Доверенная выглядела просто ужасно. Рана на плече снова открылась, сильно кровила и быстро пропитывала повязку. Я была в ужасе, который только усиливало замешательство императорского лекаря. Он пришел одновременно со мной, выглядел растерянным и не представлял, что делать, как помочь. Каждое его слово утешения убеждало меня в необходимости провести ритуал. Гарима берегла силы и почти не разговаривала, без споров принимала кровоостанавливающие и прочие средства, хотя, как и я, видела беспомощность врачевателя.
Абира пришла с опозданием. Ни следа раскаяния на красивом лице, ни просьбы простить вчерашнюю выходку. Хорошо, что я этого и не ждала, а для Гаримы охлаждение наших с Абирой отношений не стало неожиданностью. Она даже не спросила ни о чем.
Как только все расселись за столом, я объявила:
— Мы сегодня будем проводить ритуал.
Голос прозвучал вызывающе решительно. И если сестра только удивленно подняла брови, то Абира сдерживаться не стала.
— Ты с ума сошла! Какой ритуал? Ты вообще кроме себя кого-нибудь замечаешь? Что, не видишь, в каком Гарима состоянии?
— Именно поэтому нам и нужно провести ритуал, — я сцепила руки на коленях, чтобы не отвечать криком на крик. — Гариму ранила магия. Сила чужих богов. Я верю, что Великая поможет своей жрице лучше, чем микстуры. Я верю в целительную силу великой Маар! В защиту и помощь великих Супругов!
Абира насупилась, поджала губы, но промолчала. Гарима положила левую руку мне на плечо, поблагодарила.
— Это хорошая мысль, — едва шевеля бледными губами, похвалила она.
То, что сестра одобрила мое предложение, Передающую только больше рассердило.
— Не пойми неправильно, — хмуро бросила Абира. — Я хочу помочь тебе выздороветь. Но о таких ритуалах, о таких свойствах храмовых кристаллов я никогда не слышала.
— Я тоже, — кивнула Доверенная. — Но о золотых статуях, в которые превращались подсудимые, я прежде тоже не слышала. О таком никто не слышал прежде. Мы не знаем силы чужих богов и их служителей, но не знаем и силы Великой. Не знаем своей силы. Поэтому я думаю, что попробовать стоит в любом случае.
Она вцепилась мне в плечо дрожащими пальцами и за несколько мгновений побледнела еще больше. Недолгий разговор ее утомил. Удивительно, но изменения заметила и Абира. Она смотрела на сестру с беспокойством и, кажется, постепенно начинала понимать, насколько серьезно ее ранение.
— Мы обязательно попробуем, — куда мягче заверила Передающая. — Не волнуйся.
От омовения в кирглике мы отказались — Гарима вряд ли могла его выдержать. В Храме было пусто и привычно пахло благовониями. Прислужницы в точности выполнили поручение и не пустили в тот день работников. Я рассудила, что если ритуалы подпитываются силой верующих, то их поддержка не повредит. Поэтому велела женщинам остаться, встать полукругом перед кристаллом. Он призывно сиял, и этот мягкий свет вселял уверенность в мое сердце, подбадривал с трудом передвигающую ноги Гариму. Мы с Абирой поддерживали ее под руки, прошли мимо почтительно расступившихся перед нами прислужниц и заняли свои места.
Тишину долгое время ничто не нарушало. Обычно ритуал начинала Гарима, но теперь она молчала, а я вдруг растерялась, не представляла, что делать дальше. Закрыв глаза, молилась Маар, просила направить меня и исцелить сестру. И тогда я впервые в жизни почувствовала ответ на свою мольбу.
Это было непередаваемое ощущение. Просветление, облегчение и зарождающаяся песня. Мелодию я больше чувствовала, чем слышала, и это странным образом помогало петь. Умом понять слова не получалось, но это было и не нужно — сердце отзывалось на каждое, наполнялось надеждой, уверенностью, что все идет правильно.
Молочно-белый свет кристалла, голоса сестер и прислужниц, сплетающиеся в одно целое, как нити в канат, теплая поверхность золотых цветов, сильные птицы, устремляющиеся к центру от ладоней. Я с болью и страхом следила за едва живыми змеями, с трудом двигающимися к сердцу кристалла. Создавалось ощущение, что они, как и сама Гарима, истекают кровью. Вороны и бабочки кружили вокруг змей, делились силой, черпали ее из кристалла. Он действительно исцелял змей, раны затягивались, кровотечение остановилось, черные отметины, следы шипов сарехского заклятия, постепенно исчезали.
Этот ритуал напоминал познание, самый первый ритуал в моей жизни. Он показывал мне сестер, и я отмечала произошедшие с ними за два года перемены. Гарима укрепилась в вере, но казалась разочарованной и ранимой. Прислушавшись к ощущениям, я с удивлением поняла, что сестра прячет от самой себя влюбленность. Что человек, который много для нее значил, разочаровал ее. Вспомнился господин Тевр и ожесточенность сестры. Я искренне понадеялась, что роль воина в заговоре будет настолько незначительной, что Гарима с легким сердцем простит его.
Бабочки Абиры не зря виделись мне измельчавшими. Если прежде главенствующей чертой Передающей было самолюбование, то теперь ее вторым именем стала зависть. Она придавала бабочкам зеленоватый отлив, а сама Абира казалась озлобленной и очерствевшей. В ней ощущалась неприятная мне сила, и вглядываться в Передающую не хотелось. Во время ритуала я чувствовала ее настороженность, подозрительность и желание посрамить меня — Абире не нравилась придумка, а неудача порадовала бы.
Ритуал наполнил змей золотым светом, расплел венок даров и завершился. Я знала, что все прошло правильно, но только через несколько мгновений решилась убрать руки с кристалла и посмотреть на Гариму. Сестра с закрытыми глазами стояла в двух шагах от меня. Она казалась умиротворенной и… и сияла! Будто сестра была большим светильником, в котором горело с полсотни свечей.
— Гарима, — мой голос прозвучал робко и тихо.
Она не шелохнулась, не открыла глаза, не ответила. Осторожно положив ладонь на ее сложенные руки, я еще раз позвала ее по имени и почувствовала отклик. Теплое, ласковое заверение в том, что все в порядке.
— Что случилось? — завопила рядом Абира. Она была напугана и, после ритуала я чувствовала это особенно отчетливо, боялась за Гариму, которую любила. Так сильно, как только могла любить сестру.
— Думаю, так и должно быть, — я поспешила успокоить Передающую.
— Тебе-то откуда знать? — неприязненно бросила Абира. — Ты уже проводила такие ритуалы?
— Просто коснись Гаримы и прислушайся, — посоветовала я, удивляясь тому, что Передающая не стала меня ни в чем обвинять.
Абира скривилась, гордо задрав голову, прошла мимо меня и положила ладонь сестре на плечо.
— Я ничего не чувствую! — заявила она, не выждав и минуты.
— Закрой глаза, сосредоточься и почувствуешь, — я старалась говорить спокойно и доброжелательно не столько ради Абиры, сколько из-за прислужниц. Женщины стояли близко, слышали наш разговор, напряженно следили за нами, и им ни к чему было знать, что мы с Передающей плохо ладим.
Абира закрыла глаза, положила на сияющие руки Гаримы вторую ладонь, прислушалась к ощущениям.
— Она жива, но похожа на бабочку, еще не вышедшую из кокона… — пробормотала Передающая и заключила громко, уверено, повернувшись к прислужницам. — Так и должно быть. Беспокоиться нет причин.
Потом бросила мне через плечо:
— Ритуал меня вымотал. Проследи за тем, чтобы Гариму отнесли в спальню. Я пойду прилягу.
То, что Абира позволила себе отдавать мне приказы, злило ужасно. Но я не стала возражать и спорить. Очередная ссора никому бы не помогла, зато дала бы прислужницам повод посплетничать.
Передающая ушла быстро, до того, как Съярми позвала охранников. Те принесли носилки, и всего через десяток минут я уже брела к дому жриц вслед за воинами. Невозмутимость охранников казалась мне поразительной на фоне собственного смятения. Мысли путались, а благоговение окружающих пугало и мешало сосредоточиться. Я не знала, долго ли Гарима будет в таком состоянии. Не представляла, что делать дальше с расследованием. С одной стороны, понимала, что терять времени нельзя, но с другой — боялась предпринимать и решать что-либо, не посоветовавшись с сестрой.
— Госпожа Лаисса, — прервала мои размышления Съярми. — Светлейший Император приехал справиться о здоровье госпожи Гаримы.
Я посмотрела на лежащую на постели сестру, прищурив глаза из-за яркого сияния. Представила, как рассказываю о случившемся Правителю, и сразу поняла, что мои слова будут поняты неверно. Император заподозрит, что я придумываю небылицы, лишь бы скрыть истинную тяжесть состояния Доверенной.
— Пригласи светлейшего Императора в эту гостиную, пожалуйста, — попросила я. Старшая прислужница понимающе кивнула и вышла.
Правитель знал, что мы каких-то полчаса назад закончили ритуал, и был этим весьма удивлен. Гарима прежде говорила с ним достаточно откровенно и дала понять, что ритуалы требуют полной отдачи, изматывают жриц. Из рассказа лекаря Император сделал вывод, что Доверенная при смерти и совершенно точно слишком слаба для ритуала любой сложности и длительности. Правитель задавал вопросы, а я волновалась и не находила правильные слова — все хотелось оправдаться. Поэтому голос предательски дрожал, а решиться посмотреть в глаза собеседнику было мне не по силам.
— Госпожу Доверенную серьезно ранила магия… Сарехская магия. Обычные лекарства не могли излечить. Мы провели ритуал, просили Великую об исцелении.
Как и что еще сказать, не знала и толкнула дверь в спальню сестры. Тогда Правитель увидел окутанную золотым светом Гариму.
— Это невероятно! — потрясенно выдохнул он, а меня вновь обдало чужим благоговением.
От этого стало неловко, и я постаралась поскорей заполнить тишину. Получалось торопливо и сбивчиво.
— Госпожа Абира сказала, что нынешнее состояние госпожи Доверенной напоминает ей куколку, из которой вот-вот вылетит бабочка. Судя по ощущениям, это очень верное сравнение. К сожалению, ни в одном из дневников других жриц и ни в одном трактате я не встречала описания чего-либо подобного. Госпожа Гарима о таком тоже не слышала. Поэтому сложно предсказать, как долго продлится этот сон.
— Остается лишь верить в силу Великой, — смиренно ответил Император Адмий. — Я надеюсь, что госпожа Гарима в скором времени исцелится. Даже думать не хочу о том дне, когда время заберет ее у Ратави, у Империи. Утрата столь прозорливой и мудрой жрицы станет горем для всей страны и для меня лично.
— Будем надеяться, что это произойдет очень нескоро, — я натянуто улыбнулась и, закрыв дверь в спальню, предложила высокому гостю кресло у чайного столика.
— Удалось ли выяснить, кто и кому посылал голубей из сарехского посольства? — полюбопытствовала я.
— Нет, к сожалению, нет, — помрачнел Император. — Я подумываю пригласить принца Ясуфа и ближайших к нему людей в Ратави.
— Полагаю, это здравая мысль. И Сегерис Перейский, и упомянутый господин Тевр приезжали в столицу вместе с принцем, — осторожно согласилась я.
— Разумеется, говорить об этом рано, — бросив взгляд в сторону спальни, продолжал Правитель. — Но я бы хотел, чтобы вы, госпожа Лаисса, вместе с госпожой Гаримой допросили господина Тевра. Он советник принца Ясуфа, давно его знает и посвящен во многие дела. Я бы предпочел не допрашивать самого принца, пока у подозрений не появится твердой основы.
— Понимаю, — заверила я собеседника. — Ведь если принц непричастен, то допрос, проявление недоверия, может настроить племянника против вас. Такой исход нежелателен и опасен.
— Вы правы, — согласился Император Адмий. — Рад, что вы так верно все оцениваете.
Мы еще немного поговорили о восстановительных работах в Храме и городе, о господине Далиборе и о после даркези. Гарима рассказала Повелителю и его советнику о заговоренных травах, подмешанных в пиво, теперь за служителями-иноверцами приглядывали люди из особых отрядов. Император не мог припомнить за всю историю Ратави подобных столкновений между общинами, а потому считал предположение о заговоренных травах верным. Это меня несколько обнадеживало. Не хотелось бы, чтобы Император изгонял из страны общины за действия, совершенные под заклятием.
Ни прогулка по городу, ни общение с хранителем библиотеки, ни отдых в саду меня не успокоили, не отвлекли. Я все время думала о Гариме, о действиях господина Далибора, о Сегерисе Перейском, выполнявшем чью-то волю. Как бы ни надеялся Император на то, что принц Ясуф, его родной племянник, невиновен, выводы получались нерадостные. Принц был как-то замешан. А еще меня не покидало ощущение, что все смерти и покушения в императорской семье были ему на руку, приближали к престолу. Препятствиями оставались только сам Император, его малолетний наследник и новорожденный принц. И отчего-то думалось, принц Ясуф знает, как обойти последних двух соперников.
Жрец Тимек, навестивший меня тем вечером, отчасти подтвердил эти предположения, рассказав о древнем праве престолонаследования. И слова «Этим законом пользовались очень давно и всего два раза. Не думаю, что о нем кто-то вообще помнит» нисколько меня не успокоили. Потому что этот закон действительно позволял принцу Ясуфу занять трон раньше принца Будима, прямого наследника Императора. И не на зыбких правах регента, а в качестве законного правителя. Возможность такого развития событий меня пугала. Жестокий военачальник совсем не подходил на роль Императора. В этом я была с Гаримой и господином Нагортом совершенно согласна.