Ах ты ж, мать твою, етить. Подслушал, называется, разговор. «Что такое „не везёт“ и как с этим бороться?» — я тихо ругался себе под нос, и всё по одной причине. Общаться Костомаров поехал не с нашими русскими представителями ордена. Этот засранец работал на иностранцев. Уж не знаю почему, но работа на заграничное крыло выбесила меня даже сильнее, чем если бы он работал на местное отделение. Всё-таки, как ни крути, наш орден с заграничным не очень дружил по каким-то своим собственным причинам, и работа на чужих воспринималась ещё хуже, чем даже работа на наше крыло, уже считавшееся привычным злом. Отчасти этому способствовало и то, что при выборе добить меня или брата Астерия наш местный иерарх добил-таки не меня.
К тому же, я думал, что финансировали раскопки представители австро-венгерского крыла, но и здесь я обломался по полной, а всё потому, что разговаривал наш уважаемый Николай Максимович хоть и с чудовищным акцентом, но на итальянском. Сперва я расстроился от того, что явно не припоминал за собой знание подобных языков, но всё равно из чистого упрямства продолжил слушать, надеясь выловить хоть какие-нибудь зацепки, имена либо что-то подобное. И, как оказалось, был вознаграждён за своё упорство: во-первых, узнал имя связного от итальянцев — был это некий брат Секстус, а во-вторых, как оказалось, я погорячился насчёт незнания итальянского.
Это сложно было объяснить, но чем больше я вслушивался, тем сильнее тиски боли сковывали виски. Череп трещал, будто внутри крошился гранитный саркофаг, ставший гробницей для памяти моего прошлого «я». Когда-нибудь видели начало ледохода на суровых сибирских реках? Треск стоит такой, что уши закладывает. У меня была похожая ситуация. Но сквозь руины чьей-то злой воли просачивались знания моей прошлой личности. И эта личность совершенно точно владела итальянским. Возможно, несколько иным диалектом, ведь понимал я не всё, а с пятого на десятое.
В голове звенело, под носом стало горячо и мокро, но я продолжал слушать. Брат Секстус успокаивал Костомарова, убеждал, что ничего страшного не произошло, вызнавал как можно больше информации о самом Кхимару, обо мне и об Алисе Тенишевой. Сам Костомаров при этом трясся не хуже осинового листа, прекрасно понимая, что суммы, затраченные на экспедицию, абсолютно не окупились, но на удивление итальянец был абсолютно спокоен и даже выглядел довольным, продолжая с дотошностью, достойной матёрого сыскаря, выпытывать подробности всего произошедшего в археологическом лагере.
Брат Секстус уточнил место повторного захоронения божества и, удостоверившись, что тот находится в том же месте, где изначально был обнаружен, победно улыбнулся. А дальше я отчасти не поверил своим глазам, а вернее, глазам химеры, наблюдавшей за всем, пусть и не с самого удобного ракурса. Итальянец достал кинжал, уже однажды виденный мною у брата Астерия, когда он попытался на меня напасть во время инцидента в столице. Оружие перешло в руки Костомарову, наниматель историка предложил тому поклясться кровью, что он никому и ничего не расскажет ни о сегодняшнем разговоре, ни об участии ордена в раскопках.
Конечно же, Костомаров с радостью повторил клятву за итальянцем, но стоило крови набухнуть на ладони, как орденец макнул указательным пальцем в красную лужицу и вывел прямо на лбу у Костомарова некую руну. С запозданием я узнал в ней что-то похожее на активационную связку заранее приготовленного конструкта. На моих глазах Костомаров забился в конвульсиях на кресле и обмяк. Трёх секунд хватило, чтобы устранить свидетеля. Брату Секстусу достаточно было одного прикосновения к нему для того, чтобы убить. Считалось, что у орденцев нет способностей к магии, но только что продемонстрированный братом Секстусом конструкт явно относился к магии крови. Правда, спустя минуту я уже не был уверен в этом.
Несколько опешив, я наблюдал, как этот же итальянец продолжил выводить на теле Костомаровар руны его же кровью. А после паучок показал, что тело историка попросту распалось в прах, оставшись горсткой на поверхности обитого бархатом кресла. Последнее, что я услышал через паучка до того, как брат покинул кабинет, это бормотания итальянца:
— Как же низко я упал! Раньше это всё я смог бы проделать даже не щелчком пальцев, а всего лишь мыслью. А теперь приходится возвращаться к истокам.
Дверь хлопнула, и лишь тогда я почувствовал, что меня кто-то трясёт за плечо. Совершенно ошарашенным выражением лица я взирал на незнакомого зрелого мужчину с седыми висками в потёртом льняном костюме, который тряс меня за плечо и говорил:
— Князь, придите в себя! Что происходит?
Не сразу я вспомнил, что этот незнакомец есть временная личина Кхимару, уже неизвестно по какой причине выбранная им. Я машинально утёр рукой под носом, обнаружив там кровь.
— Последние пять минут у вас кровь носом пошла, и трясти начало, и вы никак не реагировали на попытки вас пробудить. Я уж думал, вы эпилептический припадок схватили.
Я попытался сесть, но меня тут же повело. Кхимару подхватил меня под руку и подал чашку с водой.
— О нет, у меня дело в том, что есть некие провалы в памяти после серии не самых приятных событий в жизни. В момент, когда проявляется очередной кусочек мозаики моей прошлой личности, я себя чувствую паршиво. Примерно это вы наблюдали.
— И что же вы вспомнили на этот раз?
— Итальянский.
— Что? — переспросил демон, а до меня дошло, что, вероятно, в его время такого языка могло и не существовать, как и названия к нему.
— Язык другой страны, находящейся на западе от нас. Это позволило мне отчасти перевести то, о чём разговаривал наш руководитель экспедиции. Не скажу, что мир его праху, однако мы с вами его больше не увидим.
— Закономерно, — абсолютно спокойно отреагировал Кхимару. — Странно что не обставили всё, как трагическую случайность.
— Судя по уничтожению останков, обставили как побег. Ну да, боги с ним. Главное, итальянцы не оставили идеи по новой раскопать вашу могилку.
— На здоровье. Охрану я там оставлю, остальные, если что, пойдут со мной. Так что милости прошу к моему шалашу, будет им встреча. Если хочешь, даже кого-нибудь живыми возьмут для допроса.
— А вот это хочу, — тут же отреагировал я на столь щедрое предложение, — ещё не знаю, на кой, но чувствую… задницей, что всё, всё происходящее — это очередная часть неизвестной мне игры, в которой по незнанию мне приходится участвовать. Поэтому уж как-нибудь намекните, когда они будут к вам ломиться. Тоже хочу вступить в комитет по встрече.
— Как скажешь.
На этом насыщенный день закончился. Я улёгся отдыхать, а утром у нас уже был дирижабль в столицу. Вещи Алисы, я, как и обещал, собрал, намереваясь передать их в столичную резиденцию Тенишевых. Ну а Кхимару провёл на скоростной дирижабль под именем старого знакомого деда Николая, сына Елизаветы Ольгердовны. Правда, тому пришлось вновь сменить внешность. Внешность водителя, конечно, не вызывала подозрений конкретно в археологическом лагере, но на дирижабль он входил уже под совершенно иной личиной. Я бы сказал, что теперь Кхимару был мужской версией княгини Угаровой, вплоть до потери одного глаза, скрытого повязкой. Те же седые длинные волосы, сухопарое телосложение и костюм полувоенного кроя с примесью костей и металлических вставок.
— Будете Хильмериком Трихёвдатом или Хильмериком Трёхглавым.
— Бабушке меня также представишь?
— Почему нет? Дед вам спас жизнь в военной кампании, но потом ваши пути разошлись. Вы наёмник. Спустя время вы узнали откуда-то, что у погибшего друга вдруг появился внук с силами, похожими на ваши, и решили отдать долг, — на ходу придумывал я легенду для Кхимару. — Обучите всему, что знаете и этим расплатитесь за долг жизни. Уж простите, и демоном или полубогом я вас представлять не стану. Бабушка как-то не в курсе про остальных обитателей моего демонариума.
Таким образом, в столицу я возвращался уже в компании обоих Керимовых, и Кхимару. Лучик косился на моего пассажира, но излишних вопросов не задавал, тем более что разрешение на провоз незапланированного пассажира я получил от Ясенева. Однако тот заранее предупредил меня, что нам нужно поговорить по приезду.
В полёте я спал самым бессовестным образом. В столице оставил Кхимару в кафе, недалеко от Кремлёвской площади, а сам отправился на приём к главе ОМЧС. Тот принял меня без задержек и уже спустя четверть часа я рассказал в подробностях обо всём, произошедшем с нами в экспедиции. Не забыл рассказать и про устранение Костомарова итальянцем.
Мне показалось, что Ясенев даже вздохнул с облегчением, что работал наш историк не на местное отделение ордена.
Однако же, проблем это не уменьшило. Так или иначе, орден слишком увлёкся, влезая во все сферы жизни, при этом умудряясь вербовать самых разнообразных представителей слоёв общества. Некоторые вон за годы сотрудничества даже успели карьеру сделать, построить на них. По сути, конечно, обвинить нам итальянцев было не в чем. Если взять во внимание, что они сотрудничали с Костомаровым явно не один год, то выходило, что большинство находок Костомарова всё же оказывались в русских имперских хранилищах музеев и выставочных коллекций, то есть себе они действительно за всё время забрали, выходит, лишь один маленький осколок магии рассвета. Но сам факт подобного сотрудничества и поиска иностранцами на нашей земле археологических ценностей настораживал.
Вывалив всё это с больной головы на здоровую Ясеневу, я наконец-то собирался отправиться домой. Глава ОМЧС весь разговор косился на изменившийся цвет моих волос, добавив в конце:
— Уж простите, князь, что вам пришлось это всё едва ли не в одиночку разгребать.
— Что вы, Василий Николаевич, в порядке всё. Тем более что в качестве обеда они всё-таки выбрали нас с Тенишевой, и выжить было в моих интересах. Я еле успел эвакуировать девушку с помощью мурзы. Так что ещё неплохо отделались: в минусе — заключённые одной тюрьмы и известный историк, пропавший после раскопок. А в плюсе — не начавшаяся кровопролитная бойня ну и цвет моих волос.
— Юности свойственна беспечность, — покачал головой Ясенев. — После получения показаний от Керимовых и соблюдения некоторых формальностей ждите перечисления на счёт.
— По поводу? — не понял я.
— По поводу решения чрезвычайной ситуации божественного ранга. Я соберу все рапорты и подам соответствующее прошение. Подобные вещи финансируются из бюджета короны, тем более что попутно вы добыли информацию, относящуюся к сфере имперской безопасности.
— Тогда уж с точки зрения информации нужно ещё и Алисе некую сумму перечислить, ибо в общей сложности за информационную часть больше отвечала она. Я так… по части безумия и отваги.
Ясенев только кисло улыбнулся.
— Да уж, безумие и отвага… Может, всё-таки пойдёте к нам в постоянный штат? Тем более что вам полных восемнадцать и в перспективе маячит получение двух архимагических статусов, а значит и обязательная государственная служба. Всё равно служить придётся, как ни крути.
— Не забывайте, Василий Николаевич, что я — глава рода. И пока, так сказать, не размножусь, могу какое-то время манкировать службой.
Ясенев только расхохотался.
— Ну да, ну да, о манкировании говорит мне человек, который за последний месяц вольно или невольно решил больше магических ситуаций, чем весь мой отдел.
— Василий Николаевич, я не виноват, оно само! — накинув на лицо улыбку с лёгкой придурью, свёл всё в шутку. — Вы меня вызываете, я их пытаюсь решить в меру собственных сил и фантазии. Не вызывайте — и не буду отличаться.
— Ага, как же. Угаров, пока вы у меня самый результативный исполнитель. Не считая, конечно, Димитра Потоцкого, но у того, сами знаете, специфическая сфера применения магии. Так что нет уж, дорогой наш князюшко, не хотите идти на постоянную службу, так мы вам альтернативной засчитаем ваши консультационные услуги в ОМЧС. Так что не думайте, мы тоже добро помним.
Я пожал плечами, оставляя подобное решение на суд самого Ясенева. Деньги перепадут, и то неплохо. Таким образом, я и вовсе в плюсе из этой поездки выйду: два демона в копилку, ещё и денег заплатят. В минус пошла шевелюра молодецкая, но это мелочи. Была ещё информация по поводу организаторов раскопок. Не знаю пока, как она мне пригодится, но как-то пригодится однозначно.
Кхимару ожидал меня в том же кафе, где я его оставил. На улице начался мелкий противный дождик, потому демон сидел у панорамного окна, разглядывал прохожих и пил некий странно пахнущий чай с обилием всевозможных специй. То и дело я видел проскальзывающие от него в разные стороны магические «щупы-молнии», как будто бы замыкающие дуги между ним и проходящими мимо людьми, а после от них отделялась некая частичка, словно дымное облачко, и прилетала к Кхимару, впитываясь в его раскрытую ладонь. Периодически он что-то записывал грифелем на листе бумаги, судя по всему, предоставленных ему прямо в кафе. Писал он убористым почерком, больше похожим на некую узелковую вязь с точками и всевозможными плетениями. И лишь присмотревшись, я с трудом сообразил, что эти письмена отчасти похожи на индийские, на которых был написан мой самоучитель по магии кошмаров.
Я присел напротив него за столик и уточнил:
— Что пишите?
— Вопросы. Изучать мир, основываясь на страхах других людей, весьма любопытно, но картина зачастую мозаичная. Я же вижу отражение страхов, а не их причины, и систематизировать информацию, даже несмотря на то, что у меня увеличенный объём памяти и мозговой активности, — таким образом Кхимару намекнул на наличие у себя в оригинале трёх голов, — всё равно достаточно сложно. Поэтому записываю некие вопросы, чтобы тебя затем начинать пытать.
Я и не думал, что древний демон будет подходить к вопросу обучения столь основательно. Вернее, я даже не предполагал, что это не шутка, когда он сказал, что я также буду его отчасти обучать. Однако же, как и говорили Кродхан и Маляван, видимо, Погонщик действительно был рождён учёным, а не воином. Ведь за всё время поездки и общения с ним я не видел от него ни единого проблеска гнева, агрессии либо прочих тёмных чувств — лишь любопытство, иногда даже некоторая детская непосредственность, проглядывающая проблесками сквозь удивление либо задумчивость.
— Каков наш дальнейший маршрут? — поинтересовался Кхимару, продолжая мелкими глотками попивать свой чай, при этом взгляд его был обращён к некой юной барышне, проходящей мимо кафе, где мы сидели, и о чём-то шепчущейся с подругой её же возраста.
— Выпью кофе и домой полетим, как раз морось прекратится.
Кхимару отстранённо кивнул и снова что-то записал.
Я заказал себе кофе, и как раз, когда девушка-подавальщица принесла кофейник и белую фарфоровую чашечку, сервируя стол, демон спросил:
— Что такое… — он специально сверился с собственными записями, — … «истерический пароксизм»? И как он связан с химеризмом и отращиванием рогов?
Я даже впал в ступор от такого вопроса. На мой взгляд одно и другое никак не были связаны. Тем более, что у меня и самого были некоторые проблемы с трактовкой пароксизма.
— Женская истерия, ну или истерические конвульсии у женщин, кажется, — попытался я провести аналогию, и то несколько неуверенно. — А почему вас интересует такое странное понятие?
— Да вот две девушки беседовали. Одна из них хотела поблагодарить мужа за приобретение ей курса лечения от женской истерии у некого лекаря.
— А причём здесь химеризм и рога? — поинтересовался я.
— Да вот барышня отчаянно боялась, что супруг узнает, каким образом ей лечат подобную болезнь, и может прекратить оплачивать её лечение.
— И как же её лечат? — я даже удивился, слабо представляя, чем можно вылечить женскую истерику.
Кхимару быстро, схематически сделал карандашный набросок, а после повернул ко мне. Я в этот момент отпивал кофе, потому едва им не поперхнулся. Ведь прямо передо мной была нарисована вполне откровенная эротическая сцена.
— Это так у нас теперь истерию лечат?
— О да. И барышня в восторге, ещё и подруге советовала также посетить этого лекаря. Та, правда, ей ответила, что отращивать мужу рога не собирается. У него и так всё в порядке с мужественностью. Вот и задумался я, неужто у вас рога являются символом мужественности и вдруг стали у людей нормальным атрибутом? Тогда почему же ты выглядишь обычно? Ты даже по демоническим меркам вполне мужественен.
— О нет, — я рассмеялся. — В данном случае «отращивать рога» имеет несколько иной смысл, а именно — изменить супругу и сделать его рогоносцем. А мне такой мужественности и даром не надо.
Кхимару тяжело вздохнул.
— Об этом я и говорю. Мне ещё столько идиом предстоит узнать. Но ты не представляешь, насколько это интересно — разбираться в хитросплетениях изменившегося мира. Иногда я проклинал Таджа за то, что мы появились на свет, но в моменты после пробуждения, когда боль потерь и утрат притупляется временем, вновь просыпается извечное любопытство. В эти моменты, когда мир ещё не наполняют реки крови, когда всё идёт своим чередом, в эти моменты я благодарен Таджу за возможность жить и видеть, как развиваются разные уголки нашего прекрасного мира.
Визуал нового человеческого воплощения Кхимару от автора