Друиды

Глава девятая

Все друиды были в плащах с капюшонами, скрывавшими лица. Даже Менуа. Я узнал его только по фигуре и манере двигаться. А вот одежда была ритуальной. Теперь я уже легко узнавал роль каждого из собравшихся. За целителями шел Аберт. Сегодня он должен был научить меня смерти. Ему предстояло открывать ворота в Потусторонний мир.

Одну луну назад отметили праздник Имболк, день, когда у овец появляется молоко для ягнят. Дни стали уже ощутимо длиннее. Скоро Белтейн. Занимался рассвет. Я пришел в Рощу, чтобы научиться смерти.

Друиды встали вокруг меня так, что я оказался в центре большого круга. Что бы ни произошло дальше, я должен оставаться один.

— Смерть, — заговорил Менуа, — это рождение наоборот. Такой же процесс, только идущий в обратном направлении. Если нам удается избежать смерти от ран или болезни, мы начинаем стареть, слабеть, в конце концов, становимся беспомощными и готовимся к возвращению в нерожденное состояние.

— Подумай, Айнвар, взвесь, не страшит ли тебя мысль о том, чтобы оказаться нерожденным, еще не рожденным? Постарайся заглянуть за край своей самой ранней памяти!

Я сосредоточился, а потом решительно произнес:

— Нет. Это меня не пугает.

— Хорошо. Тогда ты не должен бояться смерти, потому что ты уже был в этом состоянии. Смерть — это способ очистить твою память от бремени, которое трудно носить с собой. Смерть дает нам отдых и новые силы. Мы готовимся начать новую жизнь в новом теле, рожденном силами творения.

Менуа поднял руку, вытянул указательный палец в сторону моего сердца и резко повернул его. Сразу несколько друидов вышли из круга и крепко обняли меня. Они смогли бы легко удержать меня, даже приди мне в голову сопротивляться. Ритуал знакомства со смертью собрал сегодня на поляне почти всех членов Ордена.

Еще перед рассветом главный друид надел на меня все украшения, которые когда-то носили мой отец и братья. Перстни из массивного золота, ручные и ножные браслеты из меди и бронзы, броши с янтарем и кораллами, ожерелья из кусочков хрусталя. Все они были здешней работы, заморских украшений не было. Все были изготовлены нашими мастерами в традиционном кельтском духе: массивные, украшенные множеством сложных деталей. Каждое такое украшение можно было рассматривать часами.

Теперь, по знаку главного друида, помощники начали снимать с меня всю эту утварь. Наконец на мне не осталось ничего.

— Жизнь — это потеря, — прокомментировал Менуа.

Странно, но я чувствовал себя все легче и свободнее. Богатство, составлявшее гордость моего рода воинов, куда-то убрали, но я ничуть не пожалел об этом. Вес и неудобство — вот и весь смысл этого добра. Я привык, как и все друиды, чувствовать себя свободным.

Теперь я стоял в одной тунике. Собственное тело представлялось мне просто вместилищем мяса и костей.

— То, что ты потерял, было лишним, — торжественно произнес Менуа. — То, что осталось, — это ты сам. Даже когда ты потеряешь плоть, это все еще будешь ты. — Он затянул протяжную песню, и все друиды подхватили ее.

Вперед вышла Сулис и завязала мне глаза. Повязка сильно пахла травами, среди них выделялся запах гвоздики и еще один, незнакомый, от которого хотелось чихать. Как только меня лишили зрения, чувства мои разом обострились. Я услышал слабое потрескивание огня где-то неподалеку. Обоняние сообщило, что рядом возжигают корицу, заморскую пряность, стоившую настолько дорого, что применялась она только для самых важных ритуалов. Ее еще добавляли в блюда вождя.

— Мы не знаем, кто посетит тебя, — услышал я голос Менуа. — Каждый переживает смерть по-своему. Но кто бы не пришел, прими это.

Друиды взяли меня за плечи и несколько раз повернули на месте. Я тут же утратил ориентацию и теперь не знал, стою я лицом к востоку или к западу. Кто-то открыл мне рот и что-то вложил в него, чьи-то руки нанесли на спину обжигающую мазь. Я попытался выплюнуть невкусную снедь, но мне не позволили. Пока я слабо сопротивлялся, часть пришлось проглотить.

Меня тут же вырвало, да еще как! Показалось, что кишки сейчас порвутся. Я пошатнулся, попытался обрести опору, и в этот момент друиды отпустили меня. Пришлось уцепиться за воздух и застыть на месте, чтобы не упасть. Друиды вернулись в круг, оставив меня в покое. Я осторожно согнулся и обхватил свой неожиданно раздувшийся живот. Тут же меня скрутила очередная судорога. Казалось, вместе с желчью из меня выплескиваются остатки жизни. Колени подкосились. Последней мыслью, сверкнувшей в голове, был вопрос: зачем друиды отравили меня?

Я не знаю, как скоро я пришел в себя, да и пришел ли? Я лежал на земле в позе зародыша, подтянув колени к самому подбородку. Рвота унялась, просто во мне ничего не осталось. Сначала я подумал, что друиды продолжают петь, но скоро понял, что звуки исходят от земли подо мной, от камней и почвы, неторопливо входящих в меня с каждым толчком крови в жилах. Я как-то невероятно устал. Хотелось погрузиться в поющую землю, стать ее частью, слиться с ее песней, без мыслей, без боли...

Сознание плыло, как бывает в последние минуты перед засыпанием. Потом рядом как-то приглушенно загрохотало. Я понял, что кто-то ходит близко от меня. А еще глубже этого понимания было осознание, что друиды начали ритуальный танец, и теперь проходят мимо по спирали, сужая круги, а потом снова расходясь...

Сон накатывался на меня волнами, сознание ускользало... Я не увидел, но ощутил теплый свет, разлитый вокруг. Звенели голоса, но неразборчиво. Они словно звали... Я хотел протянуть руку, хотел ответить на зов, и заплакал...

В ушах раздался шуршащий звук, какой издает змея, проползая по камням. Голос Аберта прошептал: «Смерть — это просто дыхание». Острие его ножа прочертило огненную ленту по моему горлу.

Сопротивляясь сну, я бездумно боролся, пытаясь отодвинуться от мастера жертв как можно дальше, попробовал сорвать повязку с глаз, — не удалось! — попробовал согнуть ногу, чтобы встать, чтобы встретить угрозу как подобает мужчине. Все эти движения привели только к головокружению. Казалось, прошла вечность, прежде чем я смог-таки подняться на ноги. Я сорвал с глаз повязку...

Я обнаружил себя в странном месте, залитом ярким красным светом. Под ногами оказался неширокий мост, а по обеим сторонам — пропасти. С одной стороны далеко внизу лежала туманная долина, там двигались какие-то зыбкие тени, время от времени указывающие на меня руками. С другой стороны подо мной стоял Аберт с ритуальным ножом и зловеще улыбался мне. Мост под ногами таял с каждым мигом, и вскоре я должен был свалиться... но вот в какую сторону? Собственно только это я и мог решить. Но какую же сторону выбрать? Надо думать, и думать быстро. Что такое эта сказочная долина? Потусторонний мир, в который попадают после смерти? Тогда, выходит, Аберт все еще остается в мире живых? Или наоборот?

Мысленно я взмолился о помощи. Ох, как она нужна была мне сейчас! У меня не было языка, я даже не чувствовал свои челюсти. Но я хотел жить! Мне еще так многому предстояло научиться, так многое увидеть! Какой же путь выбрать? Какой из них ведет к жизни?

В красном тумане проявился смутный контур. Сначала я подумал, что кто-то пришел мне на помощь, и удвоил усилия, сохраняя равновесие на тающем мосту, чтобы спасатель успел. Фигура в тумане обрела черты. Я разглядел огромную призрачную голову... Наши воины иногда приносили такие трофеи после сражений, но тут голова выглядела чудовищно. И у нее было два лица! Ни одно из них не напоминало человеческое, скорее они были пародией на человека. Одно лицо сохраняло черты благородства, об этом отчасти говорил узкий заостренный подбородок и большие миндалевидные глаза, опушенные густыми ресницами. Взгляд был таким, какой бывает у зачарованного. Второе лицо было нарочито грубым с хищными голодными глазами. Но это лицо было живым, в то время как первое, похоже, находилось за порогом смерти!

— Ты смотришь в сторону жизни? — закричал я второму.

Звука не было. Но в голове у меня прогремел беззвучный ответ: «Да». Я решил, что это знак, но прежде чем понять, как он может помочь мне, голос продолжил: «Я смотрю в сторону смерти».

Но как же так? Я же должен выбрать!

«Тебе не из чего выбирать».

Я плакал от отчаяния.

— Но что же мне делать? — закричал я.

«Ничего», — ответили оба лица.

И тогда я перестал бороться и позволил себе упасть, уже не думая, в какую из пропастей я лечу. Падал долго. Тело мое неторопливо вращалось, но что-то все же направляло падение, поворачивая меня из стороны в сторону, беззвучно нашептывая нечто неразличимое. Рядом со мной падали другие люди. И где-то среди них падала Розмерта. Нет, я не видел ее, как не видел и других, только чувствовал, как в глубоком детстве, когда она поправляла мне одеяло или успокаивала, отгоняя плохой сон.

— Какую бы пропасть ты не выбрал, — сказал голос в моей голове, — она все равно была бы там, и она, и другие.

«Какие другие?», — хотел я спросить, но меня отвлекло само падение. Мне показалось, что я начал вспоминать смысл понятий «направление», «расстояние», «время». Зацепившись за них, я обнаружил, что неторопливо вращаюсь... среди звезд. Вокруг, словно цветы на бескрайних лугах, расцветали созвездия, туманности, какие-то спиральные формы... Я протянул к ним руку...

Чьи-то руки коснулись меня, встряхнули. Кто-то осторожно убрал мне волосы со лба. Кто-то другой подхватил под руки и помог сесть. Я казался сам себе пустой скорлупой ореха. Потрогав шею, я почувствовал липкость крови.

Ко мне наклонилась Сулис и осторожно смазала рану. Невдалеке голос Аберта произнес: «Ничего страшного. Царапина. Я свое дело знаю. Перестаньте суетиться вокруг него!»

Ощутив, что ко мне вернулся голос, я хрипло выдохнул:

— Я умер?

— А сам-то ты как думаешь? — спросили надо мной голосом Менуа.

Я вспомнил свои видения, подумал и ответил:

— Я думаю... жизнь и смерть — это просто два аспекта одного состояния.

Наставник присел рядом со мной на корточки и серьезно заглянул мне в глаза.

— Хорошо. Молодец! Все кончилось благополучно. Смерть — это не конец всего, Айнвар, она все-таки поменьше. Постарайся помнить об этом. Смерть — это паутина, которую мы разрываем. Больше она тебя не испугает.

Я вспомнил одно из многих его высказываний: «Безлуние — лишь этап, который проходит луна». Главный друид кивнул и хотел было встать, но я схватил его за руку.

— Почему правду о смерти знают только в Ордене?

Он снова наклонился ко мне, и что-то трудно уловимое мелькнуло в его глазах.

— Люди приходят в мир с разными возможностями. Дары, необходимые тем, кто вступает в Орден Мудрых, включают в себя силу духа и отвагу, позволяющие человеку пережить смерть, не повредив учению. Воины, ремесленники или пахари наделены другими дарами, опыт смерти способен уничтожить их. Мы можем переживать смерть снова и снова, мы делаем это от имени всего племени, мы своим примером показываем, что бояться нечего.

Сразу несколько рук помогли мне подняться на ноги. Друиды поздравляли меня, обнимали, гладили по спине. Вдруг я понял, что один из них — Аберт, и непроизвольно отпрянул. Он улыбнулся мне совсем по-доброму.

— Ну что, вспомнил прошлую жизнь? Тогда ты должен узнать некоторых из нас.

— Подожди пока спрашивать, — остановил его Менуа. — Захочет — сам расскажет.

Той ночью в Ордене был праздник. Я смотрел на друидов и поражался: многие из них помнили свои прошлые жизни. Значит, смерть не всегда смывает воспоминания. Память о печальных событиях, пережитых в прошлой жизни, или даже еще раньше, сопровождает человека и в этой. Так же как память о радости. Два лика.

Интересно, что ждет меня в будущем, кроме смерти? Обычно человек удивляется, когда обнаруживает, что и по ночам на улице что-то есть. Предчувствие еще не случившегося, и тем не менее уже бывшего когда-то волной пробежало по спине.

Я пил наравне со всеми, и в какой-то момент отпустил свой язык на свободу. Склонившись к Менуа, сидящему рядом, я прошептал:

— А ведь есть еще одна причина, почему друиды не делятся со всеми знанием о смерти!

— И что же это за причина? — несколько отстраненно поинтересовался наставник.

— Друиды ревнивы. Они никого не хотят пускать на свою кухню, — объявил я с пьяной уверенностью. — Если мы будем всем и каждому рассказывать о своих профессиональных секретах, так кому мы станем нужны?

— Ты мудреешь, Айнвар, — Менуа усмехнулся.

Я не переставал пить и через некоторое время подумал, что могу сказать Менуа кое-что еще. Но я промолчал, оставив этот разговор на потом. Дома, наедине, я рассказал наставнику о встрече с двуликим незнакомцем между двумя мирами.

Менуа неожиданно пришел в восторг.

— Так ты видел его? — воскликнул он. — Действительно видел Двуликого?! Я, конечно, слышал о нем, но никто из наших друидов его не встречал! Да, Айнвар, ты оправдываешь мои ожидания!

— Ты знаешь о нем? — Я был немного разочарован.

Главный друид кивнул.

— Мой наставник говорил о вечном страже, наблюдающем и за тем миром, и за этим. Двуликий олицетворяет собой двойственность бытия, — добавил он.

— Тогда, выходит, он... это бог, тогда?

— Можно сказать и так. Но на самом деле это одна из форм Источника. Я мечтал увидеть его, но мне видение так и не явилось, да теперь, наверное, уже и не явится. А ты... Надо же, такой мощный символ! Завидую, — задумчиво сказал он и вздохнул.

Мне Менуа не казался старым, несмотря на его седины. Но со временем я стал замечать, что он стал чаще раздражаться, стал более требовательным. Мне он казался вечным. Он так часто говорил об участии Творца во всех формах творения, что, в конце концов, я и его самого стал воспринимать как еще один аспект Источника. Понятие «старость» как-то ему не подобало. Вот мудрость — другое дело. Но я не мог не замечать, что делает время с его телом. Оно уже не было таким крепким, как прежде. Местами кожа обвисла, суставы похрустывали, а движения, хотя и оставались плавными, утратили легкость.

— Ну что же, — Менуа словно продолжал размышлять вслух, — он все же пришел ко мне через ученика, и именно в ритуале смерти. Он узнал тебя. Ведь он помог тебе преодолеть пропасть между мирами...

— Что ты имеешь в виду? — Я недоверчиво посмотрел на него. На самом деле, я просто хотел потянуть время.

— Ты знаешь, что я имею в виду! — с некоторым раздражением откликнулся Менуа. — Не тебе сбить меня с толку! Почему, как ты думаешь, я трачу на тебя столько сил и времени? Племя ждут испытания. Об этом все говорит: и предзнаменования, и мой опыт. Главный друид, которому предстоит сменить меня, должен быть самым сильным и одаренным из всех карнутов. Кому же им быть, как не тебе, Айнвар, тебе, который может возвращать мертвых к жизни?

В первый момент я испытал чувство, близкое к разочарованию. Менуа не любил меня, его забота обо мне не была отцовской, он думал лишь о том, чтобы воспользоваться моей силой для укрепления своего духа в этом теле. Он обманул меня. Но вместо того, чтобы вознегодовать, осыпать его упреками, я воспользовался его же советами вслушиваться в смысл того, что мне говорят, и стал думать холодно и отрешенно.

Слух моего духа различил в словах наставника отчаянную надежду. Он видел уже больше шестидесяти зим и устал. Тяжкое бремя ответственности за племя пригнуло его к земле. Ему необходима вера в то, что он переложит эту ответственность на сильные плечи. На мои плечи. Я закусил губу и промолчал.

— Ты станешь моим преемником, Айнвар? Сделаешь это? — в голосе наставника все же оставалась малая толика неуверенности.

— Да. Сделаю. — Я глубоко вздохнул. — Я помню, что я сделал для Розмерты. И, если придется, сделаю это снова для тебя.

Я сказал правду. Я помнил, что я сделал для Розмерты: ничего. Но я не хотел лишать главного друида надежды.

— Вот и хорошо, — кивнул Менуа. — А теперь давай спать.

Что еще я мог сделать? Как бы Менуа не относился ко мне, но я-то любил старика. Вскоре он начал похрапывать, а ко мне сон не шел.

На следующее утро я отправился на поиски Гобана Саора. Верный своему имени, которое означало «строитель-кузнец», брат Сулис действительно был мастером на все руки. Он начинал как ученик кузнеца Теймона, но быстро превзошел своего учителя, и теперь работал в собственной мастерской, где изготавливал все — от украшений до оружия.

Когда я вошел в мастерскую, он раздувал мехи под горном. Мощный мужчина, одетый только в кожаный фартук, не обращал внимания на пот, покрывавший его тело, словно масло. Мокрые пряди волос раскинулись на широких плечах. Увидев меня, он выпрямился и отер пот со лба.

— Хо, Айнвар!

Ответив на приветствие, я сказал:

— Мне нужно сделать одну фигуру.

— Какую? — с готовностью спросил он.

— Ты такую никогда не видел, но я тебе подробно опишу, что и как надо сделать. Это будет дар, — добавил я.

Менуа вручил мне золотой амулет, говорящий о принадлежности к Ордену. Перед началом моего путешествия Аберт принес в жертву жеребца из стада, которое мы держали только для жертвоприношений, белого жеребца с черными пятнами на морде и тонкой шелковистой гривой. Провидица Керит всю ночь провела, закутавшись в шкуру, и вернулась с пророчеством об успешности путешествия. И вот, когда все уже было готово, на нас опять напали. С дальних холмов донеслись сигнальные крики. Отряд секванов, довольно крупного племени, чьи земли располагались за восточными горами, пересек наши границы и собирался закрепиться на земле карнутов.

Крикуны быстро доставили весть в Ценабум, и Нанторус с войсками не заставил себя ждать. В недолгом бою он победил, но получил тяжелую рану. В селение его принесли на щите и тут же доставили в дом целителей. Сулис и ее помощники принялись врачевать короля. Мужчины волновались, женщины рыдали.

— Может быть, мне стоит отложить путешествие? — спросил я Менуа. Честно говоря, мне не терпелось уйти, и любые проволочки воспринимались с досадой.

— Нет, не стоит, — ответил озабоченный Менуа. — Даже если Нанторус не поднимется, я сомневаюсь, что нам удастся быстро выбрать нового вождя. Будут долгие разговоры. Выборы вполне обойдутся и без тебя, а вот без тех знаний, которые ты должен добыть, мне трудно будет принимать верные решения. Я должен знать, как обстоят дела в римских землях. Какого бы мудрого вождя мы не выбрали, знания все равно понадобятся. Так что тебе пора отправляться. Но задержись ненадолго. Есть одно дело, а я сейчас занят. Придется тебе...

— Конечно. Говори, что я должен сделать?

— Наши воины прогнали секванов и взяли виру за рану Нанторуса — женщин, готовых к деторождению. Надо их осмотреть. У секванов недавно была чума. Нужен кто-то из Ордена, или хотя бы из учеников. Вот ты и проведешь осмотр. В молодости мне пришлось это делать, и я позволил Огмиосу взять женщину с серьезным недостатком. Потом долго жалел. Не повторяй моей ошибки.

— Постараюсь, — заверил я наставника.

— Это не трудно. Уверен, ты справишься. — Менуа взглянул на меня с хитринкой.

Старый лис, подумал я. Но все-таки, похоже, он любит меня.

Женщин секванов поместили в нашем доме собраний, прямоугольном здании с двумя каминами, и длинными скамьями вдоль стен. Пленницы сидели на скамьях и даже на полу, наши женщины помогали им приготовить себе постели из соломы и одеял. Когда я вошел, передо мной предстала довольно плотная толпа, из которой то и дело доносилось хихиканье. А еще они все время подталкивали друг друга локтями и показывали на меня.

— Кто будет говорить за всех? — строгим голосом спросил я.

Вперед выступила невысокая женщина. Она попыталась прочистить горло, но это ей не особенно помогло.

— Меня зовут Брига, — справившись с собой, хрипловато произнесла она. Голос у нее был похож на грубоватое мурлыканье большого кота. — Я дочь вождя.

Я удивился.

— Каждый может присвоить себе благородное звание, особенно когда он далеко от дома, — с усмешкой сказал я.

Она покраснела, но осталась на месте. Большие синие глаза смотрели на меня дерзко, с вызовом.

— А кто ты такой, чтобы говорить со мной вообще, ты, дубина стоеросовая!

— Мой имя Айнвар, — я с достоинством выпрямился, вспомнив, что родился все-таки в клане всадников. — Я — Айнвар из карнутов, победивших вас в бою.

Она сделала вид, что принюхивается.

— Что-то от тебя боем не пахнет, — заявила она. — Да и не видала я тебя там, среди воинов!

Она смотрела на меня как на раба, который принес ей блюдо с гнилой рыбой. Ничего в ней особенного не было, ни гордой красоты, ни стати высокородной женщины. Да, глаза были очень хороши, но ростом она явно не вышла. Волосы... обычные, темно-льняного цвета. Среди пленниц были настоящие красавицы; рослые, с точеными чертами лица. Это и понятно, секваны жили неподалеку от паризиев, славившихся красотой. И все же я никак не мог отвести глаз от Бриги.

— Имейте в виду, мне поручено осмотреть вас, от моего слова многое зависит, — предупредил я. — Жду от вас уважения.

— Это с какой стати? — вскинулась Брига.

Наверное, я зря улыбнулся вначале, подумалось мне. Тогда я нахмурился. Однако толку от этого было мало. Брига по-прежнему смотрела на меня презрительно и высокомерно.

— И не думай! Не будешь ты нас осматривать! — она сжала кулачки и шагнула ко мне, словно собираясь ударить. — Мы долго шли, устали. Оставь нас в покое, и пошел вон!

— Но осмотр... — начал я.

— Убирайся, я сказала! — Брига замахала на меня руками, словно птичница, отгоняющая кур. — Я тебя не боюсь! Ты посмотри на себя! Тощий, как щепка. Тебя ветром сдует. — Она подошла еще ближе, надула щеки и дунула мне в лицо. Пленницы так и зашлись от смеха. Даже охранник у двери как-то подозрительно хрюкнул.

И я сдался. Повернулся и ушел, а мне вослед летел оскорбительный смех.

«Ишь, расхрабрились! — думал я. — Наверное, из-за того, что король ранен. Вот они и не хотят уважать нас. Хорошо бы Сулис поскорее излечила его». Что мне надо было сделать? Стукнуть эту противную Бригу? Но мой дух вряд ли на такое способен. Я пожал плечами и отправился восвояси, жалея себя на каждом шагу.

К счастью, Менуа был так занят, что забыл спросить меня о результатах осмотра. А я не стал напоминать. Хорошо бы уйти до того, как он вспомнит. Пусть кто-то другой их осматривает!

Но эта женщина из секванов никак не шла у меня из головы. Я все прокручивал в уме наш разговор, соображая, что мог бы сказать, и как выйти из разговора победителем. А еще... хотя она унижала меня при всех, не хотелось думать, что кто-то другой будет ее осматривать.

Ближе к закату я с удивлением понял, что хочу вернуться в дом собраний. Розовые перистые облака с золотой окантовкой еще горели на западе, от них становилось грустно, и в душе что-то чуть-чуть щекотало. Идя к пленницам, я уговаривал себя, что выполню поручение Менуа еще до темноты. На этот раз буду понастойчивее.

Я услышал эти звуки еще до того, как увидел ее. Женщина безудержно рыдала на полпути от дома к выгребной яме. Идя на звук, я едва не споткнулся о съежившееся тело. Это была она, Брига. Она сидела на земле, обнимая колени и уткнувшись в них головой. Видимо, она не хотела, чтобы ее слышали, но у меня был слух друида. Рядом никого не было. Впрочем, неудивительно. Охранник выпустил ее по нужде под честное слово. Она же была кельтом.

Я присел рядом с ней.

— Ты ушиблась? — спросил я. Она не ответила. — Давай я посмотрю, где ты ударилась...

— Нет, — едва слышно ответила она.

— Ты больна? Я отведу тебя к целителю.

— Нет, оставь меня. — Она закрыла лицо руками.

Ну как я мог оставить ее? Я намеревался вести себя предельно жестко, может быть, даже грубо, но когда снова увидел ее, да еще в таком положении, подумал, что с грубостью можно подождать. Жестким я побуду в другой раз.

— Давай я все-таки помогу тебе, — произнес я как можно участливее.

Ее маленькое тело содрогалось от горя. Тогда я просто обнял ее и прижал к груди. Она не сопротивлялась. Напротив, к моему удивлению, прижалась ко мне и уткнулась лицом в основание шеи. Она все время бормотала что-то, но я ничего не мог разобрать.

— Что ты говоришь?

— Они сожгли Брана, — удалось мне расслышать сквозь сплошные всхлипы. — Но меня они не получат! — вскрикнула она хрипловатым голосом.

— О чем ты говоришь?

— Не получат они меня! — Голос Бриги стал тонким, и я понял, что сейчас она закричит от душевной боли.

Я сильнее обнял ее, думая о том, что если нас услышат, могут подумать, что я ее мучаю.

— Тихо, тихо, — уговаривал я, — ну, успокойся... Просто расскажи мне о том, что случилось. Кто такой Бран? Кто его сжег?

— Друиды, — с неожиданной ненавистью приглушенно выкрикнула она. — Они его взяли, потому что он был лучше всех!

Я содрогнулся. Послушать ее, так друиды представали какими-то жестокими чудовищами, чего, конечно, быть не могло.

— Ты, наверное, не поняла их, — предположил я.

— Все я поняла! Они сказали, что им нужен только Бран. Кроме него никто не сделает так, как надо.

Их тех обрывков, которые удалось из нее вытянуть, цельной картины не складывалось.

— Знаешь, расскажи-ка мне все по порядку, — призвал я. — Тогда я подумаю, чем тебе помочь.

— Да чем же ты поможешь? Тут никто не поможет! — И все-таки мои слова немного ее успокоили. Во всяком случае, дальше она говорила уже без ненависти. — Все началось с Ариовиста, — сказала она и всхлипнула.

— Ариовист? Вождь германских свевов? — с удивлением переспросил я.

— Ну да. Они германцы. Он повел их через Рейн, хотел напасть на секванов. Мой отец — король секванов, но он устал от войны. Он убедил часть племени уйти с ним на поиски новых земель, а наши исконные земли оставить свевам. Он говорил, что мы не станем сражаться, что мы хотим мира. Вот мы и отправились... Но злые духи не хотели... Они убили многих наших людей, люди болели и умирали... Мы молились, приносили жертвы, но болезнь шла вместе с нами. Потусторонний мир не внял нашим мольбам, он не отогнал злую болезнь, которая нас убивала. И вот... — она опять не могла говорить, слезы душили ее.

Чувствуя себя удивительно беспомощным, я только гладил ее по волосам и слегка покачивал в объятиях.

— И вот мои родители умерли... от чумы. А другие стали говорить, что во всем виновата трусость моего отца. Он оставил земли предков германцам, и за это Источник послал нам злого духа болезни. Плохое к плохому, они говорили. Ведь трусость и чума — это самое плохое... — она снова всхлипнула. — Но отец не был трусом! Он был мудрым и добрым, он просто хотел для нас лучшей жизни. А они... они... они стали обвинять отца только после его смерти, а до этого молчали! Это же несправедливо!

— Бран тоже обвинял твоего отца?

Она вскинулась.

— Бран — мой брат! — Слезы опять потекли по ее щекам. Теперь она плакала как-то очень жалобно, тихо, без надежды. — Они его увели... Но меня бы они не получили ни за что!

Вот теперь я понял всю картину. Друиды секванов, ушедшие вместе с отцом Бриги, решили принести в жертву сына вождя. Ну что ж, довольно обычная практика. Он должен был просить пощады для своих людей у Источника всего Сущего. К тому же, жертвоприношением они рассчитывали успокоить смутьянов, обвинявших мертвого вождя. Решение довольно взвешенное и, похоже, верное.

— Они меня не получат, — бормотала Брига раз за разом.

— Ты-то им зачем? — Я никак не мог понять, на чем она спотыкается каждый раз.

— Я же была его любимой сестрой. Мы были всегда вместе, как пальцы одной руки. Он не похож на других братьев, он никогда не гнал меня, наоборот, радовался, что мы вместе. А друиды не дали мне пойти за ним в огонь!

— Это Бран хотел, чтобы ты тоже принесла себя в жертву?

— Нет... — нерешительно проворила Брига, подумав. — Но он не смог бы остановить меня. Меня друиды остановили. Они схватили меня и держали, а Бран пошел с ними. Он смело пошел, сам, с поднятой головой! Он еще говорил, что для него большая честь предложить свою жизнь ради блага его людей. Бран благородный! Но они сожгли его... сожгли. — Она опять забормотала неразборчиво, наверное, все повторяла: «сожгли».

Я слегка встряхнул ее и крепче прижал к себе.

— А что было дальше?

— А? Дальше? — Она повторила за мной как-то рассеянно, словно все, что было потом, уже не имело никакого значения. — Наутро люди проснулись, а болезнь ушла... никаких нарывов... А дым от костра Брана все еще виден был среди ветвей.

«Ну что же, — подумал я, — жертва принята».

Меж тем Брига продолжала каким-то тусклым, мертвым голосом:

— Мы немножко отдохнули, собрали пожитки и отправились дальше, искать место, где поселиться. А потом на нас напали ваши воины. И вот я здесь. Без Брана. Друиды забрали его у меня. Я буду ненавидеть их до самой смерти! — Решимость, с которой она говорила о ненависти, была хуже самой ненависти.

Я неожиданно глубоко проникся ее бедой. Брига лежала в моих объятиях, как маленький зверек, на которого наступил медведь. Не оставлять же ее на улице! Я поднял ее и отнес в дом собраний. Охранник у двери удивленно вытаращился на нас. А Брига спрятала лицо у меня на груди. Она не хотела, чтобы кто-нибудь еще видел, как плачет дочь вождя.

Женщины ее племени столпились вокруг, многие осуждающе поглядывали на меня. Пришлось объяснить:

— Я нашел ее снаружи. Она была... расстроена. — Я пытался опустить ее на один из топчанов, но она не хотела отпускать мою шею.

— Ты тоже уйдешь? Не оставляй меня! — прошептала она и снова всхлипнула.

Не обращая внимания на других женщин, я сел на топчан, продолжая держать ее на руках. Я говорил ей на ухо какую-то бессмыслицу, слегка покачивал, и постепенно она начала успокаиваться. Наконец она немножко повозилась и уютно устроилась у меня на груди. Вздохнула раз, другой, и расслабилась, но продолжала держать меня за шею. Не могу сказать, как долго я просидел там, держа ее. Женщины смотрели на нас молча. Никто даже не попытался отобрать ее у меня. Да я бы и не отдал. Ничто и никогда так удобно не приходилось по мне, даже собственная кожа, как маленькая Брига из секванов, доверчиво припавшая к моей груди.

Наконец ее дыхание совсем успокоилось. Тогда я осторожно разжал ее руки, положил на топчан и кивнул одной из женщин, чтобы она укрыла ее одеялом. Брига пошевелилась, но не проснулась.

И второй раз я покинул дом собраний, так и не выполнив наказ Менуа. Той ночью я долго лежал без сна, но думал не о предстоящем путешествии, а о том, сказал ли кто-нибудь Бриге, что я — ученик друидов.

С утра, спросив у Менуа разрешения, я отправился в Рощу один, чтобы спеть песню для солнца. Когда я поднялся на вершину холма, звезды уже тускнели, но еще виднелись на небосклоне. Наверное, Искры Источника тоже дожидались появления своего собрата и хотели поприветствовать его. Рассвет только занимался, все вокруг затихло, лишь воздух едва слышно звенел над кронами деревьев.

Оранжевые стрелы пронзили слой облаков на востоке. Я почти достиг Рощи, когда небо вспыхнуло, и солнце скользнуло вверх, словно раскаленная монета. Я упал на колени и протянул руки, приветствуя светило. Песня восхода сама собой потекла из моей груди. Мы были людьми, которые пели. Закончив воспевать Светоч, я пошел в Рощу.

Потом я узнаю, что римляне утверждали, будто мы поклонялись деревьям, но римляне видят только то, что на поверхности. Друиды не поклоняются деревьям. Мы поклоняемся среди деревьев и вместе с деревьями. Мы все поклоняемся Источнику.

После сияния восхода под густыми кронами казалось темно. Все вокруг тонуло в мерцающей зелени. Перспектива менялась с каждым шагом. Каждый вздох ветра складывал новые узоры из ветвей и листьев. Живые колонны великого храма карнутов приглушали звуки.

Кроме меня в Роще никого не было, и все же я был не один. Среди деревьев человек не бывает одинок. Краем глаза я замечал зыбкие фигуры лесных божеств, скользящие в зеленом великолепии на самой грани реальности. Я видел духов, встающих из мха и зелени, выходящих из стволов деревьев и скрывающихся в них. Пока я не пытался повернуть голову и посмотреть прямо на них, они не таились, наоборот, сопровождали меня, двигаясь со мной в одном ритме. Временами их реальность словно накладывалась поверх моей. Вскоре в Провинции мне предстояло встретить существ, куда более чуждых мне, чем духи оленя или платана.

Возле камня жертвоприношения я сделал знак призыва, сначала широко раскрыв пальцы, а затем соединив их по одному: указательный палец успокаивает сердцебиение, средний укрепляет зубы, большие пальцы обращены к Тому, кто видит сквозь время. Я просил помочь мне. Просил сделать мой ум ловким, а язык осторожным. Я должен видеть все и оставаться незаметным для незнакомцев, среди которых мне вскоре предстоит оказаться. Я просил помощи и защиты.

Пора было возвращаться в селение, собираться в путь, готовить Тарвоса и нашего носильщика к приключениям.