Два сапога – не пара

Глава 22

Заручившись под конец ужина обещанием Коха рассмотреть кандидатуру Патриции для оформления полученных МВД талисманов, Максим ещё неделю собирался с духом, прежде чем ей позвонить на предмет пообщаться. А пообщаться было необходимо, чтобы закрыть гештальт, как говаривала мама.

Вот только как объяснить ей то, что Донской и сам едва ли понимал? Что-то изменилось в нём по ходу этого дела, и былая игра с великолепной магиней потеряла всякую привлекательность. Постарел он что ли? Нет, скорее уж повзрослел, наверное. Но как объяснить подобным завершение отношений? Так, чтобы не обидеть. Патти ведь не была ни в чём виновата.

На ум приходили лишь обрывки банальных фраз, насквозь фальшивых, вроде «Мне нужно побыть самому» или «Я тебя недостоин». От них воротило с души, и Максим каждый раз откладывал объяснения ещё на день в надежде, что завтра придёт озарение. Однако оно не приходило, а необходимость объясниться с бывшей любовницей давила на совесть, как камень, как волочащийся по земле парашют, не отстёгнутый после прыжка.

Так что в конце концов, Макс взял яйца в кулак и просто написал ей: «Надо поговорить. Когда сможешь встретиться? Ужин с меня». Решил положиться на «как пойдёт». Если Патриция начнёт качать права и выставлять претензии, это будет один разговор; если ластиться — совсем другой. В любом случае, отвечать на подачи легче, чем пахать целину.

Время Патти ему выделила, через три дня — в самый раз, чтобы показать, что она не собачка бежать к ноге по первому зову, но в то же время и не оттолкнуть полным пренебрежением. На этом этапе игра Максима уже не раздражала, он просто принимал её, как неизбежное зло, как бюрократическую процедуру, как поход к зубному — неприятный, но необходимый, чтобы избавиться от неудобств, доставляемых сломанным зубом. Ну и потом, всегда оставалась надежда, что так просто совпало, и у неё действительно свободен только этот вечер. По крайней мере, среда — не пятница, сразу даёт понять, что Патриция верно истолковала его намерение только поговорить и ничего больше. А может, таким образом давала понять своё.

Расположились они за укромным столиком в одном из её любимых ресторанов и сделали заказ.

— Тебе не трудно поставить «полог тишины»? — спросил Максим, когда официант отошёл.

Магиня небрежным жестом выполнила просьбу, изобразив скептическую заинтересованность на лице. Высказывать она ничего не спешила.

— Спасибо за помощь с огранкой, — серьёзно сказал маг. — Благодаря тебе, всё получилось. Кох пришёл в себя и убрал тебя из чёрного списка. Не выговаривай ему за это пожалуйста, он реально был не в себе. Но у них сейчас прорва работы, так что я не советовал бы его беспокоить по пустякам. Он может быть в статусе «занят» целыми днями, и это будет чистейшей правдой.

— Это как-то связано с арестом министра магических дел?

— Да. Дело большое, громкое и небыстрое. Больше ничего сказать не могу, но, думаю, ты не пропустишь подробности на первых страницах новостей.

Патриция только добавила скепсиса в мимику, красиво играя безупречно вычерченными бровями. Максиму оставалось лишь продолжить формальную часть:

— Своё обещание я выполнил. Кох заверил, что предложит твою кандидатуру, когда встанет такой вопрос. В данный момент в ходу ещё около двадцати камней у довольно высокопоставленных лиц, и как только кому-то из них надоест таскать в кармане острый осколок… Сама понимаешь, неизвестно, когда это случится, но скорее всего, со дня на день. Им всем сейчас не до того, чтобы уделять много времени такой мелочи, так что, скорее всего, примут первую же авторитетную рекомендацию. То есть рекомендацию Коха. Он тебе тогда позвонит.

— А как же опасность? — сухо поинтересовалась Патриция, открывая бутылочку с минеральной водой, которые тут подавали на стол сразу, по умолчанию.

Максим понимал её желание узнать хоть что-то, но в данном случае не мог себе позволить нарушение подписки, которое он уже не раз допустил в рамках дела по единственному приемлемому оправданию «кому необходимо знать для сохранения своей или чужой жизни». Он подумал немного и ответил:

— Опасность заключается в потенциале необработанных камней. Речь идёт не об огранке, а о другом способе, который пока является государственной тайной. Но у официальных лиц эти камни уже подверглись обработке. И не представляют опасности. Как и особой пользы для непосвящённых. Думаю, свойства данных экземпляров будут озвучены в новостях, поскольку имеют непосредственное отношение к делу. А дело обязательно будет публичным. Так что ты зря сомневаешься.

«Ну-ну», — только и было написано на лице магини.

— Если этого недостаточно, чтобы тебя отблагодарить, ты можешь просить меня о чём угодно. Но… Если можно, не натурой, пожалуйста.

Вот он и сбросил, собственно, бомбу. Но Патриция не спешила реагировать.

Официант принёс закуски — тончайшие ломтики ростбифа с вялеными томатами и поджаренной чиабатой со сливочным кремом, а также аперитив кир-рояль: шампанское со стопочкой «Крем де Кассис» — ликёра из чёрной смородины.

Максим на этот раз просто повторил заказ подруги, не желая сбивать своего настроя на серьёзный разговор. В прошлый раз бесхитростный тон сработал, но непривычная для него самого манера требовала сосредоточения, чтобы не сорваться на старые реакции со старой знакомой.

Он не ожидал, что и её поведение изменится. А она упорно не давала, на что реагировать. Поэтому Донской растерянно принялся за еду. Патриция тоже. Правда, почти не сводя с него глаз.

В конце концов, минут через пять, магиня задумчиво сказала:

— А ты изменился…

Максим вздохнул и пожал плечами:

— У меня появилась Ученица.

— О-хо-хо-хо-хо-хо-хо! — протянула Патти, словно это объясняло перемены в партнёре.

— Мы не спим вместе и не собираемся, — немного раздражённо бросил Макс.

— Ага. Зарекался волк есть козлят…

Ну всё. Если раньше маг рассматривал вариант объяснить ей по-человечески, что сам опыт чистой, незамутнённой страстью близости переворачивает что-то в душе, то теперь эта дорога была отрезана. Патриция не поймёт. Возможно никогда. Так что ответом ей стал лишь холодный взгляд прямо в глаза.

Выдержав его пару секунд, аристократка едва заметно поёжилась и обратила взор к тарелке. Меланхолично жевала пару минут, а потом равнодушно спросила:

— Сколько тебе осталось до возвращения лицензии?

— При нормальном раскладе — два с половиной года. При плохом, её отнимут навсегда. Но Кох меня заверил, что это крайне маловероятно. При хорошем — вернут раньше. Как только разберутся с этим делом. Ну, может, через полгода.

— Ах, так ты не за славу и деньги старался? — насмешливо уточнила магиня.

Максим ничего не ответил.

— Ладно, тогда спрошу с тебя должок делом, когда вернут лицензию. Надеюсь, ты поделишься со старой подругой столь радостным событием? — а в тоне столько яда!

— Договорились, — спокойно подтвердил маг.

Официант принёс основные блюда — рагу из перепёлки с сырными крутонами.

Патриция задумчиво посмотрела на тарелку и зачем-то добавила:

— Я в любом случае не стала бы спать с человеком, который на меня так смотрит.

Это прозвучало, как обвинение, но Максиму вдруг стало её жалко. Это что же, получается: умница, красавица, светская львица и деловая леди «питается» только восхищёнными обалдуями? Очень смахивает на то, что называют женским вампиризмом. Хотя, если подумать как следует, за этим может стоять лишь какая-то очень глубинная неуверенность в себе, требующая постоянного восхваления.

С другой стороны, не был ли он в чём-то подобен ей? Ведь если честно, усталость от поклонниц, летящих на свет его звёздной маски, была в большой мере кокетством. До тех пор, пока… Что именно «пока», Максим всё-таки затруднялся определить. Но смутное чувство подсказывало, что это как-то связано с Ученицей. То ли с самим фактом её появления, то ли с личными качествами Альбины. Выходит, верна присказка, которую он не раз слышал в студенчестве, но не понимал до сих пор: учитель учится у своих учеников не меньше, чем они у него.

Немного пожевав, Патриция завела разговор на отвлечённую тему — о том, куда ей поехать отдыхать. Она совершенно переменилась и вела себя скорее как приятельница. Неизвестно, насколько искренняя, но минут через пять Максим понял, что, как женщина, она его отпустила, и с облегчением поддержал лёгкую беседу, чтобы скрасить окончание ужина. Потом посадил бывшую любовницу в такси, а сам пошёл домой пешком через парк Тысячелетия, наполненный гуляющими людьми, вдыхая уже по-летнему жаркий воздух свободы — с ароматом разогретой земли, стрекотанием сверчков и мерцанием гирлянд.

А ещё через неделю за «отпущением» пришли уже к нему. Шершня освободили под подписку о невыезде до суда, который могли откладывать ещё не один месяц. Собственно, освободили или, скорее, выгнали под домашний арест почти всех, кроме Краузе, ввиду серьёзности предъявленных обвинений. Шершню за сотрудничество со следствием оставили свободу передвижений по городу. Разумеется со «сторожем».

К тому моменту первую поправку к закону «О магическом влиянии на разум других людей без их согласия» уже приняли — добавление пункта с довольно расплывчатой формулировкой «в случаях особо продолжительных манипуляций или масштабных последствий таких манипуляций». Срок втрое превышал тот, что был предусмотрен за всякие дезориентирующие эффекты с отягчающими — то есть, повлекшие за собой ущерб здоровью или имуществу.

Бывший приятель возник однажды в ресторанчике у озера, где Максим ужинал после насыщенного рабочего дня в лаборатории. Встал рядом со столиком и молчал, пока Донской не поднял голову. А потом выпалил явно заготовленную речь:

— Я понимаю, что мне нет оправдания. Но я всё же должен попросить у тебя прощения. Не жду, что ты правда простишь. Просто знай, что я раскаялся.

Глаз он не поднимал и тут же развернулся на выход.

— Постой! — окликнул его немного ошарашенный Максим.

Он сам не знал, что хотел сказать. Точнее, вопрос, который возник у него в мозгу до этой речи — как Лёха его нашёл — слегка потерял смысл: вероятно, Кох поспособствовал, возможно, по наущению ректора. Тогда Макс по инерции сделал жест вежливости:

— Может, присядешь?

И тут же пожалел о своих словах, ведь их можно было принять за приглашение возобновить отношения, но Максим совсем не испытывал такого желания. Не потому, что затаил обиду на бывшего друга, а потому что отрезанный ломоть обратно не приставишь — и всё тут.

Алексей наконец-то посмотрел ему в глаза и, видимо, прочёл там, что они теперь чужие люди. Его губы дрогнули. А может, не желал прощать сам себя. В любом случае, спустя пару секунд он слегка склонил голову и с упорным смирением человека, принявшего ответственность за свою судьбу, ответил:

— Спасибо, я всё-таки лучше пойду. Приятного аппетита.

Ещё пара мгновений — и он покинет жизнь Максима навсегда. При этой мысли в душе возникла тяжесть. И Донской всё-таки сказал:

— Я не держу на тебя зла, — Лёха остановился, но не повернулся. — Желаю тебе найти своё новое место в жизни.

Короткий кивок — и Шершень, растерявший весь свой блеск рубахи-парня и гордость сильного мага, ставший как будто даже ниже ростом, наконец покинул заведение чуть менее деревянной походкой, чем первые несколько шагов.

Как ни жаль, это всё, что Максим мог сделать для бывшего товарища. В груди засосало ощущение пустоты. Но она не была тяжёлой. Просто непривычной. Ещё одна связь с прежней жизнью оборвана. Может быть, так и надо, когда сам меняешься и начинаешь жизнь новую. Вот она тренькнула сообщением от Ученицы: «Мама приглашает нас всех на выходные на дачу».

Под «всеми», конечно же имеется в виду троица, работающая над проектом: Донской — Гачек — Шац. Они сейчас столько времени проводят вместе, спеша подготовить хотя бы первичный экспертный отчёт по инфомагии для Верховного Суда, что и правда становятся чем-то вроде семьи. А развеяться и сменить обстановку в такой ситуации будет полезно. «Согласен», — ответил Максим. И всё-таки заказал «звёздный коктейль» с сапфировым джином, гренадиновым сиропом, «Блю Кюрасао» и блёстками, который так любил в молодости — чтобы помянуть эту самую прошлую жизнь.

Однако он ошибся насчёт состава компании. Оный был приятно расширен Сапсаном и Альбининой тётей, Марисой. Отец Ученицы, как обычно, был в экспедиции — биологом.

Мариса оказалась лет на десять младше сестры, намного меньше габаритами и скромнее манерами. Анфиса Павловна вела себя вполне любезно, но всё в её походке и манерах выдавало властную натуру. А вот сестра больше походила на заботливого зайчика. Правда, суетиться она начинала только когда командовала хозяйка. Распоряжения эти звучали вполне корректно и даже вежливо, однако, чувствовалось за ними какое-то прошлое давление, как будто Мариса знала, что, если не подчинится, то её потом будут долго и нудно жевать. Этакая передрессированная зверушка.

Максим совершенно не верил в идею «сосватанных» знакомств. Тем более, что идея эта, как пить дать, принадлежала старшей сестре. Которая, скорее всего, смолоду привыкла брать на себя слишком много ответственности — и за маленькую сестрёнку, и за жизнь семьи в отсутствие мужа. Вот только оставалось смутное впечатление, что Мариса именно поэтому так и не вышла замуж сама — не хватало самостоятельности. Так-то женщина была вполне миловидная: миниатюрная, лицо сердечком, как у Альбины, только волосы русые, даже немного с рыжиной.

В общем, не совсем ясно, чем именно руководствовалась мама, собираясь свести героя спецназа со своей кроткой сестрёнкой. Возможно, именно его героизмом. А может, душевными описаниями Альбины. Вот только увидев «потенциального жениха», а точнее, столкнувшись с его железными «Спасибо, я сам передвину скамейку» и «Не надо, я сам разожгу мангал», Анфиса, кажется, разочаровалась. Ну, это понятно: два лидера в одной стае обычно не уживаются.

Зато Марисе те же самые действия несказанно понравились, учитывая, что двигать скамейку и жечь мангал предлагалось ей. Когда задания по перетаскиванию на стол многочисленных блюд с салатами закончились, Мариса тихонечко села рядом с огнём… Точнее, рядом с Андреем. И лишь молча подавала ему шашлыки.

Ближе к вечеру, когда Максим пошёл гулять по саду, чтобы немного растрясти плотный ужин, он чуть не наткнулся на Андрея с Марисой, которые чинно сидели на брёвнышке, не касаясь даже руками и обменивались редкими фразами. Но поза мужчины была такой расслабленной в сравнении с привычной, а женщины — такой доверчивой, что маг вынужден был с удивлением признать: затея, кажется сработала.

Альбину мама не трогала, даже гоняла, когда обнаруживала, что та слишком много помогает тёте. Что себе думала Анфиса Павловна, непонятно. Максим часто ловил на себе её оценивающие взгляды. Очень хотелось надеяться, что оценивала она его как воспитателя, в крайнем случае — как потенциальную угрозу девичьим сердцу и чести. И что последние сочла несущественными.

Поначалу она также часто смотрела на Шаца уже с более понятными намерениями. Но студент явно был отбракован как матримониальный материал. Впрочем, не отвергнут совсем, а принят, как младший непутёвый сынишка, после того, как преподаватель тихонько поделился с ней семейными обстоятельствами парня.

Мать Гедеона рано умерла, отец сильно горевал и толком не знал, что делать с подростком. У того как раз начался «переходный возраст», и между ними постоянно вспыхивали конфликты. Старший Шац нередко вымещал свою злость и фрустрацию на сыне резким словом, а то и подзатыльником. Лишившись материнской ласки, мальчик вдобавок почувствовал себя обузой для единственного оставшегося родителя. А в школе одноклассники любили поизмываться над «задротом», и пусть от побоев спасал гемадиловый талисман, друзей у Гедеона фактически не было. Так что он ощущал себя не нужным никому в целом свете. Потом ещё папа внезапно решил «вышибить клин» молодой женой, которая тем более не знала, как вести себя со взрослым пасынком, и Гедеону стало совсем неуютно дома. Неудивительно, что, когда выпускные тесты подтвердили его способность различать ауры, и открылась дорога в магическую академию, парнишка сбежал, не оглядываясь, и не поддерживал отношения с отцом.

Совместная работа со «звездой Академии» и человеческое отношение потихоньку раскрепощали забитого умника. А в семейной обстановке, где наивный юнец ещё не различал тонкостей, замеченных Максимом, Гедеон вообще расцвёл и постоянно что-то рассказывал всем присутствующим. Только перед Анфисой Павловной немного робел. У него в голове скопилась куча любопытных знаний, и порой на их основе паренёк приходил к удивительным выводам. Но по работе в лаборатории преподаватель ощущал, что тому предстоит ещё учиться и учиться пользоваться своим блестящим умом, чтобы выстроить именно системное мышление, позволяющее проверять свои гипотезы на правдоподобие, не отвлекаясь на тупиковые пути.

Честно говоря, и самому Максиму было приятно в такой компании. Он ведь тоже потерял семью. А здесь отогревался душой. Весёлая молодёжь, спокойные простые взрослые, сад с малиной и вишней, живой огонь, замечательные пирожки, спонтанно испечённые Марисой на второй день…

Он вдруг почувствовал себя на своём месте. Не только среди этих людей, но и в Академии. Ему было интересно направлять ум Гедеона и развивать магическую сущность Альбины. У него получалось. И проект у них был интересный и важный. Потом его отберут, конечно — когда переварят суть процесса над Краузе, осознают существование и последствия инфомагии, государство непременно организует отдельный НИИ для её изучения. Хотя, может быть, и их туда пригласят. Тем более, Максиму всё чаще казалось, что он тоже начинает различать параллели и меридианы магических полей.

Может, и не стоит так рьяно рваться «на волю»? Вот это всё намного существенней, ближе к настоящей жизни, чем возможность блеснуть своим магическим даром, расследуя козни одних толстосумов против других в погоне за сверхприбылями. Нет, деньги, конечно, вещь хорошая — когда не приходится о них думать. И в этом смысле гонорар от МВД за помощь в расследовании вовсе не лишний. А если Донского и в будущем станут привлекать консультантом, то, даже когда лицензию вернут и Фактс перестанет платить, можно жить не тужить. Особенно без дорогих любовниц. В университетском коттедже, с которым Максим уже свыкся и называл домом. Среди людей, которых знал полжизни — таких же преподавателей, чей труд он только сейчас смог оценить.

Пожалуй, да!