Друиды

Глава двадцать шестая

Наверное, он просто оступился, вяло думал я. Упал и ударился... и никакого копья на самом деле нет... Это только кажется...

— Тарвос, — услышал я свой собственный жалкий голос, — вставай, Тарвос! Поговори со мной! Ты не видел Бригу?

Я наклонился и осторожно перевернул тело. Приподнял над водой плечи и голову, ведь он может захлебнуться... Голова не держалась. Глаза закатились, из-под век виднелись только белки. Лицо приобрело серый цвет.

Ах, как мне нужна была сила! Я бы повернул время вспять. Но не было силы. Руки мои, державшие тело Тарвоса, дрожали.

Ко мне подбежали люди. Они хотели помочь.

— Кто-нибудь, — позвал я, — уберите это копье! Оно же мешает!

Кто-то взял меня за плечи, кто-то помог достать тело из воды и уложить на берегу. Над Тарвосом склонилась Сулис. Раньше я ее не заметил; должно быть, она ходила с другими женщинами петь виноградным лозам. Целительница мельком взглянула на меня и сосредоточилась на теле Тарвоса. Я беспомощно наблюдал, как она прислушивалась к его сердцу, пыталась уловить дыхание. Выпрямилась. Покачала головой.

— Жизнь ушла, Айнвар. — Она кивнула своим помощникам. Один из них осторожно кольнул копьем моего друга. Он еще осторожничает! Как будто Тарвос может чувствовать! Из маленькой ранки едва сочилась кровь.

Меня сильно толкнули. Лакуту с душераздирающим стоном припала к груди Тарвоса. Она мерно раскачивалась и выла не переставая. Смотреть на это было немыслимо. И тут я увидел Бригу. Она молча подняла руки, и я обнял ее.

— Тарвос мертв, — с трудом проговорил я в ее жесткие волосы.

— Знаю. Он спасал нас.

— Но это же неправильно! Не время ему умирать. Он молодой. И у него есть Лакуту. Он хотел жить... он не хотел умирать.

— Знаю, — повторила она, пытаясь меня успокоить.

Нет, она не знала! Зато я знал. Я знал, что мой друг должен радоваться теплому солнцу, хорошему вину, честной схватке и преданной женщине. Это было самое важное для него. Смерть — для старых, больных и слабых, но никак не для человека, спешившего домой, к своей Лакуту. Я повернулся к воинам, стоявшим вокруг.

— Отнесите его в Рощу, — приказал я.

Один из моих телохранителей был настолько потрясен гибелью своего командира, что осмелился спорить с главным друидом.

— Надо отнести в поселок. Пусть женщины приготовят его... — запинаясь, начал он.

— Я сказал — в Рощу! — рявкнул я так, что от меня шарахнулись.

Больше никто не посмел перечить, они лишь переглянулись между собой. Воины с трудом подняли грузное тело Тарвоса, освободив его из объятий Лакуту. Мы пошли к Роще.

Тарвос стал не единственной нашей потерей. Воины нашли тело девушки, убитой камнем из пращи, и пожилой женщины, зарубленной мечом. Еще несколько человек оказались ранены, некоторые серьезно. Наш виноградник уничтожили, но мне было не до него. Я мог думать только о Тарвосе.

Сулис вернулась в поселок с ранеными, но остальных убитых я приказал тоже нести в Рощу. Казалось, что время, которое мне удалось притормозить во время боя, теперь замедлилось само по себе. Мы бесконечно долго поднимались к вершине холма, и это время наполняли усталость и боль. Выяснилось, что и сам я ранен; скорее всего, треснуло ребро. С этим Сулис как-нибудь справится. Что стало причиной? Удар камня, которого я не заметил? В нас метнули много копий... и одно из них нашло Тарвоса.

Сейчас все это не имело значения. Я шел, глядя только под ноги, чтобы не видеть безжизненное тело Тарвоса. Кто-то увел мою бедную лошадь. Хорошо. В поселке о ней позаботятся. Лошадь Тарвоса так и несла своего хозяина, только теперь он лежал поперек ее спины. Рядом шла Лакуту. Она прижималась к телу мужа и без конца плакала.

Стало легче, когда надо мной простерлись кроны дубов Рощи. Голые деревья стояли с воздетыми ветвями, словно призывали не забывать о случившемся.

Я вышел к поляне в центре, где из травы поднимался камень жертвоприношений. Но тело Тарвоса по моему приказу положили рядом. Он не был жертвой.

Троих убитых уложили головами на восток. То, что я собирался сделать для Тарвоса, надлежало сделать и для остальных. Воины исполнили все, как я сказал, и отступили в ожидании.

Даже Лакуту наконец замолчала; возможно, услышала деревья. Теперь она не сводила с меня огромных темных глаз. В них легко читалась отчаянная мольба, почти такая же, как там, на помосте в Провинции во время аукциона.

Как бы я хотел избавиться от смертельной усталости! На реке я выложился до предела и даже сверх того. Но некому и нечего было объяснять. Я отбросил все лишнее и сосредоточился на том, чтобы просчитать каждый свой следующий шаг. Я расставил камни так, как складывался рисунок звезд на зимнем небе. Из источника в Роще Брига принесла воды. Затем я зажег небольшой костер, удостоверился, что тела лежат правильно, и приказал пришедшим с нами занять точно такие же места, которые занимали друиды на том давнем рассвете, когда умерла Розмерта.

Действенность магии во многом зависит от того, насколько точно воспроизводятся условия и обстоятельства, при которых раньше удалось получить положительный результат. Так точный удар молота Гобана Саора каждый раз заставляет железо принять ту или иную форму. Так же и с магией. В большинстве случаев...

Но я очень устал, а магия, которую я хотел призвать, далеко выходила за пределы возможностей любого друида. Наверное, если бы я позволил себе отвлечься, я бы испугался.

Никто не звал друидов, но они пришли. Я почувствовал, как за пределами установленного мной круга молча располагаются фигуры в плащах с капюшонами. Граннус сопровождал нас от самой реки; теперь к нему присоединились Керит, Нарлос, Диан Кет, Аберт и остальные члены Ордена, жившие неподалеку от Священной Рощи. Очень кстати; их сила мне потребуется.

Не говоря ни слова, я продолжал действовать, следуя интуиции и внимательно слушая подсказки моего духа. Никто никогда не проводил таких ритуалов, приходилось выстраивать его на ходу. В какой-то момент Брига положила руку мне на плечо. Никто другой не посмел бы трогать меня, но она поступила правильно. А вот вопрос «Айнвар, что ты хочешь делать?» был лишним. Я сам ничего не делаю. Успех магических действий зависит от силы и абсолютной уверенности друида в этой силе, но это не сила человека, это сила духа. Я покачал головой и ничего не ответил.

Когда приготовления, как мне показалось, закончились, я закрыл глаза и открыл себя Источнику. Мой дух напряг слух, пытаясь уловить слабый шепот извне. Но до меня доносились только скрипы замерзших ветвей и приглушенное дыхание людей вне круга.

«Подскажите мне! — мысленно умолял я, — скажите, что делать сейчас? Надо ли мне рухнуть на мертвые тела и закричать «Живи!», как я уже сделал однажды? Но хватит ли этого приказа? Или нужно что-то еще?»

В следующий момент до меня дошла бессмысленность и дерзость моей попытки. Как смел я мечтать о том, чтобы снова разжечь уже погасшую искру жизни? Такое только во власти Творца. Мое намерение далеко выходило за пределы человеческих возможностей.

Но Тарвос! Тарвос, которого я любил, не был готов к смерти. Он должен жить! И глаза Лакуту отчаянно молили о помощи. Я не боялся за себя, я делал то, что считал необходимым.

«Пожалуйста, — умолял я из глубин своего естества, — молю, пошли мне вдохновение!»

Стоя рядом с телами, простертыми на земле, я склонил голову и стал ждать. И вот что-то огромное вошло в Рощу. Дрожь пронзила землю. Ветер взвыл в кронах дубов. Потом все вокруг залила удивительная тишина и покой, как бывает, когда оказываешься в центре бури. Казалось, круг людей и друидов разом отодвинулся, словно я удалялся от них с огромной скоростью. Друиды начали петь, но звук достигал моего слуха в лучшем случае как отдаленное жужжание. Свет на поляне потускнел, потом вспыхнул и снова потускнел, собравшись вокруг лежащих тел. Я наклонился над Тарвосом. Потом встал на колени, и тут в меня ударила мощная сила отрицания, швырнувшая меня на землю и придавившая, словно гигантским каблуком.

Деревья замерли, наблюдая, друиды пели, древняя земля стала мягкой подо мной, и Творец был... и Творец... Новый взрыв силы с оглушительным треском разметал все порядки, которые я так тщательно выстраивал. Я отчаянно пытался удержать связь с Источником, с пламенем, сияющим в черноте среди звезд, где нет ни тел, ни мертвых, ни живых, и понял, что сейчас и сам исчезну в этом горниле. И тогда мой внутренний дух закричал в экстазе! Он узрел Творца!

Меня подвело мое человеческое тело. Я ощутил себя лежащим, уткнувшимся лицом в прошлогодние листья, плачущим от слабости. Моя вытянутая рука касалась мертвой руки моего друга.

Не знаю, как долго я лежал. Никто не посмел беспокоить меня. Сам себе я напоминал младенца, пустого, как скорлупа ореха. Я понял ограниченность моего дара. Менуа ошибался. Духу, заключенному во мне, недоставало сил, чтобы воскрешать мертвых. Возможно, кто-то другой и смог бы, но не я.

И все же, взамен несуществующего дара я получил другой, вовсе не меньший. Любовь к моему другу позволила мне на краткий страшный миг узреть истинный лик Источника.

Я поднялся на ноги шатаясь, как древний старец. Только тогда ко мне подошли. Я отметил потрясенные взгляды.

— Посмотри, — сказал Аберт, указывая рукой куда-то мне за спину.

На противоположной стороне поляны молния разбила огромный дуб от кроны до корня. Молния зимой... В воздухе висел запах горелого дерева. Никто не спросил, как это могло произойти. Я был главным друидом.

— Их дух отлетел. Отнесите тела в поселок, — приказал я. — Пусть женщины приготовят их к погребению.

Процессия медленно двигалась сквозь синие сумерки. Я шел впереди. Один. Лакуту, тихо рыдая, шла рядом с телом Тарвоса.

Уже ночью, когда в селении все стихло, я вышел под звезды и долго глядел в зимнее небо. Тарвос там, думал я. Его не увидишь, до него не дотянешься. Но весной на деревьях набухнут новые почки. Так бывает всегда.

А нас, друидов, ждала работа. Мы — глаза и уши земли. Мы думаем ее мысли. Мы чувствуем ее боль. Вернувшись на виноградник, мы оценили ущерб, нанесенный римлянами. Солдаты не только вытоптали хрупкие лозы. Запах сказал нам, что они еще и мочились на них. Наверное, так они хотели выразить свое презрение к нашим усилиям. Но еще хуже оказалось то, что они разбросали соль по рядам шпалер. Опоганенная земля взывала к нам, прося помощи.

Сначала мы ужаснулись. Потом испытали отвращение к тем, кто мог совершить такое. Разве люди могут травить богиню, мать всех живых существ?

Мы оплакали оскверненный виноградник, а потом принялись за работу: провели ритуалы очищения и исцеления, призванные восстанавливать жизнь в оскорбленной земле. Мы знали свое дело, это было нашей обязанностью и нашей привилегией. Жаль только, что мне не позволили сделать то же самое для Тарвоса.

После безумного ритуала в Роще я стал скромнее и мудрее. Я никому не мог рассказать о своем опыте; язык духа чужд человеческим языкам, нет слов, чтобы описать то, что я видел и чувствовал. Но я стал другим человеком. С того дня широкая седая прядь поселилась в моих волосах; серебро против темной бронзы. Люди говорили об этом благоговейным шепотом.

И еще кое-что изменилось. Уже на следующую ночь в дверях моего дома появилась Брига, тащившая подмышкой свою постель.

— Айнвар, ну что стоишь столбом? Впусти меня.

Не скрывая изумления, я отошел в сторону.

— Зачем ты пришла?

— А ты как думаешь? — Ее хрипловатый голосок источал ехидство. — Я пришла, чтобы быть с тобой, ты, великий пьяница!

Я действительно в тот вечер выпил немало вина.

— Но почему сейчас?

Она бросила постель и с тихим смехом упала мне на руки. Спустя довольно долгое время, оторвавшись от моих губ, она пробормотала:

— Не спрашивай. Я готовлюсь стать друидом, а друиды никогда не объясняют, почему и зачем они что-то делают.

Может, другие мужчины и понимают женщин, но не я...

Зима была трудной. Нет, погода стояла мягкая, но беспокойство способно сделать трудным любое время года. Мертвых похоронили. Я с нетерпением ждал вестей из Ценабума, от Рикса, от моих информаторов о делах римлян. Понятно, что Цезарь не оставит без внимания стычку на виноградниках.

Я все больше и больше уходил в себя. А Брига, привыкшая жить нараспашку, явно хотела от меня больше того, что я был способен дать ей. Даже во время самых тесных объятий я ощущал себя несколько скованным. Часть моего разума все равно пребывала не здесь.

Старый ворон Менуа закричал рано утром. В это время я сидел у очага, натирая маслом свой посох, чтобы он не рассохся. Услышав ворона, я выбежал на улицу. Форт жил своей обычной жизнью, но я уже знал, что будет дальше. Ворон Менуа не ошибался.

Я вышел к воротам и посмотрел вдаль. Ничего. Но в воздухе разлито особое напряжение, а южный ветер заунывно тянет песню смерти. Я поспешил в Рощу, чтобы послушать деревья. Вернувшись в дом, я сказал Бриге:

— Тасгеций мертв.

Она вытаращила глаза.

— И что же теперь будет?

Я слушал внутренний голос и думал. Кое-что мне не нравилось.

— Зависит от того, как он умер, — наконец сказал я.

Новости от крикунов дошли до нас после полудня. Тарвос уже не прибежит ко мне, поэтому я сам вышел к воротам и ждал, обернувшись на юг, пока не услышал первые отголоски. Звуки передавались по цепи от скотовода к охотнику, от охотника к лесорубу...

Ночью в Ценабуме убит король. Самую длинную ночь в году вождь отмечал пышно. Повсюду в городе горели костры, для князей устроили большой пир. Народ ел и пил до восхода солнца, ночь спряталась, толпа заполнила дом вождя, а потом с песнями и факелами разбрелась по городу. И в этой толпе кто-то улучил момент и ткнул вождя мечом. Теперь Ценабум в смятении и просит немедленного приезда главного друида.

Я вызвал Аберта.

— Охрана Рощи на тебе. Я возьму с собой старших членов Ордена, поскольку предстоят выборы нового короля. Ты даешь мне право голосовать за тебя?

— За кого?

— За того, кого я выберу. — Боюсь, улыбка моя при этом была недоброй.

Аберт тоже оскалился.

— Тогда будем считать, что я голосовал за лучшего кандидата. — С этими словами он достал меховой браслет, обязательный знак мастера жертв, и вручил его мне. — Покажешь им. Никто не будет сомневаться, что ты голосуешь от моего имени по праву.

— Пока меня не будет, спите в полглаза. Я пришлю еще воинов для охраны Рощи. Но пока они доберутся, вся надежда на тебя.

— Ты уверен, что новый король, кто бы им не стал, пошлет воинов?

— Уверен, — спокойно ответил я.

Аберт улыбнулся.

Со мной отправлялись наши самые старые и мудрые головы — Граннус, Диан Кет, Нарлос и некоторые другие, не считая охраны. Я предупредил, что двигаться придется быстро, верхом. Диан Кет возмутился:

— Я из клана мастеров, Айнвар, верхом ездить не обучен. Друидам надлежит ходить!

— Согласен. Только не теперь. В мире кое-что меняется, помнишь? Придется потерпеть. Просто стисни зубы и держись за гриву. В Ценабуме есть хороший целитель, он полечит твою спину.

Мы добрались до Ценабума без приключений. Крепость встретила нас бестолковой суетой. Смерть короля не стала результатом заговора или мятежа, как я надеялся; вопреки ожиданиям, Котуат оказался не готов, его поддерживали, но сторонников явно не доставало, чтобы открыто сместить вождя. Просто кто-то убил короля, и никто не знал, почему это случилось.

Родственники Тасгеция кричали о преступлении и требовали найти убийцу, рассчитывая получить виру за смерть короля. По их мнению, только деньги могли компенсировать их потерю. Разумеется, князья намеревались побороться за неожиданно освободившийся трон. Римские торговцы, опасаясь за свою коммерцию, хотели обратиться к Цезарю с просьбой «расследовать зверское убийство друга проконсула». Народ бестолково хлопотал и носился взад-вперед, как безголовая курица.

Мы устроились в доме собраний. Я сидел рядом с Дианом Кетом, на которого обрушился поток жалоб, слухов, обвинений, вранья и прочих дел, требовавших рассмотрения. Старый судья время от времени кривился и потирал задницу, пострадавшую от верховой езды. В какой-то момент среди толпы мелькнуло знакомое лицо.

Кром Дарал и всегда-то выглядел угрюмым; а сейчас просто напоминал собаку, которую вот-вот побьют. Я тихонько выбрался из-за стола, протолкался через толпу и ухватил его за локоть.

— Молчи! — шепнул я ему на ухо. — Сначала выйдем на улицу.

Надвинув поглубже капюшон, я оттащил его за угол дома собраний, затолкал в какой-то темный закуток, где, судя по запаху, держали свиней, и приступил к допросу.

— Рассказывай, Кром! Что ты натворил?

— Ничего я не натворил! Почему ты сразу думаешь, что я в чем-то виноват? — как-то неожиданно жалобно заскулил он.

— Потому что я тебя знаю. Говори!

Он отвернулся от меня и что-то пробормотал.

— Говори! — грозно скомандовал главный друид племени карнутов.

— Да, это я сделал, — неохотно признался он.

— Что сделал?

— Я убил короля.