Дальше — больше.
Дверь машины вдруг распахнулась, и в тишине ночи раздался недовольный, с хрипотцой голос с акцентом.
— Вали на хрен! — недовольно заорал он.
Я сразу понял, что орёт тот самый тип, любитель натирать свою спортивную тачку тряпочкой.
Через мгновение из салона буквально вытолкнули мою ученицу. Я узнал её сразу — даже в полумраке.
Я нахмурился и рванул в сторону автомобиля, но дойти не успел. Следом за девчонкой из машины вылетели её сумка и куртка, упали на землю. Девчонка растерянно захлопала глазами, как будто не понимая, что происходит.
— Да что ты делаешь⁈ — закричала она, голос сорвался и перешёл на визг.
Хлопнула дверь — водитель резко захлопнул её, не собираясь больше разговаривать. Девчонка с трудом поднялась с асфальта, схватила сумку, замахнулась ею и попыталась ударить по машине, но промахнулась.
Похоже, водитель даже не заметил — только газанул изо всех сил. Колёса заскрежетали, визг резины разрезал тишину.
Машина сорвалась с места, обдав девчонку густым сизым дымом из выхлопной трубы. Как её зовут там, блин, ещё имя такое… точно, Милана!
Так вот, Милана так и осталась стоять посреди дороги, с раскинутыми руками, будто не веря, что всё произошло всерьёз.
— Да пошёл ты! — выкрикнула она вслед, показывая средний палец удаляющемуся автомобилю.
Жест получился отчаянным, но запоздалым. Машина уже сворачивала за угол, и свет фар погас за школьным забором. Судя по всему, её молодой человек был теперь уже официально бывшим молодым человеком. Хотя, если уж честно, не таким уж и «молодым».
Неприятно, конечно, получилось, но чего Милана ожидала? Когда малолетка связывается со взрослым, да ещё с таким типом, который на морду явно из тех, кто привык брать, пока дают, то финал предсказуем.
— Ненавижу… урод, обманщик! — продолжала цедить девчонка.
Она вытирала слёзы с лица и всматривалась в темноту, где уже давно не было ни фар, ни шума двигателя.
Я медленно подошёл к Милане сзади, стараясь не шуметь, чтобы не напугать. На земле валялась её куртка и сумка — я наклонился и поднял их. И то, и другое было перепачкано в грязи. Настолько, что только в химчистку отдавать…
— Привет, — сказал я негромко.
Вот не хотел её пугать, но всё равно Милана вздрогнула, резко обернулась и уставилась на меня, как на привидение. Глаза у неё сделались круглыми, как блюдца.
— Владимир Петрович⁈ А что вы… что вы тут делаете⁈ — спросила она растерянно, будто не верила, что это действительно я.
Ну, логично. Не каждый день увидишь своего учителя, стоящим посреди ночи у школы. Особенно после того, как тебя только что выкинул из машины какой-то тип.
Хотя, если честно, ровно тот же вопрос я мог задать и ей.
— Да так, — пожал я плечами, подавая Милане куртку и сумку. — Мы тут плюшками балуемся. Держи, обронила, наверное?
— Блин, теперь её не одеть, — пробормотала она, с досадой разглядывая куртку. — Вся грязная и мокрая…
Минуса, хоть и не было, но на улице был дубак — дыхание превращалось в пар. Милана вся дрожала, на ней из одежды была только тонкая майка с коротким рукавом. Ну и юбка, которая тоже промокла. Когда её выкинули из машины, она упала прямо в лужу.
Сейчас моя ученица стояла возле родной школы — худая, растерянная, дрожащая. Я понимал, что в таком виде долго не простоишь. Как минимум простуда обеспечена, если не воспаление лёгких.
Поэтому я не стал ничего объяснять — просто молча снял с себя свою куртку и протянул Милане.
— На, надевай.
— Владимир Петрович, а вы в чём будете? — попыталась она возразить.
Однако я пресёк её отказ одним взглядом.
— Не умрёт мужик без куртки, — отрезал я и помог Милане одеться, аккуратно подтянул ворот и застегнул молнию.
Куртка оказалась ей велика, но она сразу поёжилась и прижала края к себе. Только после этого, когда школьница хоть немного согрелась и перестала дрожать, я заговорил.
— Что случилось? — спросил я, смерив её взглядом.
— Ничего, — буркнула она раздражённо, не поднимая глаз.
Я задумался. Любовные дела всё-таки штука такая: если человек захочет, сам расскажет. А не захочет… то и бесполезно лезть. В конце концов, он её не ударил… Хотя, честно говоря, с таким отношением, когда тебя вышвыривают на улицу посреди ночи, до ударов там и правда недалеко.
Я промолчал. Не стал говорить, что видел всё сам. Пусть девчонка решит, рассказать или нет.
Но, видимо, судьбе было мало женских слёз за сегодняшний вечер. Милана всхлипнула, ноздри затрепетали, и через секунду она не выдержала. Её всхлип сорвался в рыдание. Она закрыла лицо ладонями и заплакала.
Ну и следом, сквозь слёзы, всё выдала, как на блюдечке.
— Владимир Петрович, представляете… — выдавила Милана сквозь всхлипы. — Он ведь меня замуж звал! Говорил, что свадьба будет в Италии уже следующим летом… А теперь вот выяснилось, что у него есть жена. И трое детей.
Она всхлипнула, прикрывая рот ладонью.
Я с трудом удержался, чтобы не усмехнуться… нет, смешно не было, просто сама ситуация была до боли знакома.
В общем-то, классика жанра. Мужику переваливает за сорок и подкрадывается кризис среднего возраста. Жена для него давно стала фоном, а он видит в зеркале морщины и лысину. Естественно, охреневает по полной программе.
Ну и идёт искать подтверждение, что ещё не старый и что по-прежнему может. Находит такую вот доверчивую девчонку — моложе, с огнём в глазах, с наивностью, которой ему давно не хватает дома.
Девчонка влюбляется, а потом, как обычно, оказывается, что у жениха есть семья, дети, ипотеки. Вот тогда от романтики остаётся только дым из выхлопной трубы, да шмотки в грязи.
И ведь каждый раз одно и то же, но каждый раз находятся те, кто ведётся.
Нет, в общем и целом, каждый живёт, как хочет, спору нет. Но тут важно одно — не переходить границы приличия. Хочешь налево — ради Бога, твоя жизнь, твои выборы. Только голову молодым девчонкам не пудри, не строй из себя рыцаря на белом коне. И уж точно не выкидывай их из машины посреди ночи, как ненужный багаж.
Да, времена нынче потише, чем были в девяностые, но всё равно. Если девчонка одна, да ещё в таком виде, ночью, у школы… ничего хорошего из этого не выйдет. Так или иначе найдётся тот, кто решит воспользоваться ситуацией.
Я скользнул по Милане взглядом. Нарядилась она, как водится, «для кавалера». Мини-юбка, хотя нет, скорее микроскопическая, в которой шаг сделать — уже подвиг. К тому же каждый шаг приходится придерживать рукой, чтобы юбка не задралась выше приличия.
Майка тоже тонкая, почти прозрачная, под курткой и без того было видно, что от холода ткань натянулась, грудь приподнялась, и выглядело всё это… скажем так, не для школьного двора.
Молодость, неопытность и вечное желание быть красивой для кого-то, кто того не стоит. Говорю же, классика жанра!
— Ясно всё, — наконец сказал я, глядя на Милану. — Будет тебе уроком на будущее. Считай, твой «молодой человек» преподал тебе хороший урок по жизни. Теперь только от тебя зависит — сделаешь ты из него выводы или опять наступишь на те же грабли.
— Владимир Петрович, — школьница демонстративно закатила глаза, — вы прямо как мой отец говорите. Можно без нотаций, пожалуйста?
— Можно, — пожал я плечами. — Мне, собственно, и нотации читать некогда.
Помолчали. Пар изо рта стелился между нами тонкими клубами.
— Ты далеко отсюда живёшь, красавица? — спросил я наконец.
— А что, хотите до дома проводить? — фыркнула она, глядя исподлобья, с вызовом.
Я усмехнулся про себя. Во даёт, дуреха, обиделась на одного, теперь злость ищет выход и срывается на другого.
Нет уж, девочка, со мной такие штуки не сработают.
— Да нет, — спокойно ответил я, — просто спрашиваю. Ночь всё-таки. Хочу вызвать тебе такси и отправить домой.
Я коротко пожал плечами, а потом добавил:
— Вообще-то я собирался сам тебя проводить. Но с таким тоном, как ты сейчас со мной разговариваешь, желания как-то нет. Называй адрес.
После этих слов боевой настрой Миланы испарился мгновенно. Плечи опустились, а глаза опять наполнились слезами.
— Я… я просто… я ведь верила ему, — выдохнула она. — Думала, что вот он — тот самый, единственный… что это судьба, понимаете? Я правда думала, что встретила человека, которого искала всю жизнь…
Голос сорвался, и она снова начала плакать. Слёзы текли по щекам, капали на мою куртку. Потом, ослабев, девчонка начала буквально сползать вниз, опускаясь прямо к земле, к той самой грязной луже.
Вот, конечно, даёт — «всю жизнь», это сколько в её случае?
— Эй, тихо-тихо… — сказал я, удерживая Милану за руку и не давая сесть в эту жижу.
Девчонка вся дрожала, как натянутая струна, а потом вдруг резко шагнула ко мне и прижалась щекой к моей груди. Я почувствовал, как сквозь ткань футболки пробиваются горячие слёзы, оставляя влажные пятна.
— Заканчивай, — шепнул я, аккуратно поглаживая её по спине. — Он явно не стоит твоих слёз.
— Владимир Петрович, он козёл! — выпалила Милана, подняв голову.
Её глаза горели злостью и обидой.
— Козёл, — согласился я. — Тут я даже спорить не буду.
Милана всхлипнула, утерла нос рукавом… и дальше, будто прорвало плотину, она начала говорить всё подряд.
Выяснилось, что этот её «не очень молодой человек» уже давно намекал, что хочет «уединиться», подальше от всех. Настоял, чтобы они встретились у неё дома, когда никого не будет. Девчонка, дура малая, дождалась, пока родители уехали — точнее, как ей казалось, уехали. А потом оказалось, что не уехали.
Вся её «романтическая ночь» сорвалась, а тот тип, видимо, не привык к отказам. Вспылил, наговорил гадостей и выкинул её из машины, как ненужную вещь.
Я слушал, и где-то глубоко внутри закипало раздражение. Хотелось верить, что дальше по «взрослой программе» у них ещё ничего не было, что Милана не успела окончательно вляпаться в эту историю.
Хотелось — но, глядя на неё, я понимал, что шансов на это немного.
Как бы то ни было, ситуация стала яснее. Этот тип, судя по всему, кроме своей машины, которую вылизывал до блеска, ничего в жизни не имел. Ни нормального жилья, ни ответственности, ни даже элементарного понимания, как с людьми обращаться.
И ведь, выходит, повезло ей — по-своему. Он, видимо, оказался ещё и жадным. Не потащил в гостиницу, не снял квартиру «на ночь любви». Хотя, блин, в это время таких съёмных вариантов — хоть отбавляй.
Так что, если взглянуть под правильным углом, Милана просто избежала беды.
— Наоборот, радоваться тебе надо, что ничего с ним не получилось, — сказал я.
Пусть воспринимает как хочет, но лучше сейчас девчонке будет больно и горько, чем потом… грязно и поздно.
Но вместо того чтобы успокоиться, девчонка вдруг разрыдалась ещё сильнее. Слёзы катились крупными каплями, она захлёбывалась всхлипами и, наконец, сквозь них выдавила:
— Владимир Петрович… вы же понимаете, я ему доверилась… Я даже с родителями из-за него поссорилась. А теперь… теперь мне просто некуда идти.
— Почему некуда? — спросил я, нахмурившись.
— Потому что отец выгнал меня из дома, — призналась Милана.
Ясно…
Дальше, с её слов, всё сложилось в понятную картину. Её отец, как оказалось, давно догадывался о её «романе» с этим типом, но терпел, пока не узнал точно. Когда узнал — выгнал дочь, не разбираясь, без разговоров.
На первый взгляд это жестоко. Но, если честно, я понимал мужчину.
Правильно поступил.
Иногда именно так и надо — жёстко, чтобы дошло. Иначе малолетка не поймёт.
— Так что мне теперь некуда идти… — снова всхлипнула она.
Ситуация была, конечно, неприятная, но не катастрофа. Бывает, что тут скажешь — девчонка оступилась, отец вспылил, ну и выгнал сгоряча.
Позлится пару дней, остынет, потом всё равно пустит её обратно — куда он денется. Да и в целом, Милана ведь не первая и не последняя, кто через такое проходит. У всех свои «уроки взрослой жизни», и каждый спотыкается по-своему.
— Ладно, — сказал я после короткой паузы. — Давай я тебя до дома провожу. Поговорю с твоим отцом, объясню всё спокойно. Думаю, он остынет — и всё будет хорошо.
— Нет! — отрезала она резко, даже шаг назад сделала. — Я домой не пойду. Не хочу! Не хочу признавать себя дурой. Не хочу признавать, что мой отец был прав.
— Но он ведь был прав, — вскинул я бровь.
— Может, и был, — буркнула Милана, упрямо вытирая слёзы. — Но домой я всё равно не пойду.
Она постояла молча, потом вдруг опустила взгляд и начала расстёгивать молнию на куртке. Пальцы дрожали, но решимость в движениях читалась.
— Владимир Петрович, извините… — прошептала Милана, глядя куда-то в сторону. — Не хочу вам забивать голову своими проблемами. Я сейчас отдам вам куртку… и дальше сама разберусь, что делать.
Я не стал ей мешать, просто стоял, наблюдая, как она неуклюже стягивает рукава. Куртка почти сползла с плеч, когда я спросил:
— И куда ты, интересно, собралась идти?
— Не знаю, — призналась школьница. — Вы знаете, я сама себя ненавижу. За то, что поверила ему. За то, что вообще всё это началось.
— Ну, иди, — сухо сказал я. — Я тебя не держу. Раз тебе моя помощь не нужна — дорога свободна.
Милана замерла, сжимая куртку в руках, не решаясь ни надеть обратно, ни уйти.
Холод снова взял своё: кожа на её руках покрылась мурашками. Вся её храбрость, обида и показная взрослость — всё это уходило, испаряясь вместе с теплом.
— Ну и чего стоишь? — спросил я, глядя, как она мнётся. — Почему не идёшь?
Милана молчала несколько секунд, потом выдохнула и, не поднимая взгляда, сказала:
— Потому что мне идти некуда, Владимир Петрович. Я… телефон разбила, когда мы ругались. Теперь даже подружкам не позвонить, да и они, наверное, давно спят. Родители меня не пустят на порог.
— Ясно, — коротко сказал я. — Тогда одевай куртку. Пойдёшь со мной.
— Куда? — насторожилась она.
— Ко мне, — спокойно ответил я. — Побудешь у меня до утра, а завтра позвоним твоему отцу. Пусть приедет, заберёт тебя сам. В гостиницу тебя в таком виде всё равно не пустят.
Я сказал это без тени иронии. Девчонка действительно выглядела так, будто её вытащили из кювета. Юбка вся в грязи, колготки в разводах, волосы спутаны, а лицо заплаканное. Даже если бы я хотел отпустить её одну, совесть бы не позволила.
— Пойдём, — повторил я, делая шаг вперёд и кивком указывая направление. — Пойдём, пока совсем не замёрзла.
— А я вам… не помешаю, Владимир Петрович? — спросила она, глядя снизу вверх.
— Помешаешь, — подтвердил я. — Но если тебя это смущает — можешь, конечно, остаться на улице. Правда, я бы тебе этого не рекомендовал.
Она кивнула, покорно надела куртку, молча застегнулась и пошла рядом, стараясь не смотреть в мою сторону.
— Слушай, чтобы потом не было глупых мыслей, — сказал я, — живу я не один. С одной барышней, но у нас разные комнаты. Так что проблем не будет.
— Владимир Петрович… спасибо вам большое, — шепнула она после паузы. — Правда, я не знаю, как вас теперь за это благодарить.
— На здоровье, — отмахнулся я. — А если хочешь меня отблагодарить — будь добра, больше не связывайся с такими идиотами. И не пускай их в свою жизнь.
Она коротко кивнула.
Пешком идти, конечно, было уже не вариант. В таком виде девчонка могла простудиться за пять минут. Мокрая, грязная, вся дрожит, губы посинели. Пришлось менять план на ходу.
Мы вернулись к стоянке. Я открыл багажник, вытащил старую тряпку и постелил её на заднее сиденье, чтобы не загадить салон. Девчонка всё ещё шмыгала носом, зябко поёживаясь, пока я открывал ей дверь.
— Залезай, — кивнул я.
Милана послушно села, тихо прикрыла за собой дверь и сразу вжалась в сиденье. Я включил печку, выкрутил её на полные обороты. Воздух зашумел, по салону поползло первое тепло. Девчонка потянула рукава куртки, спрятала руки внутрь и наконец перестала дрожать.
Я глубоко вдохнул, включил фары и аккуратно выехал со школьного двора. Ночь была тёмная, дорога пустая. Покой нам, как водится, только снился.