Идущие на смерть приветствуют тебя!

Глава 14. Кто громче всех играет на дудочке?

Я хотел спросить, какого дьявола пленники смогли сбежать из подземелья и случайно заметил взгляд моего дяди.

Павел сидел на высоком кресле поодаль от меня, рядом с моими братьями и сестрами и пристально глядел на меня. Я внезапно понял, что он прекрасно знает, о чем идет речь. Наверняка мой дядя приложил руку к этому побегу.

Неужели он как-то сумел связаться с пленными факционариями? Нутром чую, что да, без него здесь не обошлось. А ведь Лакома и Донатина советовали мне прикончить эту змею, а не греть на груди.

— Какие будут распоряжения, доминус? — спросил Парсаний, выжидающе глядя на меня.

Прекрасное настроение, охватившее меня с утра в связи с праздниками, мгновенно улетучилось.

— Какие же еще могут быть распоряжения? — сварливо спросил я. — Кто-нибудь отправился в погоню?

— Нет, доминус, — испуганно ответил Герений, будто бы это он был ответственен за поимку беглецов. — Ждут ваших распоряжений.

— Совсем с ума посходили, что ли, — сказал я с досадой. — Немедленно отправьте погоню. Человек десять всадников, желательно гуннов. Позови ко мне Донатину. Куда они отправились?

Герений пожал плечами.

— Неизвестно, доминус. Атальф обыскивает кварталы вокруг дворца.

— Ну зачем это? — спросил я. — Вы что, думаете, что они спрячутся рядом со дворцом? Нет, конечно, они побегут подальше. Кто стоял на страже, почему они не посекли побег?

— На стражников напали и убили, — объяснил помощник. — Кто-то сделал это, а потом открыл решетки для пленников. Воспользовались тем, что дворец почти опустел из-за Квинкватрий.

— Оказать денежную помощь семьям погибших, — распорядился я. — Давай скорее Донатину и закройте ворота из города.

— Сейчас праздники, доминус, — мягко возразил Герений. — Люди прибывают из разных городов и уезжают туда. Как мы можем закрыть ворота?

— Верно, дьявол вас раздери, — сказал я. — Тогда поставьте посты и тщательно обыскивайте каждую повозку и колесницу. Они не должны уйти из города. В самой Равенне проведите обыски и мероприятия по поиску беглецов. Давай, что ты стоишь, действуй! И никому ничего не рассказывайте, ясно?

Герений кивнул и помчался выполнять указания. Лициния спросила:

— Это что же получается, прасины и венеты сбежали?

Я с подозрением посмотрел на нее. Времена сейчас такие, что доверять никому нельзя. Может быть, и эта девушка с невинной улыбкой и ясными глазами на самом деле помогала организовать побег, вскружив мне голову?

— Чего уставился? — спросила Лициния. — Ты что, думаешь, я тоже здесь замешана?

Даже если это и так, то сейчас она ни за что в этом не признается. Я вздохнул, выдавил из себя улыбку и сказал:

— Нет, что ты, я просто задумался, куда они могли уйти. Твой отец, может быть, знает? Узнай у него, пожалуйста.

Лициния замотала очаровательной головкой.

— Ты меня за кого принимаешь, Ромул? За своих отвратительных шпиков фрументариев? Мой отец согласился сменить партию ради меня, но доносить на своих бывших товарищей он не будет.

— Ладно, отлично, это характеризует его, как честного и надежного человека, — сказал и в это время подошел Донатина.

Лициния сразу отвернулась.

— Ну? — спросил я. — Как это случилось?

Магистр тайных дел поджал губы и промолчал.

— Ты что, ничего не знал об этом? — пораженно спросил я. — Ты, глава фрументариев? Тогда зачем вам целая сеть шпионов на всю страну, если вы не можете проследить за тем, что творится под носом?

На арене между тем чествовали победителей. По плану я должен был возложить на их головы венки из оливы и тростника, но сейчас у меня совершенно пропало желание делать это. Я хотел поручить это Евмену, но в это время зрители на трибунах начали скандировать: «Ромул Август!».

Ну что же делать нечего, придется исполнить свой долг, а еще заодно и познакомиться с новоявленными чемпионами. Я поднялся и в сопровождении телохранителей спустился на арену.

Чемпионы стояли перед группой других атлетов. Толпа продолжала кричать мое имя. Я взял поочередно венки из рук Евмена и возложил на макушки победителей, им пришлось для этого низко наклонить головы. Третьим победителем оказался неизвестный мне выходец из Капуи.

— Приходите вечером во дворец, парни, — сказал я. — Хотите быть принятым в ряды палатинских схолов?

Чемпионы удивленно переглянулись. Парсаний уже говорил с ними предварительно, но одно дело услышать это от него, а другое — получить приглашение от самого императора.

— Я буду рад служить вам, доминус, — быстро сориентировавшись, ответил Тагенес.

Кажется, грек, несмотря на внушительные габариты, более сообразительный и шустрый, чем увалень Тисандрий. Борец замешкался и тоже кивнул. Также, как и тот выходец из Капуи, что занял третье место.

— Ну вот и отлично, мы как раз зададим пир во дворце в честь победителей, — сказал я и похлопал каждого по могучему плечу, в то время как трибуны амфитеатра продолжали шуметь.

Там, насколько я понял, многие зрители делали ставки, а теперь радовались выигрышу или, наоборот, огорчались проигрышу. Между некоторыми азартными игроками разгорелись скандалы и потасовки.

На сегодня соревнования были завершены, остались только ритуальные выступления атлетов, но мне уже не было до них дела, поскольку основные мероприятия уже прошли. Мне надо было поторопиться и я, выехав с амфитеатра, поскорее вернулся во дворец. На улице уже наступил вечер и город быстро погружался в темноту.

Лициния была довольна, несмотря на то, что концовка мероприятий была смята неожиданным происшествием.

— Я впервые вижу все гимнастические упражнения, — сказала она. — У нас их редко проводят. Обычно только гонки колесниц. Говорят, раньше были бои гладиаторов. Сейчас уже нет, их запретили. А жаль, я бы с удовольствием сходила.

Мы ехали в колеснице и меня окружали три десятка палатинских схолов. Все-таки я извлек урок из недавнего покушения, устроенного прасинами и теперь передвигался по городу только в сопровождении усиленной охраны.

— Ты еще не знаешь всех гимнастических упражнений, которые можно было бы устроить, — сказал я с сожалением. — Вот, например, игра в мяч. Я заметил, что многие рядовые римляне любят играть в кожаный мяч, перебрасывая его между собой. А существует целая игра, которая могла бы занять всю арену амфитеатра, где игроки пытаются забросить друг другу мяч в охраняемое пространство.

— Звучит странно, — поморщилась Лициния. — Они что, бегали бы за мячом по всей арене? Зачем бегать так далеко, чтобы догнать соперника? Они же быстро устанут.

— Ты не понимаешь, женщина, — сказал я. — Но поверь мне, если бы я ввел такую игру среди римлян, она быстро стала бы популярной.

Я задумался на мгновение. С другой стороны, почему бы и нет, кто мешает мне ввести футбол в этой стране? Если понравится, то на этом можно делать большие деньги, а если нет, то все скоро забудут об этом.

— Что мне нравится в тебе, Ромул, так это твоя неистощимая фантазия, — сказала Лициния, улыбаясь, потом покосились назад, где я прижался к ней бедрами. — А еще твоя неистощимая мужская сила, хотя это иногда так утомительно.

Она могла еще долго болтать без умолку, но в это время мы уже подъехали ко дворцу, на этот раз, слава богу, без досадных случайностей. Родерик ехал сзади в сопровождении других охранников и поглаживал рукоять огромного меча, готовый к любым неприятностям.

Первым делом после прибытия во дворец я встретил Донатину и Лакому. Они ждали меня в парадном зале, начинающемся сразу после главного входа. При взгляде на их кислые физиономии я сразу понял, что у них нет радостных новостей.

— Только не говорите, что они пропали без вести, — сказал я. — Что, целая группа людей скрылась неизвестно куда, и вы до сих пор не обнаружили их? Куда это годится?

— Мы знаем только, что они выехали из города, — сказал Донатина. — Но куда поехали, на север, юг или восток, неизвестно.

— И что, нет даже каких-либо предположений? — спросил я, стремительно направляясь в свои покои. — Разве они могли поехать на север, где их ожидают варвары? Скорее всего, они направились в Рим, чтобы укрыться среди тамошних коллег по партиям.

— Эрнак уже проверил дорогу Ариминия, там их не видели, — сказал Донатина. — Сейчас должны вернуться гонцы от всадников, обыскивающих северные дороги. Может быть, они наткнутся там на их следы.

— Что делает мой дядя? — спросил я. — Есть какие-нибудь сведения о том, что он тоже участвовал в этом?

К тому времени мы уже поднялись на четвертый этаж и первым, кого я встретил у своих дверей, был Бамбали. Бывший протоспафарий прасинов торжествующе улыбался.

— Я знаю, куда отправились беглецы, император, — сказал он, не глядя на Донатину и Лакому. — Они поехали на запад, к морю. Там их ждал небольшой корабль. Побег был тщательно организован и подготовлен.

— Они уже сели на корабль? — спросил я. — Откуда тебе стало известно об этом?

— Нет, насколько мне известно, они еще не успели, — покачал головой Бамбали. — Один из советников прасинов поддерживал со мной отношения, надеялся, что потом сможет перейти из их лагеря к вам, император. Он и отправил мне сообщение, как только беглецы вышли из подземелья. А затем написал, куда они направились.

— А кто им помог? — живо спросил я. — Кто это все подготовил?

Бамбали пожал плечами.

— Это пока неизвестно, император. Мой советник до сих пор не знает этого. Правда, он видел, как ваш дядя несколько раз спускался в подземелье и разговаривал с Веттонианом и Бландом.

— Я так и знал, — сказал я. — Здесь не обошлось без моего дяди. Он все-таки нашел, как навредить мне. Зря я не послушал вас и оставил его рядом с собой.

Я вошел в свои покои и первым делом отправил Донатину и Лакому на поиски беглецов.

— Я хочу, чтобы вы нашли их и привели сюда, — сказал я.

— А если они окажут сопротивление? — многозначительно спросил Лакома.

Я поглядел на его голову, до сих пор еще перевязанную.

— В таком случае можете действовать по своему усмотрению. Делайте все, что угодно, чтобы они не ушли. Доставьте мне их, живыми или мертвыми.

— Живыми или мертвыми, — со вкусом повторил Лакома и поклонившись, отправился из покоев.

Мы к тому времени уже стояли возле писцины, поскольку я желал окунуться в водоем, а затем освежиться в терме.

— Император, надо ли мне тоже ехать? — спросил Донатина, не глядя на Бамбали. — Всадники фрументариев с успехом справятся с поиском беглецов.

— К сожалению, твои фрументарии проморгали дерзкий побег заключенных прямо из моего дворца, — заявил я. — Поэтому ты должен лично возглавить поиски. Не возвращайся без них, только так ты сможешь исправить свои ошибки.

Донатина поклонился и отправился вслед за Лакомой. Я пригласил Бамбали остаться и рассказать еще, что теперь можно ждать от беглецов.

— Если вы не поймаете их, то ждать нужно только плохие новости, — заявил бывший протоспафарий. — Веттониан, Тибул и все их люди в ярости. Они поднимут всех своих знакомых и приведут в Равенну варваров, чтобы захватить город. При этом они уже не будут руководствоваться соображениями разума, а будут делать только отомстить. Мне, как человеку, который предал их, вообще теперь не хочется спать. Как только я подумаю, что Веттониан сделает со мной, если я попаду в его руки, я места себе не нахожу.

Мы разговаривали еще около часа, а потом Бамбали уехал по делам, пообещав сразу сообщить, как только у него появятся новости.

Я вернулся в кубикулу, а Родерик остался дежурить возле моей спальни, не пуская туда никого, кроме тех, кому можно было войти, обычно это были мои женщины.

Подойдя к клинии, я обнаружил спящую Лицинию. Девушка лежала, подложив руки под щеку и лунный свет из маленького окошка падал на ее лицо. Я наклонился и поцеловал ее в губы. Девушка крепко спала и даже не думала проснуться.

Вернувшись к окошку, я посмотрел на спящий город, освещенный только по главным улицам. В небе сияла убывающая луна, судя по ней, завтра будет отличная погода. Я посмотрел на Равенну, укрытую темнотой, в который раз подивился тому, что нахожусь сейчас в теле юного императора за полторы тысячи лет от родного времени и тоже лег спать.

Ночью я спал неплохо, только иногда снились женщины, которых я обманул, они печально и укоризненно смотрели на меня. Только одна из них, Вика, сказала во сне:

— Ты еще пожалеешь, Роман, что связался со мной. Ты еще пожалеешь, пожалеешь… — а потом поцеловала меня и прошептала на ухо: — Вставай, милый Ромул. Как бы я не пожалела, что пропустила соревнования трубачей.

На второй день в амфитеатре проводили турнир творческих людей: стихотворцев, трубачей, музыкантов и глашатаев. По сути дела, это был музыкальный фестиваль.

Для меня такие зрелища были не в диковинку. Я еще в прошлой жизни проводил несколько таких мероприятий, особенно много в провинциальных городах России и СНГ, привлекая туда поддельных знаменитостей. Звезды, конечно же, были нашего, местного разлива, на иностранных я не замахивался, разве что иногда делал рекламу, будто приехала некогда популярная группа которой половины двадцатого века.

Народ, помнится, валил валом. Сегодня я тоже намеревался посмотреть на фестиваль. В будущем можно будет расширить программу, сделать более эмоциональной и увлекательной, а там и проводить концерты по всей Западной Римской империи. А то и устроить гастрольный тур в Константинополь.

На деле все эти громко озвученные соревнования герольдов вылились в жалкое зрелище. Сначала собрались трубачи и состязались, кто из них сможет извлечь из своей трубы самые чистые и мелодичные звуки. Зрители на трибунах громко кричали, выражая одобрение, или свистели и улюлюкали, высказывая осуждение.

Следом за тем выступили рекламаторы. Они тоже отдавали на суд публики и специального жюри свои голоса, громко читая различного рода стихотворения, например, Вергилия или Овидия.

Судьи и народ тоже оценивали мощь и тембр голоса, насколько хорошо и четко глашатай произносит текст. Тех, кто выступал хорошо, поддерживали аплодисментами и одобрительным криками. Тех, кто выступал плохо, освистывали и даже закидывали гнилыми яблоками и высохшим козьим пометом.

Поначалу я заинтересовался и внимательно следил за мероприятием. Но после обеда, когда стало слишком жарко, я начал подумывать о возвращении во дворец.

Дел было слишком много, к тому же от Донатины, Лакомы и Бамбали совсем не было вестей. Из фрументариев поблизости маячил только Поллио, но старик тоже остался без новостей. Лициния увлеклась соревнованиями и не желала уезжать. Тогда я начал вызывать комитов к себе в ложу и слушать их доклады.

А затем ко мне пришел дядя вместе с двумя младшими братишками. Сделал он это намеренно, чтобы я не арестовал его при своих родичах.

— Как дела, племянник? — спросил он. — Я слышал, твои темницы опустели? Как же ты так промахнулся?

— Да, птички вылетели из клетки и упорхнули куда подальше, — ответил я. — Говорят, кто-то пришел и помог им отпереть дверцы клетки.

— Ну конечно, без посторонней помощи здесь не обошлось, — ответил дядя. — Только не надо думать на меня, я здесь ни при чем. Хотя ты, по-моему, уже решил иначе. Или я не прав?

— Я бы хотел думать по-другому, дядя, — сказал я. — Но мне сказали, что ты несколько раз навещал Веттониана. Зачем тебе это было нужно?

Дядя пожал плечами. Братья глядели на меня исподлобья и молчали.

— Да, я заходил к нему разговаривать. Хотел проверить, готов ли он к союзу со мной, если я отпущу его.

— Значит, ты все-таки договорился с ним о сотрудничестве против меня? — сощурился я, потому что дядя стоял, заслоняя солнце. — Эх, дядя, я думал, что ты отбросил все мысли о вреде, когда мы сражались плечом к плечу с тем же Веттонианом. А ты был готов подружиться с ним против меня.

— Был готов, да не подружился, — ответил дядя. — Веттониан отказался от моей помощи. Видимо, уже тогда готовился убежать. Так что я остался здесь. К его побегу я не имею отношения. Можешь верить, а можешь нет. Кстати, я на самом деле считаю, что беглые прасины и венеты на самом деле до сих скрываются в городе.

— С чего это ты взял? — спросил я, но в это время пришел Парсаний.

Склонившись к моему уху, он прошептал:

— Погоня не достигла результатов, доминус. Беглецов не нашли.

Я поглядел на дядю, раздумывая арестовать его или нет.