Господин следователь. Книга 11

Глава 10 Мой дедушка — генерал

Отец сегодня планирует пробыть на службе недолго — только утро, а потом домой. И тут уж ни сам министр ничего не скажет, ни подчиненные втихаря не осудят. Тесть у товарища министра один, а коли он еще и генерал от инфантерии, так это дело не только семейное, а государственное.

Приедет, а там, все вместе, к деду и выдвинемся.

Несколько часов, выпавших на ожидание отца, решил потратить на пробежку по антикварным лавкам и книжным магазинчикам — хотя бы по Литейному и немножко по Невскому. Хотел с собой Аню взять за компанию — но нет, ей подол понадобилось подшить и прическу сделать. Подол — ладно, но уж косу-то она сама в состоянии заплести.

Ну что за город-то такой Санкт-Петербург? Ничего-то в нем нет. В том смысле — зашел в две лавки — одну безликую, где торговали безделушками, а еще в магазин Императорского фарфорового завода, но не нашел ни одной козы. Ни фарфоровой, ни фаянсовой, ни даже стеклянной. Есть принцы с пастушками, девочки с мальчиками в национальных одеждах — от эскимоса до чухонца. Кошек полно, а еще, почему-то, много оленей. Благородные, вишь. Ну а где, самое благородное животное?

Получается, зря я в столицу съездил? Весь мой «улов» — стаффордширская керамика, подаренная государем? Конечно, подарок шикарный, но маловато будет.

Плюнул, и пошел в книжный магазинчик. А вдруг отыщу что-нибудь интересное? Уже и так поймал себя на том, что читаю исключительно научную литературу, а те художественные книги, которыми увлечены мои нынешние современники, не впечатляют. А кем впечатляться? Прокопенко, что ли? Или Чуйским?

Вот, разве что, классика. Вот она есть. Нужен мне Виссарион Григорьевич Белинский? 9-й том вышел. Но, коли я предыдущих восемь не читал, к чему он мне?

Обойдусь. Предложили купить «Исповедь» графа Толстого, изданную в Женеве. Да, а почему в Женеве? Видимо, у нас издателя не нашлось. Но если продают совершенно открыто, чего бы не купить?

Хм… А цена-то кусачая, пять рублей! Пожалуй, покупать не стану. Не слишком я большой фанат Льва Николаевича, тем более — примерно знаю, о чем тут пишет. Душевное смятение, искания. Обойдусь я. Подойду к своему кризису среднего возраста — если доживу, почитаю.

Лучше я куплю на эти деньги… О, «Сказки Мельпомены» А. Чехова. Первая книга, изданная Антоном Павловичем. И всего по полтора рубля. Куплю. И сразу три. Одну отдам в библиотеку Нелазской школы, вторую — в Мариинскую гимназию, одну оставлю себе. Поручу Ане — пусть автограф возьмет, но без упоминания моей фамилии, а иначе, в будущем, когда мои потомки решат на книжке заработать, это снизит ценность первоиздания.

Что здесь еще интересного?

«Историческая хрестоматия по новой и новейшей истории». Издана в типографии Министерства Путей Сообщения. Каким боком МПС к новой и новейшей истории? И что здесь? «Упадок Испании и возвышении Голландии», «Век Людовика 14». Это неинтересно. Зато имеются разделы «Борьба Стюартов с парламентом» и «Англия от реставрации Стюартов до Утрехтского мира».

Стоит, зараза, аж четыре рубля. Но возьму. Что-нибудь да пригодится для той цели, что я планирую.

«Физиологические очерки» Ивана Сеченова. Эту беру, для Аньки. Я бы еще прихватил «Записки Императорской Академии Наук» за прошлый год, но выделенный самому себе лимит в десять рублей закончился.

Нет, ну почему книги такие дорогие? Понимаю, что чтение — развлечение для богатых людей, но надо и меру знать.

Вроде бы, не опоздал, но как только оставил книги в передней, снял шинель, как маменька соизволила выразить недовольство:

— Ваня, все уже готовы, только тебя ждут.

— А чего меня ждать? — удивился я. — Я, как порядочный следователь, всегда готов. Мундир на мне, орден тоже, а что еще?

— А шпагу взять? И чаю нужно попить.

Попить чаю перед тем, как отправиться на званый обед? Хм… А ведь что-то в этом есть. И шпага где-то у меня есть. Самая первая, которую я еще в Новгороде завел (родители завели), но там и оставил. Маменька, значит, ее сюда привезла.

В столовой уже восседали батюшка с Анькой, пившие чай с пирожками и, о чем-то болтавшие. Я прислушался.

— Нет, Александр Иванович, не всякий мох для бревен годится, — объясняла Анна. — У нас красный мох берут, только он не на самих болотах растет, а рядом. Как дома строят, им бревна перекладывают.

— Вы это о чем? — заинтересовалась и маменька.

— У нас разговор зашел о доме, в котором Иван живет, — пояснил отец. — Аня рассказывала, что его обновили, венцы поменяли. Вот, о мхе и заговорили. Оказывается, не всякий мох для конопаченья годится, а только красный.

— Еще его кукушкиным льном называют, им раны перевязывать хорошо, он не гниет, — дополнила Аня. — Не знаю — используют ли этот мох в медицине, нет ли — потом уточню. Если что — можно заготовки начать.

Кукушкин лен? Про сфагнум знаю — ученики сообщение делали, как во время Великой Отечественной войны его заготавливали для госпиталей. Еще читал в воспоминаниях партизан, что сфагнум использовали вместо перевязочных средств. Причем — высушенный мох хорошо впитывает кровь, и его не нужно стерилизовать. Один из партизанских врачей даже придумал мазь, в которой соединил сфагнум и вазелин — он ею гнойные раны лечил. И да, нужно проконсультироваться — как здесь относятся к народной медицине?

Мы с маменькой уселись за стол, нам подали чай, а пирожки сами взяли.

— И где болтался? — поинтересовался отец. — Наверняка книг опять накупил?

— Немного. Сеченова для Ани приобрел. А еще искал скульптурное изображение нашей Анечки — козу в уменьшенном масштабе.

— Ваня, что ты такое говоришь? — возмутилась маменька. — Почему это Аня — коза?

— Козочка.

Маменька посмотрела на Аньку, делавшую мне страшные глаза, кивнула:

— Козочка — это куда ни шло.

— Так, — подал голос отец, — козы всякие, козочки и… — посмотрев на меня, усмехнулся, — и другие звери, извольте-ка собираться.

Маменька сказала, что гостей будет немного — только ближние родственники, да друзья деда, чему я очень обрадовался — зачем нам многолюдье? Родственникам взяться неоткуда, все рассеяны по империи, да и друзей у старика не должно быть много.

Как же! Когда карета товарища министра со всем семейством подъехала к дому, то места для «парковки» не было — все заставлено каретами и пролетками. Пришлось останавливаться метрах в пятидесяти от подъезда, потом принимать наших дам, а там они пошли, приподнимая подолы парадных платьев. А мы с отцом, придерживая подарки, затрусили следом.

Вроде, идти-то совсем немного, но ветер с Невы, а мы без верхней одежды. Не рассчитали.

Народу много — мне с перепуга показалось, что человек сто. И все, за исключением женщин и нас с отцом, были в военных мундирах с «густыми» эполетами, звенящие орденами и медалями.

Батюшка, в парадном мундире тайного советника со звездами и крестами, смотрелся не в пример импозантнее, нежели его сын, со скромными петлицами коллежского асессора. У меня на груди лишь Владимирский крест, а еще шпага с красненьким крестиком на эфесе. «Аннинское» оружие — это маменька расстаралась. Как же внуку, да к деду-генералу без шпаги с «клюквой»? В общем, орел я.

Из женщин, разумеется, самыми красивыми были маменька и Аня. Анечка, в новом темно-синем платье — довольно строгом, на мой взгляд, с шикарной косой, в которую вплетена красная лента. Над косой, кстати, почти час трудился куафер, вызванный маменькой.

Среди незнакомых лиц увидел знакомые. Оказывается, из Москвы явились поздравить отставного генерала от инфантерии его племянницы — Полина Петровна с супругом, отставным полковником Винклером, и Людмила Петровна Лесковская — вдова генерала. Видимо, у деда и остановились.

Пока тетушки расцеловывались с маменькой, обнимали Анечку (как барышня выросла и похорошела!), я здоровался с Винклером.

— Иван, — пожал мне руку Павел Андреевич, — очень тобой горжусь. «Клюковка», пусть и маленький орден, но его только за храбрость, да за кровь дают. Но все равно, от своих слов не откажусь — офицер бы из тебя получился справный. А если бы… — сбавил дядюшка голос до шепота, — меня послушал и на воспитаннице Ольги Николаевны женился — был бы ты генералом.

Надеюсь, Анька нас не услышала?

Я поулыбался, ничего не сказал, да нам уже нужно к деду. Все-таки, мы здесь главные родственники.

Генерал от инфантерии Веригин принимал гостей при полном параде — в мундире с эполетами, со всеми лентами, звездами и крестами. Посмотришь — в глазах рябит. Даже при сабле!

В прошлый раз, когда мы дедушку навещали, он был в сюртуке, но с беленьким эмалевым крестом. Святой Георгий 4 степени, который дедушка носит постоянно, пожалован не за военную доблесть, а за выслугу лет.

Как и дядюшка Винклер, дед крепко пожал мне руку и сказал:

— Иван, я тобой очень горжусь. «Клюква» — не великий орден, но самый дорогой.

Мы пообнимались, вручили деду подарки, сказали несколько приятственных слов. Потом, разумеется, будут еще речи — но уже за столом. А за стол нас посадят минут через десять, когда дождемся остальных гостей. Вон, прислуга мечется, словно ошпаренные кошки. Помнится, у деда прислуги было всего ничего, откуда и взялись? Видимо, специально нанял для такого события.

Аню взяла в оборот генеральша Лесковская. Не иначе консультируется с барышней по поводу какого-нибудь взрывного устройства, а дед с маменькой принялись о чем-то перешептываться. У матушки сразу же появился озабоченный вид, а у деда — очень довольный. А я, между тем, осторожно рассматривал награды генерала Веригина.

Такого «иконостаса» я покамест не видел. Да и ордена — что-то видел, а что-то нет. Допустим, святую Анну 1 степени встречал, но у деда она с мечами. Еще у него святой Станислава 1 степени. А вот звезда святого Владимира на левой стороне груди и большой крест на шейной ленте. Значит, 2-й степени. А это что за орден? Белый польский орел, под русской короной? А, так это и есть орден «Белого орла».

Зато порадовала широкая лента красного цвета, идущая слева направо и красивая серебряная звезда. Третий по значимости орден империи! Горжусь! Нет, что-то я не пойму. Орден святого Александра Невского есть, а святого Владимира 1-й степени нет. Почему моему деду «владимира первого» замылили?

А это что такое? Слева, пониже святого Георгия и медалей, странный крест с польским орлом, лента темно-синяя… нет, правильно именовать — муаровая, с черными полосами по краям. На кресте надпись «Virtuti Militari».

Если награда с польским орлом, логично, что она польская. Откуда у деда такой орден? Точно, не от поляков.

Я недавно «пытал» маменьку, чтобы она поведала о боевом пути своего отца. Было немного неудобно — вроде бы, внук сам должен знать, но я же на голову ушибленный, мне можно. Узнал, что в послужном списке генерала есть и Кавказ, и Крым, и среднеазиатские кампании. А последним — русско-турецкая война, после которой генерал-лейтенант Веригин получил звание генерала от инфантерии и ушел в отставку. Вышел, я хотел сказать.

А в августе 1831 года — он тогда был штабс-капитаном, дед, со своим полком Варшаву брал, ранен был, и награжден орденом святого Владимира 4 степени.

Значит, скорее всего, с этим крестом «Virtuti Militari» произошло то, что случилось со Станиславом и «Белым орлом», которые были польскими, стали российскими.

Еще один интересный крест на груди у деда — белый, по форме похожий на наш георгиевский. А в центре что-то красненькое — не могу разглядеть. Лента белая, с желтыми полосками по краям. И чей это орден?

Подошел ближе, насколько позволяли приличия, напряг зрение, с трудом, но рассмотрел, что в центре креста сидит красная птичка, похожая на орла, но смешная.

— Ваня, пойдем, на гитару посмотришь, — потянула меня за рукав маменька, отвлекая от созерцания дедовских наград.

— Какую гитару? — не понял я.

— Дедушка тебе купил, — пояснила маменька.

— А зачем?

— Играть на ней станешь, песню споешь.

Так, с чего бы вдруг?

Мы прошли по длинному коридору, вошли в комнату, что считалась моею. Вроде бы, я в ней жил, когда учился в университете. Достаточно скромная обстановка, из мебели только кровать, письменный стол, пара стульев, да этажерка. Пустая, между прочем, и в пыли. Нет даже книжного шкапа. Предполагалось, что студент будет хранить свои книги либо на этажерке, либо в библиотеке. А я еще в прошлый приезд собирался обследовать дедушкину библиотеку, да так и не собрался. Потом как-нибудь.

На кровати лежала новенькая гитара. Конечно же, семиструнная. Но я уже притерпелся.

— Дедушка ее для тебя купил, как услышал, что ты в Череповце песни поешь и на гитаре играешь. Искал оказию подарить.

— Так и подарил бы, но потом,

— Иван, тебе придется нынче развлечь гостей, — сказала маменька.

— ?

— Дедушке сообщили, что его приедет поздравить сам государь. Ты разве забыл, что твой дед был начальником штаба в Рущукском отряде?

— Нет-нет, конечно же не забыл, — торопливо отозвался я.

Вот ведь, незадача какая. Про Рущукский отряд я знал, что его возглавлял цесаревич Александр, и что в русско-турецкую войну он действовал на левом фланге русской армии. Вот оно как. А ведь мне никто об этом не говорил. Ну да, самому положено знать.

— Обед у дедушки назначен на шесть, но государь сумеет приехать только в половину седьмого. Не исключено, что и дольше задержится. Сам понимаешь — Его величество заедет ненадолго, но до его приезда садиться за стол неприлично. Поэтому, дед тебя очень просит — чтобы ты пока что-то спел. Гостей пока позовут в бальный зал, уже и стулья там расставляют.

— Ладно, — покладисто согласился я. — Если дедушка хочет — то спою. Только гитару настрою.

Я уселся на кровать, принявшись настраивать струны. Это недолго. Одно плохо.

— Жаль, ленты никакой нет, или шнура, — заметил я. — Гитару держать на весу не очень удобно.

— Сейчас что-нибудь поищу, — сказала маменька и вышла.

Я уже почти все настроил, как в комнату заглянула Аня.

— Ольга Николаевна ленту ищет, только ничего подходящего найти не может, — сообщила барышня. Хмыкнула: — Сейчас все изладим.

Девчонка перекинула косу на грудь и, не успел я заверещать — не губи красоту, принялась ее расплетать. Три минуты и Анька отдала мне свою красную ленту.

— Сейчас по новой заплету.

— Стой, — скомандовал я. — Самой тебе неудобно. Повернись спиной…

В жизни никому не признаюсь, что умею заплетать косы. И как этому научился — тоже никому не скажу. Ладно, специально для читателей намекну. Лето я проводил в деревне (вернее, в п. г. т.), в детстве играл и с мальчишками, и с девчонками. И все вместе мы плели венки. А еще, как-то, в августе месяце, подрядился собирать лен. Хватило меня на неделю, тем более, что начинался учебный год. Но некоторые навыки приобрел[1].

— Ваня? Аня?

Ну да, маменька малость удивилась. На гитаре лежит ленточка, а сынок заплетает косу воспитаннице.

— Уже заканчиваем, — сообщил я, а Аня быстренько заступилась: — Ольга Николаевна, не ругайте Ваню. Это я сама ему ленточку отдала.

— А я шнурок принесла, — растерянно сказала маменька. Посмотрев на свой шнурок, не иначе, отрезанный от шторы, заметила: — А ведь он, пожалуй, коротковат.

— Готово, — сообщил я, проверяя косу. Вроде и ничего, но без ленточки, скорее всего, расплетется, но что поделать? И резинки нет, чтобы конец косы закрепить.

— Чуден же город Череповец, — только и сказала маменька. — Чему там только мой сын не научился.

— Ага, он такой, — подтвердила Аня. Это она про меня или про город?

— Пойдемте, гости ждут, — вздохнула маменька. — Ваня начнет петь, а с косой мы что-нибудь да придумаем.

Бальная зала у деда — не такой и большая, но и немалая — с половину школьного спортзала. Вру. С треть. Наверное, когда-то сюда приходили на свой первый бал свои Наташи Ростовы.

А я еще ни разу не давал концертов для столь изысканной публики. Да я вообще отродясь концертов не давал. В универе бывало, что пел. В школе, на день учителя, а еще — на 8 марта. Мужчин-то мало, а препод с гитарой — спасение для всего мужского коллектива.

И чтобы спеть? Что-то такое, чтобы точно, не было анахронизмов.

Начну.

— На свете жил сеньор нестарый,

Хотя уже немолодой.

Любил он с грешною гитарой

Бродить под грешною луной

Трам-там-тара-тара-рам,

Тарам-пам-пам-пам-пам

Пам-парам-парам-пам-пам-пам

Пам-пам-пам

А сколько лет сеньору было,

Об этом сам сеньор не знал,

И сколько дам его любило,

Сеньор давно уж не считал.

После второго куплета припев подпевали уже все — и генералы с отставными полковниками, и их жены. А уж какой восторг вызвали слова о том, что 'Среди находок и потерь, Но очень трудно объясняться, Сеньору с дамами теперь… [2]

Чует мое сердце, от маменьки я получу втык за непристойную песенку. А еще у меня попросят записать слова этой песни, и скоро она начнет гулять по гостиным и станет пользоваться успехом у людей от среднего возраста и выше.

Гости начали аплодировать, но, отчего-то аплодисменты смолкли, как по команде, все присутствующие встали, а сзади раздался знакомый царственный голос:

— Браво!

Я тоже подскочил, словно укушенный. Ну да, не просчитал, что дверь-то за мной.

— Ваше величество! — поспешил к императору хозяин дома и именинник.

Генерал начал говорить про великую честь, что ему оказали, а император просто обнял старика.

— Дорогой мой Николай Федорович, — сказал государь. — Мы с вами были соратниками на войне, а я никогда не забываю своих боевых товарищей, особенно тех, кто был для меня наставником в воинском деле! Я приехал вас поздравить. Пожелать вам крепкого здоровья, долгих лет жизни. А еще хочу сказать, что мы счастливы в наших детях и внуках. Вы вырастили достойных детей, а ваш внук — один из лучших дворян империи. И я хочу возложить на вас эту ленту…

Император отстранился от деда, сделал знак рукой и к нему подскочил генерал с аксельбантами, державший в руках ларец.

Его Величество собственноручно накинул на правое плечо генерала Веригина черно-красную ленту, слегка ее поправил и еще раз обнял старика.

— Еще раз вас поздравляю, — сказал государь, забирая у генерала ларец и передавая его деду. — «Польза, честь и слава» — это про вас, генерал.

— Ваше величество! Нет слов… — только и сказал счастливый генерал.

— Думаю, вы позволите остаться еще на десять минут и послушать вашего внука? — с лукавой усмешкой спросил император. — Я с удовольствием бы остался и на банкет, но, увы, дела.

Переведя взгляд на меня, государь хмыкнул:

— Не знал, что среди прочих достоинств, которые у вас имеются, вы еще и замечательно поете. Особенно про то, что с некоторыми дамами трудно общаться…

Мне стало слегка неловко. Ну, что уж теперь делать?

Императору, а также двум офицерам, сопровождавшим августейшую особу (а где охрана?), быстро поставили стулья. Батюшка и маменька принялись помогать деду просунуть владимирскую ленту под правый эполет, снять шейный крест и укрепить его внизу и слева. А звезду трогать не стали. Видимо, потом заменят. А может, и старая сойдет?

Ну, и чтобы такое спеть? Пожалуй, знаю. Но начну с другой песни.

— Ваше величество. Господа. — поклонился я присутствующим. — Мне хочется спеть песню, посвященную русскому солдату — неважно, был ли он нижним чином или генералом. Потому что все, защищающие Россию — солдаты.

— Ночь порвет наболевшие нити.

Вряд ли их дотянуть до утра.

Я прошу об одном, напишите,

Напишите три строчки, сестра.

Напишите, что мальчика Сашку

Я целую, как только могу

И французскую каску из Крыма

Я в подарок ему берегу

Напишите жене моей бедной

Напишите хоть несколько слов

Что я в руку был ранен безвредно

Поправляюсь и буду здоров

А отцу напишите отдельно

Что полег весь наш доблестный полк

И что в грудь я был ранен смертельно

Выполняя свой воинский долг[3].

[1] Кстати, автор, благодаря таким навыкам, заплетал косу дочери.

[2] Слова Якова Халецкого

[3] Стихи Сергея Копыткина.