Друиды

Глава шестая

Мне никогда не приходилось видеть себя в зеркале, да еще в таком роскошном. Наши мастера постарались! У Розмерты зеркал не было, ей они были ни к чему; задолго до смерти собственное лицо перестало приносить ей удовольствие. В детстве я, конечно, видел отражения в прудах и лужах. Отражению можно было показать язык, скорчить рожу и расплескать. Но тут было другое. С поверхности полированного металла на меня смотрело лицо хотя и молодого, но, в общем-то, уже вполне состоявшегося человека. Если бы я не знал, что держу в руках зеркало, я бы, пожалуй, и не узнал того, кто в нем отражался. Наверное, можно было сказать, что это лицо умного человека с глубоко посаженными глазами, высокими скулами и крупным носом. Лицо сильного человека с несколько ироничным выражением. Глубокие глаза и губы с характерным изгибом намекали на довольно страстную натуру, привыкшую сдерживать себя. Знакомство было настолько неожиданным, что я едва не выронил зеркало.

— Я что, действительно так выгляжу? — невольно вырвалось у меня.

— Теперь ты, наверное, понимаешь, — ответил Менуа. — Мы не знали, как ты выглядишь на самом деле, пока твой дух не сформировался и не обрел определенные черты. Лицо еще будет меняться, но уже не слишком. Ладно, перестань себя разглядывать, пора за работу. Сделай все точно так, как я тебе велел. Скоро тебе предстоит работать с жизненной силой. — Менуа протянул мне бронзовую расческу, но руки плохо слушались меня, пробор никак не удавалось сделать достаточно ровным.

Я волновался. Работа с жизненной силой — это же работа с силой пола! А мне еще не приходилось...

Справившись с волосами, я присоединился к процессии друидов. Мы направились к Роще, и по дороге к нам подошли еще несколько Мудрых. Хотя головы всех закрывали капюшоны, многих я узнал. С нами были целительница Сулис, Граннус, судья Диан Кет, провидица Керит и призыватель духов Нарлос. Хорошо хоть Аберта не было. Конечно, жертвы очень важны для племени, но без него мне было как-то спокойнее. Рядом шла Сулис, и это меня почему-то волновало. На нее было приятно смотреть; Тарвос правильно заметил — фигура у Сулис действительно была воплощением женственности. Особенно это касалось плавной и очень привлекательной линии бедер.

Шагавший рядом со мной Менуа заметил взгляды, которые я время от времени бросал на целительницу.

— Нравится? — спросил он как-то очень по-доброму. Впрочем, никто никогда не знал, что он на самом деле имеет в виду.

Я кивнул. Ответить мне мешал какой-то ком в горле. Наверное, от волнения...

— Она из самых молодых наших посвященных, — заметил Менуа. — Вся семья способная. Брат, Гобан Саор, превосходный мастер. Сделает, что хочешь: от украшений, до каменной стены. А у Сулис удивительные руки; она снимает боль одним прикосновением. Отличный целитель, и хорошая женщина во всех отношениях, — задумчиво добавил он. — Скажи-ка, Айнвар, а как у тебя с женщинами вообще? Есть опыт? Я не имею в виду детей, у них свои игры...

Я сразу вспомнил наши детские игры и должно быть покраснел, потому что главный друид усмехнулся.

— Мы считаем правильным, чтобы в детстве мальчишки и девчонки изучали тела друг друга. Это полезно. Тогда повзрослев, люди чувствуют себя намного увереннее. Ведь для племени лучше, если дети рождаются, и почаще. А для этого нужна практика, Айнвар. И еще нужно, чтобы мужчины и женщины уважали друг друга. Магия пола направляет жизненную силу, текущую из Первоисточника, как русло реки дает направление воде. Подумай об этом. Мужчина и женщина соединяют тела, жизнь течет через них, и рождается ребенок. Это самая сильная магия на свете! — В его голосе слышалось благоговение, и, похоже, с годами оно ничуть не угасло. — Нашим зимним недокормышам, спешащим сейчас на битву, понадобится сила, а у них ее мало. Греки называют эту силу «энергией». Это сила быков, сражающихся за самку, баранов, бьющихся за право крыть овец, молодых людей, разгоряченных страстью. Все, что создано Первоисточником, наделено силой. Она есть даже в камнях. Наши учителя, деревья, погружают свои корни в почву и извлекают энергию. Жизнь. Сними опорки, пока мы идем, и ощути землю босыми ногами. Услышь ее, ведь ты уже умеешь слышать.

Я развязал кожаные тесемки на икрах, снял мягкие опорки. В первый момент, когда я ступил босыми ногами на тропу, я почувствовал только камни и затвердевшую грязь. Потом... потом я услышал и ощутил подошвами что-то, похожее на шепот, или легкую щекотку, пробегающие по земле. Это так поразило меня, что я встал, как вкопанный.

Менуа тоже остановился.

— Услышал? — спросил он.

— Да, наверное, — неуверенно отозвался я. — Это как ощутить под пальцами ток крови в теле, когда нажмешь под ключицей.

— Молодец, Айнвар, — одобрил Менуа. — Некоторые друиды так хорошо слышат токи силы в теле земли, что могут идти по их течению, как по руслу ручья. Потоки силы стекаются к определенным местам, пересекаются в них. Там жизненная сила проявляет себя заметнее всего.

— Роща! — воскликнул я.

— Да, в первую очередь — Роща, — голос Менуа словно исходил у него из груди, таким глубоким и наполненным он был. — В Роще силы больше, чем где-нибудь еще в Галлии. Там встречается множество потоков силы. Великая Роща карнутов — священное место не только для человека, но и для самой земли. Все, кто оказывается там, это чувствуют. Но есть и другие места с похожими свойствами. Некоторые из них дают бодрость, другие способствуют умиротворению и созерцательности. Люди тянутся к ним; такие места становятся священными. В других местах земля источает вредоносные силы. Она выводит из себя отходы, как наши кишки выделяют то, что им не нужно. Таких мест следует избегать. Если ты слышишь землю, твой дух заранее предупредит тебя о них.

Мы давно поняли, что жизненная сила в Роще многократно повышает наши способности, поэтому и проводим там самые важные ритуалы. В таком ритуале с использованием энергии пола тебе и предстоит сегодня участвовать.

Мы пошли дальше. Я так и нес свою обувь в руках. Впереди, на гребне холма, темнели густые кроны дубов.

— В Роще мы сложим твою молодую мужскую энергию с силой священного места, — продолжал говорить мой наставник. — А потом метнем эту силу, как копье, нашим воинам. Она дойдет до них, наполнит тела, и тогда они точно выиграют битву с сенонами и вернутся к нам свободными людьми.

Мы уже поднимались к Роще. Странно, но мои ноги теперь сами находили путь среди острых обломков камней. Я шел совершенно свободно и шептал про себя просьбу к Предначальному, чтобы он помог мне исполнить долг, как надлежит.

Друиды несли с собой факелы. Но горел пока лишь один в руках Сулис. В Роще друиды зажгли свои факелы от ее огня и разошлись, образуя круг. На верхушках деревьев еще виднелись отсветы заходящего солнца, но на самой поляне сгустились сумерки.

Менуа указал мне место в центре поляны. Нарлос запел, остальные подхватили и медленно начали обходить поляну по кругу. Поднялся ветер. Его голос сплетался с пением друидов. Сулис внимательно смотрела на меня из-под капюшона.

Пение оборвалось. Менуа вышел вперед и достал из мешочка у пояса несколько кожаных ремешков. Повинуясь его жесту, я протянул руки. Он туго обвязал мои запястья ремешками. Затем проделал то же самое с моими лодыжками. Пальцы рук и ног почти сразу занемели. Сулис вышла из круга и одним движением сбросила плащ. Под плащом не оказалось никакой одежды. Ее кожа пахла теплым хлебом. Мне приходилось видеть голых девушек, но Сулис была взрослой зрелой женщиной.

— Ложись, — приказала она мне.

Мне сделалось сильно не по себе. Друиды и священные дубы смотрели. Они ждали, что я приму участие в том, чего не понимал. Стало страшно. Страх ведь бывает разным.

Сулис встала на колени надо мной и развернула мое тело так, чтобы голова смотрела на север, вытянутые руки — на восток и на запад. И тогда она начала гладить меня под туникой. Руки целительницы были теплыми, но теперь прикосновения не имели ничего общего с лечением. Там, где она касалась меня, в теле словно вспыхивал огонь. Монотонное пение возобновилось.

Сулис несколько раз провела ладонями по моей груди, а потом начала снимать с меня тунику. Я как мог старался помогать ей. Кожа горела, я мечтал о прикосновении прохладного воздуха.

Когда я лег, она осторожно прижала большие пальцы к основанию моей шеи. Кровь стучала во мне набатом. Ее руки двинулись по моему телу, нажимая на разные точки. Мой внутренний дух неотступно следовал за ее руками. Я весь превратился в ощущения. Дышать становилось все труднее. Какой-то голос внутри меня повторял: чувствуй, чувствуй! В груди билось и плескалось волнующее знание, словно речной поток в паводок наткнулся на плотину, и вода бьется, стремясь вырваться на свободу. Кисти рук и пальцы ног, перехваченные ремешками, совсем онемели.

Меж тем руки Сулис все поглаживали мое тело. Было удивительно: как это она не обжигается? Мне казалось, что я лежу на муравейнике. Вот ее руки достигли моего живота, мой член стремительно рванулся вверх, словно существо, наделенное собственной волей. Он стал таким чувствительным, что я боялся закричать, если она вдруг коснется его.

Сулис разбросала мои ноги в стороны и устроилась между ними. Большими пальцами она ласкала теперь внутреннюю поверхность моих бедер. Судорога выгнула мои руки, а пальцы ног сжались, несмотря на ремешки. Сулис наклонилась. Теплое дыхание пошевелило волосы в моем паху. Я содрогнулся. А Сулис начала петь.

Это не была какая-нибудь любовная песня. В ней вообще не было слов, только чистая мелодия, хоровод звуков, кружащихся вокруг наших тел. Мне показалось, что и мой член включен в мелодию, он тоже играет в происходящем важную роль. Я вдруг понял, что это не пение. Просто я начал слышать так же, как тогда, в лесу слышал голос ночи.

Энергия, о которой говорил Менуа, текла через меня, била из меня фонтаном, а Сулис продолжала издавать низкие вибрирующие звуки и все гладила меня, пока наслаждение от ее касаний не стало пыткой.

Если меня сейчас не освободят, я лопну, как перезрелый фрукт. А освобождения все не было. Была только Сулис, ласкающая меня и поющая свою странную песню без слов. Иногда она проводила по моей коже ногтями, иногда ее распущенные волосы проходились по всему моему телу, щекоча кожу. Сила все росла и росла во мне, причиняя теперь уже нестерпимую боль. Против воли, тело мое начало выгибаться. В тот же миг четверо друидов схватили меня за руки и за ноги, удерживая на месте. Менуа взял мою левую руку. Я повернул голову, чтобы взглянуть на него. Капюшон друида был откинут, глаза закрыты, а губы двигались, словно вторя напеву Сулис. Сила текла сквозь меня, обжигая внутренности, вплетаясь в ритм пения, собираясь в огромный шар, впитывая в себя силу Рощи, готовая вот-вот взорваться вместе со мной. Сильнейший спазм снова выгнул дугой мою спину. Я не выдержал и закричал. Сулис замолчала. Деревья вокруг нас закружились, сила ринулась из меня, подобно копью, яростно брошенному во врага. Магический импульс устремился вдаль, туда, где наши воины уже вступили в схватку. Сила нашла их, влилась в их тела, укрепила ноги и руки, державшие оружие. У меня не было сомнений, что теперь все будет хорошо, они вернутся с победой.

Они вернулись победителями. Сеноны были разбиты и отступили в свои земли на северо-востоке. Наши воины не стали их преследовать. Они вернулись домой, чтобы отпраздновать победу.

Тарвос разыскал меня, чтобы рассказать о битве. Он был ранен, и даже дважды. Копье рассекло мышцы предплечья, а меч полоснул по щеке, оставив глубокий след от брови до челюсти. Раны были хотя и не смертельные, но серьезные. Я тут же потащил Тарвоса к Сулис, нашел ее и попросил позаботиться о Быке. Она обработала раны, наложила на руку повязку, смоченную травяным настоем, а с раной на лице возилась долго. В ход пошли сушеные овечьи почки, размоченные в молоке. Сулис старалась сделать будущий шрам как можно меньше. Я наблюдал за тем, как осторожно она касается скулы воина, вспоминал совсем другие прикосновения и завидовал Тарвосу с его ранами. Наконец, целительница отпустила нас, и я привел Тарвоса к нам в дом. Конечно, я собирался угостить его вином и самым подробным образом расспросить о битве.

Войдя, он тут же уселся у стены, оперся на нее спиной и осторожно потрогал щеку.

— Совсем не болит, — произнес он удивленно.

— Ну и хорошо, — кивнул я. — Так что ты говорил о битве?

— Ах, да. Очень много шума. Шум мне запомнился лучше всего. На войне всегда так, Айнвар. Все орут, ругаются, мечи звенят, щиты сталкиваются, все это сливается в единый грохот такой силы, что, кажется, сейчас камни треснут. А я... ну, что я? Делал то, что и всегда. Кинулся в самую гущу и постарался, чтобы шума стало еще больше.

— Зачем? — опешил я.

Он попытался пожать тем плечом, которому меньше досталось.

— Это обычное дело. Помогает, знаешь ли. Все так делают. Пока ты бежишь и орешь, ты не думаешь, как-то и сомнений не возникает, что все будет хорошо. — Он вздохнул и поморщился, видимо, раны все-таки причиняли ему боль. — Пока идет бой, пока ты в гуще схватки — важно только это, все остальное побоку.

Тарвос уже давно ушел, а я все сидел и думал. Позже, уже на празднике в честь победы, я передал Менуа слова воина. Друид не удивился.

— Шум — это звук, а звук — это определенная структура, а структура — это определенный рисунок, — как-то мимоходом объяснил он. — Все в мире подчинено гармонии: и звезды в небе, и наше тело на костях — все отзывается определенным образом. Каждый звук порождает эхо. Звук был раньше человека, даже раньше леса. Звук расходился от Первоисточника кругами, как расходятся круги по воде от брошенного камня. — Менуа задумался. — Звук ведет нас из жизни в жизнь, — продолжил он минуту спустя. — Умирающий все еще слышит, даже после того, как глаза его закрылись в последний раз. Он слышит звук, который ведет его к следующей жизни, поскольку Источник Всего Сущего продолжает играть на арфе творения.

Я в который раз поразился знаниям главного друида. Тысячи лет наблюдений, исследований, размышлений хранились в этой удивительной голове...

Наши воины взяли в плен около тридцати сенонов. Их привели в деревню с хомутами на шеях. Наши люди встречали их презрительными выкриками, как и должно по отношению к воинам, позволившим попасть в плен вместо того, чтобы с честью пасть на поле боя. Всех их передали друидам. Нанторус, передавая пленных Менуа, обратился к нему с просьбой.

— Я отправляюсь в Ценабум, — сказал он. — Но до отъезда хотел бы допросить одного из этих людей. Мне сказали, что он из эдуев, а до того служил наемником у одного из сенонских вождей.

— Так что же он бежал от своих? — Менуа вопросительно поднял бровь.

— Кажется, он чем-то сильно провинился и боялся суда друидов. Но это мне не интересно. Он может рассказать о том, что там у эдуев происходит с римлянами. А вот это мне очень интересно. До меня дошли слухи о том, что среди воинов эдуев есть и римские солдаты. Это важно. Может этот эдуй поведает нам что-нибудь интересное...

— Хорошо, — кивнул Менуа. — Мы допросим его вместе. Мне тоже интересно его послушать.

Про меня никто не вспомнил. Я подумал, что если сделаю вид, будто имею полное право присутствовать при допросе пленного, никто не станет возражать. Поэтому я последовал за Менуа и королем в сарай, где держали захваченных воинов. Нужного человека тут же указали его товарищи, и стражники увели его в отдельный сарай для допроса.

Здесь было тесно и сильно пахло красителями для шерсти. Охранник втолкнул пленника внутрь и отступил назад, пропуская Нанторуса и Менуа. Я с независимым видом вошел вслед за ними. Воин у дверей бросил на меня равнодушный взгляд. Он хорошо знал ученика главного друида.

Увидев человека в плаще с капюшоном, пленник смертельно побледнел.

— Не убивай меня, — просипел он с сильным акцентом.

— Могу и убить, — равнодушно ответил Менуа. — А могу и не убивать. Ты позволил схватить себя. Теперь ты в моей власти. Никто не избежит суда друидов.

Похоже, пленник понял намек Менуа. В глазах его мелькнула хитринка. Это был худой, жилистый человек с длинными каштановыми волосами и выступающими вперед зубами.

— Один раз мне все же удалось избежать вашего суда, — проворчал он себе под нос.

— Ошибаешься, — холодно сказал Менуа. — Ты просто отсрочил неизбежное. Сколько бы ты не бегал от суда друидов, тебе не уйти от того, что тебе предназначено.

— Я тебя не понимаю, — угрюмо ответил пленник.

— Это не важно. — Главный друид говорил тяжелым глухим голосом. — А теперь подумай вот о чем. Ты можешь сильно навредить себе, а можешь и помочь. Но для этого тебе придется ответить на несколько вопросов.

Нанторус, нетерпеливо наблюдавший за этой сценой, не выдержал.

— Расскажи, что ты знаешь об отношениях вашего племени с римлянами.

Эдуй опять взглянул на вождя хитрым глазом.

— Ну, сеноны торгуют с римлянами. Немного.

И тут Менуа рявкнул так, что стражник, стоявший у дверей подпрыгнул и выставил перед собой копье, хотя врагов поблизости не наблюдалось.

— Тебя не о сенонах спрашивают! — прорычал Менуа. — Кого ты хочешь обмануть? Твой акцент яснее ясного говорит о твоем племени. Тебя спросили о римлянах и эдуях! Отвечай! Имя!

Если поначалу пленник надеялся морочить нам голову, то теперь сник. На нем был только рваный боевой кильт, ребра ходили ходуном и каждый удар сердца выдавал его волнение.

— Я Маллус из эдуев, — неохотно признался он.

— Ну что же, Маллус из эдуев, тогда отвечай на вопрос. Можешь и молчать, но тогда завтра же отправишься к своим друидам.

Глаза Маллуса беспокойно бегали по сторонам.

— Хорошо. Что ты хочешь знать? — наконец решился он.

— Среди воинов эдуев есть римляне? — спросил Нанторус.

Заключенный колебался.

— Ну, может и есть... немного. Это сложный вопрос. Вы же знаете, у эдуев союз с римлянами. Мы же почти на границе с ними, надо же как-то жить. Торговать, опять же. Римляне — очень влиятельные люди.

— Это иноземцы, — прервал его Менуа. — Им нельзя доверять.

Нанторус внимательно следил за пленником.

— Я думаю, это не простой человек, — заметил он.

Маллус поднял голову и слегка выпятил грудь.

— Я был капитаном эдуйской кавалерии. Раньше...

— Раньше чем что? — тут же спросил Менуа.

Маллус опять замолчал надолго. Видно было, что он решает, стоит ли ему говорить дальше. Менуа угрожающе подался к нему, и мужчина поспешно заговорил.

— Да, раньше. До того, как убил римского посла в ссоре из-за женщины.

Казалось, эти слова даже Менуа заставили растеряться.

— Послы, даже иностранцы, священны, — сказал главный друид. — Не удивительно, что ты бежал к сенонам, там римляне тебя не достанут.

— Римляне теперь могут достать везде, — обреченно произнес Маллус.

Вождь и главный друид приблизились к нему с обеих сторон.

— Лучше расскажи нам все, — посоветовал Менуа холодно и в то же время зловеще.

И тогда пленник заговорил. Слова полились из него потоком. Насколько важны были сведения, которыми он делился, я мог судить только по озабоченным лицам короля и друида. Оба внимательно слушали.

Земли эдуев лежали к юго-востоку от нас, прилегая к земле их давних соперников, арвернов. С некоторых пор мощь и влияние эдуев стали умаляться. Они все больше полагались на римскую торговлю. Но покупали в основном материи и предметы роскоши, без которых уже не могли обходиться, поскольку переняли римский образ жизни. А римляне считали роскошь необходимым атрибутом. Однако не все племя согласилось жить по-новому. Начались раздоры. Арверны посчитали, что настал удобный момент для нападения и готовы были заняться грабежом в приграничных районах. Там собирались отряды воинов. Чтобы противостоять этой угрозе, вожди эдуев укрепили сношения с Римом, начали продавать им зерно, разрешили строить укрепления. Они надеялись, что римляне помогут им в борьбе с арвернами.

Менуа сурово сдвинул брови.

— Слышишь, Нанторус? Эдуи пустили римских воинов в Галлию! В каждом галльском поселении уже есть римские торговцы, а теперь будут еще и солдаты. Если верить Маллусу, от Рима теперь действительно нигде не скроешься.

— Я правду говорю! — с возмущением воскликнул Маллус. — Я сам сопровождал римскую торговую партию.

— Стало быть, посла из этой партии ты и прикончил? — с иронией спросил Менуа. — Вор-римлянин захотел кельтских женщин?

— Да, так оно все и было! — закивал Маллус. Он так легко поддался на слова друида, что я в душе усмехнулся.

— Ты только представь! — горячился эдуй. — Меня, воина, она предпочла какому-то лысому коротышке с юга! У них там все лысые, им наши гривы и не снились. А чтобы выглядеть еще хуже, они скоблят себе щеки, чтобы они стали такими же голыми, как головы! Ну что наши женщины в них находят?!

— Не могу представить, — саркастически произнес Менуа. — Впрочем, продолжай. Что было дальше?

— Женщина! Из нашего племени! Она любила меня, но этот римлянин увидел ее, и наш вождь велел ей идти к нему. Я пошел за ней. Мы с римлянином сцепились, и я ударил его ножом. Женщину посадил позади себя на лошадь и хотел ускакать. Но женщина моя сбежала... Эта неблагодарная скотина спрыгнула с лошади и побежала назад, чтобы поднять тревогу. Мне пришлось убираться оттуда. Я же свою жизнь спасал! Я знал, что друиды не простят мне убийства посла. Несколько дней скитался по лесам, а потом наткнулся на сенонов. Они позвали меня с собой на север. Но этот римский коротышка плавал в собственной крови! — с удовлетворением закончил Маллус.

Нанторус вздохнул с облегчением.

— Все не так плохо, как я думал, — сказал он Менуа. — Вожди эдуев укрепляют свои войска несколькими римлянами. Что за беда? Многие набирали наемников. Римляне не собираются с нами воевать.

— Неужто ты забыл все, чему тебя учили друиды? — горько спросил Менуа. — Куда бы Рим ни отправлял своих воинов, они там и остаются. Они берут в жены наших женщин, заводят детей, строят дома, а потом Рим требует земли, на которых живут его люди.

— Если эдуи настолько глупы, что позволят Риму распоряжаться на своих землях, значит, они их потеряют, — раздраженно ответил Нанторус.

— Постарайся понять, — терпеливо внушал ему Менуа. — Это проблема не только эдуев. Вся Галлия под угрозой. На юге уже есть римские провинции. Теперь они просачиваются в свободную Галлию, туда, где живем мы. Крыса, которая сейчас только покусывает эдуев, со временем загрызет и нас!

— Ты переоцениваешь римскую угрозу.

— Едва ли. Я никогда не бывал на землях римлян, но друиды со всей Галлии каждый Самайн собираются в нашей Роще. Я говорил со многими из них, и то, что вынес из этих разговоров, заставляет меня относиться к римской угрозе самым серьезным образом. Я знаю человеческую природу и уверен, что нынешний обмен небольшой части зерна на небольшое число наемников со временем перерастет в большой военный союз, и римляне окажутся в самом сердце Галлии. Послушай меня, Нанторус! Римское влияние куда страшнее, чем римские солдаты!

— Опять ты про влияние! — пренебрежительно отмахнулся Нанторус. Наш предводитель был воином до мозга костей; абстрактные понятия нисколько не занимали его, он не видел в них реальной опасности.

Зато Менуа прекрасно разбирался в абстрактных понятиях. Он продолжал увещевать Нанторуса, пока тот не согласился созвать племенной совет в Ценабуме, а там уж пусть Менуа уговаривает других вождей. Меня охватило волнение. Если Менуа отправится в Ценабум, то, скорее всего, я буду сопровождать его. Это было бы мое первое настоящее путешествие.

Нанторус уехал, подняв своей колесницей тучу пыли. А нам с Менуа понадобилось целых два дня, чтобы добраться до столицы карнутов. Менуа не признавал ни лошадей, ни телег. «Друиды должны ходить по земле», — часто говорил он.

Вот мы и шли по ней. Земли, через которые пролегал наш путь, в основном относились к равнинным плодородным угодьям. Часто встречались зажиточные усадьбы, каждая из которых способна прокормить небольшой клан. Урожай ждали хороший. Иногда ветер доносил до нас запах костров. Вдали пели. В те дни в Галлии еще многие пели.

С тех пор я повидал разные крупные города, но моя первая встреча с Ценабумом произвела на меня неизгладимое впечатление. По сравнению с нашим фортом Рощи, столица карнутов была огромным, хорошо укрепленным настоящим городом со множеством сторожевых башен. Небо над домами пятнали дымы.

Ценабум стоял на берегу большой реки Лигер. Она давала воду городу, а рыбаки на своих маленьких лодочках прекрасно освоились с ее течением и коварными мелями.

— За стенами может укрыться пять тысяч человек, — Менуа обвел широким жестом частокол. — Мне тоже приходилось укрываться здесь.

В Ценабуме меня поражало всё: двойные главные ворота с двойными же сторожевыми башнями, соединенными подвесным мостом. Когда мы подходили к воротам, часовые смотрели на нас сверху, и один из них помахал нам. В городе на нас со всех сторон обрушились звуки. Звенел металл в кузницах, грохотали телеги. Навстречу попались плотники, тащившие на плечах длинные обработанные балки. Завидев нас, они остановились и, не смотря на тяжесть ноши, степенно поприветствовали нас, почтительно поглядывая на плащ друида. Множество людей заняты были работой или разговорами. Отовсюду прилетали запахи нечистот, рыбы и требухи.

Прямо за воротами располагалась группа прямоугольных зданий с плоскими крышами. У нас никогда так не строили. Пока я смотрел, из здания вышли несколько темноволосых мужчин в сборчатых туниках. Они бойко болтали между собой, то и дело размахивая руками. Я прислушался и ничего не понял.

Менуа проследил за моим взглядом.

— Римские торговцы, — произнес он с неприязнью. — Живут здесь постоянно. Все думают, что от них никакого вреда, а торговля только выигрывает. А я вот думаю: так ли они безвредны? Однажды они ведь могут и ворота открыть для римских легионов.

Друиды, жившие в Ценабуме, проводили нас в гостевой дом. Менуа презрительно посмотрел на резные скамейки и диванные подушки, разбросанные по комнате.

— И здесь не без римского влияния, — проворчал он. — Спать будем снаружи. Хватит и плащей.

Мы так и сделали. Той ночью шел дождь.

На следующий день в доме собраний начался племенной совет. Состоял он из вождей и старейшин племени. Вожди прибывали каждый со своей охраной, но щиты и оружие оставляли за дверью. Старейшины кутались в плащи. Их отличали длинные седые волосы.

Менуа взял бараний рог, показывая, что хочет говорить. Начал он в относительной тишине. Я стоял у стены, стараясь одновременно слушать друида и наблюдать за тем впечатлением, которое производили на собравшихся его слова.

— В полете птиц и внутренностях жертвенных волов я видел зловещие знаки, — начал Менуа. — Мне представились армии на марше. А теперь я узнал еще, что эдуи приглашают в Галлию римских воинов!

— Подумаешь! — хмыкнул мой сосед, князь Тасгеций, с ног до головы заросший буйным рыжим волосом. — Кельты всегда славились гостеприимством. У меня вон друзья есть из римлян, — добавил он, любуясь своими кольцами на толстых грязных пальцах.

— Не стоит судить о народе по его торговцам, — говорил меж тем Менуа. — Торговцы везде одинаковы. Они приветливы, поскольку от этого зависят их барыши. Но, во-первых, римские торговцы — это еще не все римляне, а во-вторых, римляне совсем не похожи на нас. Мы разные. Много поколений назад они отказались от почитания природы и начали создавать себе богов, похожих на них самих. Идею богов они украли у греков. Римляне — самые известные воры в истории, — повысив голос, выкрикнул главный друид. — Но эллины хотя бы сохранили свое родство с природой, а римляне отказались и от него. Единственными природными божествами у них остались солнце, луна и море, да и тем они придали человеческий облик.

Создавая богов по своему собственному образу, римляне решили, что важнее их нет никого в мире. Они запутались в своих богах, которые все время делят власть. Они хотят контролировать жизни всех народов, хотят везде установить порядок, который считают правильным. Но римский порядок не годится кельтам. Наши свободные духи не хотят жить в квадратных коробках и в таких государствах, где даже вода не считается свободной. Мы привыкли к тому, что вода принадлежит всем, мы привыкли к племенному владению землей, на которой живем, мы сами выбираем себе вождей и поклоняемся Источнику Всего Сущего.

Римляне предпочли свободному миру природы жесткий рукотворный порядок. Такой порядок не вечен. Можно уложить камни поверх травы, но рано или поздно трава прорастет и через камни. Она будет давить на камни до тех пор, пока не откинет их и не прорвется к солнцу! Римлянам наплевать на естественное право людей. У них есть сенат, который издает такие законы, которые выгодны Риму. Это не естественные законы.

Я заметил, что некоторые члены совета внимательно слушают моего наставника. Некоторые откровенно скучали. Старейшины слушали внимательнее вождей.

Менуа продолжал:

— Народ Рима верит, что Рим — центр вселенной. А мы тогда кто? Наше существование подрывает авторитет Рима. Им не интересны вопросы духа, им интересна плоть! Эти их боги занимаются только удовлетворением плоти, они не заботятся о сохранении гармонии между землей, человеком и духом.

— Мы, друиды, всегда стремились постичь природу, понять зримые и незримые силы, от которых зависит наша жизнь. Мы знаем, что люди неразрывно связаны с Иным миром, потому что в наших телах живут бессмертные духи. Римляне верят в то, что им отпущена одна короткая жизнь, и эта вера сделала их жадными и безумными.

Мне не дано постичь мышление римлян, но оно меня пугает. Если такие люди когда-нибудь станут хозяевами и в наших землях, мы все окажемся в ловушке их жесткого мира; думайте сами, пойдет ли это нам на пользу.

От такой идеи я пришел в ужас. Примерно так же на меня подействовала мысль о заточении своего свободного духа в мертвом теле. Но, как ни странно, некоторых из совета слова друида нисколько не смутили. Такие люди, как Тасгеций, не видели ничего плохого в том, что римляне окажутся в Галлии. «Они нужны нам здесь, — надсаживаясь, орал он, — мы получаем от них вино и пряности, мы сбываем им наши меха и лишнее зерно!»

Другие соглашались с возможностью военной угрозы, но считали, что галлам ничего не стоит победить любых мягкотелых южан. А уж насчет того, что какое-то непонятное римское влияние способно представлять для нас угрозу — это и вовсе вызывало улыбки.

Лишь небольшая группа, включавшая самого Нанторуса, Менуа и князя Котуата, видела в римлянах явную угрозу, но не смогла переубедить остальных. Вожди племен начали спорить между собой, крича и стуча кулаками, но в таком шуме уже ничего нельзя было решить.

Раздосадованный Менуа вышел из зала совета. Я выскочил за ним. Вскоре нас нагнал Нанторус. Он тяжело дышал. Сказывались многочисленные раны, полученные им в битвах.

— Мне жаль, Менуа, — одышливо проговорил Нанторус. — Но ты же видишь, какие они...

— Они дураки, — коротко ответил главный друид. — Дураки, соблазнившиеся безделушками купцов.

— Слушай, Менуа, — все еще слегка задыхаясь, заговорил Нанторус. — Я, король карнутов, поручаю тебе и Ордену Мудрых принять все меры, какие вы сочтете необходимыми, чтобы защитить наше племя от угрозы, которую, как ты говоришь, ты видишь. Я тебя поддержу, а больше вам никто не нужен. Защити нас, друид. Мы — свободные люди, и я не хочу, чтобы нас давили камнями. — С этими словами Нанторус развернулся и направился к своему дому, где ждали его тепло и уют семейного очага.

Мы с Менуа остались в темноте, накрывшей Ценабум. Я подумал, что вождь просто спихнул на друидов решение проблемы. Этой ночью он будет спать спокойно. А вот Менуа наоборот ссутулился, как человек, принявший на плечи непосильный груз. Налетел северный ветер. Наше золотое лето подходило к концу. Зарядил холодный дождь. Менуа взглянул на небо, затянутое тучами, и решил эту ночь все-таки провести под крышей гостевого дома. Но если от дождя мы скоро укрылись, то холод сопровождал нас и в наших постелях.

Следующим утром главный друид решил возвращаться.

— У нас много работы, Айнвар, — сказал он. — Мы (он сказал «мы»!) позаботимся о том, чтобы защитить племя. А для этого нам понадобится поднять такой шум, что сбежится все потустороннее.

— И как мы это сделаем? — нетерпеливо спросил я.

В рассветных лучах лицо главного друида было мрачнее тучи.

— У нас есть пленные. Придется ими пожертвовать.