Жрец Хаоса. Книга VII

Глава 4

Юмэ Кагеро неспешно прогуливалась в Саду Грёз. Здесь в конце августа царила зима. С горных вершин ветер доносил серебристые иголочки снежинок, а озеро, по берегу которого шла Юмэ, сплошь было укрыто ледяными торосами, в которых причудливая фантазия давным-давно погибшего архимага из рода Кагеро воссоздала человеческие фигуры. У этого места был собственный характер, как будто частичка души предка навсегда осталась в месте его гибели. И Юмэ никогда не знала, что ожидало её в Саду Грёз — какое время года либо какая погода, — как будто это место жило прошлым и воспоминаниями своего создателя.

Встречи здесь назначали только если дело касалось внутриклановых вопросов, и Юмэ в своём возрасте всего дважды была удостоена возможности посетить Сад Грёз. Впервые это произошло, когда жрецы уведомили, что забирают её в храм. Тогда архимаг, скрепя сердце, согласился, не став спорить. Она не представляла, чего это стоило матери, ведь дед с двенадцати лет начал на неё засматриваться. И именно тогда мать невероятным образом договорилась со жрецами, чтобы они забрали Юмэ на поруки прислужницей в храм, поскольку это была единственная возможность спасти девочку от приставаний деда. Об этом сама Юмэ узнала не так давно от сестёр храма, разговорившихся после смерти архимага.

Теперь же мать умудрилась договориться и о встрече с новым главой клана. Им стал Синдзи, троюродный дядя Юмэ, которому она проиграла во второй из четырёх схваток. Проиграла в классе. Странно было надеяться, что она сможет пройти выше. В качестве задания им выпали гладиаторские бои иллюзий. Юмэ со своей стороны выставила химер, отчасти похожих на тех, которые создавал Юрий Угаров, и искренне гордилась собой, ведь у неё получилось больше трёх десятков иллюзий, каждую из которых она контролировала, отдавая приказы действовать как по отдельности, так всем вместе. Удержание подобного контроля уже подводило её близко к магистерскому уровню, хоть она и имела всего лишь один хвост, как кицунэ. Но против неё вышел Синдзи — будущий глава клана — и он с лёгкостью одолел Юмэ как в классе, так и в умении оперировать собственными иллюзорными потоками. Синдзи создал несколько роёв пчёл, при этом умудряясь контролировать едва ли не каждое создание в отдельности, и, конечно же, они снесли защиту Юмэ и уничтожили её химер. Каменные горгульи ещё держались, но против пчёл ничего сделать не могли — здесь нужна была стихийная магия. Одно время Юмэ даже хитрила: при смерти горгулий, позволяя взрываться им огнём, но пчёл было много, очень много, и технически каждая из них, жаля, вырывала кусок плоти из её химер, не используя какую-либо иную стихийную или прочую магию. Юмэ проиграла тактически, но и не жалела — она и так привлекла к себе слишком много внимания. И матери пришлось очень постараться, прежде чем ей удалось договориться о неких условиях выхода Юмэ из рода.

Накануне встречи в Саду Грёз мать инструктировала кицунэ:

— Чего бы это ни стоило тебе — соглашайся.

— А ты-то пойдёшь со мной?

Хоть память из прошлой жизни восстанавливалась кусками, всё же в этом мире, в этой жизни и в этом теле она любила женщину, которая была её матерью. Та заботилась о ней, как умела, и никогда не спрашивала о цене благополучия дочери, приносив мыслимые и немыслимые жертвы ради неё.

Мать слишком долго медлила с ответом, и Юмэ пришлось повторить вопрос:

— Ты со мной пойдёшь?

— Нет, — с грустной улыбкой покачала головой вечно юная иллюзионистка, — свою цену я уже заплатила, и я останусь. Ты же знаешь, у меня слишком специфический дар для того, чтобы меня отпустили. А ты уже показала столь высокий класс, что, если не согласишься на это предложение, другого не будет — ты слишком ценный актив. Тебя не выпустят из клана.

Мать погладила Юмэ по скуле ладонью с такой нежностью, что у девушки защемило сердце.

— Соглашайся. Чтобы ты, моя лисичка, получила свободу, мне придётся остаться в этой золотой клетке, — мать вложила в ладонь дочери маленькую фигурку лисы из обработанного граната. Работа была столь искусна, что у Юмэ захватило дух от восторга. А ещё у лисички было девять хвостов.

— Помни, что я в тебя верю. И надеюсь, ты знаешь, ради чего рискуешь всем. Храм был твоим спасением и свободой.

Хотелось бы Юмэ сказать, что она знает, но кицунэ, словно слепой котёнок, шла в темноте, натыкаясь на подсказки из прошлой жизни и пытаясь им следовать. Но она же и твёрдо пообещала себе однажды, что, возвысившись до уровня хотя бы архимага, заберёт мать по праву силы, ведь никто не посмеет ей перечить.

Юмэ прогуливалась по саду, кутаясь в тёплую шубу, доставшуюся ей ещё в России в подарок от княгини Угаровой. Лисья доха грела прекрасно по сравнению с местными накидками, лишь по недоразумению считавшимися верхней одеждой. Все же русские знали толк в тепле и комфорте зимой: если в Японии учили хладоустойчивости и умению мириться с невзгодами, то русские были в этом вопросе гораздо практичнее. Если природа придумала пушнину, то нужно быть идиотом, чтобы не пользоваться её дарами.

Застыв возле одинокого заснеженного дерева, Юмэ любовалась серебристой гладью и переливами света на ледяных фигурах на озере, когда услышала со спины вкрадчивый мужской голос:

— Я планировал выкупить тебя у храма и сделать собственной женой. Ты слишком перспективна в плане магии и генетики, чтобы отпускать тебя. Но твоя мать пообещала мне ребёнка взамен тебя. Без прав на него. Поэтому слушай моё слово: ты должна выполнить задание, которое тебе по силам, в далёкой северной стране, откуда ты всего лишь недавно прибыла.

Пообщаться с Костомаровым пришла идея не только мне. Как я догадался? Ещё на подлёте к лагерю я заметил, что в одной из палаток бурлит магия смерти зеленовато-болотными клубами. Сделав кружочек над эпицентром бури, услышал ещё и тихие стоны, предположительно принадлежавшие историку.

Приземлившись у палатки, я убрал Гора в собственное ничто и тихо позвал:

— Керимов! Ты только меня не грохни случайно, а то самому же и оживлять придётся. Я бы тоже хотел в процессе поучаствовать, тем более что меня соответствующими полномочиями ещё и Ясенев наделил.

Сила смерти сперва взбунтовалась, а после в сплошном куполе борлотной жижи появился зазор прямо напротив входа в палатку.

— Входи.

Я вошёл внутрь. Зрению пришлось пару секунд адаптироваться к полутьме палатки после яркого солнечного дня. Уж не знаю, как это вышло с помощью дара у Керимова, но ощущение, будто мы разговаривали в глубоком ущелье. Куда лучи солнца не попадали вовсе. Костомаров сидел на раскладном походном стуле и был белее смерти, выделяясь кругляшом лица не хуже луны в тёмном небе. Взгляд историка метался из стороны в сторону, и моё прибытие не улучшило его ситуацию. Напротив, упоминание Ясенева заставила археолога покрыться липкой испариной. От него буквально расходились в разные стороны клубы страха. Страшился он смерти.

— Новости есть? — спросил я.

— Да где там… Молчит, зараза идейная, — устало выдохнул Мурат. — Будто смерти и не боится.

— Боится, ещё как боится! Только он знает, что ты произволом заниматься не будешь, за вами особый пригляд. Потому и держится. А вот хозяева его, вероятно, с него клятву взяли о молчании. Если он что-то разболтает, то просто-напросто умрёт. А эти неизвестные человеколюбием явно не страдают.

— Слушай, — размышлял вслух Мурад, постукивая указательным пальцем себе по подбородку, — если он умрёт, то я его и там допрошу.

— Н-не н-надо! — заикаясь ответил Костомаров. — Там и на семью перейдёт. Н-не губите!

— О, разговорился! — обрадовался Керимов, глядя на меня как на спасителя. — Николай Максимович, в крайнем случае, я вас могу убить на время, допросить после смерти, чтоб на вас клятва не действовала, а затем оживить. Как вам такой вариант?

— Вы же шутите? Да⁈ Магам смерти запрещено использовать свои силы вне военных конфликтов и официально задокументированных поводов!

— А ведь идея дельная! — поддержал я предложение Керимова, заглушая сбивчивое бормотание историка. — Надо бы запомнить вариант обхода клятв подобным образом.

До этого мне казалось, что невозможно побелеть ещё сильнее, чем до того был Костомаров. Но сейчас, кажется, он стал и вовсе почти прозрачным.

— Не-не-не, не надо меня убивать, — заикаясь, произнёс он. — Я не виноват, я старался, чтобы все выжили, пожалуйста, не надо. Я же всё оплатил вашему брату. Хотите, и вам заплачу?

— Удивительное дело, — Керимов разглядывал историка со смесью удивления и брезгливости, — как людей на смерть посылать, так это запросто, а как самому умереть, отвечая за свои поступки, так это сразу «хотите и вам заплачу».

— Пытаешься выяснить, кто заказчик? — как можно более безразлично поинтересовался я, при этом не сводя глаз с археолога.

— А как же! Хочется посмотреть на этих добрых людей, ратующих за развитие науки в стране.

— Так я тебе и сам могу сказать, кто заказчик, — пожал я плечами, отмечая, как Костомаров дёрнулся и подался ко мне всем телом. — В этом секрета-то особого нет. Если сопоставить некоторые факты, то вскрытие древних могильников заказывает Орден Святой Длани.

— Как Орден? — обернулся в шоке ко мне Мурад.

Надо было видеть выражение лица Костомарова, тот был не менее шокирован, чем Керимов, что секрет, едва не стоивший ему жизни, вдруг оказался не секретом.

— А вы откуда знаете? — едва ли не хором ответили мои собеседники.

— Хотел бы сказать, что проследил за вами, когда вы отвозили лекарей, но увы и ах. Информация о могильниках и о желании их вскрыть Орденом просачивается не в первый раз, даже на собрании Гильдии Магов обсуждался этот вопрос. Но у магов хватило мозгов задушить на корню подобные инициативы, поэтому Орден ушёл к частным лицам, как наш господин Костомаров, которого даже убивать теперь смысла нет. Почти. Меня вот, например, во всей этой схеме интересует совершенно иной вопрос.

— Какой? — теперь пришла пора удивляться одновременно и Керимову, и Костомарову.

— Самый что ни на есть простой. Вы же у нас, Николай Максимович, стали светилом археологии и истории не просто так, — тот кивнул. — Все последние ваши открытия были профинансированы Орденом. Но в послушники вас не взяли по какой-то причине, неизвестной мне, но это и не суть. Важно другое. Что они разыскивают в могильниках? Вы делаете описи коллекций, найденных при археологических раскопках. Что-то переходит в музеи, что-то в Академию, скорее всего в закрытые фонды, что-то распродаётся с молотка в частные фонды, что-то уходит в имперские запасники. Что же вы передаёте Ордену на хранение? Что он ищет?

— Я не имею права об этом рассказывать. Я под клятвой, — снова упрямо замотал головой Костомаров, не хуже болванчика.

— Ну что же, Мурад, тогда остаётся только ваш вариант. Работайте. Если не ошибаюсь, за четыре минуты мозг не умрёт, успеете вынуть из него душу, допросить, и если ответит на вопросы, то и обратно вернуть. Возможно, наше светило истории даже не потеряет своих кондиций.

Кажется, Костомаров до последнего не верил, что мы решимся. Как и Керимов, к слову. А я не шутил.

— Последствия беру на себя.

Керимову меньше всего хотелось, чтобы его семья участвовала в чём-то, связанном с деятельностью Ордена, при том, что ссориться с ним, конечно же, они не хотели. Но здесь Мурад был не как представитель рода Керимовых, а как старший брат, которому не понравилось использование его младшего братишки в столь грязных делишках.

Потому я впервые наблюдал, как некроманты беседуют с душами. Весьма занимательный опыт. Руки Мурада превратились в нечто, напомнившее щупальца либо отростки лианы. Они прошили насквозь тело Костомарова, а после принялись оплетать нечто у него в груди, недалеко от сердца. У магов там обычно находилось магическое средоточие, у простецов же, видимо, душа. Одним рывком щупальца смерти выдрали наружу беснующуюся субстанцию, лишь отчасти напоминающую сильно уменьшенную человеческую оболочку.

— Николай Максимович, сейчас вы не под клятвой. Формально вы умерли, — холодным спокойным голосом пояснял бьющейся в истерике душе историка Керимов.

Я приложил пальцы к шее Костомарова, действительно, пульса там не было.

— У вас есть четыре минуты, чтобы ответить на интересующие нас вопросы. Если справитесь быстрее — быстрее оживёте. Формально клятву вы не нарушите, — на всякий случай пояснил тонкости процедуры Мурад. — Более того, ваши наниматели даже смогут проверить вязь клятвы. Она не пострадает.

— Это произвол! Да как вы смеете! И вообще, я буду жаловаться!

— Кому? Можете пожаловаться на том свете, если найдёте, кому. А мы скажем, что у вас сердце не выдержало после всех перипетий, — пока Мурад удерживал трепыхающуюся душу, я взял на себя ведение допроса.

Костомаров с ужасом смотрел на собственное тело, обмякшее на самом простом раскладном стуле.

— Николай Максимович, напомню, ваше время ограничено. Полминуты вы уже потеряли. Итак, что ищет Орден в могильниках?

— Я не знаю, что это, — взвизгнул историк спустя ещё четверть минуты метаний.

— А вы попробуйте описать, — вкрадчиво обратился я к историку, поглощая ауру его страха и давая возможность тому фигурально дышать свободней. — Подозреваю, что это ни разу не предметы быта или драгоценности, не всевозможные скипетры, короны, державы и прочая правящая атрибутика из золота и драгоценных камней, которые укладывают рядом с богатыми военачальниками и прочими вельможами, ведь так?

— Так! — огрызнулся Костомаров, с ужасом увидев в моих руках карманные часы на цепочке. Я продолжал демонстративно отсчитывать секунды его смерти.

— Тогда что? Что вам сказано искать?

— Не знаю… минерал какой-то розовато-дымчатого оттенка. Похож на кварц, самый обычный розовый осколок, меньше перепелиного яйца. Обычно что-то вроде друзы. Если нахожу нечто подобное, то экспроприирую, помещаю в кейс, передаю в Орден.

Я вспомнил, как выглядел осколок магии рассвета, который принесла наш мир Эола, и визуализировал магией иллюзий перед Костомаровым.

— Подобный такому?

— О-о… них… Простите! Ничего себе размеры! — тут же отреагировал с восторгом Костомаров, кажется, даже забыв, что формально мёртв. — Единственный раз, когда мне удалось отыскать нечто подобное, тот осколок был меньше фаланги указательного пальца. Но за такое меня наградили очень и очень щедро. Так что я слабо представляю, где вы могли видеть такого размера кусок. Неужто пробрались в пирамиду? Смогли обойти защитное заклинание? Но как? Может, подскажете? Одна эта находка и мне больше не придётся копать эти долбаные могилы!

— А как же ваш энтузиазм? А как же открытие века и все остальное? — неприкрыто издевался я над Костомаровым.

— Да идите к чёрту! Возвращайте меня обратно в тело, я же умру так! — вдруг переполошился тот, рассмотрев положение стрелок на часах.

Я посмотрел на часы и прикинул, что времени оставалось ещё около минуты.

— Не так быстро, Николай Максимович. Где отыскали прошлый осколок?

— На Алтае! В горах! — тараторил историк. — Было захоронение, обвалилась часть скалы, и обнаружили саркофаг! Там внутри, то ли маг был великий, то ли бывший военачальник, не пойми кто… на мумию больше похоже… артефактов всяких тьма… и вот этот маленький камешек… Всё! Больше ничего не знаю! Клянусь! Возвращайте меня в тело! — истерично кричал он. — Это всё, что я знаю! Верните меня, я хочу жить!

Душа Костомарова билась практически в истерике. Казалось бы, ему не было больно, но жить он хотел. Мы с Мурадом переглянулись, и я кивнул. После чего Керимов поместил душу обратно в тело подопытного.

Николай Максимович дёрнулся и с хрипом вдохнул воздух в лёгкие, свалившись со стула и свернувшись чуть ли не калачиком. Из глаз у него лились слёзы.

— Я… Я… Я буду жаловаться! Это произвол! У нас есть закон от произвола магов над простецами!

— Есть, — покладисто согласился я. — Но только тогда и мы кое-что расскажем о вашей деятельности, Николай Максимович. Поэтому вам лучше забыть происходящее как страшный сон.

Покидать палатку я не спешил, ибо ещё нужно было донести до этого чёрного копателя, что трогать пирамиду небезопасно.

— В этот раз вы наткнулись совершенно не на то, что жаждал отыскать Орден. Вам что-нибудь говорит имя Кхимару?

У Костомарова даже слёзы высохли. Он замер, а я мог бы поклясться, что слышал, как с треском и щелканьем встают на место шестерёнки в его мозгу.

— Не может быть… Неужто тот самый…

— Тот самый Николай Максимович… тот самый. И знаете, что самое страшное? — пытался я тщетно достучаться до разума руководителя раскопок.

— Это же находка даже не тысячелетия… — не слышал меня он. — Неужели мы сможем подтвердить существование богов?

— Скорее, они могут подтвердить наше несуществование.

— Не понял, — тряхнул головой Костомаров.

— В том-то и дело, что это божество живо. И очень хочет крови. Поэтому к вечеру здесь будет отряд ОМЧС, а нас здесь быть не должно. Если вы ещё раз попробуете хотя бы посмотреть косо в сторону пирамиды, то я использую по назначению полученные от Ясенева самые широкие полномочия, вплоть до того, что грохну вас на месте, и страна потеряет великого историка-археолога.

— В смысле… живой? — кажется, до Костомарова доходило очень медленно. — Как это… живой бог?

— Молча, Николай Максимович, молча. Поэтому сейчас вы никуда не выходите из палатки, если сильно хотите жить, и ни с кем не общаетесь. А нам, пожалуй, необходимо пообщаться с Мурадом Алиевичем наедине.

Я кивнул Керимову, но, прежде чем выйти за пределы палатки, призвал Гора:

— Посторожи этого психа! Попробует выйти из палатки, разрешаю применять силу.

Химера плотоядно облизнулась, а по мыслесвязи пришёл ответ:

«Не забудь про мороженку!»

Керимов решил не остаться в стороне и тоже внёс свою лепту в охрану Костомарова.

— Николай Максимович, настоятельно рекомендую не пытаться удрать. Я накрою палатку сферой смерти. Попытаетесь выйти за её пределы — умрёте. И любой маг смерти после моего предупреждения воспримет это как сознательное самоубийство.

— Радикально работают маги смерти, — хмыкнул я. — С другой стороны, таким энтузиастам, как господин Костомаров, объяснять нужно доходчиво. Примерно, как с выниманием души из тела.

Мы с Керимовым обменялись понимающими взглядами, но прежде чем вышли из палатки, туда ввалился запыхавшийся Селим с расширившимися от ужаса зрачками. Но не успел он ничего сказать, как мы услышали язвительный голос Кхимару:

— Угаров, от меня не скроешься! Тащи сюда свою девку и свой собственный зад, нам пора обедать.