Глава 10. Кто сказал, что добраться домой будет легко?

Что здесь делала Либерия, мне было совершенно непонятно. Но это не самая большая проблема, что сейчас стояла передо мной.

Самой громадной и жирной проблемой был пожилой толстый сенатор, я его уже пару раз видел на заседаниях в Капитолии. Он обладал обширными поместьями в окрестностях Рима, Капуи и Равенны и непомерным самолюбием. Сейчас он усмехался и смотрел на меня свысока, как на букашку. Выехал чуть вперед, оставаясь в своей роскошной колеснице и крикнул:

— Приветствую тебя, мелкий император! Вернее, мелкий кусок дерьма. Ты видишь, что ты натворил в городе?

— Здравствуй, сенатор Марк Констанций! — крикнул я. — Здравствуй, толстый кусок дерьма. Ты уверен, что все произошедшее — это моих рук дело?

Его коллеги на колесницах недовольно заворчали, а сенатор натянуто улыбнулся и закричал:

— А кто же виноват, как не ты? Зачем было брать в плен факционариев? Отпусти их, выдай нам предателя Бамбали и бунт в городе сразу прекратится.

Я оглянулся и увидел, что мои солдаты уже разогнали толпу на месте для пристани и теперь выстроились широкой линией в два ряда и гонят оставшихся бунтовщиков к каналу, как раньше те гнали людей Эрнака. Всюду лежали окровавленные тела горожан, валялись мечи и ножи.

Две центурии под командованием помятого Эрнака, в том числе и с тремя десятками конных гуннов, между тем, медленно маршировали в нашу сторону. Эрнак глядел на меня и ждал сигнала. После того, как во время беспорядков его чуть не спустили в жижу канала, командир гуннов жаждал крови.

— А разве бунт не прекратился? — удивленно спросил я, снова повернувшись к членам партий. — Или вы хотите, чтобы вас тоже скинули в канал и вы отведали там вкус приморской грязи?

— Здесь протесты прекратились, — согласился Констанций. — Но вот в других частях города могут вспыхнуть в любой момент. И только ты можешь предотвратить страдания людей. Просто освободи факционариев и микропанита, и в городе сразу станет спокойно.

Ух ты, какой добрый. А ведь и так понятно, что он не остановится на достигнутом. Стоит мне только единственный раз поддаться на их требования, как они не успокоятся, пока не столкнут меня с трона.

— Зачем же идти таким сложным путем, почтенный сенатор? — удивленно спросил я. — Давайте мы сделаем наоборот. Лучше вы сами составите компанию факционариям партий.

Я кивнул Эрнаку, призывая его действовать без сожалений и оглядки. Тут же зазвучала труба и центурии перешли с ходьбы на размеренный бег. Они разделились и отправились на колесницы противников с двух флангов, обходя меня и куску моих телохранителей, стоявших в центре.

— Ты что такое творишь, мальчишка? — закричал Констанций.

Вооруженные всадники смешались, а возницы начали спешно разворачивать колесницы, стараясь уйти обратно в город. В это время на них налетели гунны, а я приказал Марикку собрать всех наших палатинских схолов и напасть с центра.

Грозные патриции с большими животами не стали оказывать яростное сопротивление, также как и их люди, выглядевшие так впечатляюще в блестящих доспехах. Вскоре их всех согнали с лошадей и колесниц и поставили в ряд передо мной.

Я сошел с колесницы и подошел к Либерии, которую тоже выбили из седла и загнали вместе со всеми. Взял за руку и хотел вывести из толпы пленников, но девушка вырвала руку, с ненавистью глядя на меня.

— Мерзавец, не смей прикасаться ко мне, — прошипела она.

Тогда я приказал двум воинам все равно вывести ее из толпы и держать рядом с моей колесницей.

— Оставьте ее в покое, — закричал один из сенаторов, совсем недавно он стоял в колеснице, что находилась справа от Констанция. — Не трожьте ее.

— С ней ничего не случится, — заверил я сенатора. — Наоборот, ей лучше не бывать там, где окажетесь вы.

— Ты зашел слишком далеко, Момиллус, — процедил Констанций. — Ты же не думаешь, что это останется без последствий для тебя?

— Вы объявлены вне закона за то, что посягнули на честь и достоинство императора, — ответил я. — Вы обвиняетесь в подстрекательстве народа к мятежу и неповиновению. Ваше имущество будет конфисковано в пользу государства, а вашу судьбу будет решать суд под моим председательством. Пока что, до вынесения решения вы будете содержаться под стражей.

Солдаты принялись связывать пленникам руки. Закончив, они погнали их ко дворцу, как стадо баранов. Гордые сенаторы перемешались со своими людьми и теперь почти не отличались от них. Пусть теперь хорошенько помаринуются в подземелье. Я же говорил, что там вскоре понадобится увеличить количество тюремных камер. Эх, теперь там не позабавишься с девушкой, как когда-то с Валерией.

— Нет! — закричала Либерия, стараясь вырваться из рук держащих ее воинов. — Отец! Не трогай его, сволочь!

Когда безоружные сенаторы и их люди, скрылись за поворотом, а солдаты принялись быстро наводить порядок на пристани, я подошел к девушке. Повинуясь моему жесту, солдаты отпустили Либерию и деликатно отодвинулись в сторону. Она подскочила ко мне и ловко влепила пощечину.

— Какая же ты сволочь, Момиллус, — сказала она. — Какая сволочь. Если бы у меня был нож, я бы вспорола тебе брюхо и скормила кишки свиньям. Как ты посмел схватить моего отца?

— А что, он разве не участвовал в подстрекательстве к беспорядкам? — огрызнулся я, потирая щеку. Воины улыбнулись, слушая наши разборки. — Надо было раньше сказать, что ты дочь сенатора, я бы тогда распорядился его не трогать. Ну, а ты сама чего сюда притащилась? Нельзя было сидеть дома? Ты понимаешь, что я и тебя теперь должен арестовать?

— Сволочь, ненавижу тебя, — сказала девушка.

Она собралась уйти, но я схватил ее за локоть.

— Давай договоримся, — прошептал я. — Я отпущу твоего отца, но чуть погодя, ночью, чтобы никто не знал. Но он должен выйти из партии прасинов и стать на мою сторону.

— Да что ты говоришь? — яростно спросила девушка, приблизив свое лицо к моему. — А еще что ты хочешь, может мне раздеться и станцевать голой на улице?

— Хм, это было бы очень заманчиво, — ответил я. — Но лучше бы ты это сделала в моих покоях.

— Только тогда, когда ты выгонишь оттуда всех своих шлюх, понял? — ответила Либерия. — И когда освободишь моего отца.

— Слушай, поехали со мной, — предложил я. — Я возвращаюсь во дворец, скоро наступит вечер, я отпущу твоего отца. И никаких других девушек у меня во дворце нет.

— Что-то с трудом верится, — сказала девушка, но я видел, что она колеблется, еще не определившись окончательно. — Если бы я знала, что ты император, я бы в жизни не пошла с тобой там, на Либералиях. Ты, говорят, самый отъявленный развратник из всех, что видывал Рим. Ни одной девушки не пропустишь.

— Люди всегда склонны к преувеличениям, — отмахнулся я, но Либерия рассердилась еще больше.

— Что значит «к преувеличениям»? Это что же, все эти слухи не беспочвенны?

— Ой нет, конечно же, не бери в голову, — сказал я. — Люди придумывают всякое, лишь бы очернить мое доброе имя. Ну какой из меня развратник, я еще совсем юный. Поехали отсюда, надо поскорее решить вопросы с твоим отцом.

— Ладно, — смягчилась наконец Либерия. — Поехали, надо выручить отца. Но не смей ко мне приближаться, не то я тебе брюхо вспорю.

— Это что-то новенькое, — сказал и предложил: — Садись ко мне в колесницу, ты ведь осталась без лошади.

Поскольку втроем с возницей в колеснице было бы слишком тесно, я отпустил Камилла, решив сам править экипажем. Девушка забралась в колесницу и тут же шлепнула меня по рукам, стоило мне коснуться ее талии.

— Эй, это я просто, чтобы поставить тебя поудобнее, — запротестовал я, взявшись за поводья. — Ты для меня сейчас неприкосновенна.

Мы поехали обратно во дворец в сопровождении одного лишь Марикка, поскольку большая часть моих телохранителей отправилась конвоировать членов партии прасинов. До дворца было не так уж и далеко, я рассчитывал, что мы быстро доберемся до места назначения.

Чтобы добраться до дворца, нужно было проехать западную часть акведука, канал Аскониса и район Кесарии. Там мы оказались бы уже возле широкой улицы Кардо Максимус, идущей с юга на север, от Ауриевых ворот до Капитолия и дворца.

Но этим планам не было суждено сбыться. За всеми этими хлопотами и трудами я и сам не заметил, как прошел еще один день. Солнце клонилось к горизонту, вот-вот грозя скрыться за крышами домов. Что-то в последнее время дни бегут один за другим, сменяют со скоростью молнии. Такое бывает, когда ты по горло занят делами и не замечаешь, как летит время.

На ухабах я то и дело хватался за девушку, иногда намеренно, иногда случайно. Она напялила на себя кирасу, но ниже пояса до ступней свисали края туники. Я касался ее пояса и Либерия каждый раз хлопала меня по рукам.

— Слушай, а как тебя зовут на самом деле? — спросил я, схватив ее за талию в очередной раз и прижавшись бедрами. — Если я не Либер, то кто у нас ты?

Девушка в очередной раз отстранилась от меня. Затем лукаво глянула через плечо. Заходящее солнце коснулось лучами ее лица, заиграло искорками в серо-зеленых глазах и я в очередной раз поразился ее красоте.

— Лициния, — сказала девушка. — Меня зовут Лициния. Я младшая дочь сенатора Тремелия Септима.

— Прекрасное имя, — сказал я искренне.

Мы проехали через канал по широкому мосту, затем выехали на широкий проспект Кардо Максимус, ведущий от Ауриевых ворот.

Марикк скакал сзади, но его усталая лошадь чуточку отстала. Колесница подскочила на ухабе и я в очередной раз коснулся бедер девушки. Нет, это слишком невыносимо, стоять так близко к ней, ощущать аромат ее волос и манящего тела и ничего не делать. Я обхватил ее крепче одной рукой, другой удерживая поводья.

— Мы сейчас улетим в сторону, — предупредила Лициния, если позволите теперь называть ее так. — Держи поводья обеими руками, дурак.

Я не успел ничего ответить, потому что из боковых улочек выскочили несколько десятков человек с дубинками и ножами и бросились наперерез квадриге. Я едва успел схватиться за поводья обеими руками и направить коней в сторону. Колесница заметалась по улице, мы чуть не вылетели из нее. Корпус экипижа затрещал. Люди закричали:

— Вот он, держи сосунка! — и попытались схватить коней под уздцы.

В это время подоспел Марикк и с размаху врезался конем в толпу нападающих. Вместо меча он с недавних пор начал использовать огромную железную палицу со здоровенным шипастым шаром на конце. В его руках это было страшное оружие.

Первыми же ударами он раскроил черепа троим нападавшим, а толпа сразу подалась назад. Я хлестнул коней поводьями и они помчались вперед, давя людей, пытавшихся нас остановить.

Двое людей, что хватали коней под уздцы, с криками упали под копыта и скрылись из виду. Колесница с хрустом проехала по чему-то мягкому и тут же с дороги послышались крики боли. Кажется, мы сломали кому-то руку или ногу.

Освободившись, я погнал коней дальше. Оглянулся и увидел, как Марикк отбивается палицей от наседающих на него людей, а их фигурки отлетают под его ударами, как тряпичные куклы. Надо бы помочь, сначала подумал я, а потом решил, что он обязательно сможет пробиться.

— Берегись! — закричала Лициния.

Оказывается, из соседнего переулка навстречу нам выкатилась повозка, груженная камнями. Ее тащили четверо новых нападающих. Я с отчаянием увидел, что мы не успеем проскочить, столкновение неизбежно. Ладно, раз уж не удастся избежать аварии, то надо хотя бы вывести из строя как можно больше противников.

Натянув поводья что есть силы, я направил коней в ту сторону, где пыхтели злоумышленники. Они едва успели заметить, что я еду на них. В то же мгновение кони добрались до них.

Троих из них они успели сбить и затоптали копытами. Колеса моего экипажа снова с отвратительным хрустом проехали по чьим-то распростертым на земле телам. А вот четвертый почти успел спрятаться за повозкой, но корпус колесницы с размаху ударился по ней и раскололся на куски. Мы с девушкой вылетели на дорогу, а повозка перевернулась и камни посыпались наземь.

Я несколько раз перекувыркнулся, потеряв ориентацию в пространстве, затем стукнулся обо что-то твердое, да так, что из глаз посыпались искры. Некоторое время я лежал, ничего не понимая, оглушенный и разбитый. Затем зрение и слух постепенно вернулись ко мне.

Кто-то тряс меня за плечо и сфокусировав зрение, я увидел, что это Лициния. Видимо, девушка приземлилась гораздо удачливее меня. Хотя как сказать, на щеке у нее алела царапина, а все лицо и волосы испачканы в пыли.

— Вставай, скорее, чего ты разлегся? — тревожно спрашивала девушка.

Я поднял голову и огляделся. Вдали в конце улицы Марикк еще до сих пор громил нападающих, но несколько из них уже заметили, что моя колесница остановлена и помчались к нам во весь опор. Глядеть на их свирепые рожи и посверкивающие в лучах заходящего солнца ножи было для меня непосильным испытанием.

Опираясь на руку Лицинии, я поднялся и снова огляделся. Колесница безнадежно сломана, кони разбежались, только двое ржали неподалеку, запутавшись в упряжи. Возле повозки лежали неподвижные тела нападавших, раздавленные колесницей. Ни спасся ни один из четверых. Освобождать коней не было времени, пока мы будем этим заниматься, нас раз десять прикончат.

Схватив девушку за руку, я шатаясь, нырнул вместе с ней в переулок. Здесь было тихо, сумрачно и безлюдно. Бежать по улочке тоже не имело смысла, поэтому мы тут же вбежали в ближайший двор, окруженный высоким забором. В глубине двора стояла четырехэтажная инсула, что было чертовски кстати, там можно будет спрятаться от погони. Вдоль фасада тянулись портики с колоннами. Недалеко от входа стояла цистерна с водой.

Мы едва успели забежать в многоэтажку, как на улочке раздались крики преследователей. Внутри тянулся коридор. Первые этажи инсул обычно сдавались в аренду под торговые лавки, они как раз выходили витринами на улицу Кардо Максимус. Мы прошли по коридору и я не находил прохода к лавкам. Видимо, хозяева предпочли, чтобы проходы во двор инсулы были заделаны. Ладно, тогда нам дорога на второй этаж.

Дойдя до конца коридора, мы наткнулись на двустворчатую деревянную дверь. Отворив ее, мы очутились перед травертиновой лестница, ведущей на верхние этажи инсулы. Быстро поднявшись по ней, мы прошли несколько дверей и я ворвались в одну из квартир с открытой дверью.

Судя по всему, эта двухкомнатная квартира с кубикулой-спальней, экседрой, полукруглой глубокой нишей с куполом и медианумом — прямоугольной комнатой в центре квартиры, хорошо освещенной и выходящей окнами на улицу. Медианум служил залом и коридором, из него можно было попасть в остальные комнаты квартиры.

Заперев дверь на засов, я подошел к окнам и осторожно выглянул наружу. Вот проклятье, окна как раз выходили на улицу, где только что закончилось побоище с нападавшими. Марикк как раз уже умчался вперед по улице, разыскивая меня. Злоумышленники, а их осталось не меньше десятка, перекрикивались, расспрашивая друг друга:

— Где этот чертов сосунок? Ну почему он такой изворотливый?

— Он не мог уйти далеко, вон его колесница.

— Постойте, вы что не видите, люди Реция все-таки остановили его, — сказал кто-то более глазастый. — Пошли, надо разыскать сучонка, он не мог уйти слишком далеко.

— Клянусь тестикулами Юпитера, он знал о том, что мы поджидаем его, — сказал кто-то другой. — Поэтому чуть не ушел от нас.

— Вот дьявол, его телохранитель ударил меня по плечу, — стонал третий. — Он сломал мне руку. Вызовите врача.

В коридоре инсулы тоже послышались топот и крики. Преследователи гнались за нами по пятам. Того и гляди, настигнут.

Я огляделся и глубоко вздохнул. Потом вернулся к двери, где стояла растерянная Лициния и отодвинул засов.

— Что ты делаешь? — прошептала девушка. — Они же ворвутся сюда.

— Ну да, — ответил я. — Тогда они не заподозрят, что мы здесь спрятались. Пусть дверь будет открытой. Пойдем, спрячемся.

Мы прошли в кубикулу. В коридоре послышались торопливые шаги преследователей. Кажется, скоро меня и мою спутницу поймают, как крыс, загнанных в угол.

Загрузка...