Максим шёл через пустырь, когда-то бывший детской площадкой. Неподалёку – остатки разломанного забора, огораживающего заброшенную стройку – три этажа без крыши, сквозь провалы окон виднеется прозрачная пустота июньского неба. Перепрыгивая через кучи мусора и привычно матеря себя за желание сократить дорогу, он внезапно услышал сзади торопливые шаги. Кому-то тоже лень обходить по улице пустырь, или местная гопота ищет острых ощущений и жаждет получить удар в челюсть от случайного прохожего?
Максим резко обернулся, успев лишь удивиться тому, как близко, почти вплотную к нему, оказался человек – по звуку шагов казалось, что их разделяет по меньшей мере с десяток метров. Всё произошло слишком быстро, Максим даже не рассмотрел подошедшего, только мелькнул возле самого лица блеснувший металлом баллончик и ядовитая струя тотчас же перекрыла дыхание, погрузив всё вокруг в чёрную пустоту.
...Окружающий мир вернулся сразу, но как-то не полностью – только замусоренный пол перед глазами, остальное тонет в блёклой мути. Максим попытался поднять голову, но грязный пол крутанулся, соскальзывая куда-то вверх и вбок, Максима подхватила бешеная карусель, затылок сильно ударился обо что-то и со всех сторон снова наползла темнота, оставив только дурноту и тупую боль в голове, которые нарастали, становясь нестерпимыми. Вместе с непроизвольным стоном к горлу подступила тошнота и Максима вырвало, после чего внезапно стало легче, нёсшая его куда-то в невесомость карусель постепенно сбавляла обороты. Максим снова открыл глаза, тошнота медленно отступала. Он ещё раз, уже осторожно, попытался поднять голову, пока затылок не упёрся в стену.
На этот раз головокружение уже не было таким сильным. Пол под ногами, спина прижата к стене. Где он? Максим глубоко вдохнул, борясь с остатками тошноты, и постарался пошевелиться, ощутить своё тело – в плечах полыхнула острая боль, кисти задранных вверх рук, наоборот, не ощущались. Он осторожно повернул голову – запястье охватывала прочная нейлоновая верёвка, тянущаяся куда-то вверх и в сторону, теряясь за пределами видимости. Привязан? Стена снова качнулась, к горлу подступила очередная волна тошноты. Спокойно. Привязан... кем и зачем? Было тихо, рядом, по всей видимости, никого. Так что же случилось?
Максим прекрасно помнил: он шёл мимо брошенной стройки, на пустыре его кто-то догнал и брызнул в лицо из баллончика. Интересно, чем? Что-то нервнопаралитическое, не иначе. И он потерял сознание. Сколько же времени он был без сознания? Лица человека с баллончиком он не успел разглядеть, но тот, судя по шагам, был один. А потом что? По всему выходило, что его должны были просто ограбить и бросить там же, но вместо этого произошло что-то другое. Что? Кто притащил его в этот дом, привязал здесь и оставил? Почему?
Максим постарался пошевелить затёкшими руками и почувствовал, как в онемевшие кисти обжигающими струйками мучительно возвращается чувствительность. Снова глубоко вдохнул, борясь с дурнотой. Что же, всё-таки, случилось? И что теперь делать? Кричать? Глупо. Ждать? Ещё лучше. Чего ждать, и – кого? Того, кто привязал его? Мысли настойчиво и тревожно вертелись вокруг этого неизвестного человека с баллончиком. А неизвестного ли? Ведь было уже такое, было...
Собственные шаги казались им чересчур глухими, словно тонули в полутьме затянутой сырым утренним туманом лестницы давно заброшенного дома. Но они упрямо старались не думать, просто идти. Страхотступил немного, мягко затаился в глубине души, уступив место тревожной пустоте, но в любой момент снова готовый ожить, сдавить горло криком, скрутить внутренности в ледяной узел.
Лестница позади. Перед ними вход в комнату с сорванной с петель дверью, которая теперь – видимая в проём – валяется возле окна, так, как они и оставили. Макс и Игорь переглянулись, подумав об одном и том же: если бы он освободился, но был здесь, то снова поставил бы её на подоконник. Значит, либо он действительно мёртв, либо его здесь уже нет. Оставалось войти и убедиться. Просто войти и посмотреть.
Макс до боли закусил губу. Войти. Один шаг, какая-то секунда. Просто шаг через порог, один только шаг. Если он промедлит ещё немного, если задумается, если представит то, что должен увидеть, тогда – всё, тогда он не сможет, не решится доделать то, что должен. И Макс быстро шагнул в дверной проём. И – увидел.
Он неподвижно висел, прикованный к проходящей вдоль стены трубе. По тому, как осело вниз удерживаемое только наручниками тело, как неестественно вывернуты в плечах руки, было ясно, что жизни в нём уже не было. Казалось, даже воздух вокруг него замер прозрачным стеклом.
Максу хотелось, чтобы Игорь сказал что-нибудь, хотелось просто услышать живой человеческий голос, но, в то же время любые слова ощущались неуместными сейчас, будто способными нарушить страшный покой бессильно повисшего тела.
Юноша подошёл вплотную к нему, поборов себя, тронул цепочку наручника. Тело чуть качнулось и он едва подавил мгновенное желание отскочить. Но ничего не произошло. Лицо мёртвого было низко опущено, скрыто падающими на него волосами, кончики тёмных прядей – в засохшей крови. Макс непроизвольно задержал дыхание и упёрся руками в его грудь, ощутив влажную от утренней сырости ткань рубашки и коченеющее тело под ней.
Игорь расстегнул оба наручника и мертвец тяжело повалился на едва не вскрикнувшего Макса, мягкие холодные волосы коснулись щеки, безвольно упавшие руки скользнули по нему, словно в слабой попытке ухватиться. Макс от страха почти бросил тело на пол.
Теперь они видели его лицо. Серовато-бледное в утреннем полумраке, отмеченное тем безжизненным спокойствием, какое бывает только на мёртвых лицах. Застывшие, чуть приоткрытые губы, глубоко запавшие потемневшие глазницы, провалившиеся щёки, и на одной – смазанный бурый след крови.
Не стараясь даже справиться с дрожью в руках, они положили тело на сорванную с петель дверь и спустились с ним в подвал, туда, где возле дальней стены проходили над полом какие-то трубы. Опустили его между ними – ненадёжная, ненастоящая могила, но, всё же, могила.
Макс вытащил из кармана маленькую картонную иконку и бумажную полоску с написанной на ней церковнославянскими буквами молитвой. Он не был верующим, как и никто в его семье, это был его первый и, возможно, единственный визит в церковную лавку, но Макс сам не понимал, почему это казалось ему таким важным. Он не верил, что вампира можно удержать в могиле с помощью освященных предметов, нет. Но какая-то часть души требовала, чтобы то, что они сейчас делали, было не сокрытием трупа, как пишут в циничных криминальных сводках, а – похоронами. Или, хотя бы, подобием похорон. Максу была невыносима мысль просто оставить тело в подвале брошенного дома, среди куч мусора, словно и оно было таким же мусором. Да, это – монстр, хищник, убийца, но ведь, всё-таки, это был и человек. Пусть он даже сам потерял память о своей нормальной, человеческой жизни. А вдруг не потерял? Макс боялся представить, что чувствовал он сегодня ночью, перед тем, как умереть. Умереть совсем. Что, если в нём оставалось что-то от того человека, который когда-то давно жил обычной жизнью, кого-то любил, был кому-то дорог…
Макс сложил безвольно-послушные руки на груди, невольно сжавшись от прикосновения к холодным пальцам, вложил между ними иконку. Положил на бледный лоб полоску с церковнославянской вязью. Игорь закрыл сверху положенное между толстых труб тело той самой дверной створкой.
Всё.
Максим очнулся от воспоминания, как от обморока. Ему показалось, что темнота в дверном проёме напротив шевельнулась, обретая очертания человеческой фигуры. Показалось? Человек сделал шаг из темноты, поднял руку – из-под задравшегося рукава стал виден широкий, уже не кровоточащий порез с почерневшими краями. Максим непроизвольно вздрогнул, но перед ним никого не было. Он был один, привязан в комнате недостроенного дома, перед ним – тёмный дверной проём, в котором – никого. Показалось. Господи, да немудрено! И нечего удивляться, он же не железный. Максим закрыл глаза, пытаясь успокоиться и унять совершенно ненужные сейчас воспоминания. Почему-то вместо страха он чувствовал усталость – от бесполезных попыток понять, что с ним, от неутихающей головной боли и приступов тошноты, от ломоты в затёкших руках, от невозможности отследить, сколько прошло времени.
Из окна упал бледный луч света и Максим увидел на противоположной стене свою тень с резкими, чёткими контурами. Запрокинутая голова, поднятые, широко разведённые руки, от запястий вдоль предплечий видны глубокие разрезы, одежда потемнела от крови, на бледной щеке тоже кровавый след – видимо, в какой-то момент он уронил голову на плечо, волосы намокли и прилипли к лицу, к шее. Кровь везде – на одежде, на стене, на полу виднеются тёмные поблёскивающие в лунном свете пятна. Максим с апатией безнадёжности понял, что это не тень – да и откуда взяться тени, ведь источник света не у него за спиной. Это вообще не он, это...
Трель мобильника вернула Максима в реальность, он дёрнулся на верёвках и открыл глаза. Он по-прежнему находился в комнате недостроенного дома, его руки по-прежнему привязаны к чему-то над головой, а в кармане надрывается бесполезный мобильник. И абсолютно пустая стена перед ним.
Мобильник несколько раз повторил свою механическую мелодию и смолк. Максим до боли закусил губу. Его ищут, ему пытаются позвонить, но что толку! Этот звонок сделал ещё более мучительным ощущение бессилия – вот оно, спасение, в маленьком телефоне у него в кармане, так близко и так недоступно! Он отчаянно дёрнулся на верёвках и застонал от боли в затёкших руках. Кто-то знает о том, что произошло много лет назад? Кто-то мстит ему? Кто? Ведь не... не он. У Максима почему-то была твёрдая уверенность, что не он. Его больше нет. Но если вампир и вернул себе каким-то образом подобие жизни, всё равно. Максим помнил его, очень хорошо помнил. Помнил даже имя.
- Сергей... – непроизвольно прошептали губы. – Не ты... Нет... не ты...
Максим сам толком не отдавал себе отчёта, почему он в этом уверен, но он действительно был уверен: вампир не способен на месть. А тот человек, которым он был когда-то, не способен на такую месть. Глупо. Максим понимал, что не может знать, каким человеком он был. Но помнил, как они стояли лицом к лицу, помнил его взгляд, в котором не было ни злости, ни отчаяния, а было что-то, что разум отказывается облекать в слова, но что не получается забыть. Понимание? Прощение? Нет, будь у него такая возможность, он бы убил – разорвал горло и выпил кровь – без незнакомых ему раздумий, но и без столь же незнакомых ему чувств, без всяких желаний, кроме одного-единственного – жажды. Да убил бы. Он бы убил. Но никогда не стал бы подвергать бессмысленному, унизительному мучению.
- Не ты... не ты...
Тогда кто? Мысли путались, тонули в сознании обречённости. Максиму казалось, что сейчас снова в тёмном прямоугольнике входа покажется знакомый силуэт, что на серой стене напротив снова возникнет тень, постепенно обретающая плоть и... кровь. Кровь. Ему казалось, что он чувствует её запах.
Задранной вверх руки что-то коснулось – лёгкое, едва ощутимое, но заставившее Максима непроизвольно пошевелить кистью. И только почувствовав, какой скользкой стала охватывающая запястье верёвка, он понял, что ему не почудилось – теперь уже явственно ощущалось что-то тёплое, вползающее под рукав и заставляющее ткань противно липнуть к коже.
Снова заставляя себя преодолеть головокружение, Максим поднял голову и, повернув затёкшую шею, посмотрел на руку – ладонь пересекал кровоточащий порез, судя по стекающей в рукав широкой тёмной струйке, довольно глубокий. Максим ощутил внутри звенящую пустоту. Ему не показалось, он и впрямь почувствовал запах крови – своей собственной. Только вот откуда взялся порез? Когда он очнулся и обнаружил себя привязанным, никакой крови, никаких царапин, ничего подобного на нём не было.
Максим глубоко вздохнул, пытаясь одновременно унять снова усилившиеся головокружение и сердцебиение. Откуда взялась эта ранка на ладони? Он помнил, что на какое-то время отключался, мог он и не почувствовать боли в затёкшей руке, но это означает, что, пока он был без сознания, здесь кто-то был? Кто-то, кто таким жестоким образом хочет напомнить ему о происшедшем несколько лет назад, и этим порезом решивший довершить сходство? Но ведь тогда всё было не так! Не у Сергея была порезана ладонь, а у самого Максима, впопыхах напоровшегося на лезвие скальпеля. Этот шрам остался у него на всю жизнь, и кровоточил сейчас именно он.
Сердце, казалось, застыло в горле, перекрыв дыхание. Максиму снова почудилось, что он ощущает чьё-то присутствие. Он резко вздёрнул голову, перед глазами взметнулся призрачный рой мошкары, темнота в дверном проёме дрогнула, выпуская в сумрак комнаты смутно видимую человеческую фигуру. Максим тряхнул головой, отгоняя видение, и оно послушно растворилось в новом приступе головокружения, но в следующий момент в тошнотворном мельтешении возникло бледное лицо, тёмные, падающие на лоб волосы. Опять... Максим застонал и бессильно уронил голову на грудь.
* * *
- Вадим? – приглушённый дверью голос. – Вадим, ты здесь, я знаю. Открой!
Юноша вздрогнул и сильнее прижался спиной к стене.
- Вадим! Пожалуйста!
- Что тебе нужно? – почти прошептал Вадим, но человек за дверью, похоже, услышал.
- Хочу вытащить тебя отсюда. Его нет. Пока нет! Но тебе хватит времени уйти.
- Откуда я знаю, что вы не заодно? – прокричал Вадим, очнувшийся от оцепенения. Он узнал голос, это был тот светловолосый парень, Антон. – Откуда я знаю, что...
- Вадим, сам подумай! Зачем тогда мне было уводить тебя из того дома? Чтобы он убил тебя в моей квартире? Не говори глупостей. Я не хочу... не хочу крови! Просто уйди отсюда, и всё. Пока есть время!
Вадим молчал, лихорадочно соображая. Кажется, Антон говорил правду, ведь зачем-то он помог ему вовремя убежать из заброшенного дома. Будь он заодно с убийцей, он бы просто бросил Вадима там, не тащил бы за собой, в собственную квартиру. Или это квартира не его? Что там сказал пришедший убийца: «Ты только сейчас понял, что привёл меня в мой же дом?» Да, он спрашивал, именно спрашивал. Значит, они и правда не заодно? Вроде, так и получается.
Юноша медленно поднялся и подошёл к двери, всё ещё не решаясь открыть.
- Вадим! Слышишь? Пожалуйста, уходи! Пока время ещё есть.
Рука неуверенно потянулась к щеколде и застыла на полпути.
- Почему ты привёл меня в эту квартиру?
- Потому что забыл, что он знает этот адрес. Я давно живу здесь и он не появлялся. Бог знает, сколько времени не появлялся. У меня вылетело из головы, что он может догадаться. Правда, Вадим, поторопись! Я не хочу, чтобы вы столкнулись.
Вадим с замершим сердцем отодвинул щеколду. За дверью действительно стоял один Антон.
- Иди. Быстро! И лучше бы тебе убраться куда-нибудь подальше. Ты говорил, что твои родители на даче? Поезжай к ним. И побудь там подольше. Тогда он тебя не найдёт. Забудет, собьётся со следа.
Вадим вышел на площадку и захлопнул за собой дверь чужой квартиры. Антон отошёл на пару шагов назад и смотрел на Вадима встревоженными глазами.
- Слушай, зачем ты его покрываешь? Если вы не заодно.
Антон молча покачал головой.
- Кто он тебе? Друг? Ну и нафиг нужен такой друг?
- Вадим, мы... – Антон вздохнул и опустил голову. – В общем... Мы родные с ним. Так случилось.
Готовые уже сорваться слова застыли у Вадима на губах. Родные... ужас. Он даже побоялся спросить себя, что бы делал он сам, будь у него такой родственник.
Антон снова поднял голову, его глаза умоляли.
- Уходи! Пока время есть.
Так и не найдя слов, Вадим подошёл к лестнице, ещё раз оглянулся на Антона и начал спускаться.
- Вадим!
Он обернулся. Антон стоял, перегнувшись через перила.
- Забудь о нас... постарайся забыть. Ладно?
Вадим молча кивнул и быстрее пошёл вниз.
По улице он уже бежал.
* * *
Максим пришёл в себя от холода, слишком пронизывающего для галлюцинации. Потом появились звуки – чей-то невнятный разговор совсем рядом, отдалённый шум машин. Порывами налетал промозглый ветер, по-воровски норовящий забраться под одежду. В глаза бил поток света, ощутимый даже сквозь опущенные веки.
Он прислушался к разговору, цепляясь за реальность доносящихся до него слов, находя в них опору для выходящего из темноты обморока разума. Несколько женских голосов буднично обсуждали степень чьего-то опьянения и Максим только через некоторое время с удивлением понял, что речь идёт о нём. Ну конечно, - вяло шевельнулось в мозгу, - если валяется посреди улицы, значит пьяный, других причин у нас просто не рассматривают. Он постарался открыть глаза и тут же снова сощурился от яркого солнца.
- Моргает, - раздался рядом деловитый мужской голос. – Значит, оклемается скоро.
Поток солнечных лучей заслонила чья-то фигура и Максим разглядел склонившегося над ним мужчину с печатью алкогольного оптимизма на сильно помятом лице.
- Смотрит! – радостно констатировал мужчина. – Ты это... всё нормально. Сейчас приедут, тут парень какой-то вызвал... приедут.
- Кто? – еле слышно выдохнул Максим, но, судя по выражению лица мужчины, вопрос он расслышал.
- Машина, - прозвучал после некоторого раздумья уверенный ответ. – Машина приедет. Вызвал парень. Сейчас увезут тебя.
- Надеюсь, не в вытрезвитель... – прошептал Максим и снова закрыл глаза.