Жрец Хаоса. Книга VII

Глава 21

Мечта всех и каждого — хотя бы раз в жизни разорваться на парочку собственных копий, чтобы успеть везде. У меня этой ночью появилась такая возможность. Готовились к штурму мы основательно. Бабушка мне выдала несколько энергетических накопителей для подзарядки и почти ведро всевозможной алхимии, заточенной на регенерацию, восстановление резерва, ясность мысли и прочие полезные воздействия.

Всё это отправилось ко мне в личное Ничто, в то время как сердце демона, скрижали пустоты и самоучитель по магии кошмаров пришлось оттуда убрать. Нагрудник Атикаи я отдал Кхимару, но тот отказался от подобного «подарка».

— Рановато его выпускать, пусть ещё потомится.

Если я правильно понимал подоплёку происходящего, пространственный карман был подарком Пустоты, а она барышня обидчивая и наверняка постарается забрать у меня всё и даже больше. Потому хранить там ценности не имело смысла.

Убрав всё в родовой тайник, мы выдвинулись на химерах в посёлок Каменный Брод, наименьший из трёх выделенных Светловыми в качестве виры. Чуть меньше трёх тысяч душ и семь с половиной тысяч десятин земли, затерянных среди непролазных лесов. Основные статьи дохода: заготовка мёда, ягод, грибов, деревообработка в прошлом и торфодобыча.

Минимум свидетелей и минимум жертв в перспективе среди местного населения. Какой бы скотиной ни был Светлов, но ставить под удар своих же людей он не стал.

Химеры несли нас в сторону Петербурга в размеренном ритме, будто войска, вышедшие на марш.

— Ты уверен, что у тебя получится? Одно дело держать иллюзию, и совсем иное вдохнуть в неё жизнь, — Кхимару беспокоился. Проникнувшись волнениями бабушки, он хотел меня подстраховать от возможной неудачи. — Расход энергии будет колоссальный. К тому же Кродхан и Маляван тоже запитаны на тебя и спустя час начнут использовать твой резерв в качестве батарейки.

— Значит, нужно справиться быстрее, чем за час, — сделал я закономерный вывод.

Погода, на удивление, способствовала спокойному перелёту. Грозовой фронт мы обошли по краю и теперь могли любоваться чистейшим небом с мириадами звёзд Млечного Пути. Мы летели почти над верхушками леса, потому легкие распирало от хвойной свежести.

К Каменному Броду мы должны были прилететь к трем-четырём утра, времени, когда любой человек чувствовал усталость больше всего. Каждый из демонов знал свои задачи, а я знал свои. У Войда и вовсе была только одна задача — жрать любую попавшую вражескую силу и подпитывать нас. Я же был отчасти предоставлен собственным мыслям.

Отчего-то меня потянуло на философию. Допустим, у меня в прошлой жизни была семья. Вероятно, не была, а даже есть, раз они обо мне беспокоятся, пытаются меня отыскать. Другой вопрос, какая она? Родители, брат, сестры… Явно кто-то могущественный в плане магической силы, если смогли пробиться в другой мир, заточенный и зацикленный на перерождения.

До восемнадцати лет, прожив сиротой, Юрий Угаров не предполагал наличия семьи, попросту не зная о ней, был одиноким. Я своей нынешней семьёй уже привык считать Эльзу, бабушку, людей, которые доверили Угаровым собственные жизни и трудились на их благо. Даже тот же Гор и Войд были близкими мне существами. Что же касается демонов, пока я не мог их никак отнести к какой-либо категории, скорее воспринимая как временных соратников.

Но я даже сейчас понимал, что каким-то чудом в лице Елизаветы Ольгердовны и Эльзы обрёл великую редкость для аристократов, а именно — любящую семью. И пусть пока она состояла исключительно из женщин, но тот же Олег Ольгердович и Алексей тоже беспокоились обо мне, хоть мы не были с ними достаточно близки.

Интересно, какой же была та прошлая семья? Родители, брат, сестры… Я поднял взгляд к Млечному Пути, который эрги называли Рекой Времени, и задумался, что, по сути, её видела и моя семья из прошлой жизни. Возможно, в этот момент кто-то из моей родни точно так же взирал на Реку Времени и думал о том, в какие дебри меня занесло. Скучали ли они по мне, тосковали? История умалчивает. Я же из-за потери памяти не испытывал в отношении них никаких чувств, кроме любопытства. Возможно, это было спасением. А возможно, амнезия нацелена было вовсе не на это, а на то, чтобы скрыть истинные объёмы знаний и силы. В любом случае, кем бы я ни был раньше, свой жизненный путь в этом мире мне ещё предстояло пройти.

Ну а для подобных кратких мигов размышлений оставалось взирать лишь на Реку Времени, которая была дверью в один конец при путешествии между мирами.

Юрдан Эсфес, наследный принц империи Сашари

Юрдан перенёсся на крышу Обители Крови, дождавшись, пока отец отправится в Чертоги Высших и не сможет отследить его перемещение в пределах мира. Усевшись у основания накопителя, ставшего тем самым ковчегом тринадцатого Великого Дома Эсфес, наследник империи Сашари облокотился спиной на адамантиевые лозы и позволил им оплести себя.

— С какой бедой ты пришёл ко мне, Юрдан Эсфес? — поинтересовался ковчег. — Мальчишкой ты привык бегать сюда пожаловаться на несправедливость, чрезмерную опеку и требовательность отца. Что же сейчас привело тебя ко мне?

Юрдан молчал какое-то время, подбирая слова, но спустя несколько секунд всё же заговорил:

— Моя душа с рождения была привязана к тебе. У меня не было шансов отправиться в Реку Времени, слишком уж ценна была роль Йордана и всех остальных аспидов из рода Эсфес, пожертвовавших собой ради возрождения нашего Великого Дома. Но некоторые жертвы всё же должны быть принесены не только в прошлом. И потому я хочу спросить у тебя: возможно ли временно отключить привязку моей души к тебе после смерти?

Ковчег Великого Дома, он же устройство хранения, переноса генетических и ментальных баз данных, ответил спустя долгую минуту:

— Возможно, но твой отец, основатель рода, не давал подобной команды и не даст. Ты сам прекрасно это знаешь.

— Потеряв копию моей души, он начал трястись над нами ещё сильнее, чем до того. Если так продолжится, то вскоре нас даже из родного мира не выпустят, — в голосе принца сквозила горечь.

— Сила Эсфесов всегда позволит вам сбежать, не прибедняйся, — возразил с усмешкой ковчег. — Лучше поясни, зачем тебе отключение привязки души? Многие готовы миры уничтожать, лишь бы обладать подобной возможностью сохранения жизненного опыта, а ты сознательно отказываешься от неё.

— Я хочу поговорить с ним. С Юрием Угаровым. С копией себя, вселившейся в другое тело. Я хочу попробовать ему помочь пробудить память. Если уж невозможно перенестись туда телом, я хочу на время притянуться через Реку Времени маяком к своей же душе. Я консультировался — это должно сработать. Не имея привязки к ковчегу, меня должно притянуть сквозь Реку Времени за счёт адамантия к своей же собственной копии для, скажем так, воссоединения.

— Ты вообще понимаешь, что ты угробишь копию своей души, если попытаешься проделать подобное? — возразил ковчег. — В цифровой копии содержание адамантия гораздо ниже, чем в оригинале. Она очень сильно зачищена в части воспоминаний после прохождения по Реке Времени. Ты можешь просто заместить её, как более сильный экземпляр, уничтожив. А ещё нет совершенно никакой гарантии, что Река Времени не задержит тебя и не отправит на перерождение.

— Я и не собираюсь подыхать окончательно. Я умру минут на восемь, попытаюсь с ним связаться, поговорить, возможно, что-то подсказать, а после снова буду оживлён. Уж мать с тётей Светой достанут меня из любой задницы, так же, как и тётя Соня с дядей Олегом. Так что, по сути, я ничем не рискую. Но хотя бы попытаюсь ему помочь.

— Ты понимаешь, чем это грозит? Ты можешь потерять часть собственных воспоминаний, — ковчегу не впервой было выступать голосом разума для мужчин семьи Эсфес.

— Так для этого у меня есть резервная копия внутри тебя. Восстановим, — отмахнулся Юрдан. — Сейчас сделаешь дубликат и сохранишь в себе на всякий случай, а потом отключишь способность притягивать мою душу после смерти. Минут на восемь точно будет достаточно. Потом всё вернём на круги своя. Если у отца нет возможности туда пробиться, то у меня есть.

— Был бы я живым существом, сказал бы, что твой отец меня убьёт. А так… Восемь минут, говоришь? Давай попробуем.

Последние сутки Юмэ Кагэро помнила плохо. Клятва выгрызала в ней нечто такое, о чём она никогда даже не догадывалась, как будто наказывала её за всё сделанное и несделанное, — вполне возможно, что и за её прошлое. Удивительное дело: только начать осознавать своё божественное нутро — и тут же попасться как девчонка.

Но нахождение на грани смерти имело и некоторые другие, вполне положительные стороны. Находясь в полубреду, одной ногой стоя в Реке Времени, Юмэ не теряла воспоминания, а, наоборот, обрела ту часть, которая была скрыта от неё туманами реки перерождений. И увиденное расставило по местам некоторые события её прошлого. В том числе у Юмэ появилась и парочка предположений, кем же всё-таки был в её прошлой жизни Юрий Угаров.

Вариантов было всего два: либо то самое дитя, которое она сперва хотела заполучить себе, а после вытравить из чрева своей последовательницы, либо его отец. Но насколько она смогла вспомнить, отец этого дитя явно обладал бы магией крови, а вот у Юрия её не было. Зато нерождённое на тот момент дитя уже в утробе матери способно было создать овеществлённого дракона, оживив его на глазах столицы. Значит, всё-таки он — тот, кого она хотела породить и подчинить, а после уничтожить, чтобы её творение не досталось никому. Вселенная весьма причудливо отнеслась к её планам, сделав бывшую богиню рабой в новой жизни у души нерождённого ребёнка.

Интересно, сам Юрий знал, кем является? Либо же пока не представлял ни своего прошлого, ни своих способностей? Самостоятельно узнав правду, Юмэ уже не была уверена, что желала бы раскрыть всю её Юрию Угарову, — мало ли как тот отреагирует.

«Хотя бояться нечего… Так и так скоро сдохну!» — обречённо подумала Юмэ.

В нынешнем состоянии добить её мог любой смертный. Но для себя Юмэ решила, что хотя бы попытается спасти Леонтьева. Глядишь, удастся оттянуть удавку кровной клятвы ещё хоть на сутки. Правда, для этого пришлось провести с Леонтьевым небольшую просветительскую работу.

Нежная спина кровоточила и гноилась от множества заноз. Метания по свежеструганному дощатому полу не прошли для иллюзионистки даром. Болело всё, будто её били, а кимоно намертво прилипло к каплям сосновой смолы, выступившим из досок.

«Как гусеница, приклеившаяся, даже ноги к груди не могу подтянуть», — с горечью подумала иллюзионистка. — Но ничего. Из гусениц появляются бабочки. А из маленьких кицунэ перед смертью рождаются богини'.

Да, она вновь собиралась использовать тупиковый путь божественного развития, основанного на благодати верующих. Но перед лицом смерти ей было абсолютно плевать на это. Жить хотелось сильнее. Чтобы спасти себя и Леонтьева ей нужна была сила.

Выпав из полубредового состояния и дождавшись, пока Светлов и Юкионна вновь примутся пререкаться, иллюзионистка повернула голову к своему нечаянному союзнику. Вид у того был получше, чем сутки назад. Хотя бы лицо спухло, и синяки пожелтели.

— Я думал вы уже не придёте в себя, — тихо прошептал управляющий Угарова. — Меня кормили… — он дрожащей рукой протягивал к иллюзионистке ломоть хлеба. — Я не стал есть, оставил вам. Всё равно убьют, что зря…

— Вы верующий? — прервала его шёпот Юмэ. Ей некогда было слушать исповеди. Хлеб ей сейчас не помог бы. Ей нужно было кое-что иное.

— А каком смысле? — не понял её Леонтьев. Он старался не шевелиться, чтобы не звенеть кандалами, прибитыми к одному из черных неподъёмных камней будущей ловушки для князя Угарова.

— В прямом! — зашипела Юмэ, злясь на недогадливого управляющего. — Молитесь кому-то? Или в орденский храм захаживаете?

— Н-нет, — чуть запнувшись, ответил Леонтьев.

— Если хотите выжить, то начинайте молиться. И не кому-нибудь абстрактному, а Юмэ-Инари.

— А это кто? — всё так же в сомнениях продолжал допытываться прагматичный управляющий.

— Этот я, — огрызнулась кицунэ. — Я — наш единственный шанс на спасение. И подпитать меня сейчас может только благодать верующего. Не можете молиться, тогда благодарите за жизнь. Ведь вы всё ещё живы только благодаря мне.

— Это будет гораздо искреннее, — признал Леонтьев и принялся беззвучно шевелить растрескавшимися губами.

Сколько они так просидели, Юмэ не отдавала себе отчёта. Но спустя несколько часов она почувствовала изменения. Благодарности Леонтьева работали. Сила совершенно иного толка по каплям просачивалась к ней даже через блокираторы магии. И хоть визуально это никак не отражалось, но энергетически она чувствовала себя пустыней, в пески которой впитывались первые капли дождя.

Сам Леонтьев сидел, прижавшись спиной к чёрному базальту и продолжал шевелить губами.

«О таком ответственном жреце можно было только мечтать», — с удовлетворением отметила Юмэ-Инари, продолжая копить силу. Ей понадобится каждая капля. Если уж имперская безопасность и князь Угаров не спешили их спасать, то они спасут себя сами.

Светлов и Юкионна спорили до хрипоты, но в какой-то момент их ссору заглушил тихий звон нескольких струн.

Сработали сигнализации охранного периметра, оповещая о его нарушении. Кто-то всё-таки пришёл. Но кто?

— Настало время твоей последней роли, — склонилась над ней Юкионна. — Отыграешь, как положено, получишь свободу.

Пока Маляван вместе с Кродханом выстраивали в организованные порядки химер Кхмару, я выполнял свою часть работы. Они должны были отвлечь внимание своими кошмарами, вымотать, вывести из равновесия, неодарённых защитников — а таковыми здесь были почти все, кроме трёх ярких точек внутри завода. Судя по цвету аур: Юкионны, Светлова и… третья аура отчасти напоминала мне ауру Юмэ, но она меняла цвет по неизвестной мне причине. Кроме радужных оттенков там появилась золотая пыльца.

Выкинув эту странность из головы, я пока сосредоточился на главном.

Я создавал своих овеществлённых химер и собственных иллюзорных двойников. Таковых было три, каждого иллюзорного «меня» сопровождало по десятку овеществлённых химер, завязанных на моём резерве. На каждой химере висел заготовленный конструкт. И пока нас будут пытаться атаковать всеми силами, они должны были получить образцы крови засевших внутри Юкионны и Светлова, чтобы таким образом дополнить последним компонентом отсроченное кровное проклятие. Два укуса, и моих главных врагов можно будет брать голыми руками.

У меня было три попытки. На большее, увы, я не был способен. К тому же, как оказалось, управлять собственной копией было процессом достаточно сложным, ведь необходимо было смотреть её глазами и успевать реагировать на опасности. Признаюсь честно, подобного рода иллюзия в моём исполнении создавалась впервые. Себя я ещё не копировал.

Посему, едва небо забрезжило первыми предрассветными лучами, и пока кошмарные химеры демонов не потеряли собственные силы, Кродхан и Маляван повели их в бой. Я же, словно погонщик, следовал за ними при поддержке своего десятка. Кхимару остался меня оберегать, прекрасно осознавая, что в момент, когда я буду управлять своим иллюзорным двойником, если меня кто-нибудь попробует захватить, я даже не смогу должным образом защитить себя. Итак, наше маленькое представление началось.

Игнат Сергеевич не мог поверить собственным глазам. Из леса на них валила волна всевозможных тварей. На миг ему показалось, будто легион бешеной суки Угаровой вновь восстал, словно феникс из пепла. Но эти твари были страшнее и смертоноснее; они были заточены на убийство, не на защиту.

Неужто её внучок решил отступить от всех разрешённых бабушкиных разработок и, разозлившись, создал это?

«Талантлив и силён, стервец, — отметил про себя патриарх рода Светловых, — таких щенков лучше давить в колыбели».

Памятуя, что химеры Угаровых — не магические существа по своей природе, Игнатий Сергеевич приказал открыть по ним огонь из механического оружия. Смысла забрасывать вал тварей пустотными гранатами не было, но когда автоматические очереди прошили насквозь тварей, не причиняя им особого вреда, а расстояние быстро сократилось с каких-то ста метров до тридцати, он не выдержал и отдал приказ:

— Пусто! Пли!

С башенок, установленных через каждые десять метров охранного периметра, вниз полетели пустотные гранаты. В местах, где они взрывались, появлялись проплешины радиусом в тридцать метров. Всё заволокло дымом, сквозь который слышался визг, крики, автоматные очереди, взрывы. Охрана была из магически неодарённых простецов, она должна была быть способна вести оборону даже при использовании пустотных гранат — это был их козырь. А уж гранат у них было предостаточно. Какофония взрывов заложила уши, а дым приятно щекотал ноздри. Пусть территория завода и его окрестностей на время стала безмагической зоной, но от этого страдать будет не только он, но и его враг.

Игнат Сергеевич с мрачной удовлетворённостью отметил, что ни одна из тварей не подобралась к периметру завода, а это, значит, им удалось практически изничтожить все силы, собранные юнцом до штурма.

Такого мнения он был, пока не услышал за своей спиной тихий рык. На рефлексах он хотел было ударить вокруг себя щитом света, вот только сам забыл о том, что пустотные гранаты выедают ауру, магический фон и опустошают источники даже у тех, кто не попадает под их прямое влияние. А уж гранат вокруг было взорвано предостаточно для того, чтобы и малый источник Светлова опустел.

Потому, выхватив из-за пояса несколько автоматических пистолетов, он принялся палить вокруг себя во все стороны, пытаясь изничтожить внезапно подкравшуюся к нему тварь. Таковых оказалось трое. Израненные, окровавленные, они больше напоминали ожившие трупы, чем живых существ. Казалось этим диким помесям кошки с собакой и с каким-то ящером было всё равно на боль. Они облизывались при взгляде на него и рвались загрызть, невзирая на ранившие их пули. Две химеры корчились в лужах крови, но третья… всё равно успела вцепиться в него, повиснув на предплечье мёртвой хваткой.

Утробный рык и алое зарево глаз пробрало Игната Сергеевича до мурашек. Он снова и снова нажимал на спусковой крючок, но ответом ему были лишь сухие щелчки опустевшего барабана.

Нащупав на перевязи привычный боевой жезл, патриарх рода Светловых нажал на один из выступов, выпуская двадцатисантиметровый шип из навершия. Следующие два удара по глазам завершили поединок в пользу Игната Сергеевича.

Но даже после смерти химера не желала разжимать челюсти. Пришлось просунуть шип между зубов и надавить, чтобы разжать посмертный капкан. Изрядно пожёванная рука выглядела откровенно херово. Кожа висела лохмотьями, кровь залила всю одежду и пятачок вокруг патриарха. Раны горели огнём, и Игнату Сергеевичу отчего-то показалась, что они вдруг начали спешно рубцеваться и чернеть, будто покрываясь вязью не то рун, не то татуировок.

Он тряхнул головой, пытаясь сфокусировать зрение, но угол обзора внезапно изменился. Светлов с удивлением осознал, что падает. А в следующее мгновение он очнулся лежащим на жертвеннике на краю Пустошей. Вокруг него спешно чертили конструкт для запечатывания могильника, а знакомый до боли голос княгини Угаровой поторапливал его друзей:

— Скорее! Иначе он отдаст богам душу до того, как мы сможем использовать его смерть на благо империи.