Аудиенцию мне назначили не в Царском селе, а в Зимнем дворце. Это и хорошо. Не нужно тащиться на вокзал (метро-то еще нет), ждать специальный поезд, обратно — либо опять ждать поезд, либо ловить «попутную телегу» в Санкт- Петербург.
Его Величество изволил назначить встречу уже через два дня после доклада отца. Не думаю, что на императора подействовали доводы о том, что Чернавский-младший спешит домой, к невесте (уверен, что отец вообще о том государю не говорил), скорее всего, так совпало. И в Зимний дворец государь Всея Руси не из-за меня приехал, а в силу каких-то собственных надобностей.
Отец сказал, что государь меня ожидает в четыре часа пополудни, в Малой приемной, а где она — подскажут, а то и проведут, если я явлюсь со стороны Дворцовой набережной и войду в малоприметный подъезд номер 5. Тьфу ты, парадное.
Так я и сделал. Отсчитал четыре двери, постучал в пятую.
— Господин Чернавский-младший? — донеслось изнутри.
— Так точно, — доложился я.
Дверь открылась ровно настолько, чтобы пропустить меня.
Внутри, в вестибюле оказался приземистый офицер с погонами штабс-капитана, с аксельбантами и с бородой, напоминающий копию самого государя, только пониже.
— Штабс-капитан Радлов, — представился офицер, отдавая мне честь.
Я тоже, «на автомате», вскинул руку под козырек, вероятно, позабавив дежурного офицера. Это мне кажется, что отдаю честь лихо, но где мне до профессиональных военных? Тем более, что чиновникам такое приветствие не положено. Впрочем, оно не запрещено. Слегка удивило другое. Неплохо бы хоть какое-то оконце соорудить, глянуть — а кто же за дверью? А вдруг, помимо меня, здесь еще целый взвод с топорами? И меня охранник (или, кто он?) в лицо не знает.
— Можете оставить шинель и фуражку здесь, — предложил Радлов.
Гардеробщика на месте не оказалось, да я и сам справился. Разделся, даже посмотрел на себя в зеркало — красавец! Радлов, оценив мой орден, слегка приподнял бровь. Жаль, что я не при полном параде и без шпаги — иначе бы он еще и «клюкву» узрел. Но шпагу, разумеется, я оставил в Череповце, а искать новый клинок, покупать орден, не видел смысла. Вот, если бы батюшка озаботился, то да. Но за пару дней и Чернавский-старший бы не успел.
— Раненько вы, — сказал дежурный. Не то упрекнул, не то похвалил. А времени-то еще без двадцати четыре.
— Лучше раньше, чем позже, — хмыкнул я.
Я-то «закладывал» на дорогу лишнее время, но, как всегда прихватил чуточку лишку времени.
И меня повели. Вначале по лестнице — явно, что непарадной, потом по длинному коридору. Странно, что нигде не увидел охраны, хотя, по моему разумению, государя должны были охранять и люди в штатском, и люди в мундирах. Короче — ничему наших императоров жизнь не учит.
Радлов привел меня в узкую приемную, где кроме письменного стола — изящного, из драгоценного дерева, но изрядно обшарпанного, массивного кресла, обитого потертой кожей, да старинных часов — два бронзовых амура удерживают на вытянутых руках циферблат без стрелок, ничего не было, кивнул мне:
— Присаживайтесь, государь вас примет.
Сам же штабс-капитан уселся за стол, вытащил из него какие-то бумаги и углубился в их чтение.
Интересно, если я пришел рано — за двадцать минут до назначенного времени, то зачем же дежурный тоже поперся заранее? Или он попросту покурить спускался, а тут и я подошел? Еще мне не понравилось кресло. Здоровенное, довольно-таки старое — антиквариат даже по меркам 19 столетия, в таких всегда имеются скрытые «сюрпризы».
Вместо того, чтобы плюхнуться — ну, или присесть, ощупал сиденье. Так и есть. Изнутри явственно выпирал какой-то острый предмет — не то шуруп, не то гвоздь. Интересно, а для чего он здесь нужен?
— А вы, наблюдательный человек, господин Чернавский, — одобрительно заметил Радлов.
Я осторожно примостил свою задницу, чтобы не уколоться, потом поинтересовался:
— Гвоздик — это какой-то намек? Дескать — не засиживаться долго?
— Никакого намека, — заверил меня штабс-капитан. — Просто, этой приемной редко пользуются. А в кресле Степан Иванович Шешковский сидел. Нужно бы поменять, да государь не разрешает.
Шешковский — это Тайная канцелярия? Или уже Тайная экспедиция? Он сам в нем сидел или подследственных усаживал? Степан Иванович тот еще затейник был. Есть же легенда, что он приглашал присесть «напроказивших» придворных, потом кресло проваливалось в люк, зависало на веревках, а внизу стояли наготове два мужика, «высвобождавшие» заднюю часть тела штрафника (или штрафницы) от юбки или панталон, а потом пороли.
Я даже посмотрел — нет ли подо мной крышки люка? Нет, не видно. Кажется, ни в чем этаком не виноват, но кто знает, что могут выкинуть монархи? Шешковский ничего не делал без приказа Екатерины.
Люка нет, а кресло можно отреставрировать, а потом в музей истории правоохранительных органов передать. И будку, которая при въезде в столицу стоит, туда же. Алебарду, скорее всего, на что-нибудь перековали или ею сейчас капусту на зиму рубят.
Задумавшись и, мысленно развивая свою идею, расселся поудобнее и, напоролся-таки на гвоздь.
Да что же такое! В полицейском участке стул шатается, здесь гвоздь в задницу упирается.
Радов, посмотрев на часы, каким-то непостижимым образом уловил, что минуло четыре, подскочил и метнулся к дверям, за которыми должен был находиться государь император.
Открыл створку, доложил, не заходя внутрь:
— Ваше императорское величество, коллежский асессор Чернавский…
— Пусть войдет, — донесся из кабинета басок государя.
Штабс-капитан, пропуская меня вперед, зачем-то сказал:
— Проходите.
Я, войдя в кабинет, тоже собирался отрапортовать — дескать, ваше императорское величество, коллежский советник Чернавский по вашему приказанию прибыл, но не успел, потому что Александр III встретил меня на пороге, протягивая руку:
— Здравствуйте Иван Александрович, проходите, садитесь.
В этом кабинете тоже царил минималистический стиль — два стола, составленные буквой Т, простые венские стулья. Вдоль стен застекленные шкафы, а между ними карты Российской империи, портрет императора Петра в кирасе. Окно, завешанное тяжелой шторой. И еще одна дверь. Скорее всего — имеется еще одна приемная, более пышная или, официозная. Это хорошо или плохо, что меня приняли тайно?
Я призадумался на миг — куда бы мне сесть, но император уже сам уселся на стул, стоявший у приставленного стола, кивая мне на место напротив.
— Неоднократно хотел с вами поговорить, но времени у меня мало, да и вы человек занятой, — начал государь, пресекая мою попытку поблагодарить за честь сидеть в присутствии императора. — Обсуждать ваших недругов, которые донос на вас написали не станем — с Александром Ивановичем мы уже все обсудили. Не судите его строго, он очень за вас переживал.
— Ваше величество, я и не сужу. Я уже о том и батюшке говорил.
— Это и хорошо, — благожелательно кивнул император, потом задал странный вопрос: — Иван Александрович, вы англоман?
— Почему? — захлопал я глазами, потом догадался: — Это вы о моем первом варианте приключений сыщика, где действие происходит в Британской империи?
— Совершенно верно.
— Никакой англомании, — принялся отпираться я. — Если уж говорить об Англии, так скорее у меня англофобия, — поправился я. — Но англофобия в меру. Мне очень нравятся английские писатели — и Свифт, и Даниэль Дефо, и Вальтер Скотт.
Чуть было не вырвалось — Конан Дойл и Агата Кристи, но вовремя удержался, поэтому скромно прибавил:
— Еще Чарльз Диккенс. Опять-таки — историей увлекаюсь. Англы с саксами, Вильгельм Завоеватель. Тем более, что Гита, англо-саксонская принцесса, дочь короля Гарольда, была матерью нашего Юрия Долгорукого.
Решив, что для любви к Англии изложил достаточно, начал объяснять свои побудительные мотивы:
— Сюжет и действие строились на том, что главные герои должны достаточно быстро перемещаться по территории — заскочили в железнодорожный вагон, проехали сотню верст, пересели на другой поезд, потом пару миль на коляске. У нас с этим пока трудно. С нашими дорогами, где, в основном, телеги с каретами, по ухабам долго трястись. Динамика действия пропадет. Поэтому, получилась некая европейская страна. Еще подумал — а может, будут там какие-нибудь замки, привидения, болота? Тут уж само собой вырисовалась Англия. Опять-таки — где мог существовать частный сыщик? Во Франции? Теоретически, вполне возможно, но лучше в Англии. Там же практикуется такая штука, как гражданский арест.
— Убедили, — кивнул государь, прекращая мой словесный поток. — Я и сам, по правде сказать, с уважением отношусь к английской культуре, но вот способствовать, чтобы в России шла чрезмерная англизация не хочется. Вы, вместе с вашим соавтором (здесь государь позволил себе улыбнуться) сейчас очень популярные писатели, то есть — писатель. Возможно, вы сами не отдаете себе отчета в том, какое влияние на умы людей оказывают литераторы. Поэтому я и попросил вас поменять место действия и героев.
— Ваше величество, — слегка поклонился я, принимая самую почтительную позу. — Я все осознал, поэтому поработал над ошибками, внес коррективы. Разумеется, частному сыщику в России будет сложнее, но это, все-таки, художественное произведение.
— А почему частный сыщик? — спросил император. — Почему вы не сделали его своим коллегой?
— Потому что частный сыщик может отказаться от дела, которое ему не нравится. Например — у нас есть рассказ о шантажисте — кстати, мерзкий тип получился, да еще и английский шпион.
— А почему бы не шпион какой-нибудь вымышленной страны? Этак, наш посол в Лондоне получит ноту протеста от правительства ее величества.
Государь произнес «ноту протеста» с усмешкой. Дескать — ну, получит, так и ладно. Нотой больше, нотой меньше. Но я предпочел пояснить:
— Само государство не называется, а только подразумевается. Так что, если посол России и получит ноту, он только пожмет плечами — мол, каждый понимает подданство шпиона в меру своей э-э… заинтересованности. Автор национальность мерзавца не называл, а если вы в подлеце своего узнали — замечательно.
Его величество еще разок усмехнулся, кивнул, а я продолжил:
— Наши герои становятся свидетелями его смерти. Следователь, как должностное лицо, обязан отправить подозреваемого — у нас это будет женщина, на скамью подсудимых, а вот частный сыщик волен поступить так, как считает нужным.
Государь император строго посмотрел на меня и сказал:
— В таком случае, ваш Крепкогорский сам нарушает закон. Если он видел убийцу, то обязан принять меры к установлению истины. Никто не заставляет его самого задерживать преступника, но свидетельские показания он дать обязан.
— Вот здесь, Ваше Величество, и будет тонкость. Вернее — художественный прием. Сыщик и его друг доктор Кузякин дадут описание убийцы сыскной полиции. Но они не смогли как следует рассмотреть убийцу. Рост, цвет одежды… Да и темно было. С точки зрения права они чисты. Кстати, вы мне только что подсказали идею…
— Идею?
— Именно так, — кивнул я. — Убийца шантажиста — женщина, сама отдастся в руки правосудия, а суд присяжных ее оправдает. Шпионом меньше — чего же его жалеть?
Его Императорское Величество развел руками.
— Видите, и от царей польза бывает.
— Безусловно, — заверил я государя. А чтобы не зацикливаться — чего же сейчас ляпнул, поспешно пояснил: — Князь Крепкогорский, будучи свидетелем убийства, и сам, в какой-то мере нарушит закон. Скажем — он проберется в дом шантажиста, чтобы забрать из него секретную карту Кольского полуострова, где будут указаны источники полезных ископаемых.
— Секретную карту Кольского полуострова?
— Совершенно верно, — подтвердил я. — Английский — то есть, шпион безымянной страны, сопоставил данные экспедиций Русского географического общества, проштудировал записки шведов с норвежцами, которые присматривались к нашим территориям, сделал соответствующие выводы. На Кольском полуострове много полезных ископаемых — там есть и железо, и медь, и никель. Очень много всего. Но лучше, если вы дождетесь выхода самого рассказа. Надеюсь, издатель сумеет поместить карту. Я даже готов профинансировать экспедицию — хотя бы частично. Думаю, гонораров за рассказы о сыщике хватит, чтобы подтвердить, что на полуострове имеется множество полезных ископаемых.
Император Всея Руси задумчиво посмотрел на меня. Встал, а когда и я подскочил, махнул рукой — дескать, сидите. Прошелся по кабинету. Вернувшись обратно, опять уселся.
— Иван Александрович, вы знаете, что я на вас досье собираю? — спросил государь.
— Да, батюшка говорил, что вы очень интересуетесь моими расследованиями, поэтому собираете в папочку рапорта, обвинительные заключения и прочее, — осторожно заметил я.
— Передайте Александру Ивановичу, что на вас уже четыре папочки.
— Откуда столько? — удивился я.
— Разложены по темам, — любезно сообщил государь. — Отдельная папочка на ваши служебные дела, отдельно — на ваши литературные штудии. Есть папочка — совсем недавно завел, куда вкладываются листочки с разными слухами и сплетнями. Сам сплетни не люблю, но ради вас исключение сделал.
— Неужели и при дворе сплетни обо мне ходят? — сделал я удивленный вид, хотя прекрасно знал — двор, тот еще гадюшник. Наша кафедра и в подметки не годится.
— А вы как думали? Да ко мне сразу же прибежали — мол, сынок-то товарища министра, которого вы в пример приводите, не уберегся. Мужики зарубили, от которых он сдуру казенный лес пытался спасать. Вроде, сочувствие выражали Александру Ивановичу, а морды довольные.
— Мужики бы следователя рубить не стали, — хмыкнул я. — За незаконную порубку — штраф от рубля до трешки, а за убийство — вечная каторга. Да и версия так себе. Родители писали — мол, шайка контрабандистов меня убила. А в городе про банду дезертиров болтали.
— Видите, какой вы весь из себя загадочный? Даже погибнуть-то как все не можете. Так что, Иван Александрович, приказал я и сплетни записывать. Иной раз, если время есть, с удовольствием читаю.
Мог бы государь и мне дать почитать. Интересно же, что сочиняют. Вдруг пригодится?
— Отдельная папочка — доносы на вас. Доносы в Судебную палату идут, Новгородскому губернатору, но мне обязательно копии доставляют. Интересные вещи про вас пишут. Читаю — аж сердце радуется.
— И не лень же людям бумагу портить, — вздохнул я. — Разрешите полюбопытствовать — а что на меня пишут? Или это секрет? Надеюсь, не обвиняют в сожительстве с прислугой?
Вот этого обвинения я очень боялся. Напишут что-нибудь такое про меня и Аньку, доказывай, что ничего не было. И хрен докажешь.
— Кто про такую ерунду писать станет? — отмахнулся император. — Вы у нас человек холостой, ваше дело, с кем жить. Если бы растление — это в Святейший Синод, но такого на вас точно, что не напишут. Пишут о вольнодумстве — правда, никаких фактов не приводят, о более серьезных вещах. О том, что вы полностью подчинили себе Череповецкую городскую думу, а это уже нарушение законодательства о городском самоуправлении. Что исправник Абрютин, при выполнении своих служебных обязанностей советуется с вами, а не принимает самостоятельные решения. Доносят, что будучи в служебной командировке в Кириллове, третировали тамошнего исправника, заставив его следовать вашим указаниям.
— Третировал, было дело, — не стал я спорить. — Потретировал самую малость — зато двойное убийство раскрыли. Но что касается Абрютина — здесь ровно наоборот. Я сам с ним всегда советуюсь и за старшего друга считаю.
— Про вашу дружбу мне известно, — улыбнулся государь. — А исправника в Кирилловском уезде приказал заменить. Еще доносят, что вы получили взятку от городского головы в виде фарфоровых изделий.
— Ваше величество — про изделия, во множественном числе, это поклеп. Взял только одну фарфоровую козу — красивая, грех от такой отказываться.
— Коза-то фарфоровая вам зачем? У вас во дворе живая живет, которую, если верить одному из доносов, вы на прохожих науськиваете. Да, зачем вам козу-то науськивать? Собаку бы себе завели, что ли. Или, как в незапамятные времена — медведя. А коза — как-то несерьезно. Беда мне с вами, господин коллежский асессор. Все-то у вас не как у людей.
— Манька — милейшее существо, — обиделся я за свою козу. — Всего один раз и боднула, так и то, за дело. Явились два тунеядца денег просить. А Милютин — вернее, дочка его, подарок мне сделали — фарфоровую козу подарили. Они, вроде, слегка пошутить хотели, а фигурка мне понравилась. Теперь у меня уже собственная коллекция козочек. Небольшая, но все равно, интересная.
— Коллекция? — заинтересовался государь.
Встав со своего места, император Александр подошел к шкафу, открыл дверцу и просунул руку в глубину, поверх книг.
— Иной раз так бывает — купишь какую-нибудь безделушку, а потом думаешь — зачем она тебе?
Вот тут я с государем согласен. В поездках, словно какая-то болезнь — покупаешь абсолютно ненужные сувениры, которые потом пылятся на полке. Но покупка бесполезных сувенирчиков, вроде Бравого солдата Швейка из Праги, Русалочки из Копенгагена, или пары троллей из Осло — часть туристического ритуала.
— Правда, это не совсем коза, и это, точно, что не фарфор.
Его Величество поставил передо мной статуэтку, изображавшую битву козла со львом. Судя по разгневанному виду козла и, озадаченному выражению морды царя зверей, неизвестно, кому достанется победа. Манера исполнения, материал — что-то знакомое.
— Ух ты, стаффордширская керамика! — не удержался я. И тут Англия.
— Не знаю — чья, в Дании покупал, но получите в подарок, — улыбнулся государь.
— Ваше величество, нет слов… — пробормотал я, слегка онемев от счастья. Такая редкость, да еще из рук императора. Нужно срочно начать составление каталога коллекции, а иначе потом забуду — от кого получил экземпляр. Я-то об ордене мечтал — а вдруг, хотя бы Станислав обломится? Но такая коза — пусть и козел, еще лучше.