Прятаться было бессмысленно. Если я просто исчезну, она тут же поднимет тревогу. Сообщит, что Воронцов пропал, и тогда меня начнут искать все, включая ректора. Шанс на тихий «побег из Азкабана» будет упущен.
А может… может, ей можно доверять? Почему-то эта рыжая девочка, со своей мастерской и искренней улыбкой, казалась мне единственной, кто не был частью этой змеиной системы. Или мне просто отчаянно хотелось в это верить.
Решение пришло само.
— Лина! Я тут!
Её глаза расширились от удивления, когда она увидела, как я, весь в саже, на корячках выползаю задом наперёд из камина.
Я поднялся на ноги, отряхивая с брюк пыль.
— Прости, немного… исследовал обстановку.
Лина смотрела на меня, потом на камин, потом снова на меня. Её лицо было смесью изумления, недоумения и… веселья.
— Воронцов… — начала она медленно. — Ты что, чёрт возьми, делал в камине?
Она подошла ближе, и её взгляд упал на открытую дверцу в темноту.
— Ого. А вот это уже интересно. Тайный ход? В личных апартаментах Башни Магистров? Никогда о таком не слышала.
Она не выглядела встревоженной или готовой звать стражу. Она выглядела заинтригованной. Как будто я нашёл не нарушение режима, а новую, захватывающую игрушку.
— Да, — кивнул я, стараясь выглядеть как можно более обыденно, хотя сердце всё ещё колотилось. — Камин привлёк моё внимание, и вот… там дверь. Странно, правда?
Я посмотрел ей прямо в глаза, мой голос стал серьёзным.
— Ты же… ты же никому не скажешь? Пообещай мне. Это должно остаться в тайне!
Я видел, как она колеблется, и решил надавить на самое больное, на самое важное для неё.
— Поклянись своими артефактами!
Это сработало. При упоминании её творений взгляд Лины мгновенно стал серьёзным. Шутки кончились. Для неё, «железячницы», это была не просто фраза. Это была самая настоящая клятва.
— Ладно, — сказала она после небольшой паузы. — Клянусь своим недоделанным скарабеем, я буду молчать. — Она усмехнулась. — Мне и самой интересно, что это такое. Как ты её открыл? Такие замки обычно требуют родовой перстень.
Она с любопытством заглянула в камин, пытаясь рассмотреть механизм.
— Да… — я усмехнулся, чувствуя, как возвращается уверенность. — Родовой перстень или родовая кровь. И как ты можешь догадаться, — я картинно указал на себя, — у меня её в избытке.
Лина понимающе хмыкнула. Для неё это было логично. Кровавые замки — классика.
— Так… — я немного замялся, переводя дух. Предложение, которое я собирался сделать, было авантюрой. — Я только её открыл, а тут ты пришла. Не хочешь посмотреть, что там?
Я улыбнулся, пытаясь выглядеть беззаботно, хотя внутри всё ещё сомневался в своём решении.
— М? Что скажешь? Хочешь немного приключений на свою голову?
Глаза Лины вспыхнули. Это было именно то предложение, от которого она не могла отказаться. Любопытство исследователя и жажда приключений, запертые в этой золотой клетке, взяли верх над любой осторожностью.
— Ещё спрашиваешь! — выдохнула она. — Конечно, хочу! Сидеть тут целыми днями и ковырять железки — это прекрасно, но я скоро мхом порасту!
Она бросила быстрый взгляд на дверь в общую гостиную.
— Только… нам нужно быть осторожными. Дамиан скоро вернётся от ректора. А лекарь может заглянуть в любой момент.
Она подбежала к своей мастерской и через минуту вернулась оттуда с небольшим артефактом в руке. Это был гладкий серый камень, прикреплённый к кожаному ремешку.
— Вот, — она протянула его мне. — Надень на запястье. Это «Тихий шаг». Простенький артефакт, приглушает звуки шагов и дыхания. Не делает невидимым, но если двигаться в темноте, то можно проскользнуть незамеченным. У меня есть второй.
Она надела такой же браслет себе на руку.
— И ещё… — она снова вернулась в мастерскую и вынесла оттуда два маленьких светящихся шарика, похожих на те, что освещали комнаты, но размером с кулак. — Светосферы. Неяркие, но хватит, чтобы не свернуть себе шею.
Она протянула мне один из шаров. Он был тёплым и приятно лежал в руке. Теперь у нас была простейшая экипировка для вылазки.
— Ну что, Воронцов, — она усмехнулась. — Вести будешь ты. Ты же у нас первооткрыватель.
Она была готова. Она была в восторге. И она ждала моих дальнейших действий.
— Ну, тогда вперёд.
Я решительно кивнул, и надел на запястье браслет «Тихого шага».
Снова нагнувшись, я проскользнул мимо холодного синего пламени в темноту камина. Подполз к открытой дверце и заглянул в проход, освещая его тёплым светом сферы.
— Тут какой-то узкий тоннель, и не видно ни конца, ни края, — сообщил я Лине, которая уже стояла на коленях у камина, готовая лезть следом.
Ладно, мы с пацанами по коллекторам лазали и не в таких условиях, — пронеслось в голове, придавая уверенности. — Здесь, наверное, ничего сверхъестественного не будет…
И тут же я усмехнулся собственной мысли. Хотя… глупо говорить это про мир, в котором существует магия и летающие в космосе комнаты.
Я собрался с духом и, держа светосферу перед собой, полез внутрь.
Тоннель был именно таким, каким и казался: узкий, квадратного сечения, примерно метр на метр. Стены, пол и потолок были из того же идеально гладкого, холодного камня. Воздух был неподвижным и пах вековой пылью. Браслет на руке работал — мои движения были почти бесшумными.
Я прополз метров пять, и за мной в тоннель вползла Лина, освещая пространство за спиной своей сферой. Теперь мы были зажаты в этом каменном мешке, отрезанные от уютной комнаты.
— Ну и местечко, — прошептала она сзади, и её шёпот прозвучал в тишине оглушительно громко. — Похоже на технические коридоры под Академией, только… древнее.
Мы медленно ползли вперёд. Тоннель был абсолютно прямым, без единого поворота. Свет от наших сфер выхватывал из темноты лишь очередной кусок бесконечного каменного коридора. Это начало действовать на нервы.
Я прополз ещё метров двадцать, когда свет моей сферы упал на что-то на стене. Это была неровность.
Я подполз ближе и посветил. В гладкой каменной стене, на уровне моих глаз, была вырезана ещё одна руна. Но это был не ворон. Это была какая-то сложная, витиеватая вязь, которую я никогда раньше не видел.
А под руной, на полу, лежало что-то маленькое и блестящее.
Я осторожно протянул руку и поднял предмет. Это оказался небольшой серебряный значок, покрытый патиной. На нём был изображён… герб рода Голицыных. Оскаленная волчья голова.
Я повертел в пальцах холодный серебряный значок. Волк Голицыных. Здесь. В тайном ходе Воронцовых. Это было неправильно.
Может… может, они тоже использовали этот проход? Мысли лихорадочно закрутились в голове. Может, это не только наш ход? Ничего не складывалось. Показывать значок Лине я не стал. Не сейчас. Сначала нужно было понять больше. Это была моя тайна.
Я молча сунул значок в карман брюк и, ничего не сказав про находку, пополз дальше, оставив загадочную руну позади. Лина, ничего не заметив, последовала за мной.
Мы ползли ещё минут десять. Монотонность и теснота начали давить. Колени уже болели от твёрдого пола. Тоннель всё не кончался. Казалось, он может длиться вечно.
И вдруг я почувствовал это.
Сквозняк.
Лёгкое, едва уловимое движение воздуха. Оно шло спереди. Значит, там был выход.
Воодушевлённый, я ускорил темп. Через несколько метров я увидел впереди тусклый свет. Это был не яркий свет магических ламп, а мутный, серый дневной свет. Тоннель заканчивался решёткой.
Я подполз к самому краю.
Перед нами была толстая металлическая решётка, вмонтированная в конец тоннеля. За ней было видно небольшое, заброшенное помещение. Каменные стены, пыльный пол, заваленный каким-то хламом, и высоко под потолком — маленькое, затянутое паутиной окно, через которое и пробивался свет.
Но моё внимание привлекло другое.
Справа от решётки, на стене, висел старый, ржавый рычаг. Похоже, он и открывал решётку. А слева, на стене, было что-то намалёвано белой краской. Криво, торопливо.
Я посветил своей сферой на надпись.
Это были два слова:
«ИГНАТ БЫЛ ЗДЕСЬ»
Имя моего… погибшего старшего брата.
Я смотрел на корявую надпись на стене, и в голове царил полный хаос. Какого хрена⁈ Я не мог сопоставить две вещи. Там, в моей комнате — грёбаный космос за окном. А здесь, в конце тоннеля из моего камина — выход практически на улицу. Ну, не совсем на улицу, но там явно дневной свет. Это было абсурдно.
Потом — Игнат. Что он здесь делал? И зачем оставил эту надпись, как какой-то пацан на заборе? Может, он жил в этой комнате до меня? А значок Голицыных? Они приходили к нему через этот проход? Всё это было каким-то бредом, который никак не складывался в единую картину.
Прежде чем решать, что делать дальше, мне нужно было прояснить самый главный вопрос.
Я обернулся к Лине, которая с таким же удивлением рассматривала надпись.
— Лина… — начал я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. — Кто-то мне сказал… я уже не помню, то ли ты, то ли лекарь, что мы — по сути, даже не в нашем мире? То есть, вот это помещение, внутри Башни Магистров. Ты же вроде говорила, что она не совсем здесь находится. Но тогда… почему за этой решёткой дневной свет?
Лина перевела на меня свой умный, понимающий взгляд.
— Да, всё верно, — кивнула она. — Башня Магистров — это пространственный карман. Экстра-мерное пространство, привязанное к Академии. Поэтому у тебя за окном космос, а у меня — первобытный лес. У каждого своё. Это сделано для безопасности и изоляции.
Она посмотрела на решётку и на свет за ней.
— Но такие карманы должны иметь «якоря». Точки привязки к реальному миру. И выходы. Обычно это сильно защищённые порталы, как тот, через который мы вошли. А это… — она с недоумением посмотрела на ржавый рычаг, — … это похоже на какой-то древний, аварийный или служебный выход. Он должен вести куда-то на территорию Академии. В какое-нибудь заброшенное подвальное помещение. Судя по пыли и ржавчине, им не пользовались десятилетия.
Она снова посмотрела на надпись.
— А вот то, что твой брат здесь был… это уже совсем другая история.
Я переваривал её слова. Значит, это выход. Настоящий. Ведущий в реальный мир. На территорию Академии.
В этот момент мы оба услышали звук.
Он донёсся не из тоннеля позади нас, а оттуда, из-за решётки. Звук шагов. Чьих-то тяжёлых, размеренных шагов по каменному полу. Кто-то был в том помещении.
Мы инстинктивно замерли и погасили наши светосферы. Тоннель погрузился в полумрак, освещаемый лишь тусклым светом из-за решётки.
Шаги приблизились. В проёме окна мелькнула тень. Затем мы увидели фигуру человека. Он остановился прямо перед решёткой, спиной к нам, и стал смотреть в маленькое окошко.
Это был не студент и не стражник. Высокая, грузная фигура, одетая в простой рабочий балахон из мешковины. На его поясе висела связка больших, старомодных ключей.
Это был кто-то из служащих Академии. Возможно, кладовщик или смотритель.
Я инстинктивно приложил указательный палец к губам и посмотрел на Лину. Тшшш! Она поняла меня без слов и замерла, превратившись в тень.
Мы сидели в темноте, а за решёткой, в нескольких метрах от нас, стоял этот здоровенный мужик в робе.
И тут мне в голову пришла совершенно шальная, идиотская мысль. Подшутить над ним. Просто заорать из темноты что-нибудь вроде «Бу-у-у!». Откуда это во мне? Я же серьёзный мужик, в конце концов! Но желание было почти нестерпимым. Представить его испуганное лицо, увидеть, как он подпрыгнет и уронит свои ключи…
Но я сдержался. Тяжело выдохнул, прогоняя дурацкий порыв. Если я это сделаю, он поднимет шум. Этот проход найдут. И наш единственный путь на «волю» будет закрыт навсегда. Последствия были слишком серьёзны.
Я решил просто ждать. Смотреть.
Мужчина в робе постоял у окна ещё с полминуты, глядя на что-то, чего мы не могли видеть. Затем он крякнул, почесал в затылке и, развернувшись, побрёл вглубь помещения, удаляясь от решётки. Его шаги становились всё глуше и глуше, пока совсем не затихли.
Мы остались одни. Тишина.
— Фух, — выдохнула Лина рядом со мной. — Пронесло. Это, должно быть, старый Хорт. Местный завхоз. Он отвечает за все подвалы и кладовки. Вечно чем-то недовольный старый ворчун.
Она посмотрела на ржавый рычаг.
— Ну что? Будем пробовать?
Я посмотрел на рычаг. Затем на решётку. Путь был свободен. Но…
Но ведь завхоз может вернуться. Или кто-то ещё может войти в этот подвал. Выходить сейчас, днём, было рискованно. Нас могли заметить.
— Лина… — прошептал я, и в моём голосе смешались азарт и осторожность. — Чёрт меня дери, мне не терпится туда!
Я посмотрел на ржавый рычаг, который обещал свободу. Но потом я заставил себя успокоиться. Моё новое стратегическое мышление, отточенное за последние сутки, подсказывало — нужно ретироваться.
— Но… — я повернулся к ней. — Не сейчас. Не сейчас. Нужно вернуться.
— Вернуться? — удивлённо прошептала она. — Но мы же почти у цели!
— Именно! — я кивнул. — Теперь мы точно знаем, что здесь есть выход. И это самое главное. Мы сможем выходить отсюда, когда захотим. Но выходить нужно с умом. Ночью. Или хотя бы по одному, чтобы другой мог прикрыть. Ползём назад. Пока Дамиан не вернулся. Я не знаю, можно ли ему доверять.
Лина на мгновение задумалась, взвешивая мои слова. Затем на её лице отразилось понимание и уважение.
— Ты прав, — кивнула она. — Чёрт. Ты скучный, но ты прав. Планирование важнее импульсивности. Этому меня пытался научить отец.
Она усмехнулась.
— Ладно. Отступаем. Но это место теперь — наш главный секрет.
Мы развернулись и поползли обратно. Путь назад казался короче. Теперь мы не исследовали, а возвращались с добычей — бесценной информацией.
Через десять минут мы уже были у люка в моей комнате. В комнате никого не было.
— Нужно закрыть, — сказала она.
Я нащупал дверцу и толкнул её. Она с тихим щелчком встала на место, снова слившись с тёмной стеной. Я вылез, отряхиваясь. Наш секрет был снова запечатан.
— Фух, — выдохнула Лина, снимая с запястья браслет «Тихого шага». — Вот это было приключение!
Она отдала мне и браслет, и вторую светосферу.
— Держи. Пригодятся. Назовём это «набор для побега».
Она с довольной улыбкой посмотрела на меня.
— Ну, пойду к себе, пока Дамиан не вернулся и не начал задавать свои язвительные вопросы. Ещё увидимся, Воронцов. И помни… — она приложила палец к губам. — Ни слова.
С этими словами она вышла из моих апартаментов, тихо прикрыв за собой дверь.
Я остался один. Наконец-то один.
Адреналин от вылазки медленно отступал, уступая место гулкой усталости. Я бросил артефакты, которые дала мне Лина, на диван и подошёл к столу. Взял учебник по плетениям. Нужно было продолжать учиться. Но мысли всё время возвращались к тайному ходу, к надписи «Игнат был здесь», к значку Голицыных, который холодил карман.
Я сидел так минут двадцать, погружённый в книгу и свои мысли, когда в дверь моих апартаментов постучали.
Стук был тихим, но настойчивым.
Я замер. Это не мог быть лекарь, он обещал прийти только завтра. Лина только что ушла. Оставался… Дамиан.
Я встал и молча подошёл к двери. Прислушался. С той стороны было тихо.
Я не спешил открывать.
— Кто там? — спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно.
— Это я, Одоевский, — донёсся из-за двери его узнаваемый, чуть насмешливый голос. — Не бойся, я не кусаюсь. Ректор просил передать тебе это.
Под дверью, в щель между дверью и полом, что-то просунули. Это был сложенный вчетверо лист плотного пергамента.
Я молча, не издавая ни звука, наклонился и поднял сложенный лист пергамента. Он был тяжёлым и прохладным на ощупь. Я был напряжён. Всё в этой ситуации казалось странным.
С той стороны двери Дамиан, очевидно, услышал шорох.
— Прочитай, Воронцов, — сказал он. — Это касается тебя напрямую. Кажется, твой папочка не теряет времени даром.
Сказав это, я услышал его удаляющиеся шаги. Он ушёл. Не стал дожидаться ответа или реакции.
Я остался один, с запечатанной запиской в руке. Сердце всё ещё колотилось от неожиданности. Я отошёл от двери в центр комнаты и развернул пергамент.
Это не было письмо. Это была официальная выписка из какого-то документа, переписанная аккуратным каллиграфическим почерком секретаря. Сверху стояла печать Канцелярии Ректора.
Текст был коротким и убийственно-официальным:
"ВЫПИСКА ИЗ УКАЗА ГЛАВЫ РОДА ВОРОНЦОВЫХ, КНЯЗЯ ДМИТРИЯ ИГОРЕВИЧА.
от 11-го дня месяца Огненного Листа, 301 г. Н. Э.
В связи с проявлением исключительного магического дара и в целях обеспечения должного уровня подготовки и безопасности, мой единственный сын и наследник, Алексей Дмитриевич Воронцов, до особого распоряжения помолвлен с княжной Анастасией Павловной Голицыной.
Помолвка вступает в силу немедленно. Обряд Обручения провести по окончании текущего учебного года.
Подпись: Д. И. Воронцов."
Я читал эти строки, и они расплывались у меня перед глазами. Помолвлен. С Голицыной. С той самой, чей брат чуть не убил Алексея на дуэли. С представительницей враждебного клана.
Это не было похоже на заботу отца. Это было… политическим ходом. Жёстким и безжалостным. Он узнал, что я стал «сильным», и тут же использовал меня как фигуру в своей большой игре. Он не просто приковал меня к роду Голицыных. Он бросил меня в самое сердце змеиного гнезда.
Внизу, под официальным текстом, была короткая приписка, сделанная другим почерком — размашистым и нервным. Почерком ректора Разумовского.
«Княжич, как видите, события развиваются стремительно. Ваш отец принял решение. Я не смог ему помешать. Готовьтесь. Делегация Голицыных для официального знакомства прибудет в Академию через три дня.»
Я стоял посреди своей роскошной тюрьмы с этим листом в руке. Три дня. Через три дня я должен буду встретиться со своей «невестой» из вражеского клана.