Ехала карета по чёрному мосту

Глава 18

Оказавшись в городе, Сергей сбросил скорость до привычной, впрочем, продолжая полностью игнорировать дорожные знаки, что совершенно не удивляло его пассажиров – Вадима потому, что после всего произошедшего у него уже не было сил обращать внимание на такую мелочь, Максим же прекрасно понимал, что Сергей просто никогда не интересовался их значением. Единственное, что было ему понятно, это сигналы светофоров, и на этот раз он послушно останавливал машину, увидев красный свет. Могло показаться, что он беспорядочно колесит по улицам, но и Максим, и Вадим знали, что это не так. Машина напоминала идущую по следу ищейку – по путанному, слабому, но, тем не менее, ни разу не потерянному ею следу.

Наконец Сергей остановил машину на одной из тихих улиц и нервно ударил рукой по рулю.

- Parbleu! Я чувствую его, чувствую этого ублюдка! Но всякий раз оказываюсь на месте, где он был, уже после того, как он его покинул. С каждым разом разрыв во времени сокращается, но до заката – до заката мы не успеем. – Он откинулся на спинку и закурил. – Я знаю, чего он хочет. Он кружит в надежде заманить меня на своё кладбище как раз перед закатом, чтобы повторить твой трюк, Макс. .

- Что ты имеешь в виду? – упавшим голосом спросил Максим.

Сергей рассмеялся в ответ.

- Макс, ты должен это помнить! Как тебе самому удалось захватить меня врасплох на закате, когда я почти лишён силы?

- Я тебя не заманивал.

- Значит, я сам попал в ловушку охотничьего инстинкта. Гнался за тобой, не соображая, что моё время ограничено, что ещё немного, и мы поменяемся ролями. Он хочет сделать то же самое. Но на этот раз я буду умнее. Благодаря тебе, Макс! – Сергей снов рассмеялся и повторил, - Благодаря тебе!

Он выбросил окурок и выжал сцепление.

- Что ж, сделаем вид, что едем на кладбище... то есть, к садоводству.

Они стояли на шоссе возле въезда в Пушкин. Слева от дороги виднелось другое кладбище – настоящее, реальное кладбище. Заходящее солнце мягко освещало тесно стоящие кресты и памятники, искусственные цветы на нескольких свежих могилах казались слишком яркими и издевательски-праздничными.

Сергей снова закурил, стараясь не поворачиваться лицом к сидящим сзади. Было заметно, как дрожат его руки, не сразу справившись с простым механизмом зажигалки.

- Ненавижу кладбища, - тихо произнёс он. – Огромная гнилая трясина. Некоторые люди находят удовольствие в том, чтобы в неё окунаться, воображают, будто играют со своим страхом смерти. Но с такими вещами опасно играть. И – довольно глупо.

- Ненавидите? – не выдержал Вадим. Ещё минуту назад он чувствовал апатию, но стоило Сергею словами про кладбища затронуть чужие воспоминаниями, пустившие в его сознании болезненные корни, как безразличие тут же сменилось раздражением. – Но ведь вы там были! Вы там...

- Вадим, - перебил его Сергей. – К чему ты сейчас это вспоминаешь?

- Потому что вы сами, оба, заставляете меня! Вы насильно толкаете меня туда, а потом сами же кривитесь. Вы лицемеры! И хищники. - Вадим повернулся к сидящему рядом Максиму и добавил: - Оба.

Максим откинулся на спинку и, прикрыв глаза, поморщился, словно от внезапного приступа головной боли. Сергей сел на водительском сиденье вполоборота.

- Вадим, не знаю, что ты имеешь в виду, я не лицемерю. Но если тебе угодно об этом говорить, изволь. Это же происходило во время чумы, когда все человеческие чувства загоняются страхом в два русла. В обоих многообразие проявлений способно свести с ума, но один поток направлен к покорности, а в другом зашкаливает жажда жизни. И эти, рвущиеся к жизни даже вопреки болезни, меня притягивают. За ними я иду куда угодно, и если такой человек находится в похоронной процессии, то я буду рядом. А так меня, собственно, туда и занесло в тот раз.

До того сидевший с закрытыми глазами Максим внезапно резко поднял голову.

- Так не за нашим ли приятелем ты шёл?

- Да. - Сергей пожал плечами. - Думаю, да. Картинка сложилась и стала ещё чётче. И тем легче нам будет осуществить наш план.

Все замолчали. Время тянулось, словно насмехаясь. Сергей отвернулся и больше не шевелился, бессильно привалившись к боковому окну, а когда наконец выпрямился, на стекле остался смазанный красный след.

- Всё. Едем. Он чувствовал, что я рядом и ждал. А теперь ему снова придётся прятаться. Мне даже интересно, как он это будет делать! Но времени запутать следы у него больше нет. – Сергей повернулся назад и вместо охотничьего азарта, сквозившего в только что сказанных словах, Максим увидел в его глазах неподвластную ему самому тоску. – Теперь перед нами то, что, кажется, называется финишной прямой.

«Ока» развернулась и помчалась обратно в город. Правда теперь езда, хоть и быстрая по обычным меркам, казалась почти неспешной.

Когда, уже въехав в город, они затормозили перед очередным светофором, взгляд Вадима случайно упал на большую застеклённую витрину какого-то магазина, отражавшую кусок улицы, и он невольно схватил Максима за руку, отбросив недавнее раздражение.

- Смотри!.. – Он почувствовал, как апатия снова отступила, теперь уже всерьёз, рухнув хлипкой декорацией, маскировавшей от него самого скрытую под ней тревогу. И теперь, глядя отражающуюся в витрине ржавую разбитую «Оку» с выбитыми окнами, стоящую на остатках колёс, он чувствовал, как бешено заколотилось сердце. – Максим, смотри!

Бросив взгляд в окно, Максим равнодушно отвернулся, снова откинувшись на спинку сиденья.

- Господи, как я устал...

Вадим завороженно смотрел в окно.

- Сергей... Вы видели отражение?

Зажёгся разрешающий сигнал и «Ока» снова двинулась вперёд в ряду остальных машин.

- Нет, Вадим, не видел и даже не испытываю такого желания.

- Но оно...

- Я знаю. Оно такое же, как моё собственное. – Сергей повернулся к Вадиму. – Эта машина не принадлежит миру живых, поэтому зеркало такой её и отражает. Зеркало – грань между мирами, поэтому то, что находится в мире живых, но не принадлежит ему полностью, зеркало отражает таким, каким оно является за его гранью. Ты же видел машину, пока я ещё не сел за руль. И ты видишь, как она изменилась. Она, но не её отражение.

- Видел, но... Нет, не могу! Не понимаю! Что мне кажется, а что есть на самом деле?

- Тебе ничего не кажется. На самом деле всё обстоит именно так, как ты видишь.

- Но я вижу то, чего быть не может!

- Вадим, значит, может. Нельзя безоговорочно верить во что-то привычное только потому, что оно – привычное. Меня всегда удивляло, как поспешно люди называют совпадениями то, что может их хоть немного побеспокоить, как они старательно пытаются не замечать этого, как они готовы скорее себя объявить сумасшедшими, чем просто поверить собственным глазам.

- Но ведь отражения правда никто не замечает.

- Потому что глядя в витрину, люди смотрят только на собственное отражение. Даже не на то, что в ней выставлено, а – на собственное отражение, для них просто ничего нет важнее их собственных персон. Человек скорее заметит выбившуюся у него прядь волос, чем то, что стоит у него за спиной. Причём только по одной-единственной причине – ему так спокойнее. – Сергей усмехнулся. – Нет такого риска, на который человек не пойдёт ради сохранения собственного спокойствия! Это только на первый взгляд звучит парадоксально, на самом деле так оно и есть.

Вадим смотрел на сменяющие друг друга дома за окном, на идущих по тротуару людей – болтающих, обнимающихся, пьющих на ходу пиво... и – бросающих быстрые взгляды на тёмные витрины, чтобы увидеть собственное отражение. Только его. Интересно, многие ли из них замечают хотя бы эту ночь – гулкость шагов по ещё не подсохшему асфальту узких улиц, влажно поблёскивающие крыши домов, дымчато-перламутровые облака, особую, зыбкую прозрачность темнеющего неба, предвестницу знаменитых белых ночей? Или эта ночь для каждого – просто привычный повод выйти из дома, продемонстрировать себя тем, кто, впрочем, тоже занят только собой? А если кому-то нужен действительно ты, а не его собственное отражение в твоих глазах, то, скорее всего, он просто хочет убить тебя и выпить твою кровь... При этой мысли Вадим почувствовал, как губы сами собой напряглись в злой и, кажется, прежде не свойственной ему усмешке.

Он перевёл взгляд на Максима, его резкий профиль не смягчал даже дымчатый полумрак салона. Вблизи были видны мелкие морщинки возле глаз, глубокие, идущие к уголкам жёсткого рта складки, седые нити в русых волосах. Теперь Вадим знал, что это не соответствовало его реальному возрасту, как знал, и что послужило всему этому причиной. Максим был даже младше Вадима, когда на его пути появился вампир... или когда он сам встал на пути вампира, причём Максима никто не вынуждал, не убеждал, не успокаивал и не поддерживал. Он сам выбрал это противостояние вместо привычного пожатия плечами – показалось, привиделось, надо же – цепь совпадений... А закончилось это противостояние болью. Болью за своего же врага. Вадим уже забыл, как зол был на Максима совсем недавно. Теперь ему было жалко этого человека. В мире есть многое из того, что упрямо пытается отрицать здравый смысл – странные видения, оборачивающиеся осязаемой опасностью, отражающаяся в зеркалах изнанка реальности, смертоносные гости с того света, пьющие кровь вампиры... нет в нём только чудес. Нет хрестоматийной победы добра над злом, потому что нет ни добра, ни зла...

Его мысли прервал лёгкий толчок – машина остановилась. Сергей обернулся – слишком бледные, слишком неподвижные черты, слишком грациозный поворот плеч. Это сочетание омертвевшего лица с нелепой, затруднённой мимикой, и чересчур сильных и гибких движений тела снова заставило Вадима поймать себя на желании отодвинуться подальше, вжаться в спинку сиденья, едва ли не выставить перед собой руки в отвращающем жесте.

- Он на другом берегу, за разведённым мостом. – Сергей с трудом изогнул губы в усмешке, обнажившей клыки. – Он надеется, что меня остановит река! Он ещё не понимает, кто я.

Машина снова тронулась с места и в переднем окне показалась уходящая вверх половина разведённого моста, перечёркнутая у основания пластмассовыми заграждениями. Вадим внезапно понял, что собирается сделать Сергей, и ощутил накрывшую его холодную волну ужаса.

- Сергей, нет! Не надо! Пожалуйста! – Страх перед тем, что сейчас случится, на миг оказался сильнее страха перед вампиром и Вадим едва не схватил его за плечо, но Максим перехватил поднявшуюся было руку.

Машина стрелой пронеслась по пустой улице, перед окном взметнулась серая поверхность асфальта, в тот же миг сменившись белой полосой неба, дыхание перехватило от стремительного то ли падения, то ли взлёта. Вадима прижало к креслу, и тут же его вцепившиеся в спинку водительского сиденья руки едва смягчили второй резкий удар. В окне мелькнула уходящая вниз полоса асфальта. Вадим зажмурил глаза и перестал дышать, однако движение уже стало ровным и почти медленным.

- Вадим? – Максим потрепал его по плечу. – Всё нормально. Мы перескочили мост. Эй, ты как?

Вадим открыл глаза и глубоко вздохнул. Сергей рассмеялся.

- Надо было наслаждаться моментом! Больше такого аттракциона тебе никто не устроит.

- Вадим, - Максим немного тревожно смотрел ему в глаза. – С тобой всё хорошо? Ты ведь знаешь, что тебе сейчас предстоит.

- Знаю... всё хорошо. – Он поднял взгляд и уже твёрдо посмотрел на Максима. – Не нужно каждую минуту мне об этом напоминать. Я помню. И всё сделаю.

Максим вздохнул и нервно улыбнулся.

- Извини. Наверное, ты сильнее меня, хоть и высоты боишься. – Он нащупал где-то под собой мятую пачку и вытащил последнюю сигарету. – Наверное, я ваше слабое звено.

Сергей остановил машину на пустой набережной и повернулся к Максиму.

- Макс... не надо. Правда.

- Это действительно единственный выход?

Сергей улыбнулся.

- Дай затянуться.

Некоторое время они молча сидели в машине. Над водой медленно поднимался лёгкий туман, окутывая возвышавшуюся впереди церковь подворья Оптиной Пустыни, ластился к её облицованным гранитом стенам.

Сергей внезапно нарушил молчание.

- Кажется, я правильно его понял. – Он усмехнулся. – Догадаться было не сложно! Всё повторяется и мы снова встречаемся в церкви. Или – почти в церкви. Хорошее место, только теперь оно не поможет ему. Теперь оно поможет мне.

Только сейчас Максим с Вадимом заметили стоящего возле церкви человека. Словно услышав Сергея, он не спеша направился в их сторону. Максим открыл дверцу и кивнул Вадиму.

Оставив их на тротуаре, машина медленно подъехала к одинокой фигуре и остановилась. Распахнулась дверца. Человек сел на переднее сиденье и машина, дав задний ход, снова проехала мимо, бесшумно скользя по асфальту.

Чувствуя, как бешено колотится сердце, едва не разрывая грудь, Вадим провожал машину взглядом, пока она не остановилась метрах в трёхстах от них, еле заметная в тумане. Он продолжал смотреть, угадывая тёмные очертания в колеблющейся мутной дымке, пока она не сгустилась, поглотив всё вокруг, и он уже не мог видеть, как машина сорвалась с места и, набирая немыслимую скорость, словно выпущенная в цель пуля, устремилась к выступающему на дорогу массивному гранитному цоколю церкви.

...Вадим стоял в холодном подземелье, освещённом поставленными прямо на полу свечами. Казалось, что каждый удар сердца отдаётся эхом под низким каменным сводом. Лица стоящих напротив людей тонули в темноте. Он слышал собственный голос, произносящий слова заупокойной молитвы, видел собственные дрожащие руки, сжимающие распятие. А в круге горящих свечей судорожно выгнулось в попытке освободиться пригвождённое к земляному полу тело. Окровавленные пальцы ещё больше разрывали рану на груди, из которой виднелся наспех обтёсанный черенок деревянного кола. Темная кровь блестела в неровном свете свечей, пропитывала когда-то белую ткань рубашки, тонкие кружева превратились в бесформенные мокрые лохмотья. Казалось, что крови слишком много – страшно, ненормально, неестественно много для обычного человека. Утрамбованный земляной пол не поглощал её потёков, расползавшихся подобно щупальцам. Когда один из них достиг свечи, она покосилась и упала в кровавую лужу, язычок пламени умер, отлетев вверх струйкой светлого дыма.

Вадим шагнул вперёд и ему открылось запрокинутое лицо вампира. Неверный свет плясал на мраморно-белой, натянутой на высоких скулах коже, на горбинке тонкого носа, губы скривились в мучительной гримасе. В этот момент его веки дрогнули и взгляд Вадима столкнулся со взглядом неподвижных глаз с расширенными зрачками и кроваво-красной радужкой. Руки вампира вцепились в торчащий из груди кол, на губах выступила розоватая пена. Он напрягся, упершись локтями в пол, Вадим видел, как вздулись вены на его руках, а изо рта вырвались, сбегая к спутанным тёмным волосам, густые блестящие струйки. С влажным, напоминающим всхлип звуком, обрубок дерева выскользнул из раны.

Кто-то сильно толкнул Вадима, кто-то схватил его за руку, потащив было к выходу из подвала, но неслышный остальным голос пригвоздил его к месту. Рука неизвестного, пытавшегося его спасти, соскользнула с его запястья, люди, мешая молитвы с проклятиями, толпились возле узкой двери, пытаясь оттолкнуть друг друга... Вадим стоял, не двигаясь, но и не решаясь отвести взгляда от уроненного им прямо в лужу крови распятия. Дверь хлопнула в последний раз, стих звук поспешно удаляющихся шагов. Стих голос в его голове. Под каменным сводом повисла такая тишина, что казалось, будто остановилось время. А, может, так оно и было...

Вадим знал, что он должен сделать, но не мог пошевелиться, не мог поднять взгляд, не мог даже вздохнуть. Казалось, свет свечей стал слабее, клубившаяся в углах тьма набирала силу, норовя вырваться из подвала, выплеснуться наружу... Вадим резко вскинул голову, снова встретившись взглядом со стоящим совсем рядом вампиром. Он видел перед собой бледное лицо, видел стекающие из уголков рта струйки крови, видел между тонкими губами острые кончики клыков, но страх улетучился, уступив место спокойной решимости.

Вадим сделал шаг вперёд, почувствовав, как легла ему на плечо рука – мягко, почти ласково. Вампир склонился к нему и в горле вспыхнула резкая боль. Вспыхнула, чтобы тут же раствориться, оставив лишь выступившие на глазах слёзы. Свечи разом погасли, каменные стены странным образом раздвинулись, теряясь во внезапно возникшем тумане, низкий потолок исчез, растворившись в сероватой мгле. Вадим был один в этих зыбких, колеблющихся клубах.

И тут он увидел, как сквозь туман проступают очертания чёрной кареты. Взвились на дыбы огромные вороные кони с горящими безумным кровавым огнём глазами, за плечами возницы, подобно крыльям летучей мыши, взметнулся плащ. Он привстал на козлах и, вопреки легенде о безголовом вознице, Вадим увидел его профиль – чёткий, словно высеченный из камня, красивый той отстранённой красотой, которую обретают иные лица после смерти. Над конскими спинами со свистом развернулся длинный кнут и карета сорвалась с места, исчезая в густом тумане, осветившимся огненными всполохами.

...Вадим стоял на набережной, завороженно глядя на плывущие с Невы облака тумана, сквозь которые полыхало высокое пламя, охватившее искорёженные остатки машины. Рядом с ним застыл Максим и казалось, что в его неподвижных серо-стальных глазах отражаются безумные огненные блики.

...Максим видел перед собой густой невский туман, разорванный взметнувшимся в белёсое небо столбом огня над разбитой машиной, видел тёмную громаду теряющейся в мутной дымке церкви. И, одновременно с этим, чувствовал под ногами пружинящий ковёр опавшей хвои, видел золотистые стволы сосен, ощущал на лице тёплые солнечные блики. Время снова свернулось в тугую спираль, и этот миг находился между её витками, в той недоступной его точке, которая неподвластна тому, что люди привыкли считать реальностью. Он видел, как из лесных зарослей показался несущийся галопом всадник, и сквозь разделяющие их сотни лет поймал на себе чуть удивлённый взгляд карих глаз – живой, беспечный и счастливый взгляд человека, который погибнет через несколько мгновений.