Проснулся я от звука капели за окном. Мартовское солнце уже пригревало по-весеннему, и с крыши моего дома падали тяжелые капли талой воды. Часы «Слава» на тумбочке показывали половину седьмого утра.
Встал, подошел к окну и отодвинул ситцевую занавеску в голубой горошек. За стеклом, покрытым морозными узорами по уголкам, открывался вид на просыпающийся совхоз. Дым из труб домов поднимался прямыми столбами в безветренную погоду, на дороге виднелись первые прохожие в ватных куртках и валенках.
Вчерашний день не давал покоя. Визит московской комиссии, два миллиона рублей, назначение Лаптева, предложение Гале… Все это до сих пор крутилось в голове, не давая сосредоточиться на обычных утренних делах.
Я умылся холодной водой из алюминиевого рукомойника, побрился опасной бритвой «Нева» перед треугольным зеркалом в деревянной раме и надел чистую белую рубашку из хлопчатобумажной ткани. Поверх нее натянул шерстяной свитер серого цвета, связанный местными мастерицами, и завершил туалет ватной телогрейкой темно-синего цвета.
На завтрак разогрел вчерашнюю гречневую кашу на керосинке «Шмель», заварил крепкий чай в эмалированном чайнике с отбитым носиком. Хлеб, черный, ржаной, выпеченный в совхозной пекарне, намазал сливочным маслом местного производства.
Сидя за столом, покрытым клеенкой в красно-белую клетку, я анализировал вчерашние события. Лаптев действовал слишком уверенно для человека, только что назначенного на должность. Его план перехвата контроля над проектом был продуман заранее. Кто-то в министерстве решил подстраховаться, поставив рядом со мной «опытного администратора».
План Лаптева очевиден: взять под контроль кадры и финансы, оставив мне только техническую часть. Затем постепенно дискредитировать мои решения, продемонстрировать «неспособность справляться с административными задачами» и в итоге отстранить от руководства.
Вчера удалось отбить первую атаку, но это только начало. Лаптев будет действовать тоньше, исподволь. Нужна стратегия противодействия, и нужна быстро.
Допив чай, я надел резиновые сапоги «Прогресс» и вышел на улицу. Воздух был свежим и чистым, пахло талым снегом и дымом из печных труб. Под ногами хрустел наст, но уже чувствовалось, что зима отступает.
По дороге к НИО встретил дядю Васю, который вел на поводке рыжую корову к водопою. Старый механизатор был в овчинном полушубке, подпоясанном веревкой, и валенках с калошами. На голове красовалась потертая шапка-ушанка с мятыми наушниками.
— Доброе утро, Василий Петрович, — поздоровался я, остановившись рядом с ним.
— Утречко доброе, Виктор Алексеич, — отозвался дядя Вася, поправляя поводок. Корова недовольно мотнула головой, явно торопясь к водопою. — Как дела? Слышал, вчера большое начальство приезжало.
— Приезжало. Планы у них серьезные. Центр создавать, технику новую осваивать.
— Ну и хорошо, — кивнул механизатор. — Работы будет много. А скажите, Виктор Алексеич, а правда, что к нам какой-то большой начальник из района сегодня приезжает? Хрущев, главный механик?
Я почувствовал, как внутри что-то насторожилось:
— Откуда информация, Василий Петрович?
— Да Петрович с фермы сказал. Вчера в районе был по делам, слышал разговоры. Говорят, Хрущев очень недоволен нашими экспериментами. Считает, что мы деньги на ветер бросаем.
Дядя Вася помолчал, потом добавил тише:
— И еще говорят, что он не один приедет. С какими-то товарищами из области. Проверка будет серьезная.
Новость была неприятной. Степан Григорьевич Хрущев, главный механик районного управления сельского хозяйства, слыл человеком консервативных взглядов. Старой закалки специалист, который не любил нововведения и предпочитал проверенные временем решения.
— Спасибо за информацию, Василий Петрович, — сказал я, стараясь не показать беспокойства. — Если что узнаете еще, дайте знать.
— Конечно, Виктор Алексеич. Только вы уж не волнуйтесь сильно. Хрущев мужик справедливый, хоть и строгий. Если дело хорошее, поддержит.
Продолжая путь к НИО, я размышлял о новой угрозе. Если вчера появился административный противник в лице Лаптева, то сегодня намечается производственный конфликт с Хрущевым. Воевать на два фронта будет сложно.
У здания НИО заметил странную картину. Несколько механизаторов стояли небольшой группой возле входа и о чем-то тихо переговаривались. Увидев меня, они замолчали и поздоровались сдержанно, не так тепло, как обычно.
Семеныч отделился от группы и подошел ко мне:
— Виктор Алексеич, а правда, что нас всех переучивать будут? На заморской технике?
— Откуда такие слухи, Александр Михайлович?
— Да люди говорят… — экскаваторщик почесал затылок под шапкой. — Вроде как старая техника не нужна станет, а мы, старые кадры, тоже не понадобимся.
В его голосе слышалась тревога. Я понял, что слухи уже пошли по совхозу, и не самые хорошие.
— Александр Михайлович, — сказал я твердо, — никого увольнять не собираются. Наоборот, нужны опытные люди, которые помогут освоить новую технику.
— Ну и хорошо, — облегченно вздохнул Семеныч. — А то народ уже стал беспокоиться.
Войдя в НИО, я сразу почувствовал, что атмосфера изменилась. Кутузов сидел за своим столом у микроскопа МБИ-6, но работал не так сосредоточенно, как обычно. Периодически поглядывал в мою сторону, явно ожидая разговора.
— Доброе утро, Петр Васильевич, — поздоровался я, снимая телогрейку и вешая ее на крючок у двери.
— Доброе утро, Виктор Алексеевич, — ответил лаборант, поправляя очки в металлической оправе. — Володя уже приходил, ждет вас в мастерских. Сказал, что нужно срочно обсудить планы на сегодня.
— А что срочного? — поинтересовался я, проходя к своему столу.
— Не знаю точно, — Кутузов понизил голос, — но вчера вечером ему позвонили из района. Долго о чем-то говорили. После разговора был очень встревоженный.
Я кивнул и быстро просмотрел почту. Среди обычных производственных сводок и технических бюллетеней лежала служебная записка от Лаптева. Аккуратно напечатанная на машинке «Москва» бумага содержала «предложения по оптимизации структуры управления проектом».
Пробежав глазами по тексту, я понял, что Лаптев не теряет времени. Он предлагал создать «координационный совет проекта» под своим председательством, а также «унифицировать систему отчетности» в соответствии с министерскими стандартами.
За бюрократическими формулировками скрывался все тот же план: постепенно взять контроль над всеми аспектами работы. Но действовал Лаптев аккуратно, прикрываясь заботой о «повышении эффективности управления».
Отложив записку, я направился в мастерские искать Володю. За окном уже совсем рассвело, и было видно, как по дорогам совхоза движутся люди, начинающие рабочий день. Обычная картина сибирского утра, но что-то в ней сегодня казалось тревожным.
В мастерских МТМ кипела обычная утренняя работа. У токарного станка 1К62 стоял молодой рабочий Федька, обтачивая какую-то деталь. Рядом Колька сваривал треснувшую раму культиватора на посту электросварки ТД-500. Запах машинного масла, металлической стружки и сварочного дыма создавал привычную производственную атмосферу.
Володя Семенов стоял у верстака, изучая чертежи, разложенные на деревянной поверхности, покрытой листом жести. Молодой инженер был в рабочем комбинезоне синего цвета и ботинках на толстой резиновой подошве. В руках держал штангенциркуль ШЦ-1 и что-то измерял на одной из деталей.
— Доброе утро, Владимир Иванович, — поздоровался я, подходя к верстаку. — Кутузов сказал, что вам нужно срочно поговорить.
Володя поднял голову, и я увидел на его лице озабоченность:
— Виктор Алексеевич, да, нужно. Вчера поздно вечером звонил Беляев из министерства. Предупредил, что сегодня к нам приедет главный механик района Хрущев. Официально для ознакомления с проектом, но на самом деле проверить, правильно ли тратятся выделенные средства.
— А что конкретно его интересует?
— Технико-экономические показатели, окупаемость вложений, соответствие результатов заявленным планам, — Володя сверился с записями в блокноте. — Беляев сказал, что в районе есть мнение о нецелесообразности наших экспериментов.
— Понятно, — кивнул я, мысленно отмечая, что информация дяди Васи подтвердилась. — А еще что-нибудь говорил?
— Да, предупредил, что Хрущев человек принципиальный, не терпит показухи и формализма. Любит конкретные цифры и практические результаты.
В этот момент за окном мастерских послышался звук подъезжающей машины. Володя выглянул в окно и сообщил:
— Кажется, приехали. УАЗ с районными номерами.
Я тоже посмотрел в окно. К мастерским подъехал потрепанный УАЗ-469 болотного цвета с номерами районной серии. Машина явно повидала немало: на кузове виднелись следы ремонта, бампер был помят, а на ветровом стекле красовалась трещина, заклеенная изолентой.
Из УАЗа неторопливо вышел мужчина лет пятидесяти восьми, среднего роста, плотного телосложения. На нем была ватная куртка темно-синего цвета, подпоясанная широким кожаным ремнем, валенки с калошами и шапка-ушанка из натурального меха. В руках он держал потертую кожаную папку и блокнот в клетчатой обложке.
Лицо у приезжего было обветренное, с глубокими морщинами и седыми усами. Серые глаза под густыми бровями смотрели внимательно и оценивающе. На левом лацкане куртки блестела медаль «За доблестный труд», а руки, мозолистые, с въевшейся в кожу машинной смазкой, говорили о долгих годах работы с техникой.
Мужчина оглядел территорию мастерских, затем направился к входу. Походка у него была уверенная, с легкой прихрамывающей на правую ногу, видимо, старая производственная травма.
— Это и есть Хрущев? — тихо спросил Володя.
— Похоже на то, — ответил я, наблюдая, как незнакомец изучает табличку на двери мастерских.
Через минуту дверь открылась, и в помещение вошел наш гость. Он снял шапку, обнажив седые волосы, аккуратно зачесанные назад, и окинул взглядом мастерскую. Глаза его задержались на самодельном диагностическом стенде, на модернизированном токарном станке, на стеллажах с деталями.
— Корнилов здесь? — спросил он, обращаясь ко всем присутствующим сразу.
— Это я, — ответил я, подходя к нему. — Виктор Алексеевич Корнилов.
Незнакомец внимательно оглядел меня с головы до ног, явно оценивая. Пауза затянулась на несколько секунд.
— Степан Григорьевич Хрущев, — наконец представился он, протягивая руку для рукопожатия. — Главный механик районного управления сельского хозяйства. Приехал посмотреть на ваши новшества.
Рукопожатие было крепким, с заметным усилием. Хрущев явно проверял, какими руками работает тот, кто претендует на руководство крупным проектом.
— Добро пожаловать, Степан Григорьевич, — ответил я, не отводя взгляда. — Михаил Михайлович в конторе, сейчас позову.
— Не торопитесь, — остановил меня Хрущев. — А вы пока покажите, что тут у вас за чудо-техника такая. Слухи до района дошли разные.
В его голосе слышался скепсис. Было ясно, что он настроен критически и ищет подтверждение своих сомнений.
— С удовольствием покажу, — ответил я. — Владимир Иванович Семенов, наш ведущий инженер, проведет экскурсию.
Володя подошел к нам, вытирая руки тряпкой:
— Степан Григорьевич, начнем с диагностического комплекса?
Хрущев проследовал к стенду, который я создал из деталей списанной техники. Устройство позволяло определять неисправности двигателей по звуку и вибрации без разборки агрегата.
— Это что за самопал? — спросил Хрущев, указывая на конструкцию из металлических стоек, датчиков и самодельных приборов.
— Диагностический комплекс собственной разработки, — объяснил Володя. — Позволяет выявлять скрытые дефекты двигателей без трудоемкой разборки.
— А зачем самопал, когда есть заводские приборы? — Хрущев достал блокнот и записал что-то.
— Заводские стоят в десять раз дороже, а функциональность практически та же, — ответил я. — К тому же, наш комплекс адаптирован именно под ту технику, которая работает в наших условиях.
Хрущев обошел стенд кругом, заглянул под кожухи, проверил крепления:
— А кто гарантию дает? Если сломается этот самопал, кто чинить будет? В Москву за запчастями ехать?
— Все узлы собраны из стандартных деталей, — объяснил Володя. — Запчасти можно найти на любой базе Сельхозтехники.
— Можно найти… — протянул Хрущев, делая очередную запись. — А документация техническая есть? Паспорт изделия? Инструкция по эксплуатации?
Володя смутился. Действительно, наш самодельный стенд не имел официальной документации.
— Есть рабочие чертежи, схемы подключения, — ответил я. — Документацию можно оформить дополнительно.
— Можно оформить… — повторил Хрущев с иронией в голосе. — А если на этом «чуде техники» кто-то пальцы прищемит? Кто отвечать будет?
Семеныч, который работал неподалеку, не выдержал:
— Степан Григорьевич, да мы на этой штуке уже полгода работаем. Ни одного сбоя не было. Трактор К-700 за зиму три раза чинили с ее помощью.
Хрущев повернулся к экскаваторщику:
— Александр Михайлович, а ты как смотришь на эти новшества? По душе они тебе?
— Работают, Степан Григорьевич, — честно ответил Семеныч. — И неплохо работают. Время экономят, деньги берегут.
— Работают… — Хрущев покачал головой. — А надолго ли? И что будет, когда сломаются? Товарищ Корнилов в отпуск уедет, а мы с поломанным самопалом останемся?
Вопрос был болезненным. Действительно, самодельные устройства требовали постоянного авторского сопровождения.
— Степан Григорьевич, — сказал я, — любая техника требует квалифицированного обслуживания. Мы готовим специалистов, которые смогут поддерживать работоспособность оборудования.
— Готовите… — Хрущев закрыл блокнот. — А пока готовите, кто работать будет? На заводских приборах или на самопалах?
Он прошелся по мастерской, заглядывая в каждый угол. Остановился у модернизированного токарного станка, где Федька продолжал обрабатывать деталь.
— А это что за переделки? — спросил Хрущев, указывая на дополнительные приспособления на станке.
— Усовершенствованная система подачи охлаждающей жидкости, — объяснил Володя. — Повышает точность обработки и продлевает срок службы резцов.
— Кто разрешение давал на переделку заводского оборудования? — строго спросил Хрущев. — Гарантия на станок еще действует?
Володя растерялся. Мы действительно не оформляли официальных разрешений на модернизацию.
— Степан Григорьевич, — вмешался я, — все изменения обратимы и не влияют на основные узлы станка.
— Не влияют… — Хрущев покачал головой. — А если что-то сломается? Завод гарантию аннулирует, и останемся мы без станка и без денег.
Атмосфера в мастерской становилась все более напряженной. Рабочие притихли, прислушиваясь к разговору. Чувствовалось, что визит Хрущева не просто знакомство, а серьезная проверка.
— Степан Григорьевич, — сказал я, стараясь сохранить спокойный тон, — может быть, посмотрим на результаты работы? На практические достижения?
— Обязательно посмотрим, — кивнул Хрущев, надевая шапку. — И на результаты, и на затраты. А теперь покажите мне эти знаменитые дождевальные машины, о которых весь район говорит.
Мы вышли из мастерских на улицу. Мартовское солнце светило ярче, снег активно таял, образуя лужи и ручейки. Воздух был свежим и чистым, но настроение от этого лучше не становилось.
Хрущев шел рядом со мной, продолжая делать записи в блокноте. Время от времени он останавливался, осматривая различные постройки и сооружения совхоза.
— А вон то что за сарай? — спросил он, указывая на новое здание складского типа.
— Склад запчастей для импортной техники, — ответил Володя. — Построили в прошлом году специально для немецких дождевальных машин.
— Немецких… — Хрущев записал в блокнот. — А сколько это удовольствие стоило?
— Около пятнадцати тысяч рублей, — честно ответил я.
— Пятнадцать тысяч за сарай… — протянул Хрущев. — А если посчитать все ваши новшества, какая сумма получится?
Вопрос был неприятным, потому что общие затраты действительно получались значительными.
— Степан Григорьевич, — сказал я, — любые инвестиции требуют первоначальных вложений. Важна окупаемость проекта.
— Окупаемость… — Хрущев остановился и посмотрел на меня. — А через сколько лет окупятся ваши эксперименты? И окупятся ли вообще?
Это был ключевой вопрос, на который у меня не было готового ответа. Проект только начинался, и говорить о конкретных сроках окупаемости было преждевременно.
Но молчать тоже было нельзя. Хрущев ждал ответа, и от этого ответа могло зависеть будущее всего проекта.
Тогда я ответил так.