Железный Ворон

Глава 20

Я взял стакан. Он был тяжёлым и холодным. Жидкость внутри лениво переливалась, густая, как масло.

— Да нет, знаешь… вроде бы наоборот, — я посмотрел на тёмную настойку. — Всё прошло… не гладко, но вполне себе интересно.

Я поднял на него глаза.

— А-мм… Просто… не знаю. Просто хочется забыть хотя бы на вечер, что мне нужно делать что-то, чего я не хочу. — Я сделал паузу. — И, наверное, уже принять эту реальность. Это оказалось сложнее, чем я думал.

Дамиан молча выслушал меня, а затем кивнул. Он, как никто другой, понимал, о чём я говорю.

— Принять реальность… — он горько усмехнулся. — Этим тут все занимаются. Безуспешно.

Он поднял свой стакан.

— Ну, тогда… за безуспешные попытки.

Я кивнул и тоже поднял стакан. Мы чокнулись. Звук был глухим, не звонким.

Я сделал глоток.

Сначала — ничего. А потом мой рот и горло обожгло ледяным огнём. Настойка была невероятно крепкой, с горьким привкусом каких-то трав и странным, холодным послевкусием, словно я лизнул металл на морозе. Я закашлялся, с трудом проглотив.

Дамиан выпил свою порцию одним глотком, даже не поморщившись.

— Привыкнешь, — сказал он, ставя пустой стакан на стол.

Тепло начало медленно, но верно расползаться по телу, отгоняя тревогу и расслабляя напряжённые мышцы. Голова стала немного легче.

— Так значит, завтра, — сказал он, садясь в единственное кресло в своей комнате. Он не предлагал мне сесть, и это было нормально. — Снежная Королева собственной персоной. Готов к аудиенции?

Он смотрел на меня, и его взгляд был уже не просто любопытным. Он был… оценивающим. Словно тренер, который смотрит на своего бойца перед выходом на ринг.

— Всё-то ты знаешь, а! Чёрт…

Я посмотрел на него, потом на свой стакан. Алкоголь и его неожиданное участие развязали мне язык. Мне отчаянно захотелось с кем-то поговорить. Вывалить всё, что накопилось.

Я, недолго думая, опустился прямо на пол, прислонившись спиной к его кровати, и скрестил ноги. Этот жест был настолько не-княжеским, настолько простым, что Дамиан даже слегка приподнял бровь.

Я тяжело вздохнул, глядя в свой стакан.

— Она оказалась не такой страшной, какой я её представлял. Не в плане красоты лица, а… ну, ты понял. В общем… Я увидел её изнутри. Её боль, её тоску. Она просто маленький ребёнок, который пытается выжить в этом мире.

Я сделал ещё один глоток. Ледяной огонь уже не казался таким обжигающим.

— А ещё… — я замялся, но решил выговориться до конца. — … у меня тут, как бы это сказать, неожиданно проснулись чувства к Лине. И вот это, чёрт возьми, так не вовремя!

Я выпалил всё это и замолчал, ожидая его реакции. Насмешки, презрения, совета «быть мужиком». Чего угодно.

Дамиан молчал. Долго. Он просто сидел в своём кресле и смотрел на меня. В его тёмных глазах было нечитаемое выражение.

— Так вот оно что, — произнёс он наконец, и его голос был тихим, почти без интонаций. — Тебе её… жалко. А Полонская тебе нравится.

Он откинулся на спинку кресла.

— Воронцов, ты — идиот.

Я напрягся, ожидая продолжения.

— Ты самый большой, самый безнадёжный, самый неисправимый идиот, которого я когда-либо встречал. И это… — он на мгновение запнулся, — … почти восхищает.

Он посмотрел на меня, и в его взгляде не было злобы. Скорее, какая-то мрачная ирония.

— Ты пришёл в этот змеиный клубок и пытаешься вести себя как человек. Ты жалеешь Снежную Королеву, которая заморозит тебе сердце, не моргнув глазом, если это понадобится её Роду. Ты влюбляешься в рыжую артефакторщицу, которая так же свободна и опасна, как пламя в её горне. И ты пытаешься найти во всём этом «совесть».

Он усмехнулся.

— Завтра к тебе придёт не «маленький ребёнок». К тебе придёт наследница Рода Голицыных. Она придёт, чтобы понять, кто ты. Опасен ли ты. Можно ли тебя сломать. Можно ли тебя использовать. Её жалость и тоска — это её проблемы. Твоя задача — не попасть под лавину, которую она может обрушить в любой момент.

Он наклонился вперёд.

— Ты ей понравился, Воронцов. Не как мужчина. Как… аномалия. Ты сделал то, чего никто не делал — ты нарушил ритуал. Ты её удивил. И теперь она хочет понять, что ты за диковинный зверь. Не пытайся её «спасать» или «понимать». Просто продолжай её удивлять. Будь непредсказуемым. Это единственное, что она уважает, потому что это единственное, чего она не может контролировать.

Он замолчал, налил себе ещё немного настойки и посмотрел на меня, ожидая, дошли ли до меня его слова.

— Знаешь… — сказал я, глядя в свой почти пустой стакан. Алкоголь приятно гудел в голове, развязывая язык. — Вот чего-чего, а специально кого-то там удивлять я не собираюсь. Не так меня батя воспитывал.

И как только я это сказал, я осёкся. Опомнился. Слишком поздно. Слово вылетело. Простое, обычное слово из моей прошлой жизни. «Батя». Не «отец», не «князь». А «батя».

Я поднял глаза на Дамиана, ожидая вопроса или насмешки.

Но он не усмехнулся. Он замер. И его взгляд стал другим. Острым. Пронзительным. Он уцепился за это слово, как хищник за след.

— «Батя»?.. — повторил он тихо, почти шёпотом. — Интересно. Князь Дмитрий Воронцов, герой Империи и гроза Пространства, и слово «батя»… Никогда бы не подумал, что эти два понятия могут существовать в одной вселенной.

Он смотрел на меня в упор, и я чувствовал себя как под микроскопом.

— А как ещё тебя «воспитывал» твой… батя, Алексей Воронцов? Уж точно не тому, чтобы махать кулаками и жалеть своих врагов.

Он не спрашивал. Он констатировал факт. Он заметил несоответствие. Не только в этом слове, но и во всём моём поведении с самого первого дня.

Я молчал, не зная, что ответить. Любое слово могло стать ошибкой.

Дамиан отставил свой стакан. Он смотрел на меня долго, и в его глазах шла какая-то сложная, напряжённая работа. Он складывал кусочки пазла. Мои странные слова. Мои «пробелы» в памяти. Мои нехарактерные для аристократа навыки. Моё поведение.

Наконец, он произнёс то, от чего у меня похолодело всё внутри.

— Кто ты? — спросил он тихо, но этот шёпот прозвучал в тишине комнаты как удар грома.

Это не было догадкой. Это не было подозрением. Это был прямой вопрос, основанный на анализе. Он всё понял. Или почти всё.

Я усмехнулся. Горько. Без капли веселья.

— Кто я?..

Я долго молчал, глядя в остатки тёмной настойки на дне своего стакана. Я перебирал в голове варианты. Ложь? Бесполезно, он слишком умён. Агрессия? Глупо, он не испугается. Правда? Слишком опасно.

Я поднял на него глаза. Мой взгляд был уставшим, но прямым.

— Это хороший вопрос, Дамиан. И знаешь, что самое смешное? Я не знаю. Такой ответ тебя устроит?

Я не кривил душой. В этот момент я действительно не знал. Я уже не был до конца Петей Сальниковым. Но я точно не был и Алексеем Воронцовым. Я был чем-то… между. Сломанной игрушкой из одного мира, засунутой в сломанную игрушку из другого.

Дамиан смотрел на меня, и его лицо было абсолютно серьёзным. Мой ответ, такой странный и такой честный, снова сбил его с толку. Он ожидал чего угодно — паники, отрицания, признания. Но не этого.

Он медленно откинулся на спинку своего кресла.

— Не знаю… — повторил он мои слова, словно пробуя их на вкус. — Нет. Не устроит. Но… — он сделал паузу, — … на какое-то время я готов сделать вид, что поверил.

Он поднялся. Аудиенция была окончена.

— Иди к себе, Воронцов. Или кто ты там. Тебе нужно проспаться. Завтра тяжёлый день. И помни мой совет: не пытайся её понять. Просто удивляй. Это твой единственный шанс.

Он не стал меня больше допрашивать. Он не стал угрожать. Он просто… оставил всё как есть. Но я понимал, что теперь он будет наблюдать за мной ещё внимательнее. Я обрёл союзника, но этот союзник теперь знал, что я храню какую-то страшную тайну.

Я молча встал, кивнул ему и вышел из его комнаты, оставив стакан на столе.

…

Я лежал в кровати, а мысли кружились в голове, как бешеные карусели.

Вот чёрт. Как же я мог так тупо себя выдать, а⁈ Слово «батя» звучало в ушах как приговор. Вдруг у него свои цели? Вдруг он расскажет об этом ректору? А тогда — менталисты, и всё, кирдык, приехали.

Эта мысль беспокоила, сверлила мозг. Но алкоголь, стресс и усталость сделали своё дело. У меня просто не было сил придумывать оправдания или планы. Я просто… вырубился.

Утро было тяжёлым. Голова гудела после настойки Дамиана. Я проснулся от тихого звона. На столике уже стоял завтрак, и рядом с ним — высокий стакан с мутной, шипучей жидкостью. Записка от лекаря гласила: «Антипохмельное. Выпей. Сегодня ты должен быть в своей лучшей форме».

Я с благодарностью осушил стакан. Гадость была редкостная, но через пару минут голова и вправду прояснилась.

Остаток утра я провёл в напряжённом ожидании. Я не тренировался. Я не читал. Я просто сидел в кресле и смотрел на дверь, мысленно готовясь к встрече. Я наложил на лицо «Маску Покоя», проверил, как она держится. Безупречно.

Ровно в полдень раздался стук.

Не тихий и неуверенный, как у Лины. Не короткий и деловой, как у Дамиана. А один-единственный, чёткий, властный удар костяшками пальцев по дереву.

Я сделал глубокий вдох.

— Войдите.

Дверь открылась.

На пороге стояла она. Анастасия Голицына.

Сегодня она была одета не в парадное платье, а в строгое, тёмно-синее учебное платье с серебряным шитьём. Волосы были собраны в простую, но идеальную косу. Никаких украшений, кроме маленьких серёжек с сапфирами. Она выглядела как идеальная студентка. Но холод в её серых глазах никуда не делся.

Она вошла и молча, без приветствия, окинула взглядом мои апартаменты. Её взгляд задержался на секунду на виде космоса за окном, потом скользнул по разбросанным на столе книгам и остановился на мне.

Я не встал. Я продолжал сидеть в кресле, глядя на неё в ответ. «Маска Покоя» скрывала моё бешено колотящееся сердце. Я следовал совету Дамиана. Непредсказуемость.

Она подошла и, не спрашивая разрешения, села в кресло напротив. Между нами был только низкий столик.

— Ректор сказал, что вы пережили покушение, — начала она, и её голос был таким же холодным и чистым, как лёд. — И что вы… изменились.

Она смотрела мне прямо в глаза, снова пытаясь «просканировать».

— Я пришла посмотреть на это «чудесное преображение» своими глазами. Итак, княжич Воронцов. Удивите меня.

Её слова были прямым вызовом. Она не собиралась ходить вокруг да около. Она пришла на дуэль. Только вместо клинков оружием были слова и воля.

Я слушал её, и её холодная, надменная уверенность не пугала, а, наоборот, разжигала во мне азарт. Ух, какая королева! Интересно, интересно!

Я глубоко вздохнул, позволяя себе расслабленную, чуть ленивую позу в кресле.

— Удивить? — я улыбнулся. Не нагло, а спокойно, с лёгкой иронией. — Не собираюсь я вас ничем удивлять, княжна. Если вы пришли только за этим — можете идти назад.

Я видел, как её брови едва заметно дёрнулись. Она не ожидала такого ответа.

— Но… — я сделал паузу, глядя ей прямо в глаза, — … если вы хотите пообщаться, познакомиться поближе… я здесь, к вашим услугам.

Я перехватил инициативу. Я отказался быть экспонатом, который она пришла изучать, и предложил ей быть… собеседником. Равным.

Анастасия смотрела на меня несколько долгих секунд. Её серая ледяная маска была непроницаемой. Она обдумывала мой ход.

— «Пообщаться»? — повторила она, и в её голосе прозвучали нотки сарказма. — Какая… неожиданная любезность от человека, который вчера на церемонии смотрел на мою семью как на своих злейших врагов.

Она не приняла моё предложение. Она нанесла ответный удар, напомнив о моём вчерашнем поведении.

— Впрочем, — продолжила она, не дожидаясь моего ответа, — раз уж вы так любезны, я задам вам один вопрос. Простой.

Она чуть подалась вперёд, и её взгляд стал ещё более пронзительным.

— Мой брат, Родион. После дуэли с вами он был в ярости. Он говорил, что вы были жалки. Что вы не смогли сплести даже простейший щит. А через два дня вы в одиночку обезвреживаете двух наёмников и создаёте «Кокон», который не всякий выпускник повторит. Объясните мне это несоответствие, княжич. Только, пожалуйста, без сказок о «пробудившемся даре». Я в них не верю.

Она откинулась на спинку кресла, ожидая ответа. Она загнала меня в угол, отрезав единственное правдоподобное объяснение. Она хотела правды. Или, по крайней мере, лжи, в которую она сможет поверить.

— Хорошо. Давайте по пунктам, — ответил я ровно, глядя ей в глаза. Я не собирался защищаться. Я собирался объяснять.

— Первое. Я не смотрел на вашу семью как на врагов. Я на них смотрел просто. — Я сделал на этом слове акцент. — Как на людей, которые стали частью моей жизни без моего на то согласия. И это слово как нельзя лучше выражает то, что я чувствовал в тот момент. Ни злости, ни страха. Просто… констатация факта.

Я видел, что мой ответ её удивил. Она ожидала оправданий, а получила философское рассуждение.

— Второе. — Я перешёл к главному обвинению. Я чувствовал, как внутри нарастает напряжение, но «Маска Покоя» держала лицо непроницаемым. — Вы можете не верить в «пробудившийся дар». Это ваше право. Но тем не менее — он есть. И я сам не могу его объяснить.

Я развёл руками, демонстрируя искреннее (почти) недоумение.

— Я не знаю, как это работает. Я не знаю, почему это произошло. Я просто… могу. Могу делать то, чего не мог три дня назад. И если у вас нет другого объяснения, кроме «сказок», то боюсь, у меня его тоже нет.

Я замолчал, отдав ей право решать, верить мне или нет. Я не пытался её убедить. Я просто изложил свою позицию.

Анастасия молчала, её тонкие пальцы медленно постукивали по подлокотнику кресла. Она анализировала.

— Значит, вы утверждаете, что в один прекрасный день просто… проснулись другим человеком? — спросила она с ледяной иронией.

— Можно сказать и так, — спокойно кивнул я. Я снова сказал правду.

Она вдруг поднялась.

— Довольно слов, — сказала она. — Если вы действительно что-то можете, покажите.

Она подошла к моему письменному столу, взяла с него первую попавшуюся книгу — ту самую «Историю Великих Родов» — и бросила её на пол в центре комнаты.

— Поднимите её, — приказала она.

— Руками? — усмехнулся я.

— Нет, — её глаза холодно блеснули. — Вашей новой магией. Той самой, что принадлежит вашему Роду. Магией Пространства. Я хочу это видеть. Сейчас.

Она стояла и ждала. Это была проверка. Прямая и безжалостная. Она не поверила моим словам и требовала демонстрации. Прямо здесь. Под её пристальным, сканирующим взглядом.

— Что ж, хорошо, — я нехотя поднялся с кресла. — Раз вы так просите, моя будущая супруга, — я произнёс эти слова с едва уловимой, холодной иронией, — я сделаю это ради вас.

Я медленно подошёл к книге, лежащей на полу. Я чувствовал на себе её пристальный, изучающий взгляд. Она ждала, что я начну концентрироваться, потеть, пыхтеть, пытаясь выполнить сложное заклинание.

Я остановился над книгой. Напряг всю силу своей концентрации. Представил две точки. Одна — здесь, на полу. А вторая…

Я закрыл глаза на долю секунды. «Сдвиг».

Раздался тихий хлопок, словно лопнул воздушный шарик.

Я открыл глаза и посмотрел на неё.

Книга, тяжёлый том в кожаном переплёте, лежала у меня на голове. Ровно, идеально сбалансировано. Она не появилась в моих руках. Она не поднялась на стол. Она материализовалась прямо у меня на макушке.

Анастасия замерла. Её безупречная ледяная маска треснула во второй раз за два дня. Её рот чуть приоткрылся от изумления. Она смотрела на книгу на моей голове, потом на моё абсолютно серьёзное лицо, и в её серых глазах отразилось полное, тотальное недоумение.

Она ожидала демонстрации силы. Демонстрации контроля. А получила… клоунаду. Абсурдный, нелепый, немыслимый поступок, который ломал все представления о том, как должен вести себя могущественный маг.

— Я… — начала она и запнулась. Она потеряла дар речи.

Я осторожно, чтобы не уронить книгу, чуть склонил голову в вежливом поклоне.

— Ваше желание исполнено, княжна. Книга поднята.

Я смотрел на неё, и внутри меня всё ликовало. Я следовал совету Дамиана. Я её удивил. И, судя по её лицу, я превзошёл все её самые смелые ожидания.

— А теперь…

Не снимая книги с головы и сохраняя абсолютно серьёзное выражение лица, я перевёл взгляд на единственную вазу в комнате, где стояла одинокая белая роза.

Я снова сконцентрировался. «Сдвиг». Две точки. Одна — в вазе. Другая… в её руке, которая безвольно висела вдоль тела. Это было сложнее. Цель была маленькой, хрупкой, и она была рядом с живым человеком.

Снова тихий хлопок. Бух!

Анастасия вздрогнула. В её руке, которую она опустила, внезапно материализовалась белая роза. Идеальная, с каплями воды на лепестках.

Она ошеломлённо посмотрела сначала на цветок, потом на пустую вазу, потом снова на меня. Я всё так же стоял перед ней с книгой на голове, глядя на неё с лёгкой, вопросительной улыбкой.

— Маленький презент от меня, — сказал я как можно мягче.

Всё. Это её добило.

Её ледяная маска не просто треснула, она разлетелась на тысячи осколков. Она смотрела на цветок в своей руке, и я увидел, как её губы дрогнули. Она быстро, почти инстинктивно, спрятала розу за спину, словно боясь, что её кто-то увидит.

А потом она сделала то, чего я никак не мог предвидеть.

Она рассмеялась.

Не вежливо, не сдержанно. А по-настоящему. Тихо, сдавленно, прикрыв рот рукой, словно не в силах сдержать этот порыв. Её плечи тряслись. Она смеялась, как девчонка, которой рассказали самую смешную и самую глупую шутку на свете.

Она смеялась пару секунд, а потом так же резко оборвала смех и снова стала серьёзной. Но её глаза… её глаза были другими. Лёд в них растаял, и теперь в них плескалось смятение, интерес и что-то ещё, чего я не мог понять.

— Вы… — сказала она, с трудом подбирая слова. — Вы… сумасшедший.

Она всё ещё прятала цветок за спиной.

— Всё именно так, как вы сказали! — воскликнул я, и моя улыбка стала ещё шире. — Сумасшедший княжич Воронцов! К вашим услугам, мадемуазель!

И, не снимая книги с головы, я начал пританцовывать. Нелепо, неуклюже, переступая с ноги на ногу, как медведь на ярмарке. Это было чистое безумие.

— Да будет наш брак наполнен любовью, счастьем и таким вот искренним смехом, какой вы только что издали! — провозгласил я, продолжая свой абсурдный танец.

Анастасия смотрела на меня, и её лицо было полем битвы эмоций. Шок, недоумение, ужас от моего поведения и… плохо скрытое веселье, которое она отчаянно пыталась подавить. Она закусила губу, чтобы снова не рассмеяться.

Она не знала, как реагировать. Ничто в её безупречном воспитании не готовило её к… такому.

В этот момент, на пике моего «танца», тяжёлый том «Истории Великих Родов» потерял равновесие и с оглушительным грохотом шлёпнулся на пол.

Я замер.

Анастасия вздрогнула. И эта последняя капля сломала её оборону. Она снова рассмеялась, на этот раз уже не сдерживаясь. Громко, свободно, заливисто. Это был смех человека, который не смеялся, возможно, много лет.

Она смеялась, глядя на меня, и в её глазах стояли слёзы.

— Прекратите… — выдохнула она сквозь смех. — Умоляю, прекратите… иначе меня вырвет от смеха прямо на ваш ковёр.

Она отвернулась, пытаясь успокоиться. Цветок она так и не показала, всё ещё пряча его за спиной.

Она сделала несколько глубоких вдохов, приводя себя в порядок. Когда она снова повернулась ко мне, она была уже почти спокойна. Но её глаза сияли.

— Вы невыносимы, княжич, — сказала она, и в её голосе уже не было льда. Только усталость и… что-то тёплое. — Вы абсолютно, совершенно невыносимы.

Она подошла к двери.

— Мой визит окончен. Я… получила ответы на все свои вопросы.

Она уже открыла дверь, чтобы уйти, но на пороге обернулась.

— И, Воронцов… — она на мгновение запнулась. — … в следующий раз, когда решите подарить мне цветок… просто подарите его. Без акробатических этюдов.

И она ушла, тихо прикрыв за собой дверь.

Я остался один в комнате, тяжело дыша. Я не знал, что это было. Победа? Поражение? Но одно я знал точно. Я больше не был пешкой. Я стал… неизвестной переменной. Самой опасной фигурой на этой доске.