К половине первого мы дошли до столовой совхоза. Одноэтажное кирпичное здание с большими окнами и вывеской «Столовая» черными буквами на белом фоне встретило нас запахами борща и жареного мяса. Над входом висел красный флаг РСФСР размером метр на полтора, слегка обветренный, но тщательно выглаженный.
Зинаида Петровна встретила нас у порога в праздничном красном платье поверх белоснежного халата. Вместо обычной рабочей косынки на голове красовался нарядный платок с цветочным узором. На груди блестел значок «Отличник советской торговли» и маленькая эмалевая брошка в виде колоска.
— Степан Григорьевич, добро пожаловать! — радушно встретила она главного механика района. — Милости просим за стол! Борщ свежий варила, котлеты домашние стряпала, картошечка молодая!
Столовая приведена в образцовый порядок. Белоснежные скатерти на столах, букеты искусственных цветов в вазочках, аккуратно расставленная посуда — тарелки с синим ободком производства Дулевского фарфорового завода, столовые приборы из нержавеющей стали, стаканы с гранеными боками.
На стенах висели плакаты: «Слава труженикам села!», «Даешь высокие урожаи!», стенд с фотографиями передовиков производства. В углу красовался красный уголок с портретами партийных руководителей в золоченых рамах.
— Спасибо, Зинаида Петровна, — ответил Хрущев, снимая шапку и аккуратно укладывая ее на стул. — А скажи, как ты смотришь на все эти новшества? Техника заморская, машины сложные…
Повариха на мгновение замешкалась, разливая борщ в глубокие тарелки большим алюминиевым половником:
— Да что я понимаю в технике-то, Степан Григорьевич? Только вижу, что работы стало больше, народу к нам ездить стало больше. Учеников этих кормить приходится, гостей принимать. А люди вроде довольные, не жалуются.
— А на зарплату не жалуются? — уточнил Хрущев, пробуя борщ деревянной ложкой с длинной ручкой.
— Да нет, что вы! — Зинаида Петровна всплеснула руками. — Премии стали больше, путевки в санаторий дают. Виктор Алексеевич людей не обижает.
К нашему столу начали подсаживаться механизаторы. Первым пришел дядя Вася в чистом рабочем комбинезоне темно-синего цвета, который он надевал только по праздникам. Волосы аккуратно причесаны, усы подстрижены, на груди медаль «За трудовую доблесть» на красной муаровой ленточке.
— Степан Григорьевич, здравствуйте! — почтительно поздоровался старый механизатор, усаживаясь на деревянный стул напротив Хрущева. — Давно вас не видели в наших краях.
— Здравствуй, Василий Петрович, — кивнул главный механик района. — А ты скажи, как работается с новой техникой? Правда ли, что иностранные машины лучше наших?
Дядя Вася осторожно оглядел присутствующих, взял в руки ложку и задумчиво покрутил ее в пальцах:
— Ну… по-разному, Степан Григорьевич. Есть плюсы, есть минусы. Машины мощные, работают хорошо. Но сложные больно. Раньше с ломом да молотком любую поломку исправить можно было. А тут электроника, автоматика…
К столу подсел Петрович, бригадир полеводческой бригады, в чистой клетчатой рубашке и темных брюках. Лицо у него было обветренное, с глубокими морщинами, руки жесткие, как наждачная бумага, со въевшейся в кожу землей.
— А ты что скажешь? — обратился к нему Хрущев. — Довольны новыми порядками?
Петрович медленно жевал хлеб с маслом, обдумывая ответ:
— Работы прибавилось, это точно. Учиться приходится постоянно, то одно новшество, то другое. Но результат есть. Урожайность выросла заметно.
— На сколько выросла? В цифрах? — тут же спросил Хрущев, доставая блокнот.
— Ну… — Петрович почесал затылок, — точно не скажу. Виктор Алексеевич лучше знает.
В этот момент в столовую вошел Лаптев. Вместе с ним еще несколько механизаторов: Семеныч в чистой телогрейке поверх праздничной рубашки, молодые парни Федька и Колька в одинаковых синих рубашках с короткими рукавами. Все расселись за соседние столы, но внимательно прислушивались к нашему разговору.
— А что скажете о технических достижениях, Степан Григорьевич? — спросил я, решив перевести разговор в конструктивное русло. — Видели работу дождевальных машин?
Хрущев медленно допил чай и аккуратно поставил стакан на блюдце:
— Видел. И впечатления, скажу честно, неоднозначные. Техника сложная, дорогая. А главное, непонятно, как она в наших условиях работать будет. Одна машина вообще без плясок не заводится.
— Это техническая особенность конкретного образца, — спокойно ответил я. — Мы ее устранили, теперь все машины работают стабильно.
— Устранили… — Лаптев покачал головой с сожалением. — Степан Григорьевич, а ведь это показательно. Техника с завода приходит одна, а в эксплуатацию вводится уже другая, модернизированная. Гарантии аннулируются, ответственность размывается.
Семеныч не выдержал:
— А что плохого в том, что технику улучшаем? Наш Виктор Алексеевич такие приспособления делает, любо-дорого смотреть!
— Александр Михайлович, — терпеливо объяснил Лаптев, — улучшать можно и нужно. Но через соответствующие инстанции, с оформлением документации, с согласованием изменений.
— А сколько времени это займет? — спросил Володя, который молча слушал разговор. — Год? Два?
— Зато будет все по закону, — ответил Лаптев. — И в случае проблем не придется объяснять, почему государственная техника переделывалась без разрешения.
Хрущев задумчиво постучал ложкой по краю тарелки:
— А ведь Николай Павлович правильно говорит. Ответственность вещь серьезная. Если что-то пойдет не так, кто отвечать будет?
— За технические решения отвечаю я, — твердо сказал я. — За их эффективность тоже я.
— А если техническое решение приведет к финансовым потерям? — уточнил Лаптев. — Кто возместит ущерб государству?
— Николай Павлович, — ответил я, сохраняя спокойствие, — пока что все наши решения приносили только прибыль. Урожайность выросла, затраты снизились, люди довольны.
— Пока что… — протянул Хрущев. — А завтра? А что если международная обстановка изменится и поставки запчастей прекратятся?
Лаптев тут же подхватил:
— Вот именно! Мы создаем зависимость от импорта. Степан Григорьевич абсолютно прав. А что делать, когда собственная промышленность деградирует?
— Наша промышленность не деградирует, — возразил Володя. — Мы изучаем зарубежный опыт, чтобы применить его на отечественных заводах.
— За год что конкретно изучено? — парировал Лаптев. — Какие технологии переданы на Алтайский тракторный завод? Какие предложения направлены в Министерство тракторного машиностроения?
Неприятная пауза повисла в воздухе. Действительно, мы больше осваивали импортную технику, чем изучали ее для воспроизводства.
— Это дело времени, — сказал я. — Сначала нужно полностью освоить технологию, понять все ее особенности.
Зинаида Петровна подошла к нашему столу с подносом:
— Может, еще чайку? Или компотику? А то разговоры серьезные, голова устанет.
— Спасибо, дорогая, — ответил Хрущев, прикуривая папиросу от настольной зажигалки «Ракета».
Я понимал, что попадаю в ловушку. Лаптев умело направлял разговор, используя сомнения Хрущева и обоснованные требования финансовой отчетности. Пора доставать козыри.
— Степан Григорьевич, Николай Павлович, — сказал я спокойно, отпивая глоток теплого чая, — а что вы скажете о визите вчерашней московской комиссии? Товарищ Макаров вроде бы остался доволен нашими результатами.
Лаптев слегка побледнел, но быстро взял себя в руки:
— Конечно, Виктор Алексеевич прав. Министерство действительно заинтересовалось проектом. Но это не отменяет необходимости системного подхода к управлению.
— А что конкретно планирует министерство? — поинтересовался Хрущев, явно заинтригованный.
— Создание центра союзного значения, — спокойно ответил я. — Финансирование два миллиона рублей на первом этапе. Подготовка пятисот специалистов в год для пятнадцати областей РСФСР. Причем товарищ Макаров особо подчеркнул важность сохранения сложившейся команды и наработанного опыта.
Лаптев попытался перехватить инициативу:
— Но чем крупнее проект, тем важнее правильная организация управления…
— Николай Павлович, — мягко перебил я, — а вы докладывали товарищу Макарову о своих сомнениях в целесообразности проекта?
Вопрос был точным ударом. Лаптев не мог признать, что критиковал проект перед заместителем министра, но и отрицать свою позицию было глупо.
— Я не критиковал проект, — осторожно ответил он. — Я предлагал улучшить систему управления.
— Понятно, — кивнул я и повернулся к Хрущеву. — Степан Григорьевич, а как в районе относятся к перспективе размещения центра союзного значения в вашем подчинении?
Хрущев задумчиво затянулся папиросой:
— Ну… если министерство одобряет… Конечно, это большая честь для района.
Атмосфера в столовой заметно изменилась. Механизаторы за соседними столами переглядывались, обсуждая услышанное. Зинаида Петровна стояла с подносом в руках, забыв про свои обязанности.
— А еще министерство планирует создание экспериментального КБ по модернизации сельхозтехники, — добавил я. — С возможностью патентования изобретений и получения авторских вознаграждений.
Володя удивленно посмотрел на меня. Я действительно несколько приукрасил планы министерства, но в рамках разумного.
— КБ… — задумчиво произнес Хрущев. — А кто будет руководить?
— Технически компетентные специалисты, — ответил я, бросив взгляд на Лаптева. — Люди, которые могут не только управлять, но и создавать.
Намек был прозрачным. Лаптев поджал губы, но промолчал.
— Ладно, товарищи, — сказал Хрущев, потушил папиросу в стеклянной пепельнице. — Вопросы серьезные. Нужно все как следует обдумать. А пока продолжим осмотр. Хочу еще раз посмотреть на результаты работы этих машин.
Обед заканчивался, но я понимал, что самое интересное впереди.
После обеда мы направились в МТМ, где Хрущев хотел «пообщаться с людьми». Я заметил, как главный механик района умело отделился от нашей группы и начал методично обходить рабочие места, останавливаясь для разговоров с механизаторами.
Лаптев тоже нашел предлог отойти в сторону, сославшись на необходимость «ознакомиться с документацией». На самом деле он следил за реакцией людей на беседы Хрущева.
Первым под обработку попал Колька, который работал у сварочного поста ТД-500. Молодой парень лет двадцати в синем рабочем комбинезоне и защитной маске сваривал треснувшую раму культиватора. Искры летели яркими звездочками, освещая сосредоточенное лицо сварщика.
— Сынок, — подошел к нему Хрущев, когда Колька выключил аппарат, — как дела? Работается?
— Да вроде нормально, Степан Григорьевич, — ответил парень, поднимая защитную маску и обнажая молодое лицо с честными глазами. — Работы много, интересной.
— А ты не боишься на этой заморской технике работать? — доверительно спросил Хрущев, присаживаясь на ящик с электродами рядом с рабочим местом. — Машины сложные, непривычные…
Колька замялся, вытирая руки тряпкой, пропитанной машинным маслом:
— Да вроде нормально… Мне хорошо объяснили, как правильно обслуживать. Инструкции есть, схемы…
— Объяснили… — задумчиво протянул Хрущев, доставая пачку «Беломорканала». — А если что случится с этими машинами? Если сломается что-то серьезное? Кто отвечать будет, ты или он?
Вопрос был поставлен так, что заставил молодого рабочего задуматься. Я видел, как на лице Кольки появилась тревога.
— Ну… наверное, я буду отвечать, — неуверенно ответил парень. — За свою работу каждый отвечает.
— То-то и оно, — кивнул Хрущев, прикуривая папиросу. — А машина-то стоит сто тысяч рублей. Если по твоей вине сломается, как думаешь, что будет?
Колька побледнел. Сто тысяч рублей для простого рабочего сумма астрономическая.
— Но ведь… ведь не по моей же вине… — пробормотал он.
— А кто разберет? — вздохнул Хрущев. — Комиссия приедет, станет выяснять. Машина импортная, документация на немецком языке, специалистов у нас таких нет… Легко на простого рабочего все свалить.
Я стоял поодаль, наблюдая за этой обработкой. Хрущев действовал профессионально, не прямыми угрозами, а созданием атмосферы неуверенности и страха.
— Степан Григорьевич, — робко спросил Колька, — а что мне делать? Отказываться от работы?
— Да нет, сынок, — мягко ответил Хрущев, — работать надо. Только осторожнее. И если что, сразу к старшим обращайся. К тем, кто за все отвечает.
Следующей жертвой стал Михаил Степанович Кротов, опытный слесарь лет пятидесяти, который работал у токарного станка 1К62. Мужчина с седеющими висками и мозолистыми руками обтачивал какую-то деталь, время от времени проверяя размеры штангенциркулем ШЦ-1.
— Михаил Степанович! — окликнул его Хрущев. — Как дела, старина?
Слесарь остановил станок и повернулся к гостю:
— Да нормально, Степан Григорьевич. Работаем помаленьку.
— Сколько лет в совхозе? — поинтересовался Хрущев, опираясь на станину станка.
— Двадцать три года будет в июне, — с гордостью ответил Кротов. — Еще с Михаилом Михайловичем начинал, когда он молодым специалистом сюда приехал.
— Ого, стаж серьезный, — одобрительно кивнул Хрущев. — Значит, все изменения в хозяйстве видел. И как тебе эти новшества? Импортная техника, заморские методы?
Кротов задумчиво почесал затылок под рабочей кепкой:
— Ну… интересно, конечно. Техника мощная, производительная. Но…
— Но? — подбодрил Хрущев.
— А мы же и на старой технике неплохо работали, — осторожно сказал слесарь. — ДТ-75, МТЗ-80, К-700… Машины проверенные, надежные. Запчасти найти можно, ремонт знаешь как делать.
— То-то и оно, — согласился Хрущев, затягиваясь папиросой. — Зачем ломать то, что работает? Наши деды и отцы страну поднимали на отечественной технике. И неплохо поднимали.
— Это точно, — воодушевился Кротов. — Мой отец на ДТ-54 всю войну пахал. Машина простая, но надежная. Сломается — кувалдой стукнешь, и дальше работает.
— А эти импортные штучки? — Хрущев кивнул в сторону склада с запчастями. — Сломается что, к немцам за помощью обращаться?
— Да уж… — неуверенно согласился слесарь. — Сложные они больно. Электроника всякая, автоматика…
Я видел, как Хрущев постепенно склоняет опытного рабочего на свою сторону. Никаких прямых обвинений или приказов, только наводящие вопросы и апелляция к привычному, понятному.
— Михаил Степанович, — доверительно сказал Хрущев, понизив голос, — ты человек опытный, авторитетный. Люди к твоему мнению прислушиваются. Как думаешь, правильно ли так резко менять привычные методы?
Кротов замялся. Чувствовалось, что он разрывается между лояльностью к руководству совхоза и сомнениями, которые умело подогревал Хрущев.
— Ну… не знаю, Степан Григорьевич. Руководство лучше знает, что делать. Не мне судить.
— Конечно, конечно, — согласился Хрущев. — Руководство решает. Только вот руководство-то молодое, неопытное. А расплачиваться за ошибки придется простым рабочим.
Неподалеку работал Федька, который помогал Кротову с подачей заготовок. Молодой парень лет двадцати двух внимательно слушал разговор, и я видел, как на его лице появляется тревога.
— Дядя Миша, — тихо спросил он слесаря, — а правда, что если машина сломается, с нас деньги удержат?
— Не знаю, Федь, — ответил Кротов, бросая осторожный взгляд на Хрущева. — Машины дорогие…
— Очень дорогие, — подтвердил Хрущев, обращаясь к Федьке. — Сто тысяч рублей каждая. А еще склад запчастей, обучение, командировки… В сумме получается под миллион.
— Миллион… — прошептал Федька. — Это же… это же как зарплата всего совхоза за год…
— Больше, — мрачно кивнул Хрущев. — И если что-то пойдет не так, кто отвечать будет? Министерство? Область? Нет, будут искать виноватых среди тех, кто непосредственно с техникой работал.
Атмосфера в мастерской начала меняться. Рабочие, которые поначалу просто любопытствовали, теперь собирались небольшими группками и тихо переговаривались. Бросали настороженные взгляды в мою сторону.
Семеныч, который работал у верстака, ремонтируя гидравлический насос, заметил происходящее и подошел ко мне:
— Виктор Алексеич, — тихо сказал он, — что-то народ заволновался. Хрущев им что-то такое рассказывает…
— Вижу, Александр Михайлович, — ответил я, наблюдая за тем, как главный механик района переходит от одного рабочего места к другому. — Проводит воспитательную работу.
— А может, стоит вмешаться? — предложил экскаваторщик. — Объяснить людям…
— Пока не стоит, — остановил я его. — Пусть покажет свои методы до конца. Тогда и наш ответ будет более убедительным.
Хрущев тем временем подошел к группе молодых рабочих, которые ремонтировали двигатель трактора МТЗ-80. Парни лет двадцати — двадцати пяти работали дружно, шутили, были явно довольны жизнью.
— Ребята, — обратился к ним Хрущев, — как дела? Работа нравится?
— Да нормально, — ответил один из них, Петька Воронин, вытирая руки тряпкой. — Интересно. Техника новая поступает, учиться можно.
— Учиться это хорошо, — согласился Хрущев. — А не страшно ли? Машины дорогие, ответственность большая…
— А че страшного? — удивился другой парень, Сашка. — Виктор Алексеевич все объясняет, инструкции есть.
— Инструкции… — задумчиво протянул Хрущев. — А на каком языке инструкции?
— Ну… на немецком некоторые, — признался Петька. — Но нам переводят.
— Переводят… — Хрущев покачал головой. — А если переводчик ошибется? Или уедет? Что делать будете?
Парни переглянулись. Действительно, зависимость от переводчика делала их уязвимыми.
— А еще скажите, — продолжил Хрущев, — сколько у вас теперь молодых специалистов приезжает? После института, после техникума?
— Да почти никого, — ответил Сашка. — Володя Семенов есть, но он уже давно здесь.
— То-то и оно, — кивнул Хрущев. — Молодые специалисты в города уезжают, где зарплаты больше, условия лучше. А кто будет работать на этой сложной технике? Вы, необученные?
Вопрос попал в цель. Действительно, проблема притока молодых кадров в село была острой по всей стране.
— Но нас же учат… — неуверенно возразил Петька.
— Учат сегодня, — согласился Хрущев. — А завтра? Проект закроют за неэффективность, специалистов переведут в другие места, а вы останетесь с дорогущими игрушками, которые обслуживать не умеете.
Я видел, как на лицах молодых рабочих появляется тревога. Хрущев мастерски играл на их неуверенности в завтрашнем дне.
Лаптев, который наблюдал за происходящим из-за стеллажа с деталями, удовлетворенно кивал. План работал. Коллектив постепенно раскалывался на сторонников и противников проекта.
Дядя Вася, который ремонтировал культиватор в дальнем углу мастерской, не выдержал и подошел к группе молодых рабочих:
— Ребята, — сказал он тихо, но твердо, — а вы помните, как год назад жили? Когда никаких новшеств не было?
— Помним, дядя Вася, — ответил Сашка.
— И как жили? Лучше или хуже?
Парни задумались. Действительно, за год их жизнь заметно улучшилась, выросли зарплаты, появились премии, работа стала интереснее.
— Лучше стали жить, — честно признался Петька.
— То-то и оно, — кивнул старый механизатор. — А откуда улучшения взялись? Сами собой?
Хрущев нахмурился. Дядя Вася портил его воспитательную работу. Но прямо возражать старому авторитетному рабочему было неудобно.
— Василий Петрович, — сказал главный механик района, — никто не спорит, что улучшения есть. Вопрос в том, надолго ли они? И какой ценой достигнуты?
— А это время покажет, — философски ответил дядя Вася. — Но пока что Виктор Алексеевич нас не подводил.
Атмосфера в мастерской стала напряженной. Коллектив действительно начал раскалываться. Одни поддавались влиянию Хрущева, другие сохраняли верность моему проекту.
Володя Семенов, который до сих пор молча наблюдал за происходящим, подошел ко мне:
— Виктор Алексеевич, — тихо сказал он, — может, стоит что-то предпринять? Люди начинают сомневаться.
— Пока рано, — ответил я. — Пусть покажут все свои методы. Тогда наш ответ будет более убедительным.
Но внутри я понимал, что ситуация становится серьезной. Хрущев и Лаптев действовали профессионально, подрывая доверие к проекту изнутри. Пора наносить контрудар.