Железный Ворон

Глава 1

Темнота не была абсолютной. Она медленно, неохотно отступала, уступая место мутному, серому свету, который просачивался сквозь сомкнутые веки. Первое, что я осознал — это запах. Резкий, медицинский запах карболки, смешанный с ароматом сушёных трав и чего-то ещё… пыли и старого дерева.

Второе — ощущения тела. Оно было чужим. Абсолютно, совершенно чужим.

Я чувствовал, как колючие, сильно накрахмаленные простыни впиваются в кожу. Голова гудела тупой, ноющей болью, словно после тяжелейшего похмелья. Во рту пересохло. Тело казалось слабым, ватным, и совершенно не желало слушаться.

С невероятным усилием я разлепил веки.

Комната была небольшой, с высоким потолком, теряющимся в полумраке. Свет лился из единственного узкого и высокого, как бойница, окна. За мутным стеклом виднелось серое, хмурое небо. Обстановка была спартанской: моя кровать, покрытая серым казённым одеялом, тумбочка из тёмного дерева рядом, и стул. На потолке, вместо лампочки, висел мутно-белый стеклянный шар, который испускал ровный, холодноватый свет и тихонько гудел.

Я попробовал пошевелить рукой. Получилось. Бледная, с тонкими, длинными пальцами и аристократично выступающими костяшками, рука поднялась в воздух. Не моя рука. Мои были шире, с короткими пальцами и парой старых шрамов. Эта была… изящной. Рука юноши.

Внезапно дверь со скрипом отворилась. В комнату вошла женщина средних лет в строгом тёмно-синем платье с белоснежным воротничком и манжетами. Её волосы были туго стянуты в пучок, а лицо имело строгое, непроницаемое выражение. В руках она держала поднос с кружкой дымящейся жидкости.

Она подошла к кровати, поставила поднос на тумбочку и смерила меня холодным, оценивающим взглядом.

— Очнулись, княжич Воронцов? Похвально. Я уж думала, ваше эфирное истощение затянется ещё на пару дней.

Княжич Воронцов? Имя прозвучало в голове чужим, незнакомым эхом.

— Вы достаточно ослабили свой род, чуть не отправившись к праотцам из-за мальчишеской глупости, — продолжила она ровным, лишённым эмоций голосом. — Ректор был в ярости. Вам повезло, что лекарь Матвеев сумел вас стабилизировать.

Она взяла кружку. От неё исходил горьковатый травяной аромат.

— Пейте. Это восстанавливающий отвар. Вам нужны силы. Послезавтра итоговая Проверка по Защитным Плетениям. Ещё один провал, и совет Академии рассмотрит вопрос о вашем отчислении. А вы знаете, что это значит для вашего имени.

Она протянула мне кружку. Она была тёплой, почти горячей. Я чувствовал исходящее от неё тепло, и оно контрастировало с прохладным воздухом в палате. Голод пока не ощущался, но была сильная жажда и всепоглощающая слабость.

Женщина ждала. Её взгляд был пронзительным и не предвещал ничего хорошего.

Мысли роились в голове, как встревоженный улей. Какого хрена тут происходит⁈ Это было первое, что пробилось сквозь пелену слабости. Женщина, княжич, ректор… слова были чужими, декорациями в абсурдном спектакле. Так… я сплю что ли? Я попытался найти в происходящем хоть намёк на нереальность, на ту зыбкость, что присуща снам. Но нет, не похоже. Колючая простыня, холодный взгляд женщины, горький пар, поднимающийся от кружки — всё было абсолютно, пугающе реальным.

Я на автомате поднёс горячую кружку к губам. Тепло от керамики согревало пальцы. Но в самый последний момент, когда я уже собирался сделать глоток, в мозгу вспыхнула ядовитая мысль: А что, если это не лекарство? Может, меня тут держат уже давно, а эти отвары и делают меня таким слабым, послушным… слабоумным?

Эта мысль была как удар ледяной воды. Она отрезвила и заставила действовать.

Я остановился, опустил кружку и посмотрел женщине прямо в глаза. Я постарался, чтобы мой голос звучал ровно, хотя он и получился немного хриплым от долгого молчания.

— Спасибо, мне уже лучше. Я, пожалуй, откажусь.

Я протянул ей кружку обратно.

Женщина не шелохнулась. Она не взяла кружку. Её брови едва заметно сошлись на переносице, а в глазах мелькнуло что-то похожее на холодное недоумение. Она словно смотрела на диковинное насекомое, которое вдруг начало вести себя непредсказуемо.

Не дожидаясь её ответа, я, опираясь на свободную руку, с усилием сел на кровати. Это простое действие стоило мне огромных трудов. Голова тут же закружилась, мир на мгновение качнулся, и в ушах зазвенело. Я зажмурился, пережидая приступ дурноты. Ватные ноги коснулись ледяного каменного пола, и по телу пробежала дрожь. Я был одет в длинную, до колен, белую рубаху из грубого полотна.

Женщина наконец нарушила молчание. Её голос стал ещё более жёстким, в нём зазвенели стальные нотки.

— Княжич, не валяйте дурака. Ваше эфирное тело едва не распалось. Приказ лекаря Матвеева был предельно ясен. Вы должны выпить отвар для стабилизации.

Она сделала шаг вперёд и снова настойчиво протянула поднос с кружкой мне под нос. Горький травяной запах ударил в ноздри с новой силой.

Я сидел на краю кровати, ощущая слабость во всём теле и холод, идущий от каменного пола. Передо мной стояла эта непреклонная женщина с подозрительным варевом в руках. Она явно не собиралась отступать.

Внутри всё кипело от бессильного раздражения и растерянности. Да что она привязалась ко мне, Господи Боже мой⁉ Её настойчивость, её холодный, уверенный тон, это дурацкое «княжич» — всё это давило, высасывало последние силы. Я чувствовал себя настолько выжатым, настолько уставшим от этого непонятного мира, что единственным желанием было, чтобы меня просто оставили в покое.

Слова вырвались сами собой, почти без моего участия, пропитанные усталостью.

— Ладно… ладно… я выпью, только отстаньте, пожалуйста…

Я протянул руку и взял тёплую, тяжёлую кружку. Её пальцы на мгновение коснулись моих — они были сухими и холодными.

Женщина кивнула, на её лице отразилось нечто вроде строгого удовлетворения. Она сделала шаг назад, давая мне пространство, но её взгляд не отпускал меня ни на секунду, контролируя каждое движение.

Я поднёс кружку к губам, горький пар окутал лицо. Но в последний момент я остановился. Словно какой-то внутренний предохранитель щёлкнул. Эта реальность была слишком убедительной, чтобы быть сном, но и слишком абсурдной, чтобы быть правдой. И я должен был знать. Я должен был спросить.

Я опустил кружку, не отводя её от губ, и поднял на женщину глаза. Взгляд мой, должно быть, изменился. Слабость и раздражение уступили место чему-то иному — холодной, отчаянной решимости. Голос прозвучал на удивление твёрдо и чисто, без прежней хрипотцы:

— Скажите, это сон? У меня галлюцинация?

На секунду в комнате повисла звенящая тишина. Женщина замерла. Её лицо, до этого непроницаемое, как маска, дрогнуло. Она смотрела на меня так, будто я вдруг заговорил на совершенно неизвестном ей языке. Выражение холодного недоумения сменилось тревогой.

— Княжич… — начала она медленно, тщательно подбирая слова, как будто говорила с буйным или слабоумным. — Ваше сознание всё ещё путается. Это последствие истощения. Разум и эфирное тело тесно связаны.

Она сделала осторожный шаг вперёд.

— Отвар поможет вам прийти в себя и прояснить мысли. Это не галлюцинация. Вы в лазарете Северного Крыла Императорской Академии Магических Искусств и Управления. Вы — княжич Алексей Воронцов. Вы чуть не погибли на дуэльном полигоне.

Она протянула руку и тыльной стороной ладони коснулась моего лба, очевидно, проверяя наличие жара. Её прикосновение было прохладным и реальным.

— У вас нет лихорадки. Это хороший знак. А теперь, пожалуйста, выпейте.

Она не ответила на мой вопрос напрямую, списав всё на бред больного. Но её слова «Императорская Академия Магических Искусств», «Алексей Воронцов» — звучали как приговор. Это было название моей новой реальности.

Кружка с тёплым отваром всё ещё была в моих руках. Прикосновение женщины ко лбу было вполне настоящим.

Я не сводил с неё взгляда, крепко сжимая тёплую кружку. Её слова, такие уверенные и безапелляционные, не давали покоя. Императорская Академия… княжич Алексей Воронцов… дуэль… Это было слишком детально для бреда. Слишком слаженно.

Я закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться, пробиться сквозь туман в голове. Вспомнить… Я должен что-то вспомнить… Я вцепился в эту мысль, как утопающий в соломинку.

И что-то произошло.

Сначала это было похоже на помехи в старом телевизоре. Но потом сквозь черноту век начали прорываться картинки. Не мои. Чужие. Яркие и болезненные, как осколки разбитого зеркала.

…Образ первый: Пыльный полигон, окружённый серыми стенами Академии. Напротив меня, ухмыляясь, стоит высокий, светловолосый юноша в такой же, как у всех, форме, но с гербом другого рода на груди. Это — княжич Голицын. В его руке сплетаются нити плотного, уверенного синего света. Он легко плетёт сложнейший защитный узор. Мои же руки дрожат. Тонкие, почти призрачные голубоватые нити света, исходящие от моих пальцев, путаются и рвутся. Я чувствую насмешливые взгляды со стороны, вижу лицо девушки с тёмной косой — княжны Оболенской, из-за которой и начался этот дурацкий спор. В ушах гудит от напряжения. Я должен доказать. Доказать, что я, Алексей Воронцов, не самый бездарный отпрыск своего рода…

…Образ второй: Тёмный, отделанный мореным дубом кабинет. За массивным столом сидит строгий мужчина с седыми висками и тяжёлым, осуждающим взглядом — мой… отец? На его пальце сверкает тяжёлый перстень с гербом Воронцовых — летящий ворон. Его голос, низкий и холодный, как камни на дне реки, отпечатывается в памяти: «Ещё один провал, Алексей, и я лишу тебя содержания. Семья не будет терпеть позор. Академия — твой последний шанс. Оправдай имя или будешь забыт». Страх. Не животный страх, а липкий, холодный ужас не оправдать ожиданий, стать никем…

Картинки схлынули так же резко, как и появились, оставив после себя гул в ушах и фантомную боль в груди.

Я резко выдохнул, чуть не выронив кружку. Руки дрожали уже по-настоящему. Холодный пот выступил на лбу. Я открыл глаза и посмотрел на женщину.

Теперь я понял. Это не сон. И не галлюцинация. Я каким-то немыслимым образом оказался в теле этого несчастного парня, Алексея Воронцова, который довёл себя до «эфирного истощения» на дуэли из-за мальчишеской гордости и страха перед отцом. И эта женщина с отваром — не тюремщица, а, скорее всего, кто-то вроде медсестры или надзирательницы из лазарета.

Я посмотрел на кружку в своих руках. Горький травяной запах больше не казался таким уж подозрительным. Может, это и вправду мой единственный шанс быстро встать на ноги? Но сомнение всё ещё грызло изнутри.

Женщина терпеливо ждала, её лицо оставалось строгим, но в глубине глаз я, кажется, уловил тень сочувствия. Она видела, как изменилось моё лицо после моего «приступа».

Я посмотрел на женщину растерянным взглядом. Осколки чужой жизни, вспыхнувшие в моей голове, оставили после себя больше вопросов, чем ответов.

— Да… да… — пробормотал я, сжимая кружку, — я, кажется, вспоминаю… но… я не понимаю… как это возможно… как я тут оказался…

Слова вырвались прежде, чем я успел их обдумать. Господи, да откуда она-то знает? — пронеслось в голове. — Я что, хочу, чтобы она мне всё объяснила? Для неё мои слова звучат как бред сумасшедшего.

Она лишь подтвердила мои опасения.

— Это пройдёт, княжич, — сказала она ровным, успокаивающим тоном, каким говорят с детьми или больными. — Эфирный шок часто вызывает спутанность сознания и провалы в памяти. Сосредоточьтесь на настоящем. Главное, что вы живы.

Её слова, призванные успокоить, лишь усилили моё чувство абсолютного одиночества. Меня накрыло ледяной волной осознания. То есть, если я тут, в теле этого Воронцова, значит… никто не знает, кто я на самом деле? Я был совершенно один в этом чужом мире, в этом чужом теле, с грузом чужих проблем и чужой судьбы на плечах.

Погружённый в эти мрачные мысли, я механически, на автомате, поднёс кружку к губам и начал пить.

Отвар оказался отвратительным. Горький, вяжущий, с привкусом полыни и какой-то хвои. Я пил его залпом, большими глотками, почти не чувствуя вкуса, просто чтобы поскорее с этим покончить. Жидкость была тёплой, она обожгла горло и горячей волной прокатилась по пищеводу, разливаясь по всему телу.

Эффект был почти мгновенным. Сначала по телу пробежала дрожь, а затем… пришла ясность. Гудение в голове стихло. Мир перестал качаться, обрёл чёткость и резкость. Ватная слабость в мышцах не ушла полностью, но отступила, уступив место тягучей усталости. Это было похоже на то, как если бы кто-то повернул ручку настройки в старом приёмнике, и вместо шипения и помех полилась чистая мелодия.

Я допил всё до последней капли и протянул пустую кружку женщине.

Она взяла её, с удовлетворением заглянула внутрь и поставила на поднос.

— Вот и хорошо, княжич. Отлично. Теперь вам нужен отдых. Постарайтесь поспать. Ужин я принесу вам через три часа. К утру вы должны быть на ногах. У вас будет один день, чтобы подготовиться к Проверке.

Она развернулась, чтобы уйти.

Но теперь, когда мой разум прояснился, я не мог просто так её отпустить. Она была единственным источником информации.

Женщина уже была у двери, когда ясность мысли, пришедшая после отвара, породила холодную панику. Проверка. Послезавтра. Провал равен отчислению и позору для целого рода. Для рода, о котором я не имел ни малейшего понятия.

— Стойте! Стойте!! Подождите! — выкрикнул я. Голос прозвучал громче и сильнее, чем я ожидал. Женщина вздрогнула и обернулась, её рука замерла на дверной ручке.

Я смотрел на неё, пытаясь собрать воедино осколки чужих воспоминаний и собственные страхи.

— О чём вы говорите⁉ Я не понимаю… я… — я запнулся, ища правдоподобное объяснение, — я просто не помню. Совсем. Какая ещё проверка⁈ Что я должен делать?

На моём лице, должно быть, отражалось подлинное отчаяние. Я не играл. Я действительно ничего не знал и был в ужасе.

Женщина смерила меня долгим, изучающим взглядом. На этот раз в нём не было ни осуждения, ни холодности. Скорее, тяжёлая усталость и… что-то вроде профессионального интереса. Словно врач, столкнувшийся с необычным клиническим случаем.

Она медленно подошла обратно к моей кровати и остановилась в паре шагов.

— Это плохо, — произнесла она тихо, почти про себя. — Похоже, эфирный удар затронул и центры памяти. Очень плохо.

Она подняла на меня глаза, и её тон снова стал строгим и деловым.

— Слушайте внимательно, княжич Воронцов, потому что повторять я не буду. Послезавтра, в десятый день месяца Огненного Листа, у всего второго курса итоговая Проверка по Защитным Плетениям. Экзамен. Вы должны будете продемонстрировать совету три базовых щита: «Чешуя», «Зеркало» и «Кокон». Насколько мне известно из вашего личного дела, с «Коконом» у вас всегда были проблемы. Именно из-за провала в его плетении щит Голицына и пробил вашу защиту на дуэли.

Она говорила чётко, чеканя каждое слово.

— Вам необходимо не просто сплести их. Вам нужно удержать плетение под давлением эмулятора стихийной атаки в течение пяти минут. Это и есть Проверка.

Она помолчала, давая мне осознать сказанное. А я слушал и чувствовал, как холодеет у меня внутри. «Защитные Плетения», «Чешуя», «Зеркало», «Кокон»… Эти слова не вызывали во мне ровным счётом ничего. Никаких отголосков в памяти, никаких мышечных рефлексов, ничего. Это была полная, абсолютная пустота.

— Вы не помните даже этого? — спросила она, и в её голосе впервые прозвучало что-то похожее на сочувствие.