Глава 8
Конечно, с моей нынешней комплекцией лезть через окно — это не самый удачный вариант. Можно, как Винни-Пух, застрять где-то посередине и позорно болтать ногами в воздухе.
Но другого пути внутрь всё равно нет, а отступать я не собирался.
Перед тем как подойти к окну, я поднял голову и заметил камеру, висящую над школьным крыльцом. Маленький объектив смотрел на меня чёрным стеклянным глазом.
Я прекрасно понимал, что камера наверняка пишет всё, что происходит у входа. То есть мои передвижения уже попали под запись. А значит, если сторож на месте и делает хотя бы вид, что работает, он увидит, как я тут верчусь, и должен будет выйти.
Вот только внутреннее чувство подсказывало, что сторож, скорее всего, либо спит, либо занят чем-то таким, ради чего ему сейчас не до мониторов. Иначе бы давно показался на крыльце и спросил, что я тут делаю.
Недолго думая, я просунул руку в приоткрытое окно и провернул ручку изнутри. Створка вышла из режима проветривания, открывшись настежь.
Для приличия я всё же подождал минуту-другую, стоя рядом с окном. Вдруг сторож проснётся, заметит движение на мониторе, выйдет на крыльцо. Тогда можно будет объясниться, не прибегая к акробатике.
Но, как я и ожидал, никто никуда не вышел.
— Что и требовалось доказать, — выдохнул я.
Я присел на подоконник. С моими нынешними габаритами это было, мягко говоря, не самое изящное движение. Ноги просунул внутрь, упёрся руками в раму и медленно, с усилием, почти перекатился через край. Спина задела раму, куртка зацепилась за ручку, но в итоге я всё же оказался по ту сторону окна.
Оказавшись внутри, я первым делом осторожно прикрыл за собой окно и снова поставил его в режим проветривания, чтобы всё выглядело ровно так, как было до моего появления.
Я выпрямился, осмотрелся. Коридор тянулся прямо к спортзалу. Мягкий свет падал и со стороны «поста» вахтёра. Вот сейчас и узнаю — спит он или не спит.
Я подошёл ближе. На столе горела лампа, но самого вахтёра не было. Кружка с недопитым чаем стояла на краю, стул отодвинут так, будто человек встал ненадолго и вот-вот должен вернуться.
Однако, судя по выключенному телевизору, вернётся он явно не скоро. Телевизор у вахтёра обычно работал без перерыва.
Вариантов было немного. Миша, конечно, мог отойти на дежурный обход. Всё-таки сторож обязан ночью проверить здание фонариком. Только вот в это верилось с трудом. Я успел хорошо узнать этого человека, чтобы поверить, что он соблюдает инструкции.
Нет, здесь было что-то другое. То, ради чего он покинул пост, оставив включённый свет и выключенный телевизор.
Я не стал тянуть — сразу направился к дверям спортзала. В такие моменты главное не суетиться, но и не медлить. Всё может быть — от пьяных компаний до чего похуже, и я внутренне был готов ко всему.
Когда до дверей оставалось всего несколько шагов, я вдруг отчётливо услышал голоса.
Причём не один, не два — там явно собралась компания, человек шесть, если не больше.
— Так… интересно, — тихо сказал я себе.
Я вспомнил, как совершенно случайно застал нашего вахтёра в компании двух женщин и одного мужика, которые притащили торт и какие-то пакеты. Тогда я решил закрыть глаза на это — ну, подумаешь, посидели, отдохнули…
Я подошёл ближе и теперь услышал, как внутри спортзала заиграла музыка.
Вообще в моё время было вполне обычным делом устраивать в школьных столовых или спортзалах всякие свадьбы, юбилеи, да и просто застолья.
Почему бы и нет?
Просторно, тепло, да и бюджетно — не ресторан, конечно, но зато столы расставить легко. Вот также музыку включить можно, и никому до этого дела особого нет. Народ отплясывает, дети бегают по коридорам, все довольны.
Вот только сейчас был не тот случай. Во-первых, сегодня явно не выходной. Ночь с понедельника на вторник — сомнительное время для праздников. Обычно такие вещи делают в пятницу, максимум в субботу.
Во-вторых, сомневаюсь, чтобы завуч разрешила проводить подобные «торжества». Соня у нас глазастая, из тех, кто чувствует нарушения на расстоянии. Даже если кто-то не закрыл окно в кабинете, она уже в курсе. И уж точно она не позволила бы превращать спортзал в ночное кабаре.
Хотя, если быть честным, странно другое — что завуч, при всей своей патологической наблюдательности, до сих пор ничего не знает о том, что вахтёр открыл целый подпольный бизнес.
А может, она и знает. Просто закрывает глаза — из тех соображений, что «меньше знаешь, крепче спишь». Или, что хуже, сама получает долю.
Я не стал тянуть резину: медленно, чтобы не выдать себя скрипом, приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы заглянуть внутрь, но не попасть в зону прямой видимости.
Музыка вдруг резко прекратилась. И то, что я услышал дальше, заставило вскинуть бровь.
— Давай, бей его, бей этого урода! — раздался гомон женских голосов.
Вот это да… ни хрена себе, куда я вляпался! Карнавал, да и только. Только вот совсем не тот, куда хочется попасть ночью. У меня даже дыхание на секунду сбилось — боюсь представить, кого там сейчас колотят.
Первой мыслью было, что это вахтёру досталось. Может, мамка пацана, которому Миша толкал свои «чудо-товары» и который сдал его с потрохами, решила устроить самосуд?
Но уже через секунду я понял, что что-то не сходится. Мамок было откровенно многовато…
Что тогда? Обманутые покупательницы решили отомстить вахтёру? Вполне логично: он толкал им свои «чудо-мази» и «волшебные средства», обещал омоложение, похудение, избавление от всех болезней. А на деле продавал обычную китайскую муть. И вот теперь клиентки решили выбить из него компенсацию в натуре.
Но стоило мне подумать об этом, как из-за двери донёсся новый крик — ярче, злее, с хрипотцой:
— Да! Бей его! Бей за всё, что он тебе сделал в жизни!
И… эти слова выкрикивал вахтёр!
Я приоткрыл дверь ещё немного, чтобы увидеть всё собственными глазами. В ту же секунду музыка снова накрыла помещение.
— Пошлю его на-а небо за звездочкой! — донеслось из динамика.
Честно говоря, у меня чуть подбородок не отвалился от увиденного. Картина, открывшаяся в щель двери, больше походила на сюрреалистическую постановку, чем на реальную жизнь.
Посреди спортзала стояла целая компания женщин — человек двадцать, не меньше. Разного возраста, но все нарядные. По углам мигал свет гирлянды, а в стороне стоял импровизированный «банкетный» стол — обычная школьная парта, судя по всему, перетасканная сюда из какого-то кабинета. На ней стояли торт, шампанское, пластиковые бокалы и тарелки.
Всё чин по чину, в лучших традициях «домашнего праздника», если бы не одно «но».
Женщины в зале не пели, не плясали и даже не ели. Нет — они стояли кругом в центре, взявшись за руки. Вернее, не стояли, а сидели на коленях, будто собирались водить хоровод по древнему ритуалу. Круг был плотный, замкнутый, с лицами, сосредоточенными до странности.
В центре этого живого кольца стоял вахтёр. Выглядело так, словно это он дирижировал всем этим безумием. На нём был одет строгий серый костюм, родом ещё из советских времён.
Всё это было, мягко говоря, занимательно. Только вот занимательность эта граничила с чистым безумием. Ни хрена не понятно, что тут вообще происходит.
Среди женщин я узнал знакомые лица — учительницу русского языка, нашу биологичку и, если глаза меня не обманывали, саму завуч. Да, именно Софию Михайловну — ту самую, что устраивала выговоры за любую мелочь.
Теперь завуч стояла на коленях рядом с другими, держа соседку за руки и глядя на вахтёра, как будто ждала от него приговора или благословения.
Я попытался хоть как-то уложить это в голове. Может, это розыгрыш? Репетиция спектакля?
Но дальше случилось то, что окончательно поставило крест на попытках найти здесь хоть какое-то логическое объяснение. Одна из женщин, что сидела ближе всех к вахтёру, вдруг резко поднялась на ноги. Её лицо вспыхнуло румянцем, глаза заблестели. Она вскинула голову и выкрикнула во всё горло, с каким-то безумным надрывом:
— Я могу! Я сильная!
Женщина оказалась нашей учительницей по физике. Её голос ещё дрожал от напряжения, а глаза сверкали непонятной смесью восторга и решимости.
Вахтёр подхватил пафос её порыва:
— Давай, покажи всё то, что у тебя накопилось внутри. Отмсти ему, не держи в себе обиду и злость. Выплесни это наружу и избавься от всего, что тебя с ним связывает!
Он говорил быстро, словно читал заученную проповедь, и женщины вокруг отвечали ему одобрительным гулом.
После этого вахтёр внезапно схватил какую-то бутылку и стал брызгать из неё физичке в лицо водой — как будто поливая перед началом ритуала, чтобы вызвать у неё окончательное «преображение».
Вздохи, возгласы и шорохи одобрения заполнили зал. Некоторые женщины закрывали лицо руками, другие, наоборот, расправляли плечи и подставляли лица, чтобы хоть чуть влаги попало на них.
В голове мелькнула мысль о чудителях и шаманах, кто в девяностые обещал исцеление и чудеса по телефону. Казалось, подобные практики должны были остаться в прошлом, но нет. Передо мной разворачивалась современная версия ритуальной мессы.
Теперь главный вопрос — как вообще всё это понимать? Первое, что пришло в голову: вахтёр, старый хрыч, устроил в моём спортзале не просто кружок по интересам, а самую настоящую секту. И, судя по составу присутствующих, половина «прихожан» — это мои же коллеги из педагогического коллектива.
Ну и дела…
Секта в школе. Причём не где-то в заброшенном подвале или на квартире, а прямо в нашем спортзале, где днём проходят уроки физкультуры, а вечером, оказывается, проходят «духовные практики».
Если честно, такие темы у меня всегда вызывали стойкое раздражение, без примеси любопытства или иронии. Я видел, как подобные «просветлители» зарабатывают на доверчивости людей, играя на их боли, одиночестве и неуверенности. Этих торговцев счастьем я искренне презирал. И было за что.
Они под видом заботы о душе продают воздух. Людям, которые ищут опору, они вместо помощи подсовывают утешительный бред в блестящей упаковке. Мол, выпей этот настой, сходи на ритуал, повтори мантру — и все беды исчезнут.
Люди хватаются за это, как за спасательный круг, несут последние деньги, а потом оказываются там же, где и были — только беднее, но с новыми иллюзиями.
И вот теперь я стоял в своём же спортзале и наблюдал, как часть моих коллег, людей с высшим образованием, верящих в науку и воспитание, сидят на коленях и ловят каждое слово какого-то полубезумного вахтёра, брызгающего водой и кричащего о «внутреннем очищении».
Вахтёр, кстати, не сбавлял оборотов.
— Скажи, за что ты его ненавидишь, выплесни всё, что накопилось, — прошипел он. — Здесь он никуда не уйдёт, и никто об этом не узнает.
Учительница по физике разогревалась на глазах.
— Ты козёл, — вырвалось у неё, — я всем сердцем ненавижу тебя за всё, что я терпела: за то, что ты заставлял меня убирать разбросанные по квартире носки, за то, что ты никогда не доедал еду, за то, что ты не ставил посуду в раковину…
Голос её ломался, переходя в крик, и в каждой фразе слышалась не только обида, но и жестокая самоуверенность. Она уже не стыдилась своих обвинений.
— Выскажи, выскажи всё, что думаешь, — подбадривал вахтёр, — он должен понести за это ответственность и наказание!
Пока физичка бодрилась, я перевёл взгляд на Софу. Она сидела на коленях среди «сестёр по вере» и выглядела так, будто участвует в каком-то торжественном приёме. Нарядилась, судя по всему, во всё лучшее, что имелось в её гардеробе: блестящее платье, колье, туфли на каблуках. Увидеть её в этом виде среди участниц секты было… мягко говоря, сюрреалистично.
Вот оно, объяснение всех недавних «чудес» и почему никто в школе не трогал вахтёра. Почему его подпольный магазинчик под самым носом у администрации так и не прикрыли. Завуч — его «крыша». Точнее, не крыша, а одна из «посвящённых».
Всё становилось на свои места. Этот старый хмырь оказался куда хитрее, чем выглядел. Он не просто организовал секту, а встроил её прямо в структуру школы, превратив учреждение образования в свой личный кружок по эмоциональной дрессировке женщин.
А ведь я вспомнил, что Марина тоже в эту тему вляпалась… То, что Марина туда ходила, само по себе выглядело странно, но объяснимо — молодая, наивная, эмоциональная. Но завуч?..
Впрочем, дальше было больше.
Учительница по физике вдруг заплакала, слова застряли у неё в горле. Она покачала головой и, судя по всему, отказалась идти дальше.
Вахтёр не отступил, переместил фокус на аудиторию и скользнул взглядом по собравшимся.
— Кто готов отомстить здесь и сейчас? — прошипел он.
Все женщины смотрели в пол, а вот завуч подняла руку.
— Я готова! — выкрикнула она.
Женщины вокруг ответили шумом одобрения.
Соня встала с колен, сделала шаг вперёд и выкрикнула:
— Ненавижу!
— Давай смелее, ты сможешь, выкрикивай это ему в лицо, снимай с себя груз! Пусть он получит по заслугам! — подключился вахтёр.
Завуч, будто обезумевшая от накатившей на неё волны эмоций, начала выкрикивать свои обиды. Фразы сыпались одна за другой — бытовые претензии, мелкие унижения…
Но у меня тотчас сформулировался вопрос — а кому, чёрт возьми, это всё адресовано⁈
На мгновение, скользнув взглядом по центру круга, я отчётливо увидел на полу силуэт… Кто-то, какой-то мужик, лежал без сознания на полу спортзала у ног Миши.
Ну а кто это было, стало понятно, когда София выкрикнула имя трудовика…
— Я тебя ненавижу! — прорычала она.
Я приоткрыл дверь ещё, и вот тут мои худшие догадки обрели конкретную форму.
Посреди круга, у ног вахтёра, похоже, лежало бледное, безжизненное тело трудовика. В луже крови, которая медленно расползалась по полу.
Они его что, на хрен, замочить собрались⁈
Похоже, что да… этот старый хмырь вдруг протянул Соне нож….
Я не стал думать — думать было некогда. Когда завуч подняла нож и замахнулась, я рванулся вперёд, действуя на инерции и на том, что в таких случаях обычно работает лучше всего — скорость и решимость.
Мне удалось сократить дистанцию до мымры молниеносно. Последние метры я уже не бежал, а нырнул вперёд одним прыжком, чтобы сбить завуча до того, как лезвие вонзится в бессознательное тело.
Я подскочил к этой дуре с боку, схватил за запястье и в одно движение повернул руку так, чтобы лезвие прошло мимо и не попало в цель.
Нож выпал из её рук. Я тут же сориентировался и оттолкнул его подальше к стене, чтобы в дальнейшем видеть его и контролировать ситуацию, если кто-то захочет его взять.
— Ты что творишь, одумайся, — сказал я, сидя сверху на девчонке, — ты же его убьёшь, дура!
Завуч, кстати, не пыталась сопротивляться, а просто смотрела на меня вытаращенными глазами; такое впечатление, что она находилась в агонии и не понимала, что происходит и что она вообще творит.
Музыка, которая продолжала играть во время этого действия, наконец выключилась. В спортивном зале повисла кромешная тишина.
Я на секунду задумался: что будет, если вдруг эти бабы, руководимые вахтёром, решат пустить в расход меня вслед за трудовиком?
Вот блин — будет нелепая смерть. Такая даже в страшном сне не приснится: умереть, когда я вписался за этого идиота. И при этом сдохнуть сам от рук тех самых женщин, которых он обидел.
Да такое даже экранизировать можно; талантливый режиссёр, приложив старания, может какую-нибудь кинопремию за такую ленту получить.
Но, положа руку на сердце, прямо сейчас мне было совсем не весело, потому что я не понимал, чего ждать. Но, слава Богу, бросаться на меня, пытаться связывать или валить на пол никто не спешил.
Понимая, что завуч не собирается оказывать мне хоть какое-то сопротивление, я поднялся на ноги.
Следовало помочь трудовику, которому крепко досталось от этих обезумевших баб. Я понимал, что нужно срочно вызывать скорую, иначе шансов спасти его может не остаться. Всё-таки ножевые ранения штука коварная.
Поднявшись, я увидел, что весь пол вокруг трудовика был перепачкан в свежей крови — его крови.
Лежащее на полу тело даже не шевелилось и не подавало никаких признаков жизни.
Плохи дела, видимо.
Трудовик лежал лицом вниз.
Неужели всё… убили?
Дальше всё шло как в замедленной съёмке. Вахтёр взвизгнул и схватился за голову. Несколько женщин вскочили, заверещали.
— Скорую вызывайте, дуры, вы же человека убьёте, — заорал я.
Бабы с выпученными глазами просто наблюдали за происходящим. Тут же, блин, можно попасть и на заранее запланированное убийство по сговору, и тогда всем этим сектанткам дадут такие сроки, что в тюрьме и умрёшь…
Однако никто из них даже не пошевелился, чтобы позвонить и вызвать карету скорой помощи.
Я решил, что вызову скорую сразу после того, как окажу трудовику первую медицинскую помощь.
Подбежал к трудовику, опустился на колено рядом с ним, перевернул и… замер от неожиданности.
— Да какого хрена здесь происходит? — вырвалось у меня.