Конечно, искать завуча посреди школы оказалось то ещё испытание. Здание огромное, коридоры длинные, свет нигде не горит. А ещё и тишина такая, что даже собственные шаги звучат слишком громко. Тут либо точно знаешь, где искать человека, либо до утра будешь бродить по этажам и всё равно не найдёшь.
Вообще, девчата, конечно, дают… Завтра обычный учебный день ведь! А они, вместо того чтобы домой пораньше, собрались посреди ночи в спортзале, устроили какой-то психотренинг. И ведь не выглядело, что собираются расходиться.
Я шёл по коридору и вдруг уловил тихие всхлипывания — откуда-то из конца. Судя по звуку, плакала Соня. Ну да, кто ж ещё.
Я пошёл на звук, не торопясь, шаг за шагом, чтобы не спалить своё появление раньше времени. С каждым метром рыдания становились отчётливее.
Когда я дошёл до конца коридора, то увидел Соню. Она сидела на широком подоконнике, обхватив колени руками, уткнувшись лицом в коленные чашечки. Плечи вздрагивали, слёзы текли без остановки.
Терпеть не могу женские слёзы. На меня это, как ни крути, действует безотказно. Отличное средство манипуляции, работающее на раз-два. Но сейчас я понимал, что лезть к ней сразу — ошибка. Надо дать человеку выплакаться, чтобы потом можно было говорить спокойно и без истерики.
Я остановился в нескольких шагах, прислонился плечом к стене и просто ждал.
Соня плакала навзрыд, будто из неё вырвали что-то живое. Косметика размазалась по щекам, тушь стекала чёрными дорожками, а она всё равно не вытирала лицо. Ну конечно, чтобы в моменте было побольше драмы. Девчонка только всхлипывала и упрямо глотала воздух.
— Ну почему так всегда… чем я это всё заслужила?.. — пробормотала она сквозь слёзы.
Занятно, конечно: вот так, бывает, ломаются даже самые сильные люди. Те, кто до последнего держится, делает вид, что им всё по плечу. Ну а потом в один момент… бац! И всё выливается наружу.
Я вздохнул и оттолкнулся от стены. Всё-таки надо было обозначить девчонке своё присутствие. Не прятаться же, как школьник, за углом. Может, хоть немного удастся её успокоить.
Соня, конечно, барышня хитрая. Могла и слышать мои шаги, и краем глаза заметить, что я здесь. Но если так, завуч сделала вид, будто не видит меня. Она продолжала рыдать, закрывшись ладонями.
Я подошёл ближе, почти вплотную.
— Может, хватит сопли на кулак наматывать? — предложил я.
Никогда не умел и не понимал, как надо успокаивать женщину. То ли прижать к себе, то ли просто помолчать рядом… времена раньше были такие, что как-то не до сентиментальностей.
Соня вздрогнула, медленно подняла голову. Глаза красные, распухшие, слёзы блестели по щекам, отражаясь в лунном свете. Но даже в таком виде в ней оставалась какая-то упрямая внутренняя сила.
Я не успел ничего добавить, как она вдруг вскочила с подоконника и метнулась в обход меня…
Чёрт его знает, может, завуч не хотела, чтобы я видел её в таком виде. Вон как рванула — только пятки сверкнули.
Впрочем, отпускать я её не собирался. Как только завуч вскочила с подоконника, я ловко перехватил её за руку, удержал, не давая убежать.
— Ну и куда собралась? — спросил я.
Соня пыталась вырваться, но зря — ничего не вышло.
— Нет, дорогая, ты никуда не пойдёшь, пока мы не поговорим, — сразу обозначил я свою позицию.
Она уставилась на меня, в глазах мелькнуло знакомое пламя:
— Владимир, если ты меня сейчас не отпустишь, я тебя укушу! — прошипела она.
— Валяй, кусай сколько влезет, только сразу предупреждаю — я невкусный, — я коротко пожал плечами.
Соня не церемонилась: схватила мою руку и вцепилась зубами в мою кисть. Крепко, так что я аж зубы стиснул от боли. Да и кусала она явно так, чтобы сделать побольнее. Я же сжал пальцы, не отпускал её. Ну и, естественно, ни на грамм не показывал, что мне больно.
Наконец она разомкнула челюсть и отпустила мою руку.
— Больно, вообще-то, София Михайловна, — спокойно констатировал я.
Завуч уставилась на меня обиженно, видно было, что ей не понравилось — ни то, что укус не произвёл на меня нужного эффекта, ни то, что я не дал ей уйти. На моей кисти чётко остался след от её зубов.
— Сонь, повторю: пока мы не поговорим, я тебя никуда не отпущу, — повторил я. — Поэтому заканчивай вот это всё.
— Чего тебе от меня надо, Владимир? — прошипела она и со злостью добавила, почти выкрикнув: — Да ты ведь и так мне всё уже испортил своим вмешательством! Всё, что только мог!
— И что же я тебе испортил? — я вскинул бровь.
На самом деле я искренне не понимал, что именно я испортил. Не дал Соне потыкать ножом в манекен, одетый в одежду трудовика и вымазанный томатным соком? Ну блин, простите-извините, но это, скорее, можно расценивать как помощь, а не вред.
— Ты правда не понимаешь? — Она снова уставилась на меня с обидой, почти с отчаянием.
— Правда, — сказал я. — Не понимаю, так что не откажусь услышать объяснение.
Соня внимательно посмотрела на меня. Плакать завуч уже практически перестала — можно сказать, минимальная задача выполнена.
Вообще, за эти два дня Соня словно кардинально изменилась. Как минимум, это было непривычно. И, честно сказать, эта новая, какая-то другая завуч мне нравилась гораздо больше.
Я аккуратно взял её за плечи, посмотрел в глаза, а затем, подхватив подмышки, усадил на подоконник.
— Рассказывай, — улыбнулся я. — Что я такого натворил, чего сам и не в курсе?
Соня опустила глаза и, не смотря на меня, начала говорить.
— Ты понимаешь, я очень долго решалась на это, — призналась она. — Чтобы вот так выступить на этом тренинге. И решилась только после того, как узнала, что трудовик меня обманывает.
Она вздохнула, поёжилась, собираясь с мыслями.
— Понимаешь, мне эта ситуация как глаза открыла, — продолжила завуч. — Я поняла, что у меня есть очень много непроработанных вещей, которые мешают мне строить отношения.
Я слушал внимательно, не перебивал, хотя внутри всё время цеплялся за одну простую мысль. Это ведь трудовик её обманывал, водил за нос, так? Так… а она сейчас, с выпученными глазами, рассказывает, что виновата сама, что это у неё «непроработанные вещи».
Я, может, не психолог, но кое-что в жизни видел. В моё время, например, если мужик косячил и ходил налево, вопрос решался просто. Мужик дарил своей женщине шубы, кольца. А тут выходит — накосячил мужик, а виновата баба, потому что, видите ли, не проработала свои обиды.
Спору нет, философия удобная. Особенно для мужика. Вот только, как по мне, к действительности такая философия отношения не имеет вообще никакого.
Всё же просто — мужик либо кобель, либо нет. Если нет, то и не пойдёт на сторону. Никакие «непроработанные травмы» его к этому не подтолкнут. А если полез, а своя баба ещё и скажет, что сама виновата… Хм, с таким «одобрением» он и на следующую залезет, уверенный, что ему всё сойдёт с рук.
Однако вслух я этого Соне говорить не стал. Пусть выговорится. Иногда человеку это нужнее, чем логика.
— А теперь вся эта моя подготовка пошла, получается, на смарку, — прошептала она. — И я больше никогда не смогу избавиться от своих психологических проблем.
Завуч перевела дыхание, голос дрогнул.
— Понимаешь, теперь это будет тянуться у меня из одних отношений в другие. У меня был отличный шанс проработать то, что со мной не так, но я этого не сделала…
С этими словами Соня закончила говорить.
Я внимательно выслушал девчонку. Дал ей договорить до конца. Потом подошёл ближе и, коснувшись рукой её подбородка, приподнял её голову, чтобы посмотреть завучу в глаза. Она подняла голову и наконец посмотрела на меня. Глаза у неё были красные, усталые, всё ещё полные слёз.
— Дура ты. Красивая баба, умная, но дура. Просто себя не ценишь. Нет у тебя никаких проблем — просто мужики тебе попадались не мужики, а говно. И от того, что ты будешь тыкать ножом в манекен, ничего не изменится. Просто хотя бы потому, что менять тебе, Соня, нечего.
Она молчала. Руку мою, которой я взял её за подбородок, не убрала. Всё так же смотрела прямо в меня, будто загипнотизированная.
— А вы что думаете, Владимир, — шепнула она, снова перейдя на «вы», как будто сработала защитная реакция, — я… могу другим мужчинам нравиться?
В её голосе слышалась надежда, такая хрупкая, что только тронь и она рассыплется.
Блин, ну совсем раскисла девчонка. Это никуда не годится. Нельзя, чтобы женщина, особенно такая, падала духом до нуля. Значит, раз вахтёр там свои «психологические практики» проводит, я тоже сейчас устрою свою терапию, только без манекена и томатного сока.
— Я думаю, ты не только можешь им нравиться, а уже нравишься, — сказал я, глядя ей в глаза.
— Но… — начала она было, однако я не дал ей договорить.
Медленно поднял руку и лёгким движением коснулся пальцем её губ.
— Тише, Сонь, — шепнул я. — Ты действительно великолепная женщина. И любой нормальный мужчина захотел бы быть рядом с такой, как ты.
Я убрал палец, чуть отстранившись, и добавил:
— Поэтому не выдумывай и не мучай себя зря.
Соня какое-то время продолжала смотреть на меня, будто пыталась решить, правда ли я это сказал или просто её утешаю. Потом слегка прищурилась и с едва заметной улыбкой спросила:
— А ты тоже хотел бы?
Блин… ловко, конечно, вывернула.
— Да и я тоже, — заверил я.
Соня замерла на мгновение, будто не поверила услышанному, а потом резко подалась ко мне вперёд. Наши лица оказались совсем рядом, дыхание смешалось. И прежде чем я успел хоть что-то сказать, она поцеловала меня — быстро, взахлёб. И с отчаянием человека, слишком долго сдерживавшего себя.
— Спасибо, — прошептала она, едва отстранившись.
— Пожалуйста, — ответил я и сам потянулся к ней, на этот раз не раздумывая.
Поцелуй вышел долгим. Я обнял её, притянул к себе, поднял и усадил обратно на подоконник, чувствуя, как под пальцами дрожат её плечи.
Если честно, понимал — не дело. Всё-таки школа, пусть и ночь, но место-то не то. Коридор, окна до пола, и прямо напротив — кабинет биологии. Символично, конечно: от биологии до анатомии один шаг, и мы, похоже, его сделали.
Я уже собирался сказать что-то вроде «пора остановиться», но тут послышался лёгкий цокот каблуков где-то в глубине коридора. Не сразу понял, что это и откуда. Да и, честно говоря, внимания не обратил — не до того было.
Понял только, когда за спиной раздался короткий вскрик удивления. В конце коридора показалась учительница по физике. Она застыла на месте и громко вскрикнула.
По её лицу было видно, что увиденное для неё шок. Физичка смотрела на нас с Соней, как на что-то невозможное. Завуч и физрук, целующиеся посреди школьного коридора, да ещё ночью.
Мы с Соней синхронно обернулись. Я инстинктивно отпустил её, а она, заметно нервничая, спрыгнула с подоконника. Чуть не оступилась, начала торопливо поправлять задравшуюся юбку, застёгивать верхние пуговицы на блузке и приглаживать волосы. Выглядело это жалко — видно было, что делает вид, будто ничего и не случилось, но выходило это из рук вон плохо.
— Ой… а я вам, наверное, помешала? — выдохнула учительница по физике, заливаясь краской. — Извините, пожалуйста… всё, я тотчас исчезаю. Я вам не буду мешать. Я ничего не видела!
Прикрыв ладонью глаза, физичка попыталась пройти мимо, изображая, будто и правда ничего не замечает. Щёки у неё горели таким румянцем, что казалось, сейчас задымятся.
— Лидия, подождите, — сказала Соня, уже окончательно приведя себя в порядок.
В голосе завуча снова появилась привычная уверенность.
— Вы же за мной пришли? Подождите секундочку, я с вами уже иду.
— Да-да… но если я вам мешаю, я, пожалуй, пойду, — замялась физичка, переминаясь с ноги на ногу.
— Нет-нет, вы мне нисколько не мешаете. И Владимиру Петровичу тоже, — поспешно заверила её Соня, кивая в мою сторону.
— Ну ладно, я вас жду… вот тут, за уголком, — ответила физичка.
Как только учительница скрылась за углом, Соня коротко глянула на меня, покачала головой.
— Владимир Петрович, вы не так поняли. Я… не знаю, что со мной произошло. Как будто голову сорвало… — призналась она.
— Да я-то всё понял как нужно, — улыбнулся я. — Всё в порядке, правда.
— Вы идёте? — спросила завуч, снова беря себя в руки, как будто ничего и не было.
— Да, пойдём, — кивнул я.
Мы вернулись обратно к спортзалу. Вахтёр стоял у дверей — весь серый, плечи опущены, а взгляд потухший. Видно было, что за это время он успел изрядно себя накрутить.
Я подошёл ближе, положил ему руку на плечо.
— Слушай, хрен с тобой, золотая рыбка, — сказал я. — Вижу, что женщинам твои тренинги действительно нужны. Просто в следующий раз, чтобы подобных инцидентов не было, предупреждай заранее о таких…
Я сделал паузу и покосился в сторону манекена. Тот по-прежнему лежал на полу, залитый томатным соком.
— В общем, о таких представлениях предупреждай заранее, — закончил я.
— Конечно, Владимир Петрович, — торопливо закивал вахтёр. — Я и хотел вам сказать, но не знал, как… после того нашего разговора с глазу на глаз.
— Ну ты тоже мух от котлет отделяй, — возразил я. — Если твои тренинги реально помогают женщинам — я слова поперёк не скажу.
— Понял, Владимир Петрович, всё понял, — заверил вахтёр. — Не повторится, упустил я этот момент, не подумал.
Я крепче сжал его плечо и улыбнулся краем губ.
— Вот и хорошо, что понял. Не знаю, сколько вы тут ещё собираетесь куковать, но чтобы в спортзале к утру всё было убрано. Завтра дети придут заниматься.
— Не вопрос, Владимир Петрович, всё будет убрано, — заверил Миша с готовностью. — Ни пылинки, ни соринки после себя не оставим.
Он чуть помедлил, потом взглянул на меня исподлобья:
— А… удалось ли вам успокоить Софию Михайловну?
— Надеюсь, что удалось, — ответил я. — Похоже, теперь всё под контролем.
Я задумался. Всё вроде бы разрулилось, но оставался один момент — женщины. Эти бедолаги, которых я, сам не желая, выдернул из их «духовного очищения». Надо было как-то объясниться, по-человечески, чтобы не выглядело, будто я просто ворвался и всё развалил ради собственного удовольствия.
— Так, Миша, прежде чем ты продолжишь свой балаган, я пару слов скажу дамам. Пойдём.
Мы зашли обратно в спортзал. Там по-прежнему стояли женщины с испуганными глазами, с обидой на лицах.
Миша мялся рядом, переминался с ноги на ногу, явно не зная, как начать. Тогда я взял инициативу на себя.
Хлопнул в ладони, и звук разлетелся по залу.
— Так, дамы, внимание сюда! — сказал я громко и уверенно.
Все повернулись ко мне. Даже самые обиженные замерли, глядя с ожиданием.
— Приношу свои искренние извинения, — начал я. — Влез в ваш тренинг не со зла. Всё делал ради вашего же блага. Так что всех обнял, поднял и больше не мешаю.
Напряжение потихоньку стало спадать.
Все женщины наперебой загомонили, заверяя, что ничего страшного не произошло.
— Да вы что, Владимир Петрович, всё в порядке! — сказала учительница начальных классов, кстати, первой визжавшая при моём появлении. — Мы даже рады, что вы вмешались! Вы уж простите, но вы такой заботливый, прямо настоящий мужчина.
— Верно, — подхватила ещё одна. — Если бы все мужчины были как вы, Владимир Петрович, нам бы вообще никакие тренинги не понадобились!
Неловкость окончательно ушла.
— Ладно, дамы, развлекайтесь, — сказал я, сцепив пальцы и тряхнув кистями рук над головой. — Только помните, что завтра у нас рабочий день, так что до фанатизма не доводите.
Смех прокатился по залу.
Я уже собирался уходить, но взгляд сам нашёл Соню. Она стояла чуть в стороне и, похоже, больше не участвовала в «тренинге». Подошла к вахтёру, сказала ему что-то тихо. Я краем уха услышал:
— Я подумала и поняла… не хочу больше в этом участвовать.
Затем Соня перевела взгляд на манекен, лежащий на полу, всё ещё облепленный подсохшим томатным соком.
— Я прощаю его, — добавила завуч.
Вахтёр только кивнул, а я понял, что это, пожалуй, единственный момент за весь тренинг, который и правда имел какой-то смысл.
Надеюсь, что у Сони теперь голова на место встала. Значит, терапия по-старинке, образца девяностых, всё ещё работает лучше, чем вся их новомодная психология.
— Я тебя понял, Сонечка… — пробормотал вахтёр.
Однако по лицу Миши было видно, что он не в восторге от такого исхода. Отказ Сони явно бил по его «терапевтическому бизнесу». Ну а как — одна клиентка минус и один платёж тоже минус. Но виду Миша не подал, только попытался натянуть вежливую улыбку.
— Я всё равно останусь, помогу убрать, — заверила Соня, глядя на остальных женщин. — Мы же тут все вместе наследили.
Она отошла от вахтёра, а я тем временем подозвал Михаила к себе.
— Это, Миша, я, собственно, почему приехал в такое время, — сказал я. — Я там у тебя оставил свою машину во дворе, на школьной стоянке. Так что ты, если что, пригляди за ней краем глаза, ладно? И не пугайся, когда увидишь.
— Хорошо, Владимир Петрович, — быстро ответил вахтёр. — Сделаем, как скажете.
Я еще раз окинул взглядом спортзал. Женщины снова начали выстраиваться полукругом, включили музыку. Вроде бы всё вернулось в своё русло.
Я развернулся и пошёл прочь.
Вышел из школы, вдохнул полной грудью прохладный ночной воздух. Время перевалило за полночь, и, если честно, стоило бы уже спать: утром вставать… и снова на работу.
Телефон к этому моменту окончательно сел, и, надо признаться, это было даже к лучшему. Ни звонков, ни сообщений — ни от кого. Тишина, редкость в это время.
Я спустился с крыльца и вдруг поймал себя на мысли, что сделал это как-то легко, без привычной тяжести в ногах.
Прежде я держался за перила — колени ныли, дыхание сбивалось. А теперь… нет. Спустился свободно, как будто помолодел лет на десять. Ну или похудел на десять килограмм…
Да, тут надо отдать должное — за одну неделю я реально скинул прилично. Нервы, постоянные разборки, толком не ем, зато физическая активность зашкаливает. И вот результат, так сказать, не заставил себя долго ждать.
Я взмахнул руками, чтобы чуть размяться, и сразу почувствовал, что куртка, которая раньше тянула в плечах, теперь сидит свободнее.
Отлично.
Ещё немного, и можно будет менять программу тренировок, переходить на железо, подкачивать мышцы. Давно пора.
Но, как оказалось, приключения на этом не заканчивались.
Когда я спустился со школьного крыльца и пошёл вдоль двора, взгляд сам зацепился за свет фар. Неподалёку, чуть в тени, стояла машина — фары горели, двигатель работал, будто водитель ждал кого-то.
Я прищурился, подошёл ближе и понял, что машина мне знакома.
Точно, блин, это автомобиль того мужика, который приезжал за моей ученицей, когда мы проводили субботник во дворе школы.
Очень интересно…
И что он, чёрт возьми, делает здесь посреди ночи?