Господин следователь. Книга 11

Глава 7 Стаффордширская керамика — 2

— Рад, что подарок вас порадовал, — сказал император.

— Не то слово, Ваше величество, — согласился я. — Коллекционирование, как болезнь.

— Иван Александрович, дозвольте полюбопытствовать, что вы теперь с козой-то станете делать? Александр Иванович мне поведал, что ваш соавтор нынче в медицинское училище поступает?

— Ох, Ваше Величество, не сыпьте соль на рану, — вздохнул я. — По-хорошему — так эту козу давно бы пора под нож. Будь я умным человеком — так бы и сделал. Уже и молока не дает, проку от нее никакого, но Аня в свое время вся изрыдалась — мол, Манька, это память о покойной матери. Барышня сиротой осталась рано, лет в десять, если не раньше, — пояснил я, — всю работу по хозяйству на себя взяла. А коза ей единственным утешением стала. Как же ее под нож? Живет у меня в сарайке — так пусть живет. Уж как-нибудь животинку прокормлю.

— Необычно для деревенской барышни, — покачал головой император. — У крестьян, как правило, более практичный подход к животным. А я поначалу думал, что Анна тоже на эту дурацкую моду поддалась.

Не сообщить ли государю, что моду на козочек запустила в широкие массы сама Анька? Нет, не стану. Мода — такая вещь, что никогда доподлинно неизвестно, что послужило спусковым крючком.

— Теперь о более важном, — сказал император. — О вашем творчестве. Папочку я с собой не взял — в Царском селе она, но самое главное помню. Не стану вдаваться в художественные особенности — я не критик, пусть они свой хлеб отрабатывают… Мне ваши рассказы нравятся — некоторые больше, некоторые меньше, но так и должно быть. Я о другом.

Его Императорское Величество внимательно посмотрел на меня. Не иначе, сейчас начнется разговор о тех открытиях и изобретениях, которые упоминаются в рассказах.

— Ваш Крепкогорский со своим другом обсуждает, что существует четыре группы крови, — сказал император. — Я не поленился, решил справочки навести. Один наш известный медик — кстати, академик вначале посмеялся, сказал, что глупые книги не читает, потом задумался, и сказал — мол, идея-то сама по себе неплохая. Возможно, это бы позволило делать переливание крови. При кровопотерях уже пытались его делать — и от человека к человеку, даже и от свиньи, Иной раз и получалось, а чаще всего нет. Вот, если бы автор подсказал — как установить эти самые группы?

— А это просто, — сообщил я. — Пусть академик своему лаборанту задание даст — набрать кровь в пробирку, закупорить ее как следует, потом в носок положить.

— В носок⁈

— Совершенно верно, — кивнул я. — Пробирку в носок, к носку веревочку привязать — и, раскручивать, пока не устанет. Ну, а потом, когда рука устанет, кровь под микроскоп сунуть, на предметное стекло. В крови такие мелкие штучки будут — похожие на монетки, так пусть они их считают. Понабирают разную кровь, установят — где и сколько монеток, вот тогда они все четыре группы и откроют. Сам я на славу не претендую, пусть им и лавры, и премия какая-нибудь престижная.

Государь император с удивлением смотрел на меня, а я, делая безмятежный вид, уставился на него.

— Иван Александрович, а почему носок-то?

— Ну, носок — это для начала, пока ничего иного под рукой нет. Потом ученые какую-нибудь крутящуюся машинку придумают. Я уже и название придумал — центрифуга. Чтобы пробирки вставлять, раскручивать. Ученые у нас умные, изобретут. Им механики помогут.

Государь опять встал, прошелся по кабинету. А я, грешным делом, лишь слегка приподнял свою задницу, но потом опять сел. Будем считать, что император мне разрешил. Только бы не спросил — как это мне в голову пришло? Как же.

— И как вы до всего этого додумались?

Ну да, я бы тоже спросил.

— Ваше величество, я же судебный следователь, — принялся я объяснять, на сей раз вставая с места. Неприлично же, если царь стоит. — У меня мысли немножко в другую сторону шли. Допустим, мы уже научились определять, что на месте происшествия кровь, а не краска там, не варенье. Но до сих пор не можем различать — человеческая ли кровь, или, скажем, кровь животного? А еще потребуется различать — от какого человека кровь? Может, там кому-то нос разбили, а мы это посчитаем за убийство? Вот, думал я думал, да и надумал, что кровь каждого человека индивидуальна, но не настолько, чтобы у каждого была индивидуальная кровь. У ребенка должна быть кровь, схожая с родительской, но тут не понятно — от матери или от отца? Подумалось — четыре группы должно быть, не больше. А насчет носка, так вспомнилось, как молоко в сепараторе крутится, сливки от обрата отделяет. И кровь, она в сущности, такая же жидкость, как и молоко. Значит, должно что-то от чего-то отделяться.

Ух, сам запутался в своем собственном объяснении. Еще бы. Пришлось все с ходу придумывать. Да, а про носок-то откуда? Не помню. Скорее всего, из какой-нибудь книги про апокалипсис, когда выжившие создавали центрифугу с помощью подручных средств.

— М-да… — только и сказал государь. — Причудливо же у вас мысль идет. Литератор. А ледокол вы как придумали?

— А все также, раздумывая о раскрытии преступлений, — нахально заявил я. — Просто писать о двух друзьях, влюбленных в одну девушку, о любовном треугольнике — обыденность. Что я о любви после Пушкина или, после Тургенева, нового скажу? А вот если туда что-то интересненькое добавить — экспедиция к полюсу, корабли, так совсем иное дело. Я уже понял, что нужно писать так, чтобы читали разные читатели. Кому-то будет интересна любовь, кому-то технические новшества, а кому-то — немножко юмора.

— Так что с ледоколом-то? — с нетерпением перебил меня государь.

Пока болтал, успел придумать правдоподобную версию.

— Опять-таки, есть судебная дисциплина — трасология. Изучает различные следы, оставленные во время преступления. И след от пули, и отпечатки пальцев. Надеюсь — в ближайшее время сможем сопоставлять и запахи, и ниточки от одежды, которые убийца оставил. Нет таких преступлений, чтобы преступник не оставил чего-то такого, за что мог бы зацепиться следователь. Но след, разумеется, со следами человека ассоциируется. Тоже, кстати, доказательство — отпечаток подошвы, размер ноги, глубина. Человек, когда ступает по снегу, поднимает ноги. Дети, понятное дело, снег пинают, из-за чего и обувь портится, и нагоняй получают. Вот и подумал — почему бы ледоколу тоже не наступать сверху? Если он целиком не сможет — пусть хоть частично. Придумал, в рассказ вставил — не пропадать же добру?

— Кажется, достаточно убедительно, — хмыкнул император.

Еще бы не убедительно. В версию, что знания поступают мне откуда-то извне, «сверху» — никакой критики не выдержит.

— А с ледоколом какие-нибудь практические выводы есть? — поинтересовался я.

— Вице-адмиралу Шестакову даны соответствующие распоряжения, — туманно отозвался государь. — Но у Морского технического комитета есть и иные задачи, кроме создания ледоколов.

— Жаль. В наших местах, где лед по восемь месяцев в году — ледоколы очень нужны. Северный морской путь — это будущее. Но корабли, способные лед колоть, нужны везде. Тот же Финский залив почистить. Весной из-за разлива города заливает — убытки, а так, лед раскололи, вот и решение проблем. Я слышал где-то, или читал, что есть очень талантливый морской офицер Макаров. Вот, он бы с проектом ледокола управился.

— Есть такой, — кивнул император. — Во время турецкой войны лично ему «георгия» вручал. Очень достойный офицер, скоро на повышение пойдет. А вы о нем от кого слышали?

Эх, сейчас скажу, что читал о нем в книге из серии ЖЗЛ.

— Честно, не помню, — начал выкручиваться я. — Но я же много с кем общаюсь — служба такая. Опять-таки, все лето в Москве провел, а там у нас родственники, знакомые, среди них и морские офицеры есть. От кого-то услышал, что Степан Осипович Макаров минные катера создавал, торпеду придумал. Если бы о ком-то другом услышал, другую бы фамилию назвал.

Не знаю, удовлетворил ли я любопытство императора в полной мере, но иных отговорок у меня нет. Так что, пусть примет эту версию.

Прокатило.

— Как там ваш городской голова поживает? — поинтересовался государь. — Про фарфоровую козу я знаю, а что еще?

Фух, кажется, все острые вопросы пройдены. А про Милютина я сейчас много наговорю.

— Иван Андреевич деньги ищет на строительство железной дороги — акционеров привлекает. Обдумывает строительство в Череповце заводика, на котором паровозы станут строить, а для начала — вагоны. Еще он загорелся идеей создать у нас высшее учебное заведение. База имеется — Александровское техническое училище, где среднее звено обучают. А теперь бы неплохо инженеров побольше выучить. Но сразу скажу — все проекты в стадии обдумывания, а как только Милютин к реальным делам приступит, вам сразу же доложат.

Надеюсь, Иван Андреевич не отступит от тех идей, которые мы обсуждали? Иначе я потом буду иметь бледный вид. Впрочем — ему теперь и деваться некуда.

— Что ж, Ивану Андреевичу передавайте от меня поклон. Скажите — все его проекты будут приняты с благосклонностью. Кстати, а у вас имеются ко мне какие-нибудь вопросы?

Их у меня много, но самый главный, касающийся смерти генерала Калиновского, не задам. А остальные… Бог с ними.

Я понял, что аудиенция завершается, поэтому ухватил подарок. Но оказывается, император не закончил.

— Иван Александрович, — слегка смущенно сказал государь Всея Руси. — В прошлый раз вы пообещали, что напишете новую сказку. Про девочку, которую унесло в волшебную страну. Я имел неосторожность сказать об этом одной маленькой барышне… Она и так очень переживала, узнав, что любимого писателя убили. А уж как обрадовалась, узнав, что все это ложь.

— Сволочи они, эти «доброжелатели», — вырвалось у меня. — Даже ребенка в покое не могли оставить. Простите, Ваше величество…

Государь только рукой махнул. Подозреваю, он со мной солидарен. Зачем кому-то понадобилось посвящать малышку в такие дела?

— Ваше величество, передайте маленькой барышне, что сказка пишется, — заверил я. — Более того — завтра-послезавтра мы с соавтором отдадим нашему издателю первую часть.

Я уже сделал шаг в сторону двери, но все-таки не удержался:

— Прошу прощения, государь, что отнимаю у вас время. Буквально, пара минут. Но коли мы с вами заговорили об англомании, мне кажется, следует дать в газетах ряд статей, где будет вскрыта сущность английского (чуть не сказал — империализма) снобизма. Начать можно с того, что англичане, «открыв» Россию принялись ее беззастенчиво грабить. О том, как в трудные для нас времена правительство Иакова пыталось оттяпать у нас кусок Севера — даже двух вице-королей нам назначили. Неплохо бы рассказать о том, как во времена Петра Великого англичане, нарушив дипломатический иммунитет нашего посла Матвеева, заключили его под стражу.

— Подождите, Иван Александрович, не торопитесь, — остановил меня император.

Его Величество, подошел к двери — не к той, в которую вошел я, к другой, парадной, приоткрыл ее и сказал подскочившему дежурному с погонами подполковника:

— Передайте мои извинения, я буду занят еще с четверть часа.

Вернувшись, император сказал:

— Иван Александрович, я знаю этот эпизод. Матвеев и на самом деле был задержан по жалобе кредитора, но в те времена не было такого понятия, как дипломатический иммунитет. Кроме того, английский посол принес Петру Алексеевичу извинения от имени королевы.

— Формально, да, но как это все выглядело? Матвеев вел переговоры с французами и англичанами, чтобы убедить их стать посредниками о заключении мира со шведами. Англичане не отказывали русским, затягивали время, а сами, в это время, вели за нашей спиной собственные переговоры. Не упомню — сколько времени это затянулось? Год, если не больше. Император Петр — ну, тогда еще царь, видя бесполезность переговоров, отозвал Матвеева в Россию. Перед отъездом посол хотел рассчитаться со своими долгами. Он повез деньги ростовщику, а по дороге на него напали какие-то люди. Русского посланника сначала привезли в непонятное место, потом отвезли в суд. А суд, даже не заслушав его доводы и то, что у него имелись при себе деньги, сразу же объявил его виновным и заключил в тюрьму. Судья запретил русскому боярину связаться со своими людьми, ему не разрешили написать письмо английскому правительству. Ладно, что вмешался датский посланник, который выручил Матвеева. А извинения были принесены только спустя два года, после Полтавы, когда Англии что-то от нас понадобилось. Или, после того, как британцы осознали, что русские могут побеждать. Если представить, чтобы у нас произошло нападение на английского посла, так бритты бы лет сто грязью плевались. А мы им оправдания ищем.

— Любопытно, — покачал головой государь. — Я настолько подробно эту историю не знаю. Но спрошу — почему мы должны верить словам боярина? Может быть, он все придумал задним числом? Взял взаймы, а потом решил улизнуть, не расплатившись?

— А почему мы должны верить английским источникам, а не русским? — парировал я. — Почему англичанин заслуживает доверия, а мы нет? Примерно то же самое, как история о пребывании Петра Великого в Норфолке, где ему предоставили дом. Не помню, чей это дом — кажется, какого-то ученого-ботаника. Вам ведь известна эта история?

— Разумеется, — кивнул император. — После пребывания русского царя и его свиты, дому был нанесен ущерб — русские стреляли в картины, перепачкали все ковры, вытоптали лужайку… Ну, и все прочее. Английской казне пришлось возмещать ущерб в 350 фунтов. Деньги, о тем временам, немалые.

Его величество не стал говорить о том, что русские варвары еще и испражнялись в камины, изнасиловали всех служанок и прочее. И я про это умолчу. Скажу другое.

— Вот, в связи с этим, у меня, как у юриста и историка-любителя, есть вопросы. Любой источник следует подвергать критике. В чьих интересах он создан? Насколько надежен? В данном случае, с ущербом, который нанес Петр и его люди — полная загадка. Кто подсчитывал ущерб? Имеется ли соответствующий акт? Кто выступил в роли свидетеля? Надежны ли они? А был ли вообще нанесен какой-то ущерб? Не исключено, что сам хозяин дома решил подзаработать, солгав о русских варварах. Или это байка, придуманная позже. Тем более, что у самих англичан имеется прецедент. Их собственный король Карл 2, останавливаясь со своей свитой в частных домах, наносил им такие разрушения, что нашему императору и не снились. Вполне возможно, что англичане решили использовать истории собственного владыки, и перенесли это на нас.

— Вы сами возьметесь? — поинтересовался император. — Напишете о взаимоотношениях России и Англии? Естественно, это должно быть не голословно, а с опорой на исторические факты. Наверное, вам переводчик с английского понадобится? Отыщете ли в Череповце?

Что называется — и хочется, и колется. И времени на такое нет, но грех это, англичанам хотя бы небольшую пакость не сделать. Впрочем, это даже не пакость, а так, критические замечания.

— Возьмусь, — твердо ответил я. — Переводчик не нужен — по-английски читаю.

— Читаете по-английски? — удивился император.

— Только читаю, — подтвердил я. — С разговорным английским не очень — произношение у меня неважное, да и практики нет. Не обещаю, что смогу писать подобные очерки часто, но раз в месяц — это вполне возможно. Под своей фамилией писать не стану, чтобы не связывали с отцом. Вот только, при нашем поголовном англофильстве, кто это станет печатать?

Ох ты, глупость сказал…

— Будут печатать, — улыбнулся государь император, провожая меня к выходу. — Вот это точно, я вам обещаю. Любая газета, любой российский журнал — на ваш выбор. А то, что по-английски читаете — это похвально.

— Ваше величество, а не стоит ли начать не с истории, а с английских частных школ? У нас, порой, с придыханием повествуют об английской системе образования, о «школьных галстуках», а ведь на самом деле — сплошное издевательство.

— А вам известна система английского образования? Если да, то пишите. В общем — пишите, что хотите, но свои очерки вначале присылайте мне. Адрес, по которому почтовые отправления присылать, у штабс-капитана Радлова возьмете.

Возьму. А еще попрошу, чтобы штабс-капитан выдал мне пару листов бумаги. Не могу же я просто сунуть экспонат для коллекции в карман?