ГЛАВА 11

Солнце давно село, у меня в комнатах царил уютный полумрак, свежо пахло мятой и хвоей. Скользнув под прозрачный полог на шелковые прохладные простыни, я не думала, что удастся заснуть. Но усталость победила.

— Ну и что все это значит? — тихий мужской голос прозвучал над самым моим ухом. Я вздрогнула и проснулась.

Молодой сарех сидел рядом на постели, смотрел на меня выжидающе, но без угрозы.

— Если бы ты поговорил с представителями своей общины, все бы уже знал, — буркнула я.

Его появление меня совершенно не удивило и казалось больше обременительным, чем страшным.

— Если бы я с ними не поговорил, ты была бы уже мертва, — возразил он.

— Ты зря думаешь, что можешь меня напугать, — хмыкнула я.

— А мне необязательно пугать, чтобы убить, — его явно раздражало, что мое поведение не соответствовало его ожиданиям.

— Тогда ты вообще ничего не добьешься, — спокойно ответила я. — Снять заклятие могут только те жрицы, которые его наложили. Поэтому прибереги свои угрозы для других случаев. Когда они действительно будут иметь силу.

— Тот раз ты была сговорчивей, — задумчиво сказал сарех.

— Не обольщайся. Это не потому, что ты был убедительней.

Он неожиданно весело усмехнулся:

— А ты колючая. Как зовут тебя, Забирающая?

— Во всех краях вежливый мужчина называет себя первым. И нож не дает ему преимуществ, — холодно ответила я.

— Ты права, Забирающая, — все еще улыбаясь, сказал он. — Меня зовут Ингар. Теперь мне будет позволено узнать твое имя?

— Лаисса.

— Это не тарийское имя, — удивленно нахмурился он.

— Какое верное наблюдение, — хмыкнула я.

— И волосы у тебя светлые, — словно не услышав меня, продолжал Ингар.

— Думай-думай, — садясь на постели, посоветовала я. — Может, догадаешься, что я тоже северянка.

Он покачал головой, снова усмехнулся. Я потянула на себя одеяло, прикрылась. Хоть моя ночная одежда и была достаточно плотной, взгляды сареха, казалось, обладали способностью проникать сквозь нее.

— Зачем ты пришел? — раздумывая, не прикрыться ли еще и подушкой, спросила я.

— Узнать, что это такое произошло в Храме, — по-прежнему разглядывая мою грудь, ответил он.

— Послушай, Ингар, я тронута твоей заботой об отце, — я повыше натянула одеяло и скрестила руки. — Но мы с сестрой все рассказали представителям общины. Прошу, уходи. Мне нужно отдохнуть, выспаться. Завтра будет трудный день.

Он пренебрежительно усмехнулся.

— Не суди о том, чего не понимаешь, — отрезала я. — Ритуалы отнимают много сил.

— Я не оспариваю, не думай, — поспешно соврал он.

— Не лги мне, — строго велела я. — Даже не пытайся.

— И в мыслях не было, — снова соврал сарех.

— У тебя наверняка есть знакомые тарийцы, — хмуро предположила я, а когда он кивнул, продолжила: — Расспроси их о жрицах великой Маар. Сделай себе одолжение. Тогда не будешь пытаться сделать невозможное. Не станешь пытаться обмануть Забирающую.

Он внимательно смотрел на меня, а на его губах постепенно блекла скептическая усмешка. Пусть я не обладала способностью влиять с помощью дара на других, но мой серьезный тон оказался достаточно убедительным.

— Еще вчера я думал, что жрицы все придумывают. Чтобы особенными быть. Как сестры Вейшуа, — задумчиво проговорил Ингар.

Его сравнение жриц Маар с поклонницами северной богини полнолуния было оскорбительным, но я решила не возмущаться. Объяснять что-либо закостенелому в своих суждениях иноверцу было бесполезно. Так же неразумно, как втолковывать жителям Сосновки, что существуют милостивые Супруги, а кареглазые девочки — земные воплощения их дочерей.

— А потом был ритуал. И много света… и, — он смутился, но продолжил напористо, быстро, — ощущение святости, что ли. Я в наших храмах такого не чувствовал. Никогда. Ни разу! Оно волной шло. От вас. От кристалла… Так спокойно было, так хорошо! Это не только я почувствовал. И другие тоже. О жрицах вечером говорили с большим уважением. Впервые! Даже сказали, что нашим священникам и не снилось такое.

Слова сыпались, как горох из мешка. Будто Ингар боялся вызвать гнев своих богов признанием. Я не перебивала и с любопытством слушала, как чужак видел ритуал.

— Я впервые почувствовал, что вот она, сила богов! — выдохнул сарех.

— Только своим священникам не говори такого, — посоветовала я. — В лучшем случае просто обидятся. А в худшем… ты не знаешь их силы.

— Это верно, — он задумчиво кивнул. — Не знаю. Как не знаю и твоей… Но ты все же не забрала душу отца.

Ингар глянул на меня икоса, словно ждал признания. Признания в том, что испугалась, что его угрозы подействовали, что ему удалось спасти отцу жизнь.

— Богиня направила меня иначе, — холодно ответила я.

Он довольно усмехнулся. Посчитал, что все же повлиял на ритуал.

— Рано радуешься, — бросила я, плотней скрестив руки на груди. — Я видела, как он готовил яд. Видела, как опаивал и как убирал следы.

Сарех мрачнел, с каждым моим словом возвращалась ожесточенность. Поджатые губы, решительно выпяченный подбородок, злой взгляд. Все это меня не впечатляло.

— Он — убийца, — продолжала я. — Но Великая пока не захотела забрать его душу.

— Пока? — Ингар явно не мог смириться с тем, что угрозы не стали идеальным решением. Его рука скользнула к поясу, к кинжалу.

— Пока, — твердо повторила я. — Нам с сестрами нужно узнать, почему.

— Потому что он невиновен! — сарех зыркнул на меня с вызовом и с достойным восхищения упрямством.

Я вздохнула и примирительным тоном продолжила:

— Завтра с утра мы проведем ритуал и попробуем разобраться.

— А если вы не разберетесь. Что тогда?

— Мы разберемся, Ингар. Разберемся, — заверила я. — Не завтра, так послезавтра. Или через два дня. У нас неделя в запасе.

— Какая неделя? — выдохнул он ошеломленно.

Сарех вдруг показался таким удивленным и растерянным, что мне даже почти стало его жаль. Не явись он в мою спальню ночью с оружием, я бы посочувствовала сердечней.

— Ты невнимательно слушал своих соплеменников, — пожурила я. — Заклятие продержится неделю. Это время дала нам Великая для выяснения всех обстоятельств и принятия окончательного решения. А ты вынуждаешь меня среди ночи объяснять одно и то же по третьему разу. Это несправедливо и бесчеловечно по отношению ко мне.

Он пренебрежительно усмехнулся, хотел возразить, но я не дала.

— Уходи, — мой голос прозвучал глухо и устало, а тон не допускал пререканий. — Ты не даешь мне отдохнуть и вредишь своему отцу. Сам снижаешь вероятность успеха завтрашнего ритуала.

Этот довод оказался весомым, а на лице самоуверенного воина впервые отразилось некое подобие смущения. Извинений я, разумеется, не дождалась, но хоть смертью мне не погрозили на прощание.


Я надеялась, что еще до полудня мы с сестрами проведем второй ритуал для лекаря Снурава. Но все пошло не так, как думалось.

Первой неприятной неожиданностью стал отказ Абиры помогать. Передающая стремилась поссориться со мной, грубила Гариме, придумывала откровенно нелепые отговорки, но упрямо стояла на своем. Участвовать в ритуале, исследовать память обвиняемого она не собиралась.

Против ожиданий, Доверенная не настаивала, не уговаривала. Лишь сказала, что этот разговор не закончен. И с ласковой улыбкой добавила:

— Мы вернемся к нему, когда ты отдохнешь, сестра. Усталость так на тебя влияет. Но я ведь знаю, что ты не станешь пренебрегать долгом жрицы.

Абира отвела взгляд, покраснела и выглядела пристыженной, а попытки оправдаться прозвучали жалко. Все потому, что она так и не решилась сказать правду. Передающая не желала признать слабость своего дара. Боялась, что так же быстро истощится, как и днем раньше. Страшилась неизвестного ритуала. Но ее уловки, старания скрыть эти чувства были очевидны любому.

Второй, значительно более серьезной сложностью стало ошеломившее меня признание Доверенной. Я привыкла во всем полагаться на ее знания и опыт, рассчитывать на мудрую поддержку. Слова Гаримы о том, что она никогда не слышала и не читала о преступниках, обращенных в золотые статуи, сперва показались мне неудачной шуткой, настолько я верила в обширные познания сестры. Но она и не думала шутить. Она была всерьез обеспокоена. А еще я ни разу не видела Гариму такой растерянной.

— Нужно проверить архив, — расхаживая по своему кабинету, Доверенная думала вслух. — Но так, чтобы никто не заподозрил, что мы не знаем, что делаем… Нужно поговорить с господином Тимеком. Он самый пожилой, самый опытный из жрецов Содиафа. Возможно, слышал о подобном… Нам пригодится любая помощь… К счастью, он умеет хранить секреты…

Она разговаривала не со мной, а при мне. Я лишь наблюдала за Гаримой, снующей вдоль стола. Сестра теребила правой рукой серьгу, легко жестикулировала левой, будто обосновывала свою точку зрения. Многочисленные браслеты позвякивали в такт движениям резко и назойливо.

— Нужно поговорить с Правителем… с послами. Но как говорить с ними, чтобы не показать слабости?

В дверь постучали, Гарима замерла.

— Простите, сиятельная госпожа Доверенная. Прошу извинить меня, сиятельная госпожа Забирающая, что отвлекаю вас… — торопливо бормотала служанка Гаримы. — Но в Храм приехал светлейший Император…

— Не продолжай, — сердито отмахнулась сестра. — Час от часу не легче, — раздраженно пробормотала она так тихо, что расслышала только я.

Сделав несколько глубоких вдохов, Гарима постепенно совладала с собой, лицо вновь стало благожелательным. Когда она опять заговорила, голос звучал ровно, мягко и, как всегда, уверенно.

— Пригласи, пожалуйста, светлейшего Императора в общую гостиную. Подайте угощения и чай. Мы с сестрами рады визиту милостивого Правителя и будем счастливы обсудить с ним любой вопрос.

— Да, сиятельная госпожа, — низко поклонилась служанка и, пятясь, отступила к выходу.

— И пригласи госпожу Абиру ко мне в кабинет, — добавила Гарима.

Служанка мелко закивала и вышла.

— Нужно обсудить с ней заранее, что скажем Императору, — пояснила сестра. — Абира не тот человек, что добровольно признается в своем неведении. Но сейчас явно не время показывать Правителю, что у нас могут быть хоть самые ничтожные разногласия.


Беседа с Императором Адмием была трудной. Он искренне верил в силу Супругов, не сомневался ни в одном решении богини и жриц и, как подобает тарийцу, оставался исключительно почтительным. К сожалению, он не был простым тарийцем, а напряженная политическая обстановка заставляла Императора делать необходимое, но явно неприятное. Он оказался вынужден торопить жриц, требовать от них ответов.

Яркая смесь его чувств усиливала мою тревогу, его волнение ускоряло мое сердце. Недавно проведенный ритуал не только обострил мое восприятие, но и переплел наши с сестрами дары. Поэтому я особенно хорошо ощущала растущее беспокойство Гаримы и не впервые позавидовала Абире, не чувствовавшей ни сестер, ни других людей. Передающая жила только своими собственными переживаниями.

Правитель попросил нас поговорить с послами еще в тот же день. Предупредил, что господин Квиринг очень расстроен из-за того, что преступник все еще жив. По мнению посла даркези, именно этот скандальный ритуал стал для жриц возможностью самоутвердиться, показать свою силу, а справедливость их нисколько не волновала. Наученная общением с иноверцами, я не ожидала другого. Гариму эти слова тоже нисколько не удивили, хоть и оскорбили. Абира возмущалась за нас троих. Громко, злобно, напористо. К счастью, встретившись взглядом с Доверенной, Передающая быстро иссякла.


Мы выполнили просьбу Императора и не стали откладывать разговор с послами. Учитывая воинственный настрой иноземцев, Повелитель предложил устроить встречу с ними во дворце. Подальше от зачарованного преступника. Гарима согласилась, посчитала, что не стоит дополнительно раздражать послов близостью к свидетельству силы чужих богов. Мне решение «уйти со своей земли» не нравилось. Я чувствовала себя во дворце неуютно, скованно. Но возражать не стала. Спорить со старшей сестрой, значительно лучше меня разбирающейся и в политических течениях, и в людях, было неразумно. Зато Абира впервые за последние два дня чему-то обрадовалась. Как выяснилось по дороге во дворец, сестра собиралась повидаться с одним из охранников.

— Скажу ему зайти вечером ко мне, — мечтательно улыбнулась она. — Хоть отдохну.

Я же подумала, что стоит заглянуть к господину Мирсу. Ночные посещения сареха мне радости не доставляли, и хотелось до разговора с охраной Храма посоветоваться с человеком, которому доверяю.


С послами встретились в зале советов. Предполагалось, что официальная обстановка почти пустого помещения настроит на серьезную беседу, напомнит государственным мужам, кто они такие, подчеркнет уважительное отношение к жрицам. Но послы повели себя не так, как подобало чиновникам столь высокого уровня.

Если господин Квиринг начал с обвинений, то господин Далибор предпочитал благодарить. За подробные и понятные объяснения представителям общины. За пусть и временное решение сохранить жизнь лекарю. На фоне этих благодарностей ярость посла даркези казалась обжигающей. Но значительно хуже било по чувствам то, что признательность сареха не была искренней. Большую часть слов и подчеркнуто вежливых фраз он произносил для того, чтобы злить даркези.

Вдовец, обманутый в ожиданиях, подавленный горем, не задумывался о последствиях своей несдержанности. Он попадался на эти простые уловки и бесился. Господин Квиринг резко жестикулировал, едва не срывался на крик, и даже присутствие Императора и первого советника не останавливало его.

Еще до встречи с послами Гарима несвойственным ей приказным тоном строжайше запретила Абире вмешиваться. Хвала небесам, Передающая молчала. Правитель и господин Нагорт тоже хранили тишину, выполняя просьбу Доверенной. Гариме удалось убедить их, что пока не стоит придавать делу политическую окраску. По словам сестры, происходящее было исключительно религиозной проблемой. Сложности возникли только из-за того, что и вдовец, и преступник были иноверцами.

Я почему-то полагала, что Повелитель только обрадуется возможности отстраниться, позволить жрицам самим исправить положение. Однако Император Адмий считал себя обязанным ограждать нас, земные воплощения дочерей милостивых Супругов, от тревог и волнений. Поэтому молчание давалось ему нелегко, как и господину Нагорту, хмуро исподлобья наблюдающему за разошедшимся послом даркези.

Бархатный, мелодичный голос Гаримы, мягкое влияние ее дара успокаивали послов, настраивали на миролюбивый лад. Но медленно, очень медленно. Слишком озлобленным был господин Квиринг, слишком сильно волновался господин Далибор из-за пошатнувшегося доверия своей общины. Наблюдая, как сестра истощается, используя дар, отдавая всю себя убеждению, я сожалела, что не могла помочь. Стало стыдно и совестно, потому что позволила себе роскошь не научиться пользоваться своим даром полностью. Дар по-прежнему пугал меня, и смириться с ним не удалось, оттого я не училась его использовать вне ритуалов. Хотя понимала, что моей силы вполне хватило бы утихомирить послов и даже заставить прислушаться к словам жрицы чуждой иноверцам богини.

Гарима справилась. Успокоила, разъяснила, обнадежила. Господин Квиринг попросил прощения за несдержанность. Он казался подавленным и виноватым, а его искренность не вызывала сомнений.

Когда послы откланялись, Доверенная тяжело откинулась в кресле. Борьба с чувствами других людей очень утомила сестру. Она казалась бледным подобием себя, но на губах застыла доброжелательная улыбка, а интонации остались такими же спокойными и уверенными. Они обманули Императора, господина Нагорта и даже Абиру.


Гарима вернулась в Храм, Передающая осталась ждать своего любовника, а я пошла к господину Мирсу. Он, как всегда, обрадовался мне. Именно Лаиссе, а не сиятельной госпоже Забирающей, внимание которой было равносильно милости великой Маар.

Взяв с него клятву никому не передавать мои слова, я рассказала об Ингаре, его угрозах и самоуверенном заявлении, что охрана Храма для него не помеха.

— Кто еще знает об этом? — хмуро спросил воин.

— Госпожа Гарима. Она считает, я правильно сделала, сохранив это в тайне. Учитывая исход ритуала. У многих могло возникнуть ощущение, что на жриц можно влиять угрозами.

Он задумчиво кивнул и согласился:

— Госпожа Доверенная права. Я сегодня же поговорю с начальником охраны Храма. Скажу господину Шиану, что из-за напряженных отношений с послами нужно быть более бдительными, — воин нахмурился, отвел взгляд. — Мне неприятно это признавать, но почетное задание охранять жриц никогда не было особенно сложным. Из тарийцев никто и не подумает, что подобное вопиющее поведение вообще возможно, а иноземцев не интересуют чужие служители. До сих пор не интересовали…

— А что делать, если он опять появится?

Господин Мирс усмехнулся:

— Не думаю, что ему вновь удастся увидеться с вами без приглашения. Я достаточно хорошо знаком с господином Шианом, чтобы он воспринял мои слова правильно. Будьте уверены, что уже сегодня вечером цветочные горшки, свисающие на цепях с крыши, уберут.

Он никак не охарактеризовал воинов Храма вслух, но я чувствовала невысказанное слово: «нерадивость». Оно очень точно описывало и мои мысли.


Вернувшись домой, я пошла в архив и застала там Гариму. Сестра спала прямо за столом, уронив голову на руки. Перед ней аккуратными стопками лежали подшивки. Судя по надписи на верхней, там были собраны дневники других жриц. Гарима вдруг вздрогнула, резко села. Увидев меня, сестра вздохнула с явным облегчением.

— А, Лаисса… Ты вернулась, — она широким жестом указала на стулья рядом со столом. — Присоединяйся.

— Думаю, будет правильней, если ты пойдешь отдыхать, а я займусь бумагами, — возразила я.

— Ты же их видела сегодня, — огорченно ответила сестра. — Нельзя терять время.

— Если ты не выспишься и не накопишь силы, ритуал мы провести не сможем. И вот тогда потеряем много времени, — я положила ей руку на плечо. — Иди отдыхай.

Она вздохнула и нехотя согласилась.

— Эти бумаги, — сестра положила ладонь на подшивку справа, — я уже просмотрела. Там ничего интересного. Значит, здесь нужно смотреть только начало. Первые пять лет. Потом эти жрицы работали вместе.

Я заверила, что во всем разберусь, и пожелала сестре хорошо отдохнуть.

Время в архиве текло медленно и оказалось потраченным впустую. Не нашлось ни единого намека на необычный исход ритуала, а замысловатые фразы, которыми изъяснялись жившие больше сотни лет назад жрицы, порядком раздражали. Настроения не улучшили ни прошедший в молчании совместный ужин, ни беседа с начальником охраны. Господин Шиан попросил меня придумать условные слова для посетителей.

— Старые с сегодняшнего вечера будут отменены, — серьезно сообщил он под грохот сорвавшегося с цепи цветочного горшка. — Еще, если хотите, можете дать особым гостям какую-нибудь парную вещь. Но вторую часть пары, как и прежде, я попрошу дать или мне, или госпоже Съярми.

— Например, сережку? — спросила я, вспомнив, как Абира на каком-то празднике дала понравившемуся мужчине украшение. Тогда мне и в голову не пришло, что серьга послужит пропуском в дом жриц.

— Да, — коротко подтвердил воин. — Тогда мы будем знать, что это особый гость.

Он второй раз выделил голосом определение, и сомнений в его толковании не возникло. Господин Шиан намекал на любовников, а мне стало неловко из-за того, что неразборчивость Абиры в связях бросала тень и на других жриц.

Загрузка...