Жрица богини Маар

ГЛАВА 34

Два дня после этого ритуала я не могла никого видеть, ни с кем разговаривать. Даже с Гаримой. Она относилась к этому с пониманием. Особенно после того, как прочла описание первых открывшихся во время допроса воспоминаний принца. Хоть их и нельзя было использовать в суде, Император попросил меня сделать записи обо всем, что увижу, и я с исступлением посвятила всю себя этому занятию. Надеялась так избавиться от гадкого чувства осквернения. Безуспешно. Сны, тревожная мешанина образов, пугали, превращали ночи в сущий кошмар, но помогали вспомнить подробности ритуального допроса. Это было мне на руку.

На третий день я отдала Гариме все записи. Знала, что сестра их прочтет и только потом передаст Императору. Знала, что от этих бумаг зависят какие-то решения… Но мне было безразлично. К тому часу я устала настолько, что мир потерял краски, стал серым и тусклым.

Напившись с утра успокоительного, проспала до вечера. Снился Ингар, убивающий меня, прячущий на груди насмешливо яркий амулет с маком и полумесяцем. Снился Ясуф, просчитывающий, как убить двоюродных братьев и дядю. В его тусклых мыслях образы родственников окрашивались кровью, а Ратави пылала. Снились ранящие шипы сарехских заклятий, обескровленная, умирающая Гарима и усмехающийся, издевающийся надо мной Сегерис. Он торжествовал, ведь знал, что избежит наказания за свои злодейства. Все это перемежалось множеством обрывков из проведенных для убийц ритуалов.

Проснулась вечером с тяжелой головой и мыслью, что постепенно схожу с ума. Действительность все еще казалась мрачной, бесцветной, даже наяву меня преследовали образы из сна, голоса, отголоски чужих чувств. Меня окружали призраки из проведенных ритуалов, я старалась смотреть только под ноги, лишь бы не видеть их. Но от исходящего от них холода защититься не могла. Я ужасно мерзла, хоть и куталась в шали. От тревоги дрожали руки, неприятно колотилось сердце. Как избавиться от наваждения, не знала и не находила себе места.

Легче стало, когда пришел Ферас. Вначале я хотела отказаться от встречи, как и в минувшие дни, но, глядя, как бесцветная Суни идет к двери, передумала.

В тот вечер Ферас казался мне существом из другого мира. Его образ был ярким, насыщенным красками и теплом. Низкий уверенный голос заглушал шепот и бормотание призраков, рядом с воином они меркли, некоторые даже пропадали. Я больше не боялась оглядываться по сторонам, не страшилась встретиться взглядом с давно умершим убийцей. Теплый запах мужских духов с кардамоном, вежливые слова, улыбка Фераса согревали меня, я вновь начала дышать полной грудью.

— Я понимаю, время сейчас непростое, — осторожно сказал воин. — Многое случилось за короткий срок. К тому же отец говорил, вы недавно проводили для кого-то ритуал. Что это было очень важно Императору. Надеюсь, вы простите мне такое признание… но я волновался за вас. Особенно после того, как вы отказались принять меня.

Ферас говорил искренне и этим одновременно смущал меня и странно радовал.

— Я тронута вниманием, — так и не осмелилась посмотреть ему в глаза. — Просто устала. Как вы верно заметили, многое произошло за короткое время.

— Мне хотелось бы вам помочь или хотя бы принести хорошие новости. Но, к сожалению, я не в силах сделать ни то, ни другое, — вздохнул воин.

— Даже если новости не добрые, я буду признательна за них, — я ободряюще улыбнулась, довольная возможностью отвлечь собеседника от себя и обсуждать дела.

— В городе неспокойно. Сарехи возмущены арестами своих священников. Дважды приходили к Императору за эти дни. Он пообещал лично разобраться в ближайшее время. Вот только общину это не успокоило, — покачал головой Ферас. — В той части города, где они живут, на перекрестках устраивают костры, как на зимний праздник длинной ночи. К ним выносят из домов фигурки божеств, молятся.

— Зачем так нарочито? — нахмурилась я.

— Они показывают, что без священников и отстроенного храма их общину будто накрыла зимняя ночь, а общими молитвами они ее отгоняют. Чтобы священники вернулись к ним, как солнце, — пожал плечами воин. — Думаю, это идея младшего священника. Другого объяснения найти не могу. Радуюсь только, что сейчас обходимся без погромов.

— Да, это дорогого стоит, — согласилась я, в который раз отметив про себя, что Ферас очень хорошо разбирается в северных обычаях. — А что даркези?

Собеседник улыбнулся:

— Признаться, я рад, что послом в Ратави служит спокойный и уравновешенный господин Квиринг. Он способен угомонить толпу соотечественников и делает это. Хотя меня не покидает ощущение, что он действует не совсем так, как хотел бы его король…

Я не скрывала недоумения.

— Кажется, Его Величество хотел бы, чтобы королевство поссорилось с Империей, — невозмутимо пояснил воин. — Поэтому господин Квиринг позволял себе в не таком уж далеком прошлом повышенную обидчивость.

Вспомнилось, как именно этими словами характеризовала поведение посла Гарима. По всему выходило, что и в политике Ферас тоже разбирался неплохо, раз ему хватило слухов и разговоров с отцом, чтобы сделать правильные выводы.

— Думаю, вы верно оцениваете положение, — осторожно высказалась я. — Хорошо, что господин Квиринг действительно заботится об общине.

— Его многие любят и уважают. Частично поэтому даркези восприняли смерть его семьи так болезненно. В этой связи меня особенно удивляет, что виновным оказался не менее уважаемый среди сарехов лекарь.

— Вскоре эта тайна перестанет быть тайной. Но лекарь Снурав сделал это под заклятием. Сегерис Перейский постарался, — вздохнула я.

Ферас нахмурился, задумчиво поглаживал драгоценную шишку, висящую на рукояти меча.

— Эти сведения помогут его родным. Без сомнения. Знать, что человек под заклятием пошел на убийство, намного легче.

— К сожалению, пока все имеющиеся доказательства основаны на проведенных нами с госпожой Доверенной ритуалах, — призналась я. — Использовать их в качестве обвинения для суда нельзя. А единственный родной человек Снурава, его приемный сын, мне не поверит.

— Как он может не поверить жрице? — искренне удивился Ферас.

— Все просто, — я пожала плечами, смущенно улыбнулась. — Речь идет об Ингаре.

— А, — протянул мгновенно посерьезневший воин. — Тот самый сарех… Понятно.

— Хорошо хоть, что мы с сестрой и Император с господином Нагортом знаем правду. Ему достаточно моих слов и косвенных доказательств вины Сегериса. Жаль, что осудить сарехского священника мы не можем…

Я вздохнула, поправила на плечах шаль. От воспоминания о насмехающемся надо мной иноверце стало зябко, а после, когда рассталась с Ферасом, и вовсе холодно. Ночью вернулись призраки. Они шептали разные гадости, я сидела рядом с зажженной лампой, протянув руки к пламени и закрыв глаза. Всю ночь молилась Великой и старалась не слушать миражи. До рассвета не могла заснуть, но и утро не принесло ожидаемого облегчения. Серый мир лишь немного посветлел, фигуры обступивших меня призраков размылись, их проклятия и оскорбления звучали глуше, но не исчезли.

— Нам пора найти новую Передающую, — сказала Гарима таким обыденным тоном, словно ничего особенного не происходило, будто мы едва ли не ежедневно занимались выбором новых жриц.

Я посмотрела на сестру, потянувшуюся за фруктами, и залюбовалась уютной грацией движений. Сама Гарима в то утро показалась мне даже красивой. Мягкие черты лица, аккуратно уложенные волосы, обаятельная улыбка. Подумалось, что есть некоторые люди, красота которых проявляется не сразу, а позже, когда мелкие недостатки внешности больше не привлекают внимания. Нужно лишь приглядеться. Сестра повернулась ко мне, ободряюще улыбнулась. А ведь разрез глаз у нее красивый, как и форма губ, и зубы ровные, белые. Наверняка господин Тевр говорит ей лестные слова. Правда, не думаю, что сестра им верит… Рядом с ней было теплей, клонило в сон. Ласковый мелодичный голос Доверенной вырвал меня из полудремы:

— Ты кажешься очень уставшей.

— Плохо сплю последнее время, — призналась я.

— Понимаю, — она с сочувствием положила руку мне на запястье. — Все образуется, а из-за Ингара не переживай. Главное, что ты была сильной. Ты постояла за себя, как смогла.

Я кивнула, отвернулась. Учитывая, что несколько раз за минувший день видела, как он меня убивает, развивать тему хотелось меньше всего.

— А политику оставь Императору и господину Нагорту. Мы больше ни на что повлиять не можем. Это жестокие игры, но, к превеликому счастью, не наши, — продолжала Гарима.

— Ты говорила о поиске третьей, — резковато перебила я и устыдилась собственной порывистости.

— Да, — спохватилась она. — Мне не доводилось участвовать в таком ритуале, ведь нас троих выбрали для Ратави. В ритуале не было необходимости. Судя по дневникам других жриц, ничего сложного нет. Кристалл сам направит нас, поможет.

— Когда будем искать? — на самом деле мне было все равно, что услышу в ответ. «Через неделю», «через месяц», «никогда» устроили бы меня одинаково.

— Я думала, сделаем это завтра. Что скажешь? — Гарима явно пыталась меня подбодрить.

— Хорошо, — изобразив уверенную улыбку, согласилась я и поменяла тему. — Как господин Тевр? Ему лучше? Наш допрос его сильно утомил.

Гарима зарделась, потупилась.

— Он чувствует себя значительно лучше, — ее голос осип, звучал неуверенно. — Я хотела поблагодарить тебя за то, что ты тогда вмешалась. Я… я думала, он использует меня, чтобы получить нужные сведения. И… хоть это меня и не красит, я хотела наказать его, оскорбить, — она вновь заглянула мне в глаза: — Спасибо, что не дала мне совершить эту ошибку.

— Для этого и нужны сестры, — улыбнулась я. — Но почему ты изменила мнение?

Гарима покраснела еще больше, смущенно закусила губу и с ответом не торопилась. Я не подгоняла, догадываясь, что ей трудно признавать неправоту.

— Его воспоминания попали в кристалл, — тихо сказала, наконец, сестра. — После нашего с тобой разговора, я заглянула в них. И тогда поняла, как ошибалась, как была к нему несправедлива.

Я осторожно расспрашивала, Гарима застенчиво отвечала. Она была немногословна, но лучилась счастьем, и становилось ясно, что отношения с красавцем-воином у нее налаживаются. Единственной бедой оставалось невольное участие господина Тевра в делах принца. Гарима верила, что это удастся утаить, защитить доброе имя воина. Он терзался муками совести, хоть его вины не было, и переживал из-за того, что так навредил стране. Он считал себя едва ли не предателем Империи. Примириться с собой, со случившимся ему помог жрец Тимек. Он навестил Гариму как раз тогда, когда она принимала господина Тевра. Сестра завела разговор не о новостях, а о сарехских заклятиях, о которых жрец знал немало. Пожилой гость, не догадываясь, что познакомился в лице воина с одной из жертв северной магии, несколько раз подчеркнул, что зачарованные люди не властны над собой. Господина Тевра это немного утешило.

Потом мы говорили об Императоре и новостях столицы. Я интересовалась всем, уточняла, силилась сосредоточиться и осознавать ответы. Но многодневная усталость брала свое, я была удручающе рассеянной и чувствовала себя больной. Несмотря на это всячески растягивала разговор, отодвигала миг прощания и очень огорчилась, когда Гарима встала, упомянув скорую встречу с господином Тевром.

Сестра почувствовала, что я тянула время, даже спросила, все ли у меня в порядке. Я изобразила улыбку, кивнула и пожелала ей хорошо провести день. Портить Гариме свидание с воином хотелось меньше всего на свете. К тому же признаться, что ее тепло отгоняло призраков, я не могла, как и сказать, что во время завтрака видела сидящего на месте Абиры Ингара. Сарех мерзко улыбался и, скрестив руки на груди, оскорблял меня и сестру, если в разговоре возникала пауза. В беседке в то утро были и другие призраки, но они вели себя скромней в присутствии Доверенной. Меня это, правда, не успокаивало. А к отвратительному не проходящему чувству собственного осквернения добавился страх сойти с ума.

Я ждала появления Фераса как спасения. Ведь ему удалось прогнать призраков, заглушить их голоса. Но воин прислал записку, приносил извинения за то, что не придет, ссылался на работу. Я напилась успокоительного и попыталась заснуть, но, видимо, слишком часто прибегала к лекарству. От этого оно слабо действовало, и сном болезненное полузабытье не называлось. В бреду я много плакала, отмахивалась от разных пугающих видений и молила Маар лишить меня дара. В какой-то миг поняла, что из-за этой силы все мои горести, из-за нее не могу избавиться от образов убийц, Ингара и Сегериса.

Я молилась так самозабвенно, что, очнувшись незадолго до рассвета, верила в исполнение своего желания. Вскочив с кровати, бросилась к зеркалу, но глаза оставались такими же карими, как и прежде.

— Что-то случилось, госпожа? — спросила появившаяся на пороге Суни. — Я могу вам чем-то помочь?

Помочь она мне не могла. Это знала я, знали злобствующие призраки. Но ее тревога была такой искренней, что я не сдержала слезы и, уронив лицо в ладони, плакала навзрыд. Суни обнимала меня, шептала что-то успокаивающее. К сожалению, голоса высмеивающих мою слабость призраков были громче.

Немного легче стало в присутствии Гаримы — призраки побледнели, в беседу не вмешивались и даже дали недолго поспать у бассейна. Во сне я вновь молила Великую, на сей раз о помощи, просила направить меня. Проснулась, шепча ее имя, поспешно отвернулась от Гаримы, спряталась от ее пытливого взгляда. Сестра пока не настаивала на ответах, знала, что я расскажу, когда буду готова. До начала ритуала такой миг не наступил, а после нас поглотил вихрь золотого песка кристалла.

Искрящиеся потоки силы бережно подхватывают моих воронов и змей Гаримы и поднимают к самой вершине кристалла. Удивительное ощущение полета, невесомости. Не пугает даже то, что теперь я вижу глазами крупнейшей из своих птиц, чувствую упругий ветер в крыльях и слышу шум волшебного песка, ударяющегося о стенки кристалла изнутри. Я с удовольствием вдыхаю горячий воздух раскинувшейся подо мной пустыни и с любопытством слежу за тем, как из золотого песка проступают города, озера, реки, Жемчужное море…

На необъятной карте сияют точки даров и белые стержни кристаллов. Они разнятся по яркости света, и я не удивляюсь тому, что кристалл Ратави один из сильнейших. С его ровным и спокойным светом могут соперничать лишь два кристалла на юге страны, но все три вместе проигрывают в яркости кристаллу на востоке. Как ни стараюсь, но вспомнить хоть какой-нибудь крупный город в этой части страны не могу. Я, как завороженная, рассматриваю великолепный, манящий стержень и замечаю тонкие серебряные нити, связывающие его с другими кристаллами. И вдруг понимаю, что смотрю на сердце Забытого города и что должна попасть туда. Связь с великой Маар там сильней всего, там она точно услышит мою молитву и лишит меня дара.

— Кристалл Забытого города прекрасен, — голос Гаримы звучит иначе, глубже, красивей, несмотря на едва слышное шипение. — Но мы ищем сестру.

— Ты права, — я заставляю себя отвернуться от сияющего стержня и смотрю на Империю.

За Жемчужным морем всего три дара, и ни один не откликается теплом. Россыпь золотистых точек на карте изначальной Империи создает мираж богатого выбора, но будущая Передающая Ратави находится почти сразу. Ее дар привлекает наше с сестрой внимание так сильно, что другие даже не интересуют. Мы с Гаримой парим над скованным мехенди даром, и Доверенная шепчет:

— Ты тоже чувствуешь это?

— Что? — так же тихо спрашиваю я, хоть и могу поклясться, молодая женщина нас не слышала.

— Прислушайся… к ее сердцу, — медленно и неуверенно советует Гарима.

Долгая минута тишины, я вслушиваюсь, но все же признаю, что ничего особенного не заметила.

— Это нестрашно, — задумчиво отвечает мне большеглазая змея голосом Гаримы. — Мы нашли ее.

— По карте можно понять, где она. Даже жаль, что мы не знаем, как ее зовут, — вздыхаю я. — Ждать Передающую без имени… мне от этого не по себе.

— Мне тоже жаль, — признается Гарима. — Если бы мы только могли увидеть ее мехенди…

Эти слова еще недосказаны, а из золотого дара, будто из семечка, выстреливает вверх цветонос. Я от удивления отшатываюсь, сестра тоже, а блестящий бутон лопается и раскрывается цветком, который обычно рисуют на мехенди. Гарима приближается к нему, вчитывается во вьющиеся у краев лепестков молитвы.

— Ее зовут Тунали, — объявляет сестра, и в тот же миг поток силы поднимает нас к вершине кристалла, вновь показывает нам всю Империю.

Я знаю, Гарима смотрит на будущую сестру и ее городок, меня же привлекает только Забытый Город. Те недолгие минуты до завершения ритуала я прикидываю, сколько времени туда добираться, и сожалею о том, что путь лежит через пустыню. Опыта путешествий в таких условиях у меня нет, а в книгах попытки пересечь пустыню представлялись очень опасными, порой смертельными.

Кристалл гаснет, ритуал отпускает нас. Я совершенно обессилела и отрешенно смотрела перед собой, даже не смогла отвернуться от устроившегося напротив призрака. Прозрачное лицо Сегериса было близко, и издевательские слова прозвучали отчетливо:

— Ты такая слабая, жрица Маар. Нет в тебе ни силы, ни мудрости. Тебе льстят все вокруг, и кроме лести ничего ты из себя не представляешь. Тебя даже ломать не надо. Ты ломаешься сама.

Он прав. Я слабая, нет у меня стержня, как у Гаримы. Не поддерживает меня вера в любой ситуации, нет у меня опоры. Только я сама и дар-проклятие. Слезы щекотали щеки, стесняли дыхание. Мир, только что полный золота и красок, тускнел, становился серым и холодным. Таким же, как призраки.

— Лаисса, милая, что случилось? — я и не заметила, как место Сегериса заняла встревоженная Гарима.

— Я очень устала, — выдохнула я.

— Понимаю. Я ощутила это во время ритуала, — сестра положила мне руку на плечо.

Ее сочувствие было искренним, как и беспокойство за меня. Но все же раздражало, ведь она просто не могла понять!

— Нет, не понимаешь, — жестко, грубо отрезала я, смахнув слезы. — Я устала от этого дара. Устала от призраков преступников! Устала от вещих снов. Я не могу больше!

Последние фразы я выкрикивала, но Гарима даже не пыталась меня успокоить. Я расплакалась в голос, сквозь слезы повторяя «не могу больше». Сестра обняла меня и просто прижимала к себе, давала выплакаться.

Всего через несколько минут, когда я постепенно начала приходить в себя, стало стыдно за крик, за признания. Оставалось радоваться тому, что при ритуале не присутствовали прислужницы. Им незачем было знать, что одна из сильнейших Забирающих за всю историю Империи настолько тяготится своим даром.

Высвободившись из рук Гаримы, старалась на нее не смотреть. Было ужасно неловко. Я шмыгала носом, утирала тыльной стороной ладони слезы и надеялась, она больше ничего не станет спрашивать. Но сестра не относилась к тем людям, которые верят, что трудности исчезнут сами собой, если достаточно долго ждать.

— Теперь спокойно, без надрыва и слез, объясни мне, что с тобой происходит, — потребовала она.

И я вначале неохотно, преодолевая себя, потом все бойчее рассказывала, посвящала ее во все. Говорила о призраках, о видениях, о том, что не могу спать уже несколько дней. Возможность поделиться переживаниями с понимающей сестрой раскрепощала так, что я даже проболталась, призналась, что просила Великую лишить меня дара. Эти слова не вызвали ожидаемой бури негодования. Гарима нахмурилась, задумчиво теребила длинную серьгу и долго молчала.

— Ты сердишься на меня из-за этой просьбы? — робко нарушила я неприятно долгую пазу.

— Нет, не сержусь, — она в ответ покачала головой. — Это другое… Я недоумеваю, скажем так. Порядком удивлена, что ты осмелилась попросить о таком… Это великий дар, и тебе, хвала Великой, хватает мудрости пользоваться им осторожно и во благо, — Гарима устало потерла лоб: — Странно, что ты до сих пор не поняла, насколько важна твоя роль. Ты рассматриваешь себя только как носительницу дара… А мне не хватает силы убеждения и доводов, хотя, возможно, дело всего в нескольких словах, которые я не могу подобрать… Я не могу объяснить тебе, что дар сам по себе, без жрицы бессилен. Честно говоря, надеялась, ты уже это поняла.

Я вздохнула, возражать не стала, но Гариму это не смутило. Она продолжала так же спокойно:

— Поэтому, учитывая твои видения, я склоняюсь к выводу, что все эти временные сложности — дело рук Сегериса. Сарех понял, что мы представляем для него угрозу, и влияет на тебя. Пытается сбить с толку, запутать. Нужно просмотреть записи господина Тимека и посоветоваться с ним. Он может знать о подобном воздействии, даже если не описал его.

Неожиданный вывод меня поразил, но и с ним я спорить не стала. Все силы ушли на рассказ. Возможность положиться на сестру, довериться ей и позволить решать за меня, казалась тогда высшим благом.

Я почти не помнила себя от усталости, еле плелась за Гаримой и не сразу сообразила, что поднимаюсь по лестнице в свои комнаты. Рассеяно отметила, как сестра дала служанке указания принести ко мне ужин.

— Нам нужно просмотреть документы, — пояснила Гарима. — На пустой желудок сосредоточиться невозможно.

Я кивнула, зябко потерла плечи и не ответила. Голода не ощущала, меня куда больше беспокоили холодные, будто сделанные изо льда призраки, неотступно следующие по пятам. Только оказавшись в коридоре на втором этаже, осознала, что уже поздно, а солнце давно село. Служанка почтительно распахнула перед нами дверь в мою гостиную, и сумрак рассеялся, мир обрел краски, стал теплым и уютным. Но не мягкий аромат ванили, не приглушенный свет матовых ламп были тому причиной. В гостиной ждал Ферас. Красивый воин склонился перед жрицами в вежливом поклоне, его глубокий голос звучал мелодично и уверено. Я искренне обрадовалась встрече и смутилась из-за того, как поспешно, даже суетливо Гарима сказала, что не задержится надолго и только возьмет папку с записями жреца. Когда сестра прощалась, я догадалась, что мое расположение к Ферасу наверняка было очевидным. Оставалось надеяться, что только Гариме, остро чувствующей меня после ритуала, а не воину и не прислужницам.

К счастью, Ферас моего смущения не замечал и по обыкновению делился городскими новостями. Я устроилась так близко к нему, как позволяли приличия, и невольно сравнивала его с костром, у которого грелась. Рядом с Ферасом действительно становилось теплей, а пугающие призраки и вовсе исчезли. От усталости, сытного ужина и ощущения защищенности, спокойствия меня сморило. Помню только, что довольно долго слушала воина, не вникая в смысл его слов, и любовалась красивым мужчиной, казавшимся мне тогда особенно привлекательным.