Железный Ворон

Глава 18

Мы не стали задерживаться на шпиле. Холодный ветер и мрачный рассказ Дамиана прогнали остатки эйфории. Обратный путь по винтовой лестнице и тёмным задворкам прошёл в молчании. Каждый думал о своём.

Через полчаса мы снова оказались в знакомой тишине общей гостиной. Тепло и уют после ночной прохлады казались почти нереальными.

Лина тут же плюхнулась в одно из кресел у камина.

— Фух, я так устала! — зевнула она. — Но это было здорово.

Дамиан, как обычно, молча направился к своей комнате.

— Ребята! — окликнул я их. — Дамиан, подожди.

Он остановился, уже держась за ручку своей двери, и медленно обернулся. Его лицо было, как всегда, непроницаемым. Лина с любопытством посмотрела на меня из своего кресла.

Я подошёл к ним, встав в центр комнаты.

— Я не знаю, что будет дальше, — сказал я честно, глядя то на одного, то на другую. — У меня впереди эта помолвка, или… в общем, я сам до конца не понимаю, что это будет. И я не понимаю, останусь ли я здесь, с вами.

Я сделал паузу, собираясь с мыслями.

— Просто знайте: вы классные. И нам нужно обязательно общаться дальше, как бы что ни сложилось.

Мои слова повисли в тишине гостиной. Это было не по-княжески. Это было по-человечески.

Лина улыбнулась своей самой тёплой, самой искренней улыбкой за весь вечер.

— Конечно, Воронцов, — сказала она мягко. — Куда ж мы денемся друг от друга в этой клетке?

Дамиан долго молчал, просто глядя на меня. А потом на его губах появилось нечто, отдалённо напоминающее улыбку. Это была не усмешка, а просто… тень эмоции.

— Ты странный, Воронцов, — произнёс он. — Невероятно странный. Но… — он на мгновение запнулся, — … пожалуй, в этом что-то есть.

И тут он сделал то, чего я никак не ожидал. Он шагнул ко мне и протянул что-то на открытой ладони.

Это был маленький, невзрачный камушек тёмно-серого цвета, гладкий, как галька.

— Возьми, — сказал он. — Это «камень связи». У меня есть такой же. Если сожмёшь его в кулаке и сосредоточишься на мне, я услышу твой мысленный зов. Где бы ты ни был. Расстояние не имеет значения.

Это был не просто артефакт. Это был знак доверия. Абсолютного, немыслимого доверия от человека, который утверждал, что не доверяет никому.

— Ректор может забрать тебя отсюда, — продолжил он ровным тоном. — Твой отец может. Но они не смогут разорвать эту связь. Теперь ты не один.

Лина смотрела на эту сцену с широко раскрытыми глазами, кажется, удивлённая не меньше меня.

Я был потрясён. Просто ошарашен. Этот эмо-бой, этот странный, колючий человек, с которым в прошлой жизни я, наверное, и общаться бы не стал, вдруг… признал меня. Не просто как сокамерника, а как… друга?

Я осторожно, почти с благоговением, взял с его ладони гладкий, прохладный камень.

— Дамиан, спасибо… — мой голос прозвучал немного сдавленно. — Это… это честь для меня.

Я и сам услышал в своих словах нотки пафоса, но они были абсолютно искренними. Я сжал камень в кулаке. Он был тяжёлым, настоящим. Доказательством.

А потом, решив ковать железо, пока горячо, я посмотрел на них обоих.

— Эм-м… А напоследок… вы можете рассказать мне о Голицыных подробнее? И ещё… вот эта церемония… знакомство, помолвка… как это может быть? Как это выглядит? Что будет? Я совершенно растерян.

Лина тут же подскочила со своего кресла, готовая помочь.

— О, это целая история! Церемониал у Великих Родов — это страшная скука, но знать его надо!

Но Дамиан жестом остановил её.

— Не так, Полонская. Ты ему сейчас расскажешь про цвет салфеток и порядок подачи блюд. Ему нужно не это.

Он снова посмотрел на меня, и его взгляд был серьёзным и деловым.

— Слушай внимательно, Воронцов. Знакомство будет проходить на нейтральной территории. Скорее всего, в одном из Парадных залов Академии. Будете вы, будет она. За вами будут стоять главы ваших Родов — твой отец и её. И ректор, как независимый свидетель.

Он загнул палец.

— Первое: от тебя не ждут ни слова. Говорить будут отцы. Они произнесут ритуальные фразы о «прекращении вражды» и «единении во благо Империи». Твоя задача — стоять прямо, молчать и выглядеть достойным.

Он загнул второй палец.

— Второе: кульминация. Вам подадут два кубка с вином. Ты должен будешь взять свой, подойти к ней, предложить ей выпить из твоего. Она сделает глоток. Затем она предложит тебе свой кубок. Ты тоже должен будешь сделать глоток. Это — символическое смешение. После этого вы считаетесь официально помолвленными. Любая попытка отказаться или проявить неуважение на этом этапе будет расценена как разрыв помолвки и смертельное оскорбление.

Он загнул третий палец.

— И третье. Самое важное. Всё это время она будет тебя «сканировать». Её дар ко Льду — это не просто сосульки кидать. Это контроль над температурой, над состоянием вещества. Она будет чувствовать твоё эфирное поле, твой пульс, твоё дыхание. Она будет искать страх, неуверенность, ложь. Ты должен быть… как скала. Спокойный, уверенный, непроницаемый. Любая слабость, которую она почувствует, будет использована против тебя. Не сейчас, так позже.

Он закончил и посмотрел на меня в упор.

— Вот что будет. Простая, но смертельно опасная игра, где каждое движение и каждый взгляд имеют значение.

Я слушал его, и ноги у меня подкосились. Помолвка, ритуалы, кубки, сканирование… Господи Боже мой, я действительно буду участвовать в чём-то подобном⁈ Это было похоже на сцену из какой-то исторической драмы, только ставкой в ней была моя жизнь.

Я тяжело вздохнул и провёл рукой по лицу.

— Да уж… дела… — пробормотал я. — А… можешь вот поподробнее… про «если я откажусь», например? Что это всё значит?..

Дамиан посмотрел на меня так, будто я спросил, что будет, если прыгнуть с вершины башни.

— «Если ты откажешься»… — медленно повторил он. — Воронцов, ты понимаешь, что эту помолвку утвердил лично твой отец? И его слово — закон для вашего Рода.

Он шагнул ближе.

— Если ты на церемонии откажешься пить из её кубка или не предложишь свой, это будет означать одно. Ты, наследник рода Воронцовых, публично, на глазах у ректора и глав двух Великих Родов, плюнул в лицо роду Голицыных. Это будет не просто разрыв. Это будет объявление войны. Настоящей, а не «холодной».

Лина, стоявшая рядом, побледнела.

— Он прав, Алексей, — тихо сказала она. — Это будет катастрофа. Твоего отца смешают с грязью в Совете Родов. Твоё имя проклянут. А тебя самого…

— А меня самого отец убьёт, — закончил я за неё, и это была не догадка, а констатация факта. — На этот раз лично. И без свидетелей.

Дамиан кивнул.

— Именно. Так что у тебя нет выбора. Ты должен пройти через это. Ты должен выпить из этого кубка, даже если в нём будет яд. И ты должен сделать это так, чтобы она не почувствовала в тебе ни капли страха.

Он посмотрел на камень, который я всё ещё сжимал в руке.

— Готовься, Воронцов. У тебя два дня.

…

Следующие два дня превратились в напряжённый, лихорадочный марафон. Я спал по четыре часа, остальное время пожирая знания и оттачивая навыки. Моя комната стала одновременно и тренировочным залом, и библиотекой, и штабом по подготовке к главному «сражению».

Утром я решил сосредоточиться на иллюзиях. Инструкция Дамиана была ясна: я должен выглядеть спокойным и уверенным. Но я не был уверен, что смогу контролировать своё тело — пульс, дыхание, едва заметную дрожь — под пристальным «сканированием» Снежной Королевы. Значит, мне нужна была маскировка.

Я снова открыл учебник «Базовые Плетения» и нашёл нужный раздел.

Первое заклинание называлось «Маска Покоя». Это было тонкое плетение, которое накладывалось на собственное лицо. Оно не меняло внешность, но создавало тончайший эфирный слой, который сглаживал мелкие проявления нервозности: тики, дрожание губ, бегающий взгляд.

Я сел перед большим зеркалом в ванной и начал пробовать. Первые попытки были неудачными. «Маска» ложилась неровно, и моё отражение выглядело как восковая кукла. Но я упорствовал, вспоминая слова лекаря о «памяти тела». К обеду я уже мог накладывать и удерживать «Маску» по несколько минут, и моё лицо в зеркале приобретало спокойное, почти непроницаемое выражение.

После обеда я взялся за самое главное. За магию своего Рода. Я вернулся к учебнику по истории и снова перечитал главу о Воронцовых. Там было сказано, что наш дар — магия Пространства и Перемещений. Но в учебнике по базовым плетениям об этом не было ни слова. Это была, очевидно, высшая, родовая магия, которую не преподавали первокурсникам.

Я уже начал отчаиваться, как вдруг мой взгляд упал на одну из четырёх книг, которую я до сих пор не открывал: «Основы эфиродинамики. Том II».

Я пролистал её. Сложные формулы, диаграммы, законы… И в самом конце я нашёл то, что искал. Небольшую главу под названием «Продвинутые манипуляции. Пространственные искажения».

Текст был невероятно сложным, но одна концепция была описана относительно просто. Она называлась «Малый сдвиг».

«…простейшее пространственное плетение, заключающееся в создании кратковременной „складки“ в пространстве, что позволяет мгновенно переместить небольшой неодушевлённый предмет на расстояние до полуметра. Ключевым элементом является не сила, а точная фокусировка на двух точках — начальной и конечной — и создание между ними эфирного „туннеля“…»

Под текстом была диаграмма. Она была сложной, но я понял её. Мой рабочий мозг, привыкший к схемам и чертежам, увидел в ней не магию, а… физику. Другую, странную, но логичную.

Я посмотрел на свой стол. На нём стояла пустая кружка после завтрака. В метре от неё лежала книга.

Я вытянул руку в сторону кружки. Закрыл глаза. Я не пытался её поднять или сдвинуть. Я представил две точки в пространстве: одна — там, где стояла кружка, другая — рядом с книгой. А затем я попытался «сжать» пространство между ними, как будто складывал лист бумаги.

Я почувствовал колоссальное ментальное напряжение. В голове загудело.

Я открыл глаза.

И кружка стояла рядом с книгой.

Она не летела по воздуху. Она просто… исчезла из одного места и появилась в другом. Мгновенно.

Я смотрел на кружку, стоящую теперь в метре от своего первоначального положения, и чувствовал смесь восторга и головокружения. Это была не просто магия. Это было… моё. Часть меня.

Но я не стал бездумно повторять трюк. Одного раза было достаточно, чтобы понять — я могу. Теперь нужно было оценить весь арсенал.

На следующий день я снова углубился в главу «Пространственные искажения». Весь оставшийся день я провёл за чтением, впитывая информацию, как сухая губка.

Вот что я узнал:

«Малый сдвиг»: То, что я уже сделал. Перемещение небольших неодушевлённых предметов на короткое расстояние. В книге было примечание, что попытка «сдвинуть» живое существо или слишком большой объект может привести к «пространственному разрыву» и непредсказуемым последствиям.

«Карманное измерение»: Сложное плетение, позволяющее «отщипнуть» маленький кусочек пространства и носить его с собой. По сути — создание невидимой магической сумки, куда можно было складывать вещи. Текст гласил, что это плетение требует огромной концентрации и используется только опытными магами.

«Пространственный якорь»: Защитное плетение. Оно не создавало щит, а «прибивало» объект или мага к одной точке пространства, делая невозможным его насильственное перемещение (например, с помощью телепортации или отбрасывающего заклинания). Это было очень энергозатратно, но эффективно против определённых видов атак.

«Искажение перспективы»: Простейшая иллюзия, основанная на магии пространства. Она не делала объект невидимым, а лишь слегка искривляла пространство вокруг него, заставляя наблюдателя неверно оценивать расстояние до цели. Человек, идущий к тебе, мог думать, что ему осталось пять шагов, хотя на самом деле было все десять. Идеально для того, чтобы сбить с толку противника.

Больше ничего доступного для моего уровня в книге не было. Телепортация, создание порталов, разрывы — всё это относилось к высшей магии, требующей десятилетий практики.

Я закрыл книгу. Голова гудела. Я получил общее представление о своём «родном» даре. Он был не таким ярким и разрушительным, как магия Голицыных. Он был… хитрым. Изящным. Это была магия тактики, контроля и обмана.

И мне это нравилось.

Наступил вечер второго, последнего дня перед «знакомством». Я сидел за столом, снова и снова мысленно прогоняя всё, что узнал. «Маска Покоя» для лица. «Искажение перспективы», чтобы сбить её с толку, если она попытается «подойти» ко мне ментально. И знание, что в крайнем случае я могу «сдвинуть» какой-нибудь предмет, чтобы отвлечь внимание. У меня был план. У меня был арсенал.

И тут в дверь моих апартаментов снова постучали. На этот раз стук был нетерпеливым.

Я подошёл и открыл. На пороге стояла Лина. Она была взволнована.

— Алексей! Я кое-что узнала!

— Что такое? — спросил я.

— Я говорила с Дамианом. Он… он узнал, кто будет в свите Голицыных завтра. Помимо её отца.

Она зашла в комнату и понизила голос.

— С ними будет её брат. Родион Голицын. Тот самый, с которым ты дрался на дуэли.

Новость была как удар под дых. Завтра я встречусь не только с невестой и её отцом. Я встречусь с тем, кто чуть не убил Алексея. С тем, с кого и начался весь этот кошмар.

Новость эта не вызвала у меня страха. Наоборот. Внутри что-то щёлкнуло. Азарт и холодная ярость, которые я испытывал в последние дни, слились воедино.

— Что ж. Тем лучше, — сказал я ровно, и мой голос удивил меня самого своей холодностью. — Это в любом случае произошло бы. Так что… лучше раньше.

Лина смотрела на меня с беспокойством, она явно ожидала другой реакции.

Я отвернулся от неё и подошёл к окну, за которым медленно плыли галактики. Я смотрел в бездну, но видел не звёзды, а предстоящую встречу. И вдруг на меня нахлынула какая-то тоска. Осознание того, насколько всё это чужое, насколько я один.

— Знаешь… — я повернулся к ней, — … я хотел тебе кое-что сказать, Лина. Что-то… отчего тебе может быть некомфортно.

Лина нахмурилась. Её беспокойство усилилось. Она сделала шаг ко мне.

— Что такое, Алексей? Что случилось? Ты можешь сказать мне всё, что угодно.

Она была готова к чему угодно: к моим страхам, к новому безумному плану. Но не к тому, что я собирался сказать.

— Если бы я мог выбирать…

Слова застряли у меня в горле. Чёрт, неужели я это скажу? Сердце заколотилось, как сумасшедшее. Ладони вспотели. Вся моя напускная холодность и азарт испарились, оставив после себя только голого, нервничающего Петю Сальникова.

Я сделал глубокий вдох.

— Если бы я мог выбирать, то… я предпочёл бы помолвку с тобой.

Я сказал это.

И замер, чувствуя, как ноги еле держат меня, а сердце готово выпрыгнуть из груди. Я не смотрел на неё. Я смотрел куда-то в пол, не в силах поднять глаза. Я ждал её реакции. Уничтожающей насмешки. Неловкого молчания. Злого окрика. Чего угодно.

Тишина длилась вечность.

А потом я услышал её шаги. Она подошла совсем близко. Я всё ещё не решался поднять голову.

И тут я почувствовал её руку на своей щеке. Тёплую, немного шершавую от работы. Она осторожно, но настойчиво, заставила меня поднять голову и посмотреть на неё.

Её зелёные глаза были совсем рядом. В них не было ни смеха, ни жалости. В них была… бесконечная нежность и какая-то глубокая, светлая грусть.

— Ох, Алексей Воронцов… — прошептала она, и её голос дрогнул. — Какой же ты всё-таки… идиот.

Она улыбнулась. Самой грустной и самой красивой улыбкой, которую я когда-либо видел.

— Если бы мы могли выбирать… — повторила она мои слова, — … всё было бы по-другому. Совсем по-другому.

Она не убирала руки. Она просто смотрела мне в глаза. И в этот момент я понял, что моё признание не было безответным.

Но её взгляд тут же стал серьёзным, почти строгим.

— Но мы не можем. И ты должен это понимать. Завтра… завтра ты должен забыть обо мне. Забудь об этом разговоре. Забудь обо всём. Ты должен быть скалой. Холодным, непроницаемым княжичем Воронцовым. Ты меня слышишь? Ты должен выжить. Ради себя. И, может быть… — она запнулась, — … когда-нибудь потом, у нас будет шанс что-то выбрать.

Она убрала руку, и на моей щеке осталось ощущение тепла.

— А теперь отдохни. Тебе нужны все силы.

Она развернулась и, не оглядываясь, вышла из моей комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.

Я остался один. Посреди своей космической гостиной. С колотящимся сердцем и пониманием, что теперь на кону стоит нечто гораздо большее, чем просто моя жизнь.

…

Утро третьего дня было холодным и безмолвным. Даже космос за моей стеной казался застывшим и напряжённым. Я не спал. Я провёл всю ночь, сидя в кресле и глядя в пустоту, снова и снова прокручивая в голове всё, что должно было произойти.

На завтрак я не вышел.

Точно в назначенное время в дверь постучали. Это был Степан Игнатьевич. Он принёс парадную форму — тёмно-синий, почти чёрный китель с серебряным шитьём и высоким воротом. Герб Воронцовых на груди, казалось, насмешливо поблескивал.

— Пора, княжич, — сказал он тихо. В его голосе не было ни капли эмоций, но во взгляде я уловил тень сочувствия.

Я молча оделся. Китель сидел как влитой, но ощущался как доспех. Или как смирительная рубашка.

— «Маска Покоя», — напомнил мне лекарь то, я слава богу уже и сам изучить.

Я кивнул. Закрыл глаза и сплёл заклинание. Я почувствовал, как тонкая, невидимая плёнка эфира легла на моё лицо, скрывая напряжение в мышцах и придавая ему спокойное, отстранённое выражение.

— Хорошо, — сказал Матвеев, внимательно меня осмотрев. — Идёмте.

Мы вышли из Башни Магистров тем же путём — через портал. Но на той стороне нас ждал не пустой коридор. Нас ждали двое гвардейцев в парадных латах и с алебардами. Они молча сопроводили нас по гулким залам Академии.

Мы пришли в Парадный зал Приёмов.

Это было огромное, высокое помещение с колоннами из белого мрамора и мозаичным полом. Под потолком висели гигантские хрустальные люстры, сияющие магическим светом. Здесь было холодно и торжественно.

В центре зала уже стояли они.

Глава рода Голицыных, князь Павел — высокий, седовласый мужчина с надменным лицом и пронзительными голубыми глазами. Его сын, Родион, — тот самый блондин с дуэли. Он смотрел на меня с нескрываемой ненавистью и изумлением. И рядом с ними — она. Анастасия.

Она была в длинном, строгом платье из серебристо-голубого шёлка. Её платиновые волосы были уложены в сложную корону из кос. Она была похожа на ледяную статую, сошедшую с пьедестала. Безупречная. Холодная. Недосягаемая.

С другой стороны зала стоял ректор Разумовский. И рядом с ним… он. Мой «отец». Князь Дмитрий Воронцов. Он был точь-в-точь как на гравюре. Высокий, с жёстким, властным лицом. Он смерил меня тяжёлым, оценивающим взглядом. В его глазах не было ни теплоты, ни ненависти. Только холодный расчёт.

Меня подвели и поставили рядом с ним.