Ехала карета по чёрному мосту

Часть вторая. Глава первая

Часть вторая

Вышел месяц из тумана

Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана.

Буду резать, буду бить, всё равно тебе водить.

(детская считалочка)

Глава первая

...Он был распят на грязной стене – запястья широко разведённых поднятых рук прикованы к железной трубе. Из-под браслетов наручников виднелись два глубоких продольных разреза, кровь стекала к плечам, намокшие кончики тёмных волос прилипли к шее. Поблёскивающие струйки змеились, образовывая паутинный узор, мускулы под кажущейся очень бледной кожей конвульсивно напряжены, голова склонена к груди и тени спадающих длинных прядей вздрагивают на щеках. Я подхожу ближе, хоть вовсе не хочу этого. Впрочем, нет, не «не хочу». Боюсь. Боюсь приближаться – и приближаюсь. Но больше всего я боюсь, что он откроет глаза и я встречусь с ним взглядом. Потому что у него – моё лицо...

Уже которую ночь этот сон – слишком чёткий, слишком реальный – преследует и пугает меня, заставляя просыпаться в холодном поту. Просыпаться с уверенностью, что рано или поздно этот скованный окровавленный человек посмотрит мне в глаза и заговорит со мной. Посмотрит моими глазами и заговорит моим голосом. Говорят, видеть во сне своего двойника – дурной знак, а уж смотреть ему в глаза – и того хуже. Говорят, такое случается перед смертью.

Я, в который уже раз, постарался отогнать эти мысли. В конце концов, насколько я помню теорию психоанализа, всё это объяснимо, причём весьма прозаично – вроде как, я подсознательно ощущаю... что-то такое ощущаю... Да чёрт с ним, с этим сном! Лучше просто выбросить его из головы. Повторяющийся сон... Нет, ну правда, с чего бы? Ощущение от него – как если бы незнакомый человек на улице вдруг окликнул тебя по имени. Какое-то воспоминание, пляшущее на самой границе сознания и растворяющееся прежде, чем ты успеваешь сфокусироваться на нём. Так, кажется, я собирался выбросить этот сон из головы. Чем я и занимаюсь сегодня весь день. Смешно...

Я вздохнул и постарался переключить мысли на что-нибудь другое. Ну и духота сегодня! Похоже, будет гроза. Не люблю грозу. Сам толком не могу понять – почему, но не люблю страшно.

Внезапно поднявшийся ветер, неожиданно холодный, пригнул верхушки деревьев, погнал вдоль тротуара пыль, бесцеремонно распахнул полы моего пиджака. На щёку упала первая крупная капля, вдали глухо громыхнуло. И единственная альтернатива злому капризу природы – расселённый дом чуть впереди по улице, всего один, между прочим, на обозримом её отрезке, потому что слева тянется парк, а справа – скверики, детские площадки да пара коттеджей проклятых «новых русских». Кстати, сколько помню этот дом, он всегда был заброшенным, а теперь ещё и отгорожен от улицы забором – то ли ремонтировать его собираются, то ли сносить. Не люблю заброшенные здания, но грозу и ливень люблю ещё меньше.

Дверь снята с петель и прислонена к стене – этакое издевательское гостеприимство. Замусоренная лестница, какие-то тряпки по углам, в ближайшей от лестницы комнате – сваленный в кучу хлам, доски, обломки мебели, на стенах – грязные, местами содранные обои. Странно, но стёкла в окне целы. Всё-таки заброшенное жилище производит тягостное впечатление.

Ход моих мыслей был прерван ударившим в стекло шквалом ветра, и тут же низкие тучи остервенело выстрелили в землю тугими струями ливня. Что ж, можно считать, мне повезло – хоть здесь и неприятно, но на улице гораздо хуже.

Я вытащил сигареты, щёлкнул зажигалкой и выпустил дым в отделяющее меня от непогоды окно, меланхолично глядя, как струи дождя прочерчивают на пыльном стекле косые линии, вспениваются на козырьке находящегося прямо под окном крыльца, смывая с него мелкий сор, как с грохотом вздрагивают под порывами ветра, норовя оторваться, покрывающие козырёк проржавевшие листы жести. Вдруг сзади меня на лестнице послышался топот шагов, в пустом дверном проёме появилась неясная в полутьме фигура и, вздрогнув, застыла на пороге.

- Блин!.. ой... тьфу... Извините!

Пришедший шагнул в комнату, оказавшись высоким светловолосым юношей лет шестнадцати. Я усмехнулся.

- Да ничего. Не ожидал кого-то тут увидеть?

- Ага. Самому не хотелось сюда лезть, но на улице прям ураган.

Он подошёл ближе, осторожно обогнув кучу хлама посреди комнаты.

- А я думал, что мальчишек в твоём возрасте тянет исследовать заброшенные дома.

- Меня не тянет.

- Ну да, вам же сейчас компьютерные игры заменяют реальные приключения. Спустился в виртуальное подземелье, подстрелил там пару-тройку виртуальных монстров...

- Нет, я не люблю игрушки.

- Да? А я думал, у вас сейчас компьютер – на все случаи жизни.

- Нет, что вы! – улыбнулся он. – В смысле, не у всех. – Он помолчал немного, потом вдруг спросил: - А вы разве никогда не слышали, что про этот дом говорят?

- Нет. А что?

- Ну, всякое. Что здесь раньше секта сатанистов собиралась, даже человеческие жертвоприношения были.

- Прямо-таки сатанисты?

- Не слышали? Про это даже в газете писали, что арестовали их, захоронения нашли.

- Не читал.

Я снова достал сигареты. Парень неуверенно потянулся к моей пачке.

- Можно? Или скажете, что в моём возрасте...

- Всё-то ты знаешь, что я скажу... Да бери! Учитывая нашу экологию, табачный дым – самое безвредное, чем можно надышаться, просто выйдя на улицу.

Некоторое время мы молча курили, созерцая беснующуюся за окном непогоду. Сверкнула молния, на секунду залив комнату слепяще-белым светом наподобие фотовспышки, превратив симпатичное мальчишеское лицо моего внезапного знакомца в мертвенную маску с заострившимися чертами. В тот же миг послышался оглушающий раскат грома. Я невольно зажал уши.

- Ох ты! Похоже, мы в самом центре грозы.

Парень, казалось, не услышал меня, напряжённо глядя куда-то за мою спину – по-кошачьи зелёные глаза распахнуты, зрачки расширены до предела.

- Что с тобой? Эй! Ты чего? – Я слегка тронул его за плечо, он вздрогнул и порывисто схватил меня за руку. – Господи, да что с тобой такое?

- Не знаю... – едва разлепил он дрожащие губы. – На стене... что это?

- Где? – Я с трудом высвободил руку из его вспотевшей ладони и оглянулся. Обыкновенная стена с ржавыми потёками и торчащей арматурой, возле неё в углу – грязный матрас, скомканные газеты, осколки бутылок.

- Стена как стена. Грязная. И бомжовская постель.

- Нафига я сюда зашёл! – совсем по-детски всхлипнул он и, кажется, с трудом удержался, чтобы не прижаться ко мне.

- Да уж! Правду говорят, что ваше поколение сплошь с расшатанными нервами.

Меня прервала новая яростная вспышка молнии, потом – ещё одна, и ещё... Мальчишка резко толкнул меня в плечо, заставляя обернуться. В слепящем фотографическом свете я увидел – на стене, на уровне человеческого роста, были ясно различимы пятна свежей крови. На фоне блёкло-жёлтых, в мелкий цветочек, обоев кровь выглядела одновременно и жестоко, и буднично, как кадры из криминальных новостей. Я невольно сделал несколько шагов вперёд. Молния вспыхнула снова, за ней последовал больше похожий на грохот взрыва гром. Внезапно мне показалось, будто стена надвигается на меня, пол мягко скользнул из-под ног, виски сдавило, к горлу подступил комок, колени подогнулись и я едва не опустился на вонючий матрас...

Он был мёртв, я понял это даже не приближаясь. В прежнем положении его удерживали лишь прикованные над головой руки с вывернутыми под тяжестью тела суставами. Голова свесилась на грудь, лицо наполовину скрыто тёмными прядями, глубокие порезы на запястьях почернели, следы крови превратились в высохшие бурые разводы.

Вид этого почти совершенно сложенного тела, безвольно висящего в неестественной, изломанной позе, вызывал единственное желание – отвернуться, уйти и постараться забыть. Но вместо этого я шагнул к нему и протянул руку, ощутив мягкий, отчего-то кажущийся слегка влажным шёлк волос, холодный мрамор щеки.. Сердце билось возле самого горла, ладони вспотели. Я взял его за подбородок, поднял безжизненно опущенную голову, откинул со лба волосы. Резкие черты, застывшие в безучастном покое смерти.

Я наклонился и прижался губами к его рту, резко выдохнул, пытаясь протолкнуть воздух в мёртвые лёгкие. Голова закружилась, перед глазами взметнулся сноп искр...

- Ты пришёл сам. Я не звал тебя, хоть и мог бы. Но ты снова пришёл сам.

Он не мог ничего сказать, он был мёртв, но я был уверен, что слышал эти слова...

Я сжал ладонями виски и глубоко вдохнул затхлый воздух. Сон наяву – это уже слишком! Огляделся. Захламленная комната в заброшенном доме, стена с торчащей из неё арматурой, грязный матрас под ногами, на который я только что чуть не уселся, и мальчишка, уставившийся на меня расширенными от испуга глазами. Я ещё раз взглянул на стену – никаких кровавых следов, только ржавые водяные потёки на выцветших обоях.

Я вернулся к окну, подёргал шпингалет рамы, с досадой отметив, как дрожат руки. Шпингалет нехотя подался, пыльные створки распахнулись, на подоконник тут же хлынули струи воды. Я судорожно глотнул воздух – запах мокрого асфальта, смешанный с острым ароматом прибитой ливнем травы подействовал успокаивающе. По дороге медленно проехала машина, по бампер в воде – скорее уж, проплыла, и её вид тоже успокаивал, возвращал в привычный, нормальный, знакомый мир, где нет места призрачным кровавым разводам на стенах и диким галлюцинациям.

Мальчишка не спускал с меня испуганно-вопросительного взгляда.

- Ничего, – произнёс я почти извиняющимся тоном. – Голова просто закружилась. Гроза, озон, магнитные бури... давление, всё такое...

- Нет у вас никакого давления, - тихо проговорил он, почти прошептал. – Просто вы видели. Вы тоже видели.

- Ну что ты такое городишь? – Я с досадой заметил, как настороженно звучит мой голос. – Что, по-твоему, я должен был видеть?

- Кровь на стене. И... Только не говорите, что я сошёл с ума!

- Так, значит с ума сошли мы оба, да? Спасибо!

- Зачем вы врёте? – В распахнутых зелёных глазах показались слёзы.

- Ну успокойся, успокойся! Хочешь сказать, что это была галлюцинация – одна на двоих?

- Так значит видели?

- Ну видел кое-что... Кстати, вот те ржавые пятна в свете молнии запросто можно принять...

- А за прикованного человека что, по-вашему, можно принять? – еле слышно прошептал он.

- То есть?

- Вы же видели его. – Он смотрел на меня в упор – зрачки расширены, побледневшие губы слегка подрагивают. – Вы же подошли к нему, и коснулись... вот так. – Он протянул перед собой руку, в точности повторяя мой жест из сна. Или, выходит, это уже был не сон и я стал жертвой галлюцинации, наяву пытаясь прикоснуться к человеку, существующему в моём воображении? То есть, получается, что не только в моём? Почему мы с мальчишкой увидели одно и то же? Ведь не мог же он знать о моих снах! Или вся эта чушь про телепатию и энергетику, присущую определённым местам, всё же имеет под собой какую-то основу?

- Я что, действительно это сделал?

Мальчишка кивнул.

- И ещё наклонились к нему. Как будто хотели... поцеловать? Или как-то так...

- О, господи! – От нереальности происходящего у меня закружилась голова. – Мрак какой-то. Кажется, я зачем-то пытался сделать ему искусственное дыхание. Привидится же!

Я снова достал сигареты, взял одну и машинально протянул парню пачку отметив, что его пальцы дрожат ещё сильнее моих.

- А... У вас что-нибудь связано с этим домом?

Я удивлённо взглянул на него.

- Нет. Прохожу иногда мимо, только и всего. Может, тут и правда какая-то особая атмосфера. Энергетика, или как оно там называется. Вот нам и привиделось одно и то же. Может, тут наркоманы траву недавно курили и дым остался!

- А если это нам не привиделось?

- Что же тогда?

- Проекция.

- Что?

- Ну... проекция того, что происходило здесь на самом деле, только давно. Я читал, что такое бывает.

- И чего только не читает юное поколение!

- Не смейтесь.

- Да какой уж тут смех! А с чего ты взял, что здесь на самом деле что-то произошло?

- Ниоткуда не взял. Просто знаю.

- То есть? Что ты знаешь?

- Можно я только спрошу у вас кое-что? – Он вскинул на меня серьёзные глаза с застывшим в глубине страхом. – Только вы обещайте, что честно ответите.

- Ну, давай.

- А вы честно ответите?

- Постараюсь.

- Вы верите в потусторонний мир?

Я чуть не подавился дымом.

- Во что?

- Только честно, вы обещали.

- Прости, боюсь, не совсем тебя понял.

- Ну, что есть люди, которые... не совсем люди. В общем, что всякие сказки – это не совсем сказки. Ну, там, про жизнь после смерти, про то, что есть такие... люди, которые пьют кровь других людей... вампиры. Верите?

- Извини, конечно, но не верю.

- Но не зря же люди столько веков в это верили! Вот скажите, почему? Если это всё сказки, то почему они такие долговечные? Разве стали бы люди столько веков верить в ерунду? Ведь если кто-то скажет, что верит в бога, вы же не удивитесь? Но существование бога ведь тоже не объясняется наукой! Тогда если существует бог, то почему бы не существовать и потустороннему миру? Ну скажите, почему?

- Ой, ну ты загнул. Я, честно говоря, и в бога-то не особо верю. А с чего ты вдруг... откуда у тебя такие мысли?

- Говорю же – я знаю, что тут произошло! Это я просто так сначала сказал про сатанистов, не было здесь никаких сатанистов. То есть, считалось, что были, но это, может, просто байка. А то, что тут на самом деле происходило – это было другое. – Я покачал головой, но он не дал мне возразить. – Подождите! Выслушайте сначала! Вы же сами спросили!

- Ну да, спросил. Но вампиры... извини!

- В этом доме уничтожили вампира.

- Извини, но версия с сатанистами мне больше нравится. Про них хоть в газете писали. Хотя, сейчас чего только не пишут.

- Можете смеяться. Только ведь вы видели его.

У меня возникло ощущение, что я медленно схожу с ума.

- Кого? Вампира?

- Прикованного человека.

- И это, по-твоему, вампир? У тебя буйная фантазия.

- Это не фантазия. Мой брат там был.

- Где был?

- Там... то есть – здесь, в этом доме. Я тогда мелкий был, но всё помню. Я подслушивал их разговоры.

- Чьи?

- Брата. И Макса, это друг его... Был. Ненавижу его! Ненавижу! Это из-за него Антон пропал! А я начал видеть эти сны! Только я не знал, что это происходило здесь. Я это место только сейчас узнал, здесь всё – точно как во сне.

Он отвернулся и уставился в раскрытое окно, не обращая внимания на брызги разбивающихся о переплёт дождевых струй. Я чувствовал себя чуть ли не смущённым и не находил слов.

- Сам не знаю, зачем я вам всё это рассказал... – тихо произнёс он, не оборачиваясь. – Вы мне Антона напомнили.

- Антон – это...

- Мой брат.

- Он пропал?

- Да. Вы совсем не похожи на него, но... Я не знаю. Напомнили, и всё.

- А что за сны ты видел? – осторожно спросил я.

- Человека, прикованного к стене. Наручниками. И руки в крови.

- А... лицо его ты видел?

- Нет. Ни разу. У него голова всегда была склонена очень низко и волосы закрывали лицо. Ну вот как у вас. Если вы наклоните голову, то... – Мальчишка осёкся и испуганно взглянул на меня. – Как у вас волосы... – почти прошептал он и попятился, не спуская с меня напряжённого взгляда.

- Что с тобой?

- Он...

- Да что? Похож на меня, что ли?

Мысли путались. Если этот парень не может знать о моих снах – а он не может о них знать, – то как объяснить то, что он о них знает? И откуда знает или догадывается о моём сходстве с этим фантомом?

Внезапно сквозь затхлый запах нежилого дома, который не могла победить даже грозовая свежесть, я почувствовал слабый, но явственный аромат сухой сосновой хвои, довольно странный, учитывая хлещущий ливень. Я выглянул в окно – сквозь падающие с неба потоки воды виднелись деревья парка, между тёмными кронами просвечивала полоса светлеющего неба, однако над нами ливень продолжал бесноваться. Заметно стемнело – скрытое тучами солнце клонилось к закату. Всё-таки, откуда здесь запах хвои? Не прибитой дождём, а сухой, нагретой солнцем – так пахнет в сосновом лесу в жаркий летний день.

Запах становился всё сильнее, теперь к нему примешивался терпкий аромат травы, названия которой я не знал... это полынь... это полынь... Сырая затхлость дома, смешанная с грозовым озоном, запахами мокрого асфальта и омытых дождём листьев, теперь уже почти не чувствовалась, сменившись запахом согретого солнцем леса. Внезапно память взорвалась ярким воспоминанием: я лежу на тёплой, усыпанной опавшей хвоёй земле, не в силах не то, что подняться, а даже пошевелиться, надо мной – высокое, ослепительно-синее небо в обрамлении крон тянущихся вверх деревьев, рыжие стволы сосен – как колонны в храме, не хватает только звуков заупокойной службы. Впрочем, рановато, я ведь вижу всё это, значит – я жив. Только вот встать не могу. В нескольких шагах – низкая, кривая берёза, протянувшая толстый сук над самой дорогой. Видимо, об него я и ударился, вылетев из седла. Надо встать... Надо встать! Иначе лошадь мне будет уже не найти. Как я очутился здесь, да ещё верхом? Я никогда в жизни не пытался садиться на лошадь! Как я мог так глупо удариться о сук, я всегда был прекрасным наездником! Как это могло случиться, я вообще лошадей боюсь, никогда даже близко к ним не подходил! Ничего удивительного в том, что я вывалился из седла. Обо мне всегда говорили, что я родился в седле, как я мог так опозориться? Надо встать. Надо встать! Не хватало ещё потерять лошадь!

Я сжал виски руками, и, как ни странно, чехарда обрывочных, перебивающих друг друга мыслей, прекратилась. Я не мог понять, откуда всплыло в моей памяти это воспоминание – настолько яркое, что не могло быть просто фантазией, но которое я, тем не менее, не мог связать ни с одним событием моей жизни. Но было ощущение: в тот безмятежный, сверкающий солнцем и пахнущий сухой хвоёй июльский полдень произошло что-то страшное. Что-то непоправимое.

Безумный сегодня день выдался – сначала тот сон, потом разговор с мальчишкой, явно походящий на разговор двух сумасшедших, да ещё кажущиеся до жути реальными галлюцинации, а теперь вот это. Я глубоко вдохнул и повернулся к окну, в надежде, что вид мокрых деревьев и бегущих по асфальту ручьёв окончательно вернёт меня в настоящее из этого невесть откуда запечатлевшегося в памяти жаркого летнего дня.

Дождь понемногу ослабевал, на западе небо очистилось от туч и тёмные кроны были пронизаны острыми закатными лучами – настолько яркими, что на глазах выступили слёзы. Я машинально вытер их рукой и повернулся к притихшему мальчишке.

- Ну вот и заканчивается дождь. Пора выбираться... – Я осёкся, поймав на себе его взгляд, в котором сквозил даже не испуг – самая настоящая паника. – Да что с тобой опять?

- Что это у вас?

- Где? Что ты опять увидел?

Мальчишка отступил, пытаясь то ли указать на что-то, то ли просто заслониться от меня руками.

- Что с вами? – Его голос сорвался на крик и я ощутил, как во мне закипает внезапная злоба.

- И что же со мной? Ну?

Он медленно попятился, спотыкаясь о разбросанный хлам. Я быстро шагнул к нему и в этот момент он, неловко взмахнув руками, упал на кучу досок, зацепившись за пустое ведро с засохшей краской. Я с удивлением почувствовал то, что, наверное, чувствует хищник при виде попавшей в западню жертвы, испуг на лице мальчишки только добавлял мне злости. Я уже собрался наклониться над ним, не вполне понимая, что вообще собираюсь делать, но он с удивительной прытью вскочил на ноги, искоса бросив быстрый взгляд в сторону двери. Ну уж нет! Отбросив ногой загрохотавшее по полу ведро, я одним прыжком оказался у двери, загородив её собой.

- Ну так что же со мной? Говори! – Я надвигался на него, только теперь ему некуда было отступать. Мальчишка упёрся спиной в угол, зелёные кошачьи глаза сузились, потом расширились.

- Не знаю! Не знаю! Чего вы от меня хотите? Я просто... я сам не знаю! Отстаньте!

- Не знаешь? Так чего же ты тогда испугался?

- Отпустите меня! – Мальчишка быстро нагнулся, подняв с пола что-то, тускло блеснувшее в темноте. – Не трогайте меня! Отстаньте! Отойдите от меня! Слышите? Отойдите!

Я подошёл вплотную к нему, протянул руку и коснулся его щеки. В этот момент что-то обожгло мой левый бок, горячей молнией пересекло живот. От неожиданности воздух застрял у меня в груди, и тут же дикая боль прошила внутренности, пол взметнулся к моему лицу, я упал на колени, прижимая руки к животу и чувствуя под пальцами что-то тёплое, липкое. Сквозь красный туман я видел, как рука стоящего надо мной мальчишки разжалась и из неё выпал окровавленный осколок бутылки, слишком тихо звякнув в странной, какой-то густой тишине.

Рот наполнился влагой с тошнотворным привкусом, я почувствовал, как по подбородку потекли горячие струйки. Тишина сгустилась ещё больше, боль исчезла, перед глазами вдруг стало темно, потом темноту прорезали узкие, наполненные светом щели, они притягивали взгляд, причиняя боль моим отвыкшим от света глазам. Я опустил веки, наслаждаясь тем, что могу это сделать, снова открыл глаза. Вместе со светом из щелей на меня лилась горячая, опьяняющая, живительная влага. Я прерывисто вдохнул, с трудом проталкивая в лёгкие колкий воздух... выдох... ещё вдох... какое же это наслаждение – просто дышать! Попытался пошевелиться – тело ещё не слушалось, но я ощущал его, я чувствовал, как напряглись мускулы. Значит, ещё немного... ещё немного... Какое немыслимое, почти невыносимое удовольствие – двигаться, дышать, смотреть!..