Друиды

Глава шестнадцатая

Я не могу говорить о содержании ритуала, поскольку суть посвящения друида известна лишь друидам. Я узнал многих из тех, кто был на поляне посвящения, и я был рад их присутствию. Как только мое внутреннее онемение отпустило меня, я стал способен не только воспринимать окружающее, но даже улыбаться, например, Секумосу из арвернов. Должно быть, ему пришлось сесть на коня, чтобы поспеть ко времени. Но некоторые друиды жили еще дальше, а они тоже были здесь. Конечно, они и не думали участвовать в моем посвящении, они пришли проститься с Менуа. Мой наставник наблюдал за мной на протяжении всей церемонии, я чувствовал его дух среди ветвей дубов. Когда мы уже уходили из Рощи, интуиция заставила меня оглянуться. Огромная серебряная паутина все еще висела среди деревьев, словно я и не проходил сквозь нее. Наверное, она висела здесь всегда. Воспевая жизнь, мы вернулись в поселок Рощи, а ближе к закату снова отправились в путь, теперь уже с телом Менуа.

Только на этот раз я шел в своем новом плаще друида. Плащ сделали из плотной ткани, только что вышедшей из ткацкого станка и обесцвеченной. Дальше на протяжении всей моей жизни наши женщины буду вышивать на плаще все новые символы, отображающие мои заслуги, буде таковые найдутся. А пока плащ был однотонным, без единого символа.

Руководил похоронным обрядом Нарлос. Похороны получились торжественными, но не печальными. Мы не верили в смерть, мы праздновали жизнь. В конце мы предали главного друида деревьям. Ни склеп, ни простая могила не годились для него. Менуа упокоился в корнях огромного дуба. Там его изношенная плоть распадется, как старое упавшее дерево, ее примет земля, мать всей плоти. Корни дуба впитают вещество тела; ствол и листья будут тянуться к небу, и в них будет частица Менуа. Мне нравилось думать, что Менуа станет частью дуба.

Главного друида похоронили в его торжественной одежде, как и подобало высшему сословию, ведь Менуа вышел из благородного клана. Каждый из нас положил камень на пирамиду, воздвигнутую над его могилой, чтобы волки не могли добраться до останков. Никто не плакал. Не было причин. Ничто не исчезло, просто что-то изменилось.

Друиды из других племен остались в поселке до созыва Самайна, то есть еще на четыре ночи. Наши женщины заботились о почетных гостях. Несмотря на неизбежную суету, многие отметили прибытие Барока и Лакуту. Услышав окрик и ответ, я поспешил к воротам, но меня задержала Сулис. Помахав рукой женщинам, спешившим к гостям с грудой постельных принадлежностей и корзинами с едой, она весело сказала:

— Посмотри, Айнвар, чего я избежала. Вот бремя женщины.

— Их бремя включает в себя и радость материнства, — возразил я, глядя в сторону ворот, освещенных факелами. Сулис тоже посмотрела в ту сторону и удивленно расширила глаза.

— Кто это, Айнвар?

— Мой слуга. Он отстал. Вот только сейчас добрался.

— Я не про него! Кто эта странная женщина?

— Это моя... — я замолчал. Просто не мог найти слова для объяснения, кем Лакуту приходится мне. Да я и сам этого не знал.

Сулис смотрела на меня с подозрением.

— Ну? Она твоя кто?

— Это его рабыня, — небрежно пояснил проходивший мимо Тарвос. — Айнвар купил ее в Провинции.

Я чуть не убил его! Ну кто просил вмешиваться?

Сулис отпрянула от меня, как от змеи.

— Ты что, купил женщину?

— Рабыню, — услужливо поправил Тарвос.

— Тарвос, шел бы ты... по своим делам! — в сердцах сказал я.

— Нет, Тарвос, останься! — в голосе Сулис прорезались стальные нотки. — А ты все-таки объясни мне, зачем тебе понадобилось покупать женщину?

— Да все не так! — С досадой начал я. — Ее продавали на аукционе, а Рикс...

— Стало быть, вы с Риксом купили ее, чтобы вместе пользоваться? — голос Сулис способен был заморозить любого. Она еще подалась от меня.

— Да нет же! — я хотел в отчаянии схватить целительницу за руку и заставить ее выслушать меня, но в этот момент Лакуту увидела меня, подбежала и бросилась к ногам с радостным криком.

Сулис гневным взглядом буквально пригвоздила меня к земле, повернулась и ушла.

Я взял Лакуту за руку и повел ее в дом, который мы делили с Менуа. Тарвос поспешал позади, даже не заметив, насколько осложнил мое положение своим неуместным вмешательством. Со всех сторон на нас смотрели люди. Я пытался сохранить на лице бесстрастное выражение, только вряд ли у меня получилось.

К рассвету все в форте знали, что я купил рабыню. Нет, не так. Кельт купил раба! Да, мы держали в плену женщин, захваченных в набеге; большинство князей держали слуг, но рабство как таковое, идея о том, что один человек может принадлежать другому человеку, была ненавистна людям, дорожившим свободой больше жизни. Даже пленные кельтские женщины имели определенные права и статус свободного человека. Во всей Галлии не нашлось бы ни одного раба. Раб — это трагедией, раб — это скандал. Я купил раба. И все об этом знали.

Никто не осмелился задавать мне вопросы, особенно теперь, видя на мне плащ друида, но когда Дамона после утренней песни солнцу принесла мне утром еду, я прочел в ее глазах невысказанный вопрос. Она то и дело посматривала на меня, а потом на Лакуту. А Лакуту беззаботно подметала пол.

— Теперь она будет делать мою работу? — безразличным тоном осведомилась жена кузнеца.

— Если ей нравится, пусть подметает. Она моя... гостья; может делать, что ей угодно, — так же равнодушно ответил я.

Но я ведь действительно не мог помешать Лакуту подметать пол или делать что-нибудь еще. Да, она всеми силами демонстрирует преданность, но даже не попыталась освоить хотя бы начатки нашего языка. Похоже, какая-то часть ее сознания оставалась закрытой.

Дамона достала и расставила на столе еду и уже собралась уходить, когда я спросил ее:

— Ты помнишь женщин секванов, которых захватили незадолго до моего ухода?

— Помню, конечно.

— А что с ними стало?

— Да разобрали всех как обычно.

— Всех? А там одна говорила, что она дочь князя...

Дамона посмотрела на меня со странным выражением. Я не мог понять, что бы это значило.

— Она оставалась последней... Не хотела принимать мужчину. Если ты Малышку Бригу имеешь в виду.

Я кивнул.

В глазах жены кузнеца появился интерес.

— Знаешь, другие женщины секванов рады были пойти в дома воинов, занять семейное положение. А с этой Бригой сплошная морока. Она все твердила, что будет ждать высокого человека с бронзовыми волосами.

Я смотрел на Дамону и ждал продолжения. Ее губы шевельнулись в улыбке, которую она даже не попыталась скрыть.

— У Менуа лопнуло терпение, и он пообещал выгнать ее из поселка и пусть выживает, как может, если не определится с выбором. Но она все твердила о высоком человеке с бронзовыми волосами... пока кто-то не сказал ей, что речь идет об ученике друида, причем не какого-нибудь, а об ученике Менуа. На следующий день она сказала, что пойдет с тем, кто ее захочет.

Во рту у меня пересохло.

— Ну и кто же ее забрал?

— Да есть тут один. Он вообще женщинами не интересовался, пока не услышал, что эта Брига тебя ждет. Вот на следующий день и забрал. Кром Дарал.

— Так Брига замужем за Кромом Даралом? — все еще не веря, спросил я.

— Ну, не так чтобы замужем. Он взял-то ее уже после Белтейна, так что танца вокруг дерева не было, это только на следующий Белтейн теперь. Но она живет в его доме, наверное, скоро и дети пойдут...

Дамона оставила меня со своими мыслями; несомненно, она торопилась обсудить с другими кумушками загадку: с чего бы это я купил себе рабыню, если меня ждала дочь князя. Я долго сидел на лавке; еда почти остыла.

Лакуту суетилась по дому. Вот уж не думал, что из нее получится домохозяйка! Она с любопытством изучала наше жилище, присаживалась на корточки, трогала железную решетку возле очага... Что-то я не замечал, чтобы она так же интересовалась домами, где нам довелось останавливаться, хотя обстановка там была побогаче. Наверное, наш быт представлялся ей экзотическим. Впрочем, не это сейчас занимало мои мысли. Я думал о Бриге с Кромом Даралом.

Сколько бы я не убеждал себя, что у друидов полно других, куда более важных проблем, особенно если учесть, что женщина у меня уже имелась, чем размышления о том, кто с кем спит, ничего не получалось. В спорах головы с сердцем победа частенько достается сердцу. Во мне росло чувство потери, не имеющей ничего общего со смертью. Смерть — это маленькая потеря. Бывают потери куда большие!

Значит, Брига здесь, живет с Кромом Даралом. Рано или поздно я ее обязательно увижу. Так что же мне теперь, из дома не выходить? Ладно. Хорошо, что я до сих пор с ней не столкнулся. Усилием воли я отогнал мысли о Бриге и занялся подготовкой к ежегодной встрече друидов на Самайн.

Самайн знаменовал собой начало нового годового круга. Накануне судьи племени рассматривали всевозможные споры. Обычно рассмотрение дел затягивалось от рассвета до заката. Зрелище утомительное. Потом разводили большой костер, начиналось пение. Чествовали духов умерших, призывали их присоединиться к духам живых. В случае если дух мертвого прослыл при жизни злым — так бывает, поскольку многие живые люди имели в себе злых духов, — их старались умилостивить дарами. Слабым и детям надевали защитные амулеты. Самайн считался временем силы, а сила не может быть злой или доброй, она — просто сила, как жизнь и смерть. В канун Самайна никто не спит. В эту ночь можно встретить мертвых. Некоторые боятся, но я подумал о Менуа и Розмерте и улыбнулся.

На следующий день, в первый день нового года и день рождения зимы, друиды Галлии собираются в Роще. Я пришел с наставником Нарлосом. Сулис меня избегала, а общества Аберта я сам не искал. Друиды карнутов возглавляли процессию, остальные следовали за ними по ранжиру, в зависимости от того, насколько велико племя, которому они служили. Однажды я оглянулся и приуныл. Как же нас мало!

Выбор нового главного друида — важная задача, требующая участия всех членов Ордена. Я помнил слова Менуа о том, что он хотел бы видеть на этом месте меня, да только что же теперь об этом говорить? Двух дней не прошло, как я стал полноправным членом Ордена. Естественно, я тоже задавался вопросом: а кто же достоин занять место Менуа? Кто мог оказаться равен ему?

Начались обсуждения. Секумос попросил меня рассказать о том, что я видел в Провинции и как выполнил наказ Менуа. «Так мы обретем последние лучи мудрости Менуа», — сказал Секумос.

Я рассказал собранию все, что смог узнать на юге. Рассказал, как догадался о планах Цезаря. Повторил свой рассказ Секумосу о природе римских божеств и обязанностях жрецов.

— Римляне верят, — говорил я, — что только жрецы способны напрямую иметь дело с Потусторонним. Мы считаем, нет, мы знаем, что иной мир окружает нас со всех сторон. Римляне и друидов называют на свой манер жрецами. Мудрые греки понимали нас лучше.

— Да только мудрость им не помогла, — раздался чей-то одинокий голос. — Рим покорил эллинов.

— А теперь вознамерился покорить нас. Менуа это предвидел, — сказал я.

Вперед выступил Аберт. На меня он даже не взглянул, обращаясь исключительно к собранию.

— Айнвар напомнил нам, насколько мудрым был Менуа; я приведу еще один пример его мудрости. Хранитель Рощи подготовил себе идеальную замену — сильного молодого человека, одаренного, умеющего мыслить. Менуа ушел к деревьям, но он оставил нам Айнвара. Айнвар лучше любого из нас подготовлен, прекрасно разбирается в ситуации, готов противостоять угрозе, волновавшей Менуа в последние зимы его жизни.

Я понял, что уши у меня горят, и не смел поднять глаз на собравшихся.

— Знаю, такого еще не было, — продолжал Аберт, — но теперь, после рассказа Айнвара, все согласятся, что Менуа беспокоился не напрасно. А раз его правота здесь несомненна, думаю, и в другом он тоже прав. Я прошу вас голосовать за то, чтобы наш новый член Ордена стал новым Хранителем Рощи.

Если я был ошеломлен, то и другие друиды выглядели удивленными. Одно за другим, лица поворачивались и, наконец, все глаза оказались устремленными на меня. Опытные друиды, чьи тренированные чувства, удвоенные силой Рощи, взвешивали меня, изучая и измеряя, оценивая мои слабости и сильные стороны. Я стоял словно голый перед Орденом Мудрых.

— Оставь нас, Айнвар, — сказал, наконец, Диан Кет. — Нам надо посоветоваться.

Со дна моего естества поднималась паника. Я не готов! Я хотел возражать. Все происходит слишком быстро, я не этого ожидал... вы не понимаете, насколько я не готов! И тут я вспомнил Рикса в тот момент, когда арверны требовали, чтобы он возглавил их. Похоже, он чувствовал себя так же, как и я сейчас. Меня словно затягивал водоворот глубокой и бурной реки...

Я ничего не сказал. Кто-то ответ меня за деревья, я сел на камень и стал смотреть в небо, стараясь восстановить спокойствие в голове и в сердце. Я спросил Источник: так это Твое желание? Небо не ответило. Оно наблюдало за мной огромным голубым глазом. Иногда ветер доносил из-за деревьев спорящие голоса. Временами Аберт переходил на крик. Решение давалось друидам нелегко.

На моей памяти выборов нового Хранителя Рощи не было; я не знал, как сложится день дальше. Разумеется, друиды каждого племени избирали своего предводителя, но Хранитель Священной рощи карнутов становился верховным друидом Галлии. Мне было трудно поверить, что такую ответственность возложат на человека, который прожил на свете меньше тридцати зим.

В какой-то момент криков стало слишком много. Я вдруг представил, как подкрадываюсь к поляне совета и подсматриваю за тем, что там происходит, как в детстве подсматривал за тайным ритуалом смерти зимы. Нет уж! Я призвал свою голову к порядку. Такое поведение неприлично для человека, которого хотят сделать Хранителем Рощи.

Все это как-то нереально. Я сидел, складывая пальцы то так, то этак, и не знал, о чем я должен думать и что чувствовать. Интересно, что бы сказал Менуа, будь он жив? С поляны долетел еще один крик, и все смолкло. Тишина длилась и длилась.

— Ты готов выслушать решение? — негромко спросили рядом со мной.

Я оглянулся. Рядом стоял мастер жертв. «Идем», — сказал он и отвел меня на поляну. Нас ожидали друиды. Но теперь все накинули капюшоны, скрывавшие лица. Они молчали. Аберт подвел меня к жертвеннику. Диан Кет отступил от камня и встал у меня за спиной, положив руки мне на плечи. Собравшиеся единым жестом откинули капюшоны.

— Услышь нас! — воззвал Нарлос. Это была его обязанность — взывать к Источнику, вечно наблюдающему за нами. — Взгляни на нас! Вдохни наше дыхание и узнай наше решение! Мы выбрали этого человека. Пусть он хранит Твою Рощу, поделись с ним своими тайнами! Влей в него свою силу! Укрепите его дух! Он твой!

Сильные, уверенные руки Диана Кета повернули меня лицом к жертвеннику. Аберт приказал мне лечь. Я растянулся на холодном камне в полный рост и стал смотреть на узор безлистых ветвей, переплетавшихся надо мной.

«Он твой!» — согласно выкрикнули друиды, сотворили знак призыва и запели слова силы.

Я прислушался к себе и ощутил пустоту. Сосредоточился. Пустота исчезла, сменившись чувством наполненности. Во мне билась сила, во мне плескалось море способностей, завещанных поколениями людей, лежавших на этом камне до меня. Все они были здесь. День был холодным, и камень был холодным, но душа моя горела древним огнем. Когда я поднялся, я больше не чувствовал себя молодым.

Той ночью в доме собраний устроили пир для членов Ордена. В соседних домах тоже праздновали. Я чувствовал себя на редкость неудобно. Каждый из тех, кто встречался со мной раньше, даже те, кто видел меня впервые, во весь голос обсуждал мои достоинства и недостатки. В соответствие с моим новым положением, достоинства превозносились неимоверно, а недостатки оказывались пренебрежимо малыми. Пришлось встать и напомнить остальным, чтобы они соблюдали равновесие. Но слова мои вызвали только новый шквал восторгов. «Вот! Мудрая голова!», — кричали люди и хлопали в ладоши.

Я сел и уставился в свою чашку. В конце праздника мы воздали дань уважения огню, воде и четырем ветрам. Сразу же после бессонной ночи, на рассвете я отправился на посвящение. Нельзя терять времени, Орден не должен оставаться без своего навершия.

Обряд, сделавший меня главным друидом карнутов и Хранителем Священной рощи Галлии, оказался очень простым. Аберт разложил на поляне в центре Рощи небольшой костер из веток ясеня, рябины и орешника. Граннус подвел меня к огню и закатал рукава моего плаща выше локтей.

— Скрести запястья, Айнвар, и опусти руки в огонь. Медленно, — приказал Аберт.

Я повиновался. С моим высоким ростом пришлось согнуть колени, чтобы руки мои коснулись пламени. Друиды, стоявшие среди деревьев, начали петь: «Ты войдешь в огонь, но пламя никогда не причинит тебе боль!» Мне показалось, что бабушка слегка надавила мне плечи, пригибая еще ниже в костру. Волна жара облизнула меня, красно-золотые языки пламени обвились вокруг рук; запахло паленой шерстью — это огонь добрался до коротких волос на руках.

«Ты войдешь в огонь, но пламя никогда не причинит тебе боль!» — пели друиды.

Я долго держал руки в огне, до тех пор, пока пение не перешло в торжествующий рёв, а затем внезапно оборвалось. Я распрямился, испытывая легкое головокружение. Аберт и Граннус подняли мои руки вверх, показывая их всем собравшимся. Я тоже взглянул вверх. Кожа на руках оставалась чистой и неповрежденной.

Вздох облегчения прошелестел над Рощей. «Духи принимают тебя!» — воскликнул Диан Кет. Друиды столпились вокруг, рассматривая опаленные волоски на руках и нетронутую кожу. Кто-то спросил, почувствовал ли я боль?

— Нет, — ответил я, и это была правда. Боли не было. Не было ничего, кроме внутреннего спокойствия, подобного тишине заснеженных полей.

— Покажи руки деревьям, — сказал Аберт.

Я снова поднял руки и медленно повернул ладони к солнцу.

Костер погасили, присыпали землей и отправились в поселок. Орден Мудрых снова существовал в полном составе. Друиды шли позади меня; нет, не рядом со мной. Главный друид должен быть один.