День шестнадцатилетия Линди* (*означает — та, что приведет младших братьев) — одно из последних светлых воспоминаний. Родители дали сестре такое имя в надежде на многочисленных наследников мужского пола, но сестра, или Боги-демоны привели лишь меня.
Сегодня Линди получила взрослое имя — Марико. Бабушка нашей мамы была японкой, и сестру решили назвать в честь нее.
На праздник прилетел лично мистер Тан Канг — глава нашей Семьи. Он мне не понравился — противный старикашка с колючими глазами. Отец, мой отец долго кланялся и жал старикану руку, а тот лишь слегка дернул головой в ответ. Меня он похлопал по щеке, кожа на ладони была сухая и шершавая. Потом мы вместе возжигали свечи и подносили дары богу-предку Тану Дуну — ужасно скучно. Со стариканом приехала целая толпа охранников, и начальник нашей охраны — господин Чжан Юн постоянно хмурился.
На празднике Линди, или теперь уже Марико, была особенно красива, в синем ципао, расшитом золотыми пионами и орхидеями, в туфлях на каблуке, накрашенная, с волосами, уложенными в сложную прическу и с маминым колье на шее. Только сейчас я заметил, что моя сестра совсем выросла и превратилась в настоящую девушку. Странно, в детстве, мы ненавидели друг друга, а в последние года, Линди стала едва ли не самым дорогим человеком. Я бежал рассказывать ей свои проблемы, делился радостями, да и она часто баловала меня смешными историями про своих подружек.
После того, как гости сели за стол, и прошло уже несколько смен блюд, мне сделалось скучно, и я сбежал с праздника. На кухне я умыкнул тарелку с пирожными, конечно, мастер Го заметит и станет ругаться, но я уже понял, как молодой господин, могу позволить себе многое. С пирожными я забрался на крышу левого крыла нашего особняка и, свесив ноги, сидел там, любуясь подвыпившими гостями внизу. Рядом жужжал охранный дрон, впрочем, я уже привык, и он мне не мешал.
Позади послышались тихие шаги, полоска моего давления слегка скакнула. Как я выучил цифры, зайца сменили стандартные индикаторы: давление, уровень холестерина, целая куча гормонов, показатели активности, здоровья — все это мало что мне говорило, разве, кроме последнего.
— Так и знала, что ты здесь, — зашуршала одежда, Марико опустилась рядом, со стуком положила снятые туфли.
— Натирают, — хозяйски протянула руку к пирожному, откусила.
— Это же твой праздник, — я кивнул вниз.
— Ага, праздник, они думали, я не слышу, старикан Канг сказал отцу: твоя дочка уже взрослая и я выбрал ей мужа. Слыхал, выбрал! Из Семьи Лян, мол мы давно должны были породниться. Как… как… на случку! — Марико зло схватила следующее пирожное, между прочим — последнее, зачавкала. — Объемся, стану толстой, и никто на меня не посмотрит, и не женится! Вот!
Я не знал, что сказать, в конце концов, она знала, что с ее замужеством так будет, мы все знали.
— Может, он окажется хорошим парнем.
— Как же, держи карман шире! На следующий месяц назначили смотрины! Сбегу! Брошу все и сбегу! Я, между прочим, актрисой хочу стать, в театре… ну или модельером.
Доев пирожное, она зло пошарила по тарелке, хотела что-то сказать, судя по выражению лица что-то обидное.
Я же мучительно соображал, чтобы такое сделать, чтобы отговорить Марико. С одной стороны, если я расскажу папе, о ее решении бежать, я предам сестру. С другой, если не расскажу — подведу отца.
Видимо, Марико поняла моя состояние, она улыбнулась, взлохматила мне волосы.
— Не волнуйся, малыш Юй, никуда я не сбегу.
Сразу за дверью была комната, одним взглядом я охватил серые, пластиковые, как и крыша, стены с пучками трав на них, серый пол с двумя рваными циновками, кучу беспорядочно сваленных бамбуковых корзин в углу и несколько дверей, что вели в другие комнаты. На одной циновке сидела и плела корзину сгорбленная старуха, на второй, вытянув лапы и положив на них лобастую голову примостился голован.
Когда я вошел, они оба подняли на меня глаза.
Голован зарычал, но старуха цыкнула на него, и пес замолк. Надо сказать, во времена моего детства, мода на голованов была сильно распространена. Они не рождались такими, щенков подвергали изменениям сразу после рождения, усиливая рост лобных долей головного мозга. Отсюда голованы получили свое название, хотя череп у них был не очень большой. Голованы имели развитие пятилетнего ребенка, умели разговаривать, некоторые даже могли читать и писать. Со временем, организации защиты природы возмутились, и голованов запретили, хотя, как я знал, их еще делали в подпольных лабораториях.
— Мой флайер сломался, могу переночевать? — спросил я.
Старуха выразительно потерла большим и указательным пальцами друг о друга.
— Де-сять кре-ди-ток, — гавкнул голован. Так как речевой аппарат их был не очень приспособлен для воспроизведения человеческих звуков, разговаривали они отрывисто, слогами, но понять было можно.
Я кивнул в знак согласия, голован сходил куда-то вглубь дома и вернулся, сжимая в пасти старый, но, судя по зеленеющим индикаторам, еще работающий терминал, я мазнул по нему запястьем, и десять кредиток ушли к старухе.
Морщинистой рукой она указала на одну из дверей.
— Там, можешь спать там.