»