Физрук: на своей волне 4

Глава 3

Выглядело всё так, будто хозяин «Нивы» был не слишком рад моему появлению. С первого взгляда чувствовалось напряжение. И звонил он сейчас явно не для того, чтобы узнать, как дела у жены или поужинали ли дети.

— В общем, Владимир Петрович, — продолжил Кирилл, — мы ему попытались объяснить, что вы вот-вот приедете, и нам тоже понадобится эстакада. Что мы, так-то, его пропустили вперёд в очереди, а теперь, когда вы подъедете, хотим просто занять своё место.

Он замолчал и переглянулся с остальными пацанами. Видно было, что решает — говорить ли дальше или замять историю. Я не торопил пацана, просто ждал.

Наконец Кирилл решился. Вздохнул, потёр ладонью лицо.

— Короче, Владимир Петрович… этот мужик нас, похоже, не так понял.

— В смысле? — уточнил я.

— Ну… — протянул Кирилл, заметно нервничая. — Он забрал у нас инструмент. И сказал, что не отдаст его, пока не приедет кто-то из взрослых.

Я помолчал, обдумывая сказанное. Сразу же внутри щёлкнуло то самое чувство, которое редко подводит. Интуиция. Она сигнализировала чётко, что здесь что-то не сходится.

Не то чтобы пацаны мне врали. Нет… Но они явно что-то недоговаривают. Мужик ведь не просто так полез бы в чужой инструмент. А тем более не стал бы отбирать его без причины. Значит, что-то было до этого.

Я перевёл взгляд на остальных. Те стояли молча, головы опущены, глаза бегают. У всех был один и тот же вид — вроде и виноваты, но надеются, что я сам всё разрулю без лишних расспросов.

Ну да, понятно. Пацаны у меня не ангелочки. Могли что-то ляпнуть, подколоть, посмеяться. А мужик, похоже, оказался не из тех, кто спокойно реагирует на такие моменты.

— Так, пацаны, вы мне как есть говорите, что дальше произошло, — строго сказал я, пробежал взглядом по каждому.

Молчание затянулось на секунду-другую, потом слово взял Гена.

— Владимир Петрович, просто я ему сказал… — он тяжело вздохнул.

— Говори уже, чтобы я в курсе был, — подтолкнул я.

Гена собрался с духом.

— В общем, Владимир Петрович, я ему сказал, что когда вы приедете, то вы ему жопу порвёте.

Сказав, Гена сразу же опустил глаза в землю, побледнел. Пацан понимал, что поступил нехорошо. Это было видно по тому, как он сжал кулаки. Он, походу, боялся, что я начну его отчитывать на виду у всех.

Но нет, отчитывать его прилюдно я, естественно, не собирался. Не мой стиль. В этом плане я придерживался совсем других принципов. Все разборы полётов устраиваются потом, наедине, когда эмоции улягутся и разговор можно вести спокойно.

Сейчас же был момент, когда пацану нужна была не нотация, а поддержка. Да, Гена поступил глупо. Сказал сгоряча, не подумав, но пацан он не злой. Скорее всего, просто вспылил, хотел показать, что за ним есть кто-то старший, кто может за него постоять. И оставлять его одного в этой ситуации я не собирался.

Свои — это свои. Их поддерживаешь до конца, независимо от обстоятельств. А потом, когда всё закончится, надо объяснить, где Генчик неправ и почему.

— Услышал, — наконец сказал я. — Сейчас что-нибудь придумаю…

— Чё мы теперь делать будем, Владимир Петрович, мочить козла? — выпалили пацаны в один голос.

Я видел, как у них глаза горели. В головах у них был только один вариант — физическое решение вопросов. Парни, которые уже видели меня в деле, похоже, ждали от меня не слов, а действия в их понимании. Потому и включили режим «вот-так-всех-решаем».

— Вы не правы, — заверил я. — Бить его сейчас — не решение. Он один против всех нас. Некрасиво мужика толпой гасить, согласны?

Пацаны не ответили.

— Слушайте, — объяснил я, — мы разберёмся так: я подойду, поговорю с ним. Если он полезет на конфликт, то… — я коротко пожал плечами. — Но я не начну драку просто потому что. Я не хочу, чтобы у вас в голове закрепилось, что проблемы надо решать только дракой. Поверьте моему опыту, это тупик.

Я дал пацанам небольшую паузу, чтобы мысль усвоилась.

— Всё-таки в основе всего диалог, — продолжил я. — Но если разговор не идёт и нет другого выхода, то тогда да, приходится действовать физически. Но, — я поднял палец, — это крайний вариант, не по умолчанию.

Я хотел показать пацанам на своём примере, как поступать в подобных случаях. Сначала надо пробовать решить конфликт словами, ну а потом уже по обстоятельствам. Хотелось, чтобы они понимали разницу между умением постоять за себя и вхождением в маргинальную тупую драку.

— Так что, пацаны, нет, мочить мы никого не будем — «мочилка» у вас ещё не выросла, — заключил я.

Кирилл хмуро молчал, но в глазах у него горела та же готовность. Я знал, что одним словом их не остановишь, нужна простая и понятная инструкция.

— Слушайте план ещё раз и чётко, — сказал я, разложив по шагам: — я подхожу первым, вежливо прошу вернуть инструмент. А вы ждёте меня здесь, не лезете, не кричите и не дёргаетесь. Уяснили, молодёжь?

Кивнули все.

— А если он начнёт вас бить? — робко спросил Миша.

— Тогда буду защищаться, — пояснил я.

Я посмотрел на мужика с «Нивой». Он стоял с телефоном в руке, наблюдал. В его позе не было открытой агрессии, но и расслабленным он не выглядел. Значит, шанс договориться есть.

— Так он на нас по-борзому гонит, и что, мы должны с этим мириться? Почему он позволяет себе такое и мы должны с ним считаться? — выпалил Гена, наконец не сдержавшись.

Я внимательно посмотрел на пацана.

— А ты не допускаешь, Гена, что вы просто друг друга не так поняли? — уточнил я.

Он хотел было снова возразить, но я не отводил взгляд, сузил глаза. Гена тут же оставил попытки возражать.

— Нет, Гена, — продолжил я уже мягче, — всегда нужно давать людям шанс. Тогда и жить будет проще.

Я обернулся на мужика у «Нивы». Видно было, что он упрям и не склонен первым идти на примирение. Ладно. Надо было пойти к нему и выяснить всё. Есть ли у него серьёзные вопросы к моим пацанам или всё это обычная бытовая шняга, которую можно решить словами.

— Ладно, пацаны, ждите здесь, — сказал я. — Я сейчас всё порешаю.

— Вы, если что, свистните, Владимир Петрович, — сказал с серьёзным видом Кирилл. — Не все ведь люди понятливые, но вы и сами знаете…

— Знаем.

Я развернулся и пошёл прямо к мужику. Тот, заметив, что я направляюсь к нему, заметно напрягся. Я и сам прекрасно понимал, что пацаны, скорее всего, рассказали мне далеко не всё, что здесь произошло.

Но ничего, сейчас узнаю всё напрямую, без посредников. Лучше один разговор с человеком, чем десять пересказов через третьих лиц.

— Слышь, мужик, здорова, — спокойно начал я, подходя ближе.

Я специально шёл максимально расслабленно, без резких движений, чтобы не провоцировать его на конфликт. Однако провоцировать агрессию тут, похоже, было не нужно.

Она уже была. Хозяин «Нивы» посмотрел на меня хмуро, в упор, в глазах у него была явная агрессия. Я сразу заметил, как он слегка развернул корпус и поставил ногу вперёд. Так-то это классическая позиция для драки…

— Дружище, — продолжил я, всё-таки решил сразу не сдаваться, — знаю, что у тебя с моими ребятами какие-то непонятки вышли. Давай по-человечески: в чём суть конфликта, можешь обрисовать?

Но, увы и ах… по выражению лица мужика я быстро понял, что диалога он явно не ждал и не особо хотел. Очень похоже, что хозяин «Нивы» из тех, кто заранее всё решил: «Я прав — и точка».

Я держал дистанцию примерно два метра, чтобы в случае чего успеть среагировать, если он на меня рванёт. Однако позицию держал максимально нейтрально — руки свободно опущены, глаза не отводил. Такие вещи тоже читаются мгновенно.

Мужик, кстати, был крепкий, широкий в плечах, лет под сорок пять. По нему было видно, что он не первый раз готовится решать вопросы через силу. И, похоже, перспектива того, что за моей спиной стоит группа подростков, его не пугала вообще. Наоборот, словно подзадоривала.

И отвечать на мой вопрос мужик не собирался вовсе. Стоял, сверлил меня взглядом, будто хотел показать, что диалог ему до лампочки. Гордыня? Или просто характер такой… Хрен его знает, чего он там себе придумал.

Но уже через пару секунд стало ясно, на что он рассчитывал. Из-за поворота, визжа колёсами, на площадку под эстакаду влетели сразу две «Нивы». Обе — точно с такими же грязевыми колёсами, как у меня стояли на джипе. Фары выхватили меня и мужика из темноты.

Две машины встали зеркально — одна по левую, другая по правую руку от меня. Тормозили резко, с визгом, оставляя на асфальте жирные чёрные полосы.

Всё было очевидно. Это были его дружки… наверняка те самые, кому хозяин «Нивы» звонил минутой раньше. Звонил не маме, не жене и даже не соседу по лестничной клетке. Нет, он вызывал подмогу. И теперь эта подмога приехала.

А судя по всему, эти подъехавшие мужики явно не жили в паре километров отсюда. Значит, товарищ заранее ждал подкрепления и, видимо, при помощи этого подкрепления собирался ломать моих пацанов. Вот только я хотел показать ребятам, что конфликт можно решать и без физики… М-да, теперь моё утверждение врезалось лбом в реальность.

Очевидно, что, имея численное преимущество, эти люди простым и понятным языком собирались навешать нам люлей. И устроить показательное наказание, чтобы в следующий раз неповадно было.

Мужиков действительно было больше, они были покрепче моих школьников. Но и я не раз попадал в жёсткие ситуации и всегда выходил победителем.

Мужичок дождался, пока его братки вылезут из машин. Тут же посмотрел на меня своим перекошенным от гнева лицом, ноздри раздулись.

— Слышь ты, переговорщик недоделанный, а это кому ты здесь жопу собрался рвать? — прорычал он. — За базар гнилой свой отвечаешь?

Вон, значит, как заговорили… ясно.

— А ты, что ли, с меня спросить хочешь? — вскинул бровь я. — Даже в ситуации не разобравшись?

Говорил я это не потому, что верил в возможность договориться. Уже нет, мне просто нужно было выиграть секунду-другую, чтобы прикинуть расстановку сил. Разговор тут уже был не о том, кто прав. Нет. Они приехали явно за тем, чтобы показать силу.

Я посмотрел по очереди на каждого из этой группы поддержки. Нужно было понять главное: кто из них первый рыпнется. У каждого из них в руках что-то было — молоток, лом…

Мои пацаны уже готовы были кинуться в драку, но я вскинул руку — остановил их, чтобы не лезли раньше времени.

— Мужики, — сухо предложил я, — я не хочу этого. Давайте сначала спокойно разберёмся. Вы отдаёте инструмент — и мы бьём расход.

Мужики молчали. Один из них сжал молоток так, что жилки на руке вздулись. Ситуация висела на волоске. Но к моему удивлению, мужики не кинулись мгновенно в драку. Возможно, ждали сигнала от своего главного. Он, кстати, заговорил, показывая, кто среди них основной.

— Что за расклад, что тут произошло? — спросил он, оставляя призрачный шанс на конструктивный диалог.

Я уже собрался прояснить ситуацию, как взгляд скользнул по говорящему. И в ту же секунду у меня от удивления полезли глаза на лоб. Я не смог скрыть эмоций, они просочились в выражении лица.

Ни хрена себе какие люди!

Мишу я узнал сразу. Просто не мог не узнать. Он был моим давним знакомым — одним из тех парней, кто когда-то ходил в мой зал. Именно ради таких простых пацанов, ради их будущего, я тогда жил и действовал. И именно ради них я когда-то подорвал на гранате Бармалея, чтобы не дать поломать своим близким жизни.

Годы взяли своё, и всё же, глядя на Мишу, я поймал странное ощущение… передо мной будто стоял тот самый пацан со двора! Словно и не прошло тех тридцати лет между «тогда» и «сейчас». Это было необычно…

Но Мишка изменился — это очевидно. Если тогда ему было семнадцать или восемнадцать, то теперь передо мной был взрослый мужик. Почти весь в седине, с лицом, отточенным годами. Но в глазах у него остался тот же блеск, что и раньше. Тот самый блеск, который и тогда выдавал в нём живого, несломленного человека.

Миша, разумеется, меня не узнал. И не мог узнать — всё-таки тело было другим, лицо чужим, возраст тоже был другой. Но глаза… да, глаза у меня были те же. Я ещё в первый день, когда увидел себя в зеркале, отметил это — взгляд остался моим и не изменился.

И, кажется, именно это почувствовал Миша. Он посмотрел мне в глаза и вздрогнул. На миг в его глазах словно мелькнула догадка. Не могу сказать, что он помнил мой взгляд — тридцать лет, всё-таки, срок.

Но он помнил то чувство, ту внутреннюю волну, что когда-то испытывал под моим взглядом. И этого оказалось достаточно, чтобы в нём что-то ёкнуло.

— Миша, — вырвалось у меня само из глубины памяти.

Миша нахмурился. Он напряжённо посмотрел на меня, будто пытаясь вспомнить, где и когда уже слышал этот голос, пусть и в ином тембре, и видел этот взгляд — пусть и в другом лице.

— Слышь, Арматура, да что ты с ним ещё базаришь! — встрял тот мужичок, с которым у моих пацанов произошёл конфликт. — Тут базарить даже не о чем, я же тебе по телефону ещё сказал, что этот фрукт мне собирался жопу розочкой сделать.

Ему правда хотелось подраться — это читалось в каждом его движении. Но тут важный момент: если бы он реально был «силой», то не стал бы ждать, пока приедет хоровод с подмогой и создаст численное преимущество. Сильный решает сам. Так что этот мужик — не совсем тот, за кого себя выдаёт.

Он шагнул ко мне, уже занося руку для удара, но ударить не успел. Миша, которого звали здесь Арматурой, молниеносно перехватил его запястье.

— Погоди, Копчёный, — отрезал он.

Копчёный, значит… ну, неприятно познакомиться, урод. Копчёный замер, было видно, что он явно привык слушаться Мишу и не спорил, хотя в его глазах всё ещё плясало раздражение.

Миша перевёл взгляд на меня.

— Паренёк… — сказал он, чуть прищурившись. — А откуда ты меня знаешь?

Эх, сказать бы ему, что я никакой не паренёк, что я… это я! Тот самый человек, под чьим взглядом он когда-то стоял семнадцатилетним пацаном в зале. Но нельзя ведь!

В ответ пришлось лепить первое, что пришло в голову:

— А я тебя на фотографиях видел… в архивах у отца. Там, где старые снимки, — сказал я, делая вид, что вспоминаю. — Вот и узнал сразу.

Сказать, что Миша удивился, — это ничего не сказать. Его брови медленно поползли вверх, глаза расширились, а на лице отразилось неподдельное изумление. Он явно не ожидал такого поворота.

— Ты про что говоришь, пацан? — выдавил он, и в голосе послышалась хрипотца, словно в горле пересохло. — Кто твой отец? Мы с ним знакомы?

Он вглядывался в меня пристально, изучающе. Но, разумеется, ничего не находил. Как бы он ни щурился, как бы ни напрягал память — перед ним стоял чужой парень. И всё же… что-то в моём взгляде, в интонации, в сдержанной уверенности не давало ему покоя.

Я же понимал, что если уж выбрал эту линию, то отступать нельзя. Поэтому, не моргнув, ответил:

— Я сын… — и я назвал своё настоящее имя и ту погремуху, по которой он меня знал в прошлой жизни.

Миша аж чуть дёрнулся, будто от удара.

— У матери остались фотографии тех лет, — добавил я. — Она хранила их всю жизнь.

Миша слушал молча, не перебивая. Чем дольше я говорил, тем сильнее хмурилось его лицо. Он словно пытался собрать воедино разрозненные куски мозаики, но картинка никак не складывалась.

Когда я закончил, он просто стоял, глядя на меня всё так же пристально. В его глазах читалось явное ошеломление. Да, теперь он был поражён куда сильнее, чем тогда, когда я сказал, что видел его на старых фотографиях.

И это было неудивительно. Ведь никакого «сына» у меня, естественно, никогда не существовало. Но уж если я эту легенду озвучил… теперь нужно было держаться её до конца.

Отступить теперь значило поставить под сомнение всё, что я успел наговорить, а этого допустить было нельзя.