Солнце только встало, когда мы подъехали ко дворцу. Люди в нем, однако, вовсе не спали. Такое впечатление, что они ждали меня и нарочно все высыпали навстречу. Впрочем, неудивительно, что оно так и было.
Первым из толпы придворных и комитов выделился Гордий. Схватив меня за плечо, он громогласно спросил:
— Мне долго еще ждать твоего приезда, правитель? Все уже готово для запуска, а ты… — тут он с некоторым осуждением поглядел на Либерию, но остался в рамках приличий. — А ты тут занят неотложными делами, как я посмотрю.
— Скоро буду, обязательно буду, — пообещал я ему и строитель, недовольно хмыкнув, отстал.
Следом за тем меня оккупировали комиты по финансам и конюшням. Не успел я разобраться с ними, как почувствовал, что Либерия дергает меня за рукав туники.
— Что это значит? — изумленно прошептала она. — Ты что, на самом деле император?
— Ну, а как ты думала? — спросил я. — Ты не ошиблась. Я Ромул Августул, властитель Рима. Твое чутье не подвело тебя, ты что-то такое подозревала и вполне правильно.
Девушка покачала головой, замолчала, нахмурилась и о чем-то задумалась. Надеюсь, не о том, что совершила сегодня ночью роковую ошибку. Я хотел спросить, что не так, но в это мгновение меня бесцеремонно схватил Росциа.
— Император, я подготовил первую партию свитков для печати, как ты и приказал. Теперь давай приступим к изготовлению станка. Где твой изобретатель? Меня отказываются знакомить с ним, даже не хотят показать, где он находится, как будто я могу его прикончить.
Мы прошли еще немного и я сказал:
— Давай я чуток разберусь с делами и познакомлю тебя с ним, Росциа. Имей совесть, я только приехал во дворец после бессонной ночи.
— Нет, император, — твердо сказал мой мучитель. — Вы должны показать мне его прямо сейчас. У нас все готово уже со вчерашнего утра, я ждал тебя целые сутки. Только тогда я поверю, что это не было шуткой с вашей стороны.
Вот проклятый приставучий бумагомаратель. Я посмотрел на него и понял, что и в самом деле ведь не отстанет, будет стоять под дверью и ждать. Жаль только, что у меня тогда не останется время на разговор с Либерией.
— Хорошо, пойдем, сейчас прямо и заглянем туда, — сказал я и обратился к девушке. — Дорогая, давай тебя сейчас проводят наверх, в мои покои и ты дождешься меня там, хорошо?
— Я не думаю, что это вообще прекрасная идея, остаться здесь с тобой, — все еще хмурясь, ответила моя подруга. — Мне не хочется остаться здесь одной в этом мрачном дворце.
— Ты не будешь одна, дорогая, — успокаивающе сказал я. — Ты будешь с охраной.
— Нет, я хочу пойти с тобой, — капризно заявила девушка.
Ладно, не хватало еще истерики на глазах у придворных. Мне и самому, каюсь, не хотелось отправлять девушку восвояси, а лучше было, чтобы она была рядом. Когда я смотрел на Либерию, в груди почему-то зарождалось незнакомое доселе тепло.
— Ладно, только смотри, чтобы тебя не было ни слышно, ни видно, — предупредил я девушку. — Я не могу отвлекаться на тебя.
Либерия знаком показала, что будет хранить молчание. Я отправил комитов дожидаться моего прихода и вместе с Росциа и Либерией отправился в подвал к Калиясу. Вместо Марикка, так и не явившегося после ночных бдений с фасцинумом, телохранителем теперь стал Камахан. Он неотступно маячил позади нас.
Когда мы зашли в лабораторию инноватора, Калияс первым делом швырнул в нас пустой миской и закричал:
— Ну сколько можно, почему здесь вечно ходят люди и отвлекают меня?
Миска разбилась о стену, на которой отражались тени от множества светильников, горевших по всей просторной комнате. Либерия вскрикнула и закрылась от осколков.
Я вздохнул и подошел ближе к изобретателю. В углах, не смея пошевелиться, скрючились рабы, помощники сумасбродного гения.
— Спокойно, Калияс, спокойно, это я, твой император, — сказал я, подходя вплотную. — Как твои дела, как драгоценное здоровье?
— Мои дела и здоровье в прекрасном порядке, — пробурчал Калияс. — И были бы еще лучше, если бы вы, людишки, меня не отвлекали постоянно.
Я заметил, что он собирает архитронито. Герений докладывал, что мой даровитый помощник уже собрал три орудия. Я готов был расцеловать его и исполнить любое желание. Но, насколько я помню, возможность пошевелить мозгами всегда была для него наилучшей наградой. Посмотрим, что он скажет на это.
— Смотри, Калияс, сможешь сделать такую машину? — спросил я, выложив на стол схему печатного станка.
С его устройством я примерно был знаком, в свое время, в прошлой жизни мне как-то пришлось самостоятельно печатать объявления о покупке недвижимости из-за отсутствия денег. Тогда-то я и познакомился с устройством прибора. Мне тогда помогала Вероника, славная отзывчивая девушка, к тому же, весьма симпатичная. Помнится, она так кричала в постели, что соседи вызвали полицию.
Впрочем, я опять отвлекся. На картинке, что я быстро накидал для Калияса, были изображены выпуклые металлические буквы латинского алфавита. Они были подвижные, то есть, могли меняться местами. Крепились литеры на железных прутах и толстых брусьях к полу и потолку.
Сверху, конечно же, был пресс с рычагом, тоже из железа, а под ним находился ровный стол, его можно было вытаскивать из-под пресса. На нем должна будет расстилаться наша самодельная бумага из сушеных трав. Пресс будет вбивать в нее литеры и печатать таким образом текст.
Глаза Калияса расширились.
— Что это? — спросил он, благоговейно потрогав схему, будто прикоснулся к священной реликвии. — Механизм, которого я не знаю?
Либерия тоже подошла и сунула нос в рисунок, но ничего не поняла, фыркнула и отошла.
— Верно, — ответил я. — Это станок, чтобы печатать бумагу.
— Что печатать? — переспросил изобретатель.
— Бумагу, — объяснил я. — Это то, что заменит нам пергамент в скором времени. Она проще добывается. Из них мы будем делать книгу, а не свитки.
— Я понял, понял! — закричал Калияс. — Это механизм для печатания свитков! Какое интересное устройство! Это что, буквы? Они будут ложиться на бумагу с помощью сильного давления? Действительно, это ведь гениальная идея! Надо сделать хорошие чернила, тогда оттиск будет держаться очень долго!
— Верно! — подхватил Росциа и в глазах у него был такой же безумный блеск, как и у Калияса. — Самое главное, что мы теперь сможем печатать быстро и много книг. Достаточно разложить буквы в определенном порядке и мы сможем напечатать сразу несколько десятков страниц, понимаешь? И сделать это может один человек, не надо набирать кучу писцов!
— Да, только буквы надо располагать зеркальным образом, чтобы они ложились на бумагу в обычном порядке, — добавил я, едва успев вставить слово в их быстрый диалог.
— Верно говоришь, император! — закричал Калияс. — Ну и голова у тебя, не хуже, чем у Архимеда! Как же ты умудрился такое придумать?!
Он попытался меня обнять, радостно хохоча, но я увернулся. Нет уж спасибо, избавьте меня от этих проявлений радости.
— Пожалуй, я вас оставлю, — сказал я двум полоумным помощникам. — Вы тут сами уже разбирайтесь дальше, что и как. Скажете, сколько надо денег для изготовления станка и обратитесь к Беллатору, он выделит средства.
Калияс и Росциа уже забыли обо мне. Они снова склонились над схемой и принялись обсуждать детали проекта, прикидывая, из чего сделать станок.
Я потихоньку удалился вместе с Либерией, решив не отвлекать их от работы. Сзади шел Камахан.
Я едва успел показать девушке покои и переговорить с комитами, обсудив подготовку к Квинкватриям, как снова появился Гордий.
— Ну когда мы поедем? — загремел он. — Сколько можно ждать? Я хочу запустить уже эферий в дома жителей, но не могу без твоего согласия, мерзкий ты сопляк. Долго мне еще терять время? Да и потом надо поскорее заканчивать рытье канала. Этот ублюдок Герений еле возится там, ничего не успел сделать. Ты задерживает меня, понимаешь ты это или нет, Момиллус?
— Ах да, точно, я вспомнила, ведь тебя именно так и зовут, — воскликнула Либерия. — Да, точно, люди так и называют тебя, мальчишка-император!
— Пусть хоть горшком называют, только пусть в печь не кладут, — ответил я, тяжко вздыхая. — Хорошо, Гордий, поехали. Пусть подадут мою колесницу. Ты останешься тут, малышка или поедешь со мной? Я не буду сюда заезжать, а сразу поеду в театр.
— Ну конечно, я поеду с тобой, — сказала девушка. — Как можно пропустить представление?
Когда мы спустились на лифте на первый этаж, возле дверей клети меня ждал малознакомый человек. Высокий мужчина, с седеющей бородой и ясными проницательными глазами. Это был протоспафарий прасинов Максимус Пицений Бамбали, у него были ко мне кое-какие дела от прасинов.
Пока я с ним разговаривал, Либерия недовольно хмурила брови. Наконец, она недовольно топнула ножкой и сказала:
— Сколько можно ждать тебя, Момиллус? Я устала, хочу кушать, отдыхать и поскорее отправиться на представление в театр. Хватит уже болтать.
Я увидел, что девушка едва сдерживается и быстренько закруглил беседу. Мы вышли из дворца, а когда я оглянулся, то заметил в окнах третьего этажа круглые головенки моих братьев, с любопытством разглядывающих меня. Я помахал им, но они тут же исчезли, будто их сдуло шквальным ветром.
Мы забрались в колесницу и помчались за город. По дороге нам встречались толпы народа, до сих пор празднующие Либералии. Некоторые из мужчин и женщин ходили обнаженные, ничуть не смущаясь своей наготы.
Почти все встреченные нами были пьяны, смеялись и подбрасывали вверх кувшины. Пара мужчин пыталась остановить колесницу и бросились наперед нам. Я едва успел свернуть в сторону. Камахан сзади гневно закричал на них и хлестнул арканом, так что бедолаги сразу с криками разбежались.
Когда мы выехали из города, я почувствовал, что притомился за день. Признаться, я вполне понимал Либерию, потому что и сам порядком устал. Да так, что немного задремал и чуть не вывалился из колесницы на ходу. Впрочем, после этого я уже держался за стройный стан девушки и близость ее тела возбуждала меня.
Моя новая подруга, казалось, совсем не замечала того, что я упираюсь ей в зад затвердевшим мужским достоинством. Только иногда, когда я, совсем теряя голову, лез ей под тунику руками и пытался облапать прямо на ходу, она застенчиво улыбнулась и отстранилась от меня. Впрочем, поскольку она находилась в моей власти и не могла никуда сбежать с колесницы, я продолжал с ней шутливую борьбу, пока мы не добрались до газопровода.
— Вот он, — торжественно провозгласил Гордий, указывая на деревянные и металлические трубы, тянущиеся к городской стене с севера.
Иногда эти трубы ныряли в землю и надолго скрывались под поверхностью. Можно было только гадать, как там все устроено, но я надеялся, что Гордий знает свое дело и не замуровал трубы намертво бетоном, а в случае аварии мы сможем добраться до места утечки.
Подойдя ближе, я сразу ощутил запах газа, немного другой, чем в городских квартирах в двадцать первом веке. Все-таки, здесь был необработанный природный газ. Осмотрев конструкцию, я убедился, что она вполне надежна и хорошо закупорена.
Ближе к городу газопровод выходил из земли и шел над поверхностью, а вот дальше от города по большей части находился под землей. Если варвары найдут газопровод и захотят навредить городу, то им придется повозиться, чтобы найти его.
— Отлично, — сказал я. — Запускайте его. Теперь поехали в город, посмотрим, как работает.
Гордий отправил одного из помощников на болота, запускать газ в трубы, а мы тем временем отправились в Равенну, к ближайшему к трубопроводу кварталу, где к газу подключили пару домов и около десятка уличных фонарей. Когда я приехал, фонари уже весело горели, шипя ровным, чуть голубоватым светом.
В домах газ тоже использовался для отопления, подогревая большой котел с водой, который, в свою очередь, накалял теплые полы гипокауст. Гордий обещал в дальнейшем обустроить и некое подобие газовых плит, чтобы обитатели домов могли готовить пищу на газе.
— Все работает, — сказал я довольному строителю. — Ты сделал это. Давай проверим неделю-другую, как будет работать, а затем будем подключать другие дома и улицы. Это будет бесплатно, а вот за пользование граждане должны будут платить ежемесячно обусловленную сумму.
— Ладно, дальше помощники без меня справятся, — проворчал Гордий. — Я займусь каналом.
— Осторожнее там, — предупредил я его. — Если люди опять начнут бунтовать, привлекай Эрнака и его гуннов.
Мы распрощались и ко мне из-за поворота улицы тут же подъехал Хиларий, молодой всадник фрументариев, довольный и свежий, аж зависть брала.
— Великий властитель, — сказал он, белозубо улыбаясь. — Вы велели собраться, чтобы решить вопрос, как быть с прасинами и их недостойным поведением. Должен признаться, ваш план привел меня в восторг. Мы уже почти все приготовили, ждем вас на представлении в театре.
Либерия радостно захлопала в ладоши и я кивнул.
— Отлично, мы скоро будем там.
И мы отправились вслед за фрументарием вглубь города. Улицы его по-прежнему были забиты людьми, празднующими Либералии. Они кричали нам и звали идти вместе с ними. Многие женщины были обнажены и прикрывались длинными волосами, а на головы надели венки из виноградных лоз и листьев.
Театр располагался в центре Равенны, к югу от Капитолия. От него было рукой подать и до моего дворца. Здание было обманчиво небольшим, полукруглым, в нем уже начались представления, поскольку из-за стены доносились взрывы смеха зрителей и фразы, а также крики актеров. Кроме того, мне послышались стоны женщин, похожие на те, что возникают во время занятий любовью, но я счел, что это мне просто показалось.
Вход в театр был бесплатным. Сойдя с коня, Хиларий обернулся ко мне и протянул маску с изображением бога Януса, которую можно было натянуть на всю голову.
— А другого изображения не нашлось? — проворчал я. — Например, Юпитера или Меркурия? Впрочем, чего еще ожидать от тайной службы, кроме Януса?
— Говорят, бог Янус и вам благоволит, император, — улыбнулся Хиларий, натягивая на себя маску петуха.
Либерия тоже захотела себе головной убор и в небольшой лавке возле театра выбрала себе маску с изображением Венеры. Отлично, теперь все готовы. Камахан ничего надевать не стал, его свирепая рожа и так предупреждала любого проходимца, что не стоит приближаться.
Римский театр состоял из рядов для зрителей, вздымавшихся крутым полукругом перед сценой. Зрители сидели на каменных сиденьях, пространство между рядами было свободным, здесь могли запросто поместиться двое-трое человек.
Сцена была оформлена в виде башни, в которой происходило действо. Сейчас был день, вечером, наверное, ее освещали факелы и светильники. Я зашел со стороны Адриановых ворот и сначала не мог найти свободного места, все ряды были заняты зрителями.
Наконец, мы разместились в четвертом ряду, причем по большей части благодаря усилиям Камахана, растолкавшего публику локтями. Я довольно усмехнулся, потому что обзор отсюда открывался отличный.
Поначалу Либерия вышла передо мной и заслонила от меня происходящее, а затем я снова услышал протяжный женский стон и шлепки. Звуки очень походили на те, что раздаются когда люди занимаются любовью.
Причем, прислушавшись, я оказался заинтригован еще больше. Звуки были такие, которые раздаются тогда, когда занимаются не просто любовью, а страстным животным сексом. Ибо стонала не одна, а несколько женщин.
Заинтересовавшись до невозможности, я отодвинул возбужденно дышащую Либерию и поглядел на сцену. Да, слух нисколько не подвел меня. Любовью занимались на сцене театра.