Как я и обещал воинам, в Равенну мы вернулись победителями. Я не скажу, что это был грандиозный триумф, когда на улицу высыпали тысячи народу и приветствовали нас, махая платками и бросая конфетти, но зрелище в целом тоже было приятное.
Люди на улицах города стояли кучками по пять-десять человек, обсуждали происходящее вокруг и смотрели на диковинное зрелище. Дни, когда император въезжал в столицу после победы над врагами, жители Рима давно уже позабыли. А значит, чуток подзабыли, как надо себя вести при этом.
А ведь победа была, и победа славная. Я одержал ее над объединенным войском вестготов и лидеров трех партий, вернее, даже двух, потому что сначала русии, а потом и левки в битве не участвовали.
По большому счету, своим успехом мы были обязаны архитронито. Когда выстрелы орудия, похожие на раскаты грома, начали косить нападавших на наш лагерь врагов, прокладывая в их рядах огромные длинные борозды, вестготы и их союзники из партийных боевиков быстро поддались панике.
Филоник действовал молодцом, он учитывал психологический эффект от громоподобных выстрелов, от которых лошади испуганно шарахались в сторону и старался стрелять быстрее, не заботясь о меткости, а больше о том, чтобы развить посеянную панику. Это ему удалось вполне успешно, особенно тогда, когда с города внезапно подошли еще три центурии моих воинов из дворца, оборонявших его под руководством Эрнака и Залмоксиса.
Внезапное нападение с тыла окончательно добило деморализованных вестготов и они начали разбегаться. Тогда мои воины вылезли из-за повозок и побежали следом за отступающим врагом. Они уже, к счастью, не боялись грохота выстрелов архитронито.
Глядя, как бегут враги, я дал себе слово, что в ближайший месяц заставлю Калияса сделать еще три таких же. Или, что значит заставлю? Я буду его умолять, буду валяться в ногах и сносить все его прихоти, лишь бы он сделал еще несколько.
Хотя, надо попробовать, чтобы такую же сделал Герений, может быть, он уже научился делать такие, глядя, как их делает изобретатель. С другой стороны, рано еще, надо, чтобы Калияс сделал еще несколько экземпляров архитронито, тогда мы и сами сможем поставить их производство на поток.
Ну, а сейчас, глядя, как надменные недавно вестготы теперь бегут врассыпную, я испытывал только радость от того, что нам удалось с ними справиться. Мы преследовали их еще долго, до заката солнца, захватив в плен большую часть, по меньшей мере, около семи-восьми сотен человек. Еще около трехсот-четырехсот погибли или оказались ранены в бою, а оставшиеся сумели разбежаться по окрестностям.
Связанных вестготов мы повели перед собой, в город, чтобы люди увидели, наконец, что варвары в этой стране тоже могут быть побеждены. Другие варвары, остготы, которые сдержали данное мне слово, под предводительством Атальфа, согласились на мое предложение снова поступить ко мне на службу, но на этот раз уже со строгим условием, что в случае нарушения дисциплины их будут подвергать суровым наказаниям, вплоть до казни виновных лиц.
— Хорошо, — сказал окровавленный Атальф, в бою он успел получить раны и нанести так же много ран врагам. — Главное, император, плати вовремя и щедро и мы всегда будем служить тебе верно, как псы.
Факционарии партий успели убежать, также как и вожди варваров. Мы построили пленных и погнали перед собой. Потерь среди наших на удивление оказалось гораздо меньше, чем у врага, это было связано с оборонительной тактикой, которую мы применяли.
Арбалетчики собрали болты, Филоник бережно упаковал архитронито. Раненых мы погрузили в повозки, которые тоже, кстати, забрали у фермера и отправились в Равенну.
Я хотел посадить Вирсанию в колесницу рядом со мной, но Донатина отговорил меня от этого. Она поехала на другой колеснице и нисколько не обиделась на это, характер у женщины оказался золотой.
Дядя потребовал себе коня и тоже пожелал въехать в город. После того, как он сражался с моими врагами, я был склонен простить его.
— Я тебе так скажу, император, — сказал Лакома, узнав о моем решении. — Сколько волка не корми, он все равно будет смотреть в лес. Из твоего дяди уже не сделать цепного пса, как из Атальфа. Хотя и тот тоже может укусить, ты уж сильно не обольщайся.
Донатина тоже не одобрил этого решения. Мы уже как раз выехали из поместья, оставив за собой изуродованные сражением изгороди и развороченные земли, а также множество мертвых тел.
— Не рекомендую, император, очень не рекомендую, — сказал он, подъехав к моей колеснице на коне. — Он будет виться возле твоего горла и ждать удобного момента, чтобы вцепиться в него.
— А ты для чего и эти твои агенты? — спросил я, правя колесницей одной рукой. — Ты думаешь, я не знаю об этом? Но такого опасного врага, как он, лучше держать под рукой, чем вдалеке. Я хочу знать каждый его шаг, каждый его вдох и выдох и целиком и полностью контролировать его.
— Это само собой разумеется, — ответил Донатина. — У нас уже имеется список предложений по обустройству нашей службы. Мы предлагаем возродить для нее древнее название «фрументариев», их когда-то опасались люди, так вот пусть теперь опасаются снова.
— Когда приедем во дворец, приходи ко мне со своими предложениями, — ответил я. — И приводи троих своих самых активных агентов. Как раз и обговорим все.
Таким образом, дядя тоже горделиво ехал в свите рядом со мной, хотя Родерик и получил указание приглядывать за ним, чтобы мой родич ненароком не заколол меня во время торжественного въезда.
Позади моей колесницы шли пленные, а затем ехали повозки с императорской казной. У меня были основания радоваться и счастливо махать подданным, некоторые из которых поздравляли меня с возвращением. Но в глубине души меня терзали сомнения и страхи.
Несмотря на появление казны, теперь передо мной стояли новые, еще более масштабные задачи. Я ехал по улицам Равенны, машинально улыбался людям, а сам напряженно думал над тем, как быть дальше. Будущее вовсе не представало передо мной ясным и безоблачным. И все эти проблемы следовало обсудить с помощниками в самое ближайшее время.
Посмотрев на жидкие куски людей, глазеющих на меня, будто на цирковое представление, я внезапно ощутил раздражение. Этим людям совершенно наплевать, какой император правит ими.
Им все равно, чем там занимаются во дворце, кто там сидит, Ромул или Веттониан или вообще какому-нибудь варварский вождь. Когда я тайно прибыл сюда и спросил прохожего на главной улице, что случилось с дворцом, он остался совершенно равнодушен по отношению к тому, что происходило с Капитолием.
Разве можно быть таким безразличным к происходящему в твоей стране? Неудивительно, что Римская империя в конце концов пала под натиском захватчиков. А такие дряблые и равнодушные люди, как эти, вряд ли смогут мне помочь в борьбе за возрождение страны. Надо искать других, энергичных и неутомимых, с голодными глазами и готовыми на все, чтобы добиться своего.
— Эй, давай, все двигаемся быстрее! — закричал я и хлестнул лошадей поводьями.
— Что случилось, император? — закричал Донатина. — Куда вы торопитесь?
— У нас много дел, нечего здесь задерживаться! — крикнул я в ответ и снова ударил лошадей. — Давайте, быстрее везите казну.
Понукаемые мной, все зашевелились и ускорили шаг. Даже пленным пришлось бежать. Повозки с золотом громыхали и подпрыгивали на ухабах, а я все равно требовал ехать быстрее.
— Куда ты торопишься, Момиллус? — закричала мне какая-то старушка, стоявшая на перекрестке. — От смерти все равно не убежишь!
Вскоре мы прибыли во дворец, причем мне в любом случае пришлось умерить темп, чтобы следить за тем, как перевозят сокровища. Капитолий я видел только мельком и сразу отметил, что его стены потемнели от копоти. Донатина рассказывал, что вестготы устроили там стоянку для коней, а еще разжигали внутри костры и жарили там мясо.
Дворец внутри походил на осажденную крепость. Мои воины, те, что защищали его, завалили ворота камнями и толстыми бревнами. Вокруг во рву лежали мертвые вздувшиеся тела врагов. Хорошо, что я потребовал углубить ров как раз незадолго до отъезда.
На площади перед дворцом, сплошь покрытой палатками солдат, меня ждали Эрнак, Залмоксис и Тукар. За ними стояли Марикк и Камахан. Франк Траско, как мне говорили, давно лежал раненый, возможно, даже при смерти. Он пострадал при первых стычках с прасинами.
— Мой император, — сказали они. — Мы рады видеть вас в добром здравии.
— Ну что же, вы отлично поработали, ребята, — ответил я. — Вам надо отдохнуть и получить заслуженную награду, но давайте сначала завершим то, что мы начали с Веттонианом. Идите в город и притащите ко мне всех факционариев партий. Я хочу, чтобы они были здесь через час. Будем решать их судьбу.
Я отправился во дворец, осторожно лавируя между палатками. Мне надо было срочно переложить привезенное золото в хранилище. Во дворце было два помещения для хранения золота, даже три, если считать небольшое хранилище, которое я обустроил в своих покоях.
Еще одно, фиктивное помещение, располагалось на первом этаже дворца, не доходя до библиотеки. Оно было большое, с решетками перед железной дверью и толстыми непробиваемыми стенами, с неизменными охранниками, стоящими свирепо с мечами в руках.
В общем, любой, кто проходил мимо этого хранилища, невольно понижал голос и говорил шепотом, благоговея перед сокровищами, которые здесь находились. И никто не подозревал, что на самом деле казна была в ином месте, в другом крыле здания, за неприметной маленькой дверцей, выглядящей неказисто, но на самом деле тоже сверхтолстой и непробиваемой. Здесь охраны не было, она находилась внутри и никогда не показывалась посторонним на глаза.
Теперь, привезя казну, вместе с казначеем Аринием Баэбием Беллатором, я выгнал всех с первого этажа и проследил, чтобы деньги занесли во второе, настоящее хранилище. Затем Беллатор, радостно сверкая глазами при виде золота, уселся вместе с помощниками пересчитывать деньги. Он обещал прийти ко мне с отчетом сразу, как только закончит.
Я не успел подняться к себе, как обнаружил, что у лифта меня ждет целая толпа народа. Здесь были все комиты и советники курий, а также управляющие первых богачей города Таника и Уликса, а также строитель Маний Гордий, воспитатель Цинна и даже Плотий Грисп, жуликоватый оружейник.
— Ого, да вы ребята, так сильно по мне соскучились? — спросил я. — Я вижу, что вам здесь было весело без меня, но вы все равно успели соскучиться?
Я начал подниматься с ними со всеми на четвертый этаж, на ходу разбирая текущие вопросы. По ходу дела выяснилось, что прасины не успели нанести вреда моим задумкам, в частности, они не сломали газопровод, который Гордий почти успел дотянуть до города.
Поскольку газ в нынешних условиях был взрывоопасным решением для города, в прямом смысле, ведь его могли поджечь варвары, мы решили сначала подключить только один квартал с северной стороны. Кроме того, строитель предложил:
— Тогда давай проведем его под землей и зальем бетоном? В этом случае никакая варварская обезьяна до него не доберется.
— А как ты будешь ремонтировать трубы, если чего сломается? — спросил я. — Ты об этом подумал?
Гордий усмехнулся.
— Так же, как и всегда. Мы сделаем проходы, чтобы в них мог пролезть человек и воздух проходил, чтобы он там не задохнулся. Мы всегда так строили канализацию и подземные акведуки.
— Тогда давай так и сделаем, — решил я. — На первом этапе подключим несколько домов на краю города и отдадим систему. Затем начинай строить основательный эфиропровод под землей.
— Только это будет стоить больших денег, — пробурчал строитель.
— Ладно, решим, — сказал я и ко мне тут же пристали управляющие богачей.
— А что с финансированием ремонта акведука, дорог, собора Равенны? — начали они спрашивать наперебой. — Наши хозяева несут колоссальные убытки, работы стоят, рабочим нечего выплачивать на еду и одежду, рабы каждый день бегут со стройки.
Я почувствовал себя, как губернатор в двадцать первом веке, которого осаждают настырные предприниматели.
— Подайте расчет убытков, уважаемые, — сказал я, а когда они с готовностью протянули свитки, отказался брать их. — И не мне подайте, а моему казначею. Если ваши хозяева настолько возгордились, что не соизволит нанести визит сами, а отправляют своих управляющих, то я еще долго буду держать их без денег, так и передайте.
Управляющие отстали на третьем этаже, а теперь я уже остался с комитами и Цинной. Оружейник тоже ждал своей очереди, тихонько поднимаясь вместе со всеми.
Из комитов я сначала поговорил с комитом по конюшням, поручив ему сделать стремена и опробовать их с Лакомой. Затем я спросил у Тертиуса Алетия, комита по науке и образованию, как идет процесс подготовки к открытию университета в Равенне, наподобие Римского атенея изящных искусств, где до недавнего времени юношей из знатных семей обучали грамматике, элоквенции, то есть риторике, философии, диалектике, то есть логике и юриспруденции.
— Трудно найти профессоров, — пожаловался Алетий. — Кого не спрошу, все боятся ехать в Равенну, думают, что скоро нас захватят варвары.
— А после сегодняшнего сражения? — спросил я горделиво, но ученый насмешливо улыбнулся.
— Ты меня извини, доминус, но то, что прошло сегодня, это так, рядовая стычка, коих по Италии происходит десятки каждый день. Сколько у тебя было врагов, одна-две тысячи? Это же смешно. Вот когда ты одолеешь десятитысячную армию, которая скоро обязательно придет сюда, чтобы отомстить за поражение своих соплеменников, вот тогда я сам низко поклонюсь тебе в ноги.
— Значит, только после этого мы сможем поговорить об университете? — спросил я со вздохом. — Ты помнишь, что я тебе говорил? Там должны обучаться все юноши, не только дети богачей и сенаторов. Ты помнишь об этом?
— Эта идея, хоть и безумная, но нравится мне, — кивнул Алетий. — Обучать бедняков за бесплатно, это благороднейшее дело на свете. Пока мы не можем открыть Атенеум, то давай хотя бы откроем школу для подростков. Пусть там детей учат обычные преподаватели, а не мои зажравшиеся тостожопые коллеги из Рима и Константинополя.
— Предоставь мне расчеты, завтра же, — потребовал я и мы очутились уже на четвертом этаже.
Войдя в мои покои галдящей поредевшей толпой, я прошел вместе с советниками в кабинет и первым делом спросил у Евмена:
— Я хочу, чтобы ты ускорил подготовку к Квинкватриям. Вот тебе списки команд из других городов, которые должны участвовать в играх, только не спрашивай, как они мне достались. И не говори факционариям. И кстати, что там с санитарными мерами?
Поскольку мой разносторонний советник был и юристом и врачом одновременно, помимо разработки законов и унификации законодательства я поручил ему предпринять срочные санитарные мероприятия в термах и больницах, в том числе и в родильных домах. Врачам предписывалось дезинфицировать руки и хирургические инструменты, а еще держать свои рабочие места в чистоте, под страхом огромного штрафа.
— Люди ропщут, говорят, это очередная блажь безумного юного императора, — ответил Евмен. — Все утверждают, что хвори возникают только по прихоти Бога, так что им нет нужды наводить порядок и каждый раз чистить инструменты.
— Увеличить штраф, — тут же приказал я. — А еще лучше публичная порка за неисполнение предписания. Завтра же принеси мне рескрипт на подпись.
В общем, когда я закончил с делами, уже наступила ночь. Усталый и еле соображающий, я отпустил посетителей и отправился в спальню.
Камахан, который теперь заменил Родерика на месте моего телохранителя, уснул возле бассейна. Поговорив с Цинной, я выяснил, что братья и сестры по-прежнему не хотят меня видеть. Это огорчило меня и напомнило про письмо отца, которое мне передали люди Донатины.
Я решил почитать послание перед сном и войдя в спальню, зажег светильник. На клинии лежала соблазнительная женская фигура, накрытая тонким покрывалом. Я совсем забыл про Вирсанию. Женщина лежала мной ко мне, а ее стан волнующе изгибался на постели. Улыбнувшись, я подошел к ней и легонько тронул за плечо.
— Как ты себя чувствуешь, милая? — спросил я и осторожно перевернул женщину.
По лицу Вирсании текли слезы. С чего бы это ей рыдать, кто ее обидел? Только я хотел задать этот вопрос, как к моему горлу сзади приставили лезвие кинжала и знакомый голос спросил:
— Ну что, мелкий кусок говна, ты готов подохнуть?
Оглянувшись, я увидел перед собой целую толпу девушек. Секстилия, Валерия, Уликса и Новия Вала, все они стояли передо мной с кинжалами в руках и недобро ухмылялись.