Друиды

Глава восьмая

Магия пола произвела на меня огромное впечатление. Но первый опыт меня совершенно не удовлетворил. Я жаждал продолжения, чем весьма позабавил Менуа. Я не раз предлагал ему воспользоваться тем же приемом для решения самых разных возникающих проблем, но он только посмеивался.

— Пойми, Айнвар, ритуалы друидов проводятся не для того, чтобы доставить удовольствие участникам. Ты опять позволяешь своему телу думать за тебя!

А что мне было делать? Мое тело было молодым и сильным, я чувствовал, как во мне нарастает напряжение, и опасался, что однажды оно снова взорвется, взорвется, как звезда. Интересно, могут ли звезды взрываться? Надо бы спросить Менуа...

Я обучался у целителя. Зимой Менуа отправил меня постигать искусство исцеления, а cушить травы и готовить зелья можно было и под крышей.

Но обучение давалось мне трудно.

— Ты невнимателен, Айнвар! — прикрикнула на меня Сулис. — Друиды должны быть сведущи во всех сторонах жизни. Тебе необходимо освоить навыки целителя, строителей и без тебя хватает. Ну что ты пялишься на стропила?

Как я мог сказать ей, что изучаю стропила, лишь бы отвлечься от созерцания ее полной груди?

— Ну-ка повтори, о чем я сейчас говорила? — потребовала целительница.

Я откашлялся и попытался отогнать крамольные мысли.

— Э-э, ты говорила... про омелу?

— Вот именно. А теперь скажи, почему Дитя Дуба — самое священное из всех растений?

«Почему, почему? Откуда мне знать...» — с раздражением подумал я.

— Потому что отвар из ягод омелы — единственное, что может остановить горячку, если она накинется на человека.

— Ну да, наверное...

— Достаточно для этого одного отвара?

Я задумался. Сосредоточился, пытаясь вспомнить ее недавние слова.

— Нет. Этого мало. Надо добавить другие снадобья.

— Какие? — Сулис, похоже, надоело тащить из меня ответы клещами. Она смотрела на меня сердито, сжав губы в тонкую линию.

Но я не дал ей выйти из себя и все-таки смог назвать компоненты, сочетающиеся с отваром из ягод омелы. Я хорошо понимал ценность отвара; умирать от внутреннего огня, съедающего тело человека, мучительно. Я видел, как это происходит, если человек не сразу обращался к целителям. Уж лучше сгореть в ивовой клетке!

Друиды умели лечить горячку с помощью омелы, поэтому среди нас никто не умирал от этого недуга. Используя магию целителей, Сулис обычно справлялась с горячкой, особенно на убывающей луне.

Вообще Сулис казалась мне почти совершенством. Ее умелые руки касались головы человека, и боль сразу уходила. Она могла легкими поглаживаниями сращивать сломанные кости... она могла бы погладить и мои ноги, например...

— Айнвар, ты опять не слушаешь!

— А? Да. Я задумался об исцелениях. Скажи, а можно использовать магию пола, чтобы лечить людей?

— Знаешь, Айнвар, по-моему, пора тебе поучиться еще у кого-нибудь! Шел бы ты лучше к Диану Кету учить законы, вместо того, чтобы тратить зря мое время.

— Но почему бы нам с тобой не воспользоваться этой магией, чтобы восстановить силы, например? Что тут такого?

— Может быть, весной и придется прибегнуть к этой магии. Если Менуа посчитает нужным.

— А сейчас? — продолжал я приставать. — Сейчас же тоже есть разные задачи. Ну, например, можно было бы сделать шерсть овец погуще?

— Да они и без того обросли настолько, что еле ноги таскают. Им же тяжело! — засмеялась Сулис. — Слушай, если тебе нужна женщина, так и скажи. А чего зря говорить? Выйди за стену, поищи кого-нибудь из другого клана, наверняка найдутся желающие.

— И ты думаешь, это будет магия?

— Нет, Айнвар, — грустно улыбнулась Сулис, — не так-то просто найти волшебство!

Я был высоким статным парнем, и когда воспользовался ее советом, обнаружил, что женщины действительно улыбались мне. Некоторые, встречаясь со мной глазами, облизывали губы, некоторые, правда, отворачивались, но неизменно оглядывались потом. Среди них попадались женщины земледельцев, девушки, достигшие брачного возраста, вдовы, вошедшие в пору зрелости. Со временем я переспал со всеми, кто соглашался, на расстоянии в полдня ходьбы от стены.

Но Сулис была права. Магию я так и не нашел. Зато получал немалое удовольствие и старался изо всех сил доставлять удовольствие моим женщинам, то есть никогда не брал больше, чем мог отдать. Женщины уверяли меня, что я очень хорош, некоторые были даже не прочь потанцевать со мной на Белтейн и родить от меня детей. Меня пытались привлечь неплохим приданым. Но друиду нет дела до собственности. Его потребности обеспечивало племя в обмен на его труды. Если бы я собрался жениться, взял бы в жены девушку по сердцу, не думая о том, сколько ее семья дает за ней коров, и есть ли у нее вообще что-нибудь, кроме иглы и ткацкого станка.

Зима готовилась уступить место весне, и мы, чтобы поторопить ее приход, повторили тот же ритуал, ради которого умерла Розмерта. Но теперь никто не умер. Старик, которого мы выбрали еще зимой, только притворялся мертвым, но зима все равно послушно умерла, и ее сменила яркая, бурлящая весна. Жизненные соки бурлили и во мне. Я потерял счет своим женщинам и различал их разве что на ощупь. У одной кожа была более гладкой, у другой — рыхловатая и в ямочках, но ощущения каждый раз оказывались разными. Мой опыт рос. Каждой новой партнерше я был благодарен, но никакой магией наши отношения и не пахли.

О браке с Сулис не могло быть и речи. Ее клан мастеров не был для меня кровным, здесь бы препятствий не возникло. Но когда я предложил ей стать моей женой, она отказалась.

— Женщина выходит замуж, чтобы иметь детей, Айнвар, а я не собираюсь их заводить, — решительно сказала она.

— Но почему?

— Постарайся понять. Я много думала об этом. Мое тело, я сама — это инструмент исцеления. Ты же видел, как я втираю мочу в обожженную плоть, и волдыри исчезают. В лечебных препаратах я использую и другие свои выделения. И всегда достигаю результата. Если бы я носила ребенка, свойства моего тела изменились бы. Мой пот, моя слюна, мои слезы утратили бы силу. Мой дар может пропасть, и я не хочу рисковать. Если это ритуал, связанный с энергией пола, я принимаю меры предосторожности, зачатия не случается; но если я выйду замуж, мне придется рожать мужу детей, если я смогу, конечно. Видишь, этому не бывать. Твоя просьба невыполнима.

— Но ведь у других целителей есть дети. Ты же сама говорила, что бабушка у тебя тоже была целительницей.

— Она сделала свой выбор, а я — свой. У меня свой путь, и, знаешь, Айнвар, в обычае друидов уважать решения собратьев.

Я был слишком молод, чтобы понимать, как на протяжении жизни человек меняет отношение к тем или иным вещам. Независимость от семьи, которую выбрала для себя Сулис, когда-нибудь сильно скажется на ней. Я просто принял ее слова на веру, но мне было грустно.

Время от времени Менуа все же использовал нас двоих для ритуалов с использованием энергии пола. Однако с каждым разом процесс становился для меня все более болезненным. Но я никогда не отказывался. Я понял, что происходящее между мужчиной и женщиной в ходе ритуала — это священное действо такой силы, что все остальное меня уже не удовлетворяет.

Вот Тарвос Бык не искал в своих женщинах никакой магии. Когда у него возникало желание, он готов был жениться на ком угодно. Я был уверен: даже такой брак стал бы удачным. Жена восхищалась бы его шрамами, его мужской силой и рожала бы ему детей, которым предстояло пополнить ряды наших воинов. Все были бы довольны.

Как-то раз я шел ночью под звездами. Со мной были только темнота и ветер. Из открытых дверей до меня долетали обрывки разговоров. Ни одной законченной мысли. Людям, давно и близко знавшим друг друга, не было нужды выстраивать речь, как на сходе. Достаточно было пары слов, остальное угадывалось. Да и говорили-то о самых простых вещах: о работе, о еде, о погоде, о каких-то совершенно личных делах. Кое-где ссорились, кто-то смеялся... Люди в домах были просты и понятны. Они были навсегда встроены в обыденное. Я так не мог. Даже огромного ночного неба с яркими звездами мне было мало. Впереди меня ждали магические свершения. Возможно, Сулис права, подумал я. Я шел под звездами, мечтал, и никто не слышал, как я прохожу мимо. А время текло вокруг и сквозь меня.

Тридцатилетие считалось у нас возрастом зрелости. Но время измерять было непросто. Я долго изучал бронзовые листы, на которых был вырезан наш календарь. Размечал год, чтобы праздники всегда приходились на нужное время, соотносясь с периодами на земле и на небе. Календарь состоял из шестнадцати столбцов, представляющих шестьдесят два лунных цикла, разделенных на светлую и темную часть, с двумя дополнительными циклами, чтобы привести все в соответствие с солнечным годом. Наука давалась трудно, не всегда хватало слов для обозначения нужных понятий. А ведь это только часть из того, что мне предстояло освоить. Голова пухла от знаний. Учителей у меня было не сосчитать. Я должен был понимать, о чем говорят пшеничные колосья, что означает расположение речной гальки на берегу, чего ждать от построения гусиной стаи в небе. Но главным моим наставником все же оставался Менуа. Я учился и учился и, в конце концов, изучил его приемы лучше, чем собственный плащ.

Ход времени сказывался и на нем. С каждой новой зимой главный друид становился более раздражительным. Его суставы хрустели все громче.

— Ты станешь моим последним учеником, — как-то раз сказал он мне. — Тебе предстоит сменить меня.

Конечно, я возрадовался и возгордился. У меня появился мощный повод еще более прилежно постигать науку друидов. Я, наконец, научился сосредоточиваться настолько, что без труда запоминал законы, изложенные в длинной песне, сложенной бардами. Повторив ее несколько раз, я пришел к выводу, что законы мудры и прекрасны.

Очередное сборище после Самайна, после принятия всех решений, Диан Кет обычно завершал словами: «Мы принимаем решения в соответствии с законом природы, поскольку природа является источником вдохновения и образцом закона. Не должно быть законов, противоречащих природе».

Менуа научил меня языку греков, отточил мое знание римского, которому я выучился от торговцев. Сам главный друид с презрением отзывался о языке римлян; он считал его слишком грубым, не способным выразить все многообразие бытия. Он научил меня и письменности, используя восковые таблички и выделанную телячью кожу.

— Не слишком полагайся на знаки, — предупредил он меня. — Записи можно стереть, свитки можно сжечь. Только то, что ты запомнил, останется с тобой навсегда.

Также под его руководством я освоил огамическое письмо друидов. Собственно, это была не столько письменность, сколько способ передавать простые сообщения, используя для этого знаки на стволах деревьев или на камнях. Никакой особой мудрости в огамическом письме не было, но пользу оно приносило, а простолюдины приходили в восторг, не понимая, как друиды узнают те или иные вещи.

— Вот и хорошо, — говорил Менуа. — Надо поддерживать в них чувство благоговения!

Он перекладывал на мои плечи все больше и больше забот. Как-то раз мне понадобился вестник, что сообщить кое-что дальним друидам. Менуа прислал мне Тарвоса. Я-то хотел попросить назначить вестником Крома Дарала, но между нами явно не складывалось понимания.

Однажды утром я чуть не столкнулся с Кромом.

— О! Я и не слышал, как ты идешь, — заговорил я. — Кузнецы подняли такой шум... — хотя никакого особого шума и не было. Но надо же было с чего-то начать разговор.

Кром пожал плечами, не ответил и собрался пройти мимо. Я поймал его за руку.

— Кром, послушай! Что не так? Давай все исправим!

— Что ты собрался исправлять? — угрюмо спросил Кром. — Признаешь, что ты не лучше меня?

— Конечно, не лучше. Я просто другой.

— Все вы говорите одно, а думаете другое, — проворчал он.

— Но ты же меня совсем не знаешь! — воскликнул я, а сам подумал, что он, в общем-то, прав.

— А сам-то ты себя знаешь? — огрызнулся он. — Ты посмотри на себя со стороны! Идет тут такой, как будто к нему вся эта грязь не пристает! — Он вырвал свой рукав и быстро ушел.

«Да я все тот же Айнвар!» — хотел я крикнуть ему вслед. Но не стал.

Вернувшись домой, я первым делом спросил Менуа:

— Как ты думаешь, может обычный мужчина дружить с друидом?

Некоторое время наставник размышлял, а потом решительно заявил:

— Это невозможно!

О, боги! Буду ли я когда-нибудь знать все о жизни? Главный друид учится не меньше двадцати лет. Я мог вступить в Орден и раньше, ведь момент посвящения определялся разными предзнаменованиями и многими прочими обстоятельствами. Но для того, чтобы стать главным друидом, двадцать лет — самый малый необходимый срок. Он един для всех школ от Бибракте в Галлии до далекого легендарного острова бриттов. И все нужно держать в памяти.

Мы в очередной раз сидели в Роще.

— Расскажи-ка мне еще раз о Риме и Провинции, — потребовал Менуа, а я про себя отметил, что этот вопрос он задает мне как бы не в тридцатый раз. Наставник меж тем сидел, как ни в чем не бывало, прислонясь спиной к стволу дерева и пожевывая травинку. — И постарайся рассказывать слово в слово, как я тебя учил, — добавил он равнодушно.

— Римляне — это племя, живущее на землях Лациума, — послушно начал я. — Некогда это было лишь одно из племен в Италийской земле. Но они воевали с соседями и, в конце концов, истребили этрусков. Создали армию и захватили богатую долину реки По. Потом разделались со своими торговыми конкурентами — Коринфом и Карфагеном, захватили торговые пути. Завоевали всю Иберию. Римляне повергали в прах любого, кто вставал у них на дороге. Со временем они прибрали к рукам всю торговлю, так что богатства потекли в Рим рекой.

Менуа согласно кивал. Я заметил, что белки его глаз начали желтеть, а на морщинистых руках все заметнее проступали старческие пятна.

— Так, ладно, — задумчиво произнес учитель. — А теперь расскажи, что ты знаешь о Провинции.

— Провинцией Рима считается самая южная часть Галлии. Когда-то все кельтские племена были такими же свободными, как мы. Но это было еще до того, как Рим пришел на те земли. Давно. Еще до моего рождения. Римляне стали называть эту область Нарбонской Галлией. Они построили город, столицу, и назвали ее Нарбо. Со временем эти земли стали называть просто Провинцией, потому что это самая большая провинция Рима за пределами Лациума.

— Да, — вздохнул Менуа, — римляне захватили весь юг. Привели воинов и оставили их там, чтобы они женились, заводили детей, а потом просто отняли эти земли. «Романизировали», как они говорят. Хорошо. А кому посвящен город Нарбо?

— Марцию, римскому божеству.

Главный друид высморкался одним пальцем, что служило у него высшей мерой презрения.

— Да, Марций. Дух войны. Не дух какого-то живого существа, дерева или реки, а дух войны! Они не понимают, как надо давай имена!

— Не понимают, — согласился я. — Название очень важно. У всего есть свое, врожденное имя, надо только его найти.

Главный друид почти улыбнулся. Мой ответ ему понравился.

— Что мы знаем о жизни кельтов в Провинции?

— Галльские племена на юге, — рассказывал я, — уже не могут обходиться без римского участия. Все платежи или взыскивания долгов должны быть записаны на римских свитках.

— Вот именно, «записаны», — повторил Менуа с отвращением. — Долги человека переживают самого человека, и после его смерти будут висеть на его потомках.

Он встал и начал ходить взад-вперед, скрестив руки на груди.

— Айнвар, беда в том, что я слишком мало знаю о том, что происходит в Провинции. Кое-что слышу, кое-что чувствую... Я спать не могу, все думаю, как растет сила Рима. Я ее чувствую! Она растет как живое существо, как плющ, который рано или поздно задушит дуб. Но мне не хватает уверенности. Я не знаю степени опасности, не могу назвать ее источник. Если бы мог, сам бы отправился на земли Рима и посмотрел, что там делается. Некоторые утверждают, что галлы на юге живут лучше, чем мы здесь; другие говорят, что они там живут убого, как рабы. Мне нужно знать правду, но я главный друид, а времена сейчас смутные. Я не могу надолго оставить Рощу без присмотра. — Внезапно он повернулся и посмотрел на меня. — Ты молодой и сильный. Ты сможешь отправиться в путь вместо меня, увидеть все своими глазами, а потом рассказать мне.

Вот это да! Я едва не подпрыгнул от восторга. Перспектива захватывающего приключения подействовала на меня словно глоток крепкого вина.

Менуа снова сел и прислонился к дереву. Смотрел он вроде бы на меня, но вряд ли видел...

— Айнвар, — промолвил он задумчиво, — «тот, кто далеко пойдет».

Я затаил дыхание, но друид больше ничего не сказал. Я ждал.

Менуа отвернулся, оставив меня изучать облака в небе и камни, во множестве выступавшие из мягкой земли. До меня долетал голос нашей маленькой речки, Аутуры, там внизу, у основания холма.

«Ты молодой и сильный», — звучал в ушах голос Менуа. Я вспомнил Сулис, как она говорит: «Тебе нужна практика. Прежде чем вступить в Орден, тебе хорошо бы поучиться в рощах других племен. Я сама училась в Бибракте, и узнала там много нового. Друиды эдуев мудры и опытны».

— Мы могли бы отправить тебя на юг, — все так же задумчиво, словно думая вслух, произнес Менуа. — Ты погостил бы у друидов между нашими землями и Провинцией. А потом перейдешь горы и продолжишь учиться уже на римских землях. Как тебе такой вид обучения?

— Ты хочешь, чтобы я стал твоими глазами и ушами?

— Да, именно так, — решительно подтвердил друид. — Ты готов?

Я попытался ответить сдержанно, как и подобало ученику, но эмоции подвели меня.

— Да! — чуть не выкрикнул я.

Глаза Менуа блеснули.

— Думаешь, это будет легкая прогулка? Не надейся. Дорога длинна, а опасностей в путешествии всегда хватает.

— Я не боюсь! Я сильный и смогу постоять за себя!

— Ну да, наверное... Но мы все равно дадим тебе сопровождающего. Без охраны ты не пойдешь. — Менуа потянулся, поскреб себя подмышками и поднялся на ноги. Двигался он как всегда плавно, но я слышал, как скрипят и похрустывают его кости. Годы брали свое.

Мы вместе исполнили ритуал заката, поблагодарили солнце, подарившее нам этот день. В селение мы вернулись с серьезными благочестивыми лицами. Но как только Менуа заснул, я выскользнул из дома, отошел подальше и, оставшись в одиночестве под звездами, издал радостный вопль! Эмоции переполняли меня.

Менуа рассказал друидам о своем плане. То, что он выбрал меня, лучше всяких слов говорило о его выборе преемника. Конечно, когда придет время, решать будет весь Орден, но слово главного друида будет очень весомым. Все это понимали, понимал и я. Когда-нибудь, не скоро, но мне предстоит стать Хранителем Рощи.

Вскоре после этого меня нашла Сулис.

— Давай-ка мы с тобой поработаем на благо твоего путешествия, — предложила она.

Ее волосы были удивительно мягкими, когда я коснулся их губами. Магический обряд обмена энергией пола на этот раз получился сильным и уверенным.

Путь, который Менуа выбрал для меня, пролегал через земли битуригов, бойев, арвернов и габалов.

— Тебе надо будет принести в рощу каждого племени что-то ценное — напутствовал меня Менуа, — но настоящей целью твоего путешествия будет все-таки Провинция. Когда ты попадешь туда, постарайся не привлекать к себе лишнего внимания. Римляне относятся к друидам с подозрением. Так что лучше тебе прикинуться путешественником, например, простым торговцем, который ищет новые торговые связи. Торговля — это язык, который римляне понимают лучше всего.

Мне предложили взять с собой телохранителя. Я выбрал Тарвоса. Чтобы во мне признали ученика друидов, Менуа попросил Гобана Саора выдать мне золотой друидский амулет, трискеле. Он изображал колесо с тремя изогнутыми спицами, обозначавшими триединство Иного Мира, Земли и Человека.

— Прежде чем ты отправишься в путь, — сказал Менуа, — придется пройти еще один обряд. Это обязательно для любого, кто намерен стать друидом. Любой ученик должен бесстрашно взирать на мир. Три следующих рассвета ты проведешь с нами в Роще. Тебе предстоит научиться смерти.