Друиды

Глава тридцать вторая

Бойи защищали Горгобину самоотверженно, и мы уже готовились к длительной осаде, когда пришли известия о взятии римлянами Веллаунодуна. Сенонов в наших рядах хватало; естественно, все они горевали и могли вот-вот покинуть армию свободной Галлии. Тогда Рикс произнес зажигательную речь. Он до тех пор кричал о победе, пока сеноны тоже не закричали, не застучали по щитам и не стали заклинать его отомстить Цезарю. А Верцингеторикс стоял посреди бесновавшейся толпы, высокий, золотоволосый, бесстрашный, словно светоч в ночи для всех своих людей.

Той ночью сотни костров горели вокруг осажденной Горгобины. По приказу Верцингеторикса Ханес переходил от одного костра к другому и рассказывал страшные истории о том, какие кары придумывал их вождь для тех, кому изменит мужество. Порывы ветра иногда доносили и до нас раскатистый голос барда, и я видел, как Рикс усмехается в усы.

Закончив обход костров, Ханес присоединился к нам, но уже не с такими мрачными историями. Рикс хотел послушать о победах галлов, и Ханес с удовольствием взялся исполнять его желание.

— О, галлы! — начал он, размахивая руками. — Галлы превзошли в свирепости даже германцев! Однажды они ходили за Рейн и захватили часть германских земель!

— Хотел бы я, чтобы сейчас против нас стояли германцы, — задумчиво промолвил Рикс, ни к кому не обращаясь.

— Наверное, Ариовист — отважный воин, — вставил Котуат.

— Сколько же нужно таких отважных воинов, чтобы справиться с Цезарем? — вслух подумал вождь паризиев.

В этот момент я ощутил, что во мне пробудился иной мир. Я с удивлением услышал собственный голос:

— Ни один отважный воин не убьет его. Но это сможет сделать трус.

Рикс повернулся ко мне и удивленно спросил:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Не знаю, — честно признался я. — Так говорят духи.

Верцингеторикс недоверчиво фыркнул.

Штурм Горгобины продолжался. Это был хорошо укрепленный город, и бойи отважно защищали его. В шатре, который мы делили с бардом, я неотступно думал о дочери и поэтому не удивился, проснувшись среди ночи в слезах.

— Что с тобой, Айнвар?

Я открыл глаза. Надо мной обеспокоено склонялся Ханес с небольшой бронзовой лампой в руках.

— Ты стонал во сне, — сказал он и поднес лампу поближе. — И выглядишь ты ужасно!

— Ничего. Все в порядке. — Я сел.

— Ну-ка подвинься, — распорядился Ханес и тяжело уселся рядом со мной. Мы спали, завернувшись в плащи; хорошо еще, что шатер защищал от дождя и снега. — Что тебя заботит, Айнвар? — спросил Ханес. В его сочном голосе слышалось искреннее участие.

Я не хотел откровенничать, но бард хорошо владел магией, помогавшей ему разговорить любого человека. И я рассказал ему о дочери.

— Верцингеторикс знает? — озабоченно спросил он.

— Незачем ему знать. У него своих забот хватает. Еще не хватало вникать в мои личные проблемы.

— Ты же сам говорил, что мы — один народ! И судьба твоего ребенка — это общая забота!

Наш разговор прервали крики стражников, а затем донесся грохот копыт. Мы выскочили из шатра.

Рикс уже стоял у входа в свой командный шатер. В свете костров на лице его нельзя было заметить ни следа сонливости, словно он и не спал никогда вообще.

Двое усталых воинов-карнутов в сопровождении стражников появились из ночной темени. Рикс выслушал их, задумчиво опустив голову, а потом огляделся, заметил меня и поманил к себе.

— Важные вести, Айнвар, — нахмурившись, сказал Рикс. — Эти двое прибыли из Ценабума. Они сильно рисковали в дороге. Цезарь осадил Ценабум. Он подошел к городу на закате и начал разбивать лагерь. Они выехали сразу. Нанторус послал их сказать, что вряд ли удержит город.

Карнуты едва не падали с ног от усталости. На пути им пришлось сменить лошадей, но они ни с кем не заговаривали, пока не добрались до лагеря Верцингеторикса. От Горгобины до Ценабума был не один день пути. Что бы не случилось с крепостью карнутов, это уже случилось.

— Мы должны были узнать об этом раньше! — Я чуть не плакал.

— Не забудь, — сурово напомнил Рикс, — мы на землях бойев. Их крикуны не станут передавать мне сообщения! — Он понизил голос и озабоченно спросил: — Что ты посоветуешь?

Над частоколом Горгобины занимался рассвет. Еще не видимое солнце окрашивало небо в цвет крови.

— Какие могут быть решения, если мы ничего толком не знаем? — сказал я. — Может, Цезарь просто остановился на ночь возле Ценабума, а потом пошел дальше...

— Ты в самом деле так думаешь? — Рикс напряженно смотрел на меня.

А я смотрел в кровавое небо.

— Нет.

Мы продолжили штурм Горгобины. Со стен на нас обрушивались копья и камни. Казалось, небо в мрачных красных облаках тоже участвует в штурме.

В конце дня прибыл еще один гонец. Выяснилось, что они выехали вчетвером, но остальные трое были ранены и умерли в дороге. Да и этот воин едва держался на лошади. Все же он сумел рассказать, что Цезарь напал на Ценабум. Часть жителей еще ночью пыталась бежать за Лигер, но их перехватили римляне. Легионеры сначала подожгли, а потом взломали ворота, согнали народ на площадь и принудили сдаться. Кроме нескольких воинов, погибших при отражении атаки, все остальные оказались в плену. Мой народ! Все стали рабами...

Нанторуса убили в собственном доме. Конконетодум защищал его до последнего и тоже был убит. Римляне разграбили Ценабум и сожгли. Цезарь снова выступил в поход, но теперь стал еще сильнее, присвоив запасы двух крепостей. Навстречу ему спешили легионы с севера.

Рикс ходил мрачнее тучи. У нас не осталось выбора. Надо снимать осаду и выдвигаться навстречу Цезарю. Оставалась опасность оказаться между его легионами и разозленными бойями, которые уж конечно не упустят возможность ударить нам в спину, пока римляне будут бить нас в грудь.

Когда наша армия снимала лагерь, я обратил внимания на странную тишину, совершенно не свойственную обычно шумным галлам. Мы готовы к победам или поражениям; но сейчас непонятная пауза заставила воинов притихнуть. Впрочем, скоро начнется битва. Я сосредоточился на дожде и ветре, рассчитывая как можно больше осложнить Цезарю продвижение.

Рикс бросил прощальный взгляд на стены Горгобины.

— Нам бы пригодились осадные башни, как у римлян, — задумчиво произнес он.

— Они еще будут у нас, — заверил я его. — При первой возможности отправлю в форт Рощи гонца к нашему Гобану Саору; он сделает что угодно, лишь бы заполучить образец.

— Горгобину можно взять уже завтра, Айнвар.

— Знаю. Но Цезарь не даст нам еще одного дня.

Встретить Цезаря лучше было бы на землях более дружественного племени, чем бойи. Некоторое время я ехал рядом с Риксом, но потом отстал и присоединился к мрачным карнутам. Рядом ехал Котуат. Нас окружали воины в ярких племенных одеждах, казавшихся неуместными в этот ненастный день, да еще после печальных известий. В воздухе пахло гневом, горем и свежим конским навозом.

После долгого молчания Котуат скорбно произнес:

— Моя семья осталась в Ценабуме.

— Знаю, — кивнул я.

— А твоя по-прежнему в форте Рощи?

— Да. — Мне не хотелось разговаривать.

— Тогда они в безопасности. Цезарь не пошел к Роще.

Я думал о своей дочери и промолчал. Нужно дать ей имя. Эта назойливая мысль давно крутилась у меня в голове. Почему-то это казалось мне важным. Как мы сможем призвать Путостороннего от ее имени, если имени нет? Даже украденный младенец должен оставить родителям хотя бы имя. Как иначе оплакать ее? В моем сердце, в моей памяти она оставалась моей крохотной девочкой... возможно, она так навсегда ей и останется...

Думать дальше мне помешал Котуат.

— Дни становятся длиннее, — проговорил он. — Скоро фермеры начнут запрягать волов.

Я окинул взглядом холмистую плодородную землю вокруг.

— О каких фермерах ты говоришь? О наших или о римских? — неохотно спросил я.

— Айнвар, Цезарь хочет отобрать у нас землю, да? Это все ради земли?

— Цезарь хочет отобрать у нас всё.

— Но мы же родились здесь! Наши предки лежат в этой земле! Он же не имеет права! — голос Котуата дрожал от гнева.

— Ты помянул волов, которых фермер запрягает в плуг. Наверное, волам это не по нраву. Но их не спросили. Вот и Цезарь не спрашивает нас, хотим ли мы отдать ему нашу землю. Он просто отберет ее у нас и отдаст своим соплеменникам.

Мне давно пора бы приструнить свой язык, взявший привычку опережать мысли. Я поздно понял, насколько болезненными должны звучать мои рассуждения для Котуата, оставившего семью в Ценабуме. Я повернулся к нему, стремясь загладить неловкость, и увидел лицо воина с выпяченной челюстью и жесткими глазами. Наверное, он все-таки неплохой король для карнутов, подумал я. Ведь Нанторус мертв...

— Я давно присматриваюсь к Верцингеториксу, — сказал Котуат. Он, прищурившись, смотрел на наш передовой отряд, во главе которого ехал Рикс. За ним следовали воины свободной Галлии. Они текли по земле, как нескончаемая река. Кто верхом, кто пеший, кто с копьем, кто с мечом, кто с луком, люди из разных племен, еще недавно с недоверием посматривавшие друг на друга, теперь, объединившись, составляли огромную армию. Карнуты шли впереди. Далеко сзади, так что их и не видно было, тянулись обозы. Пока мы шли по землям дружественных племен, особой нужды в припасах не возникало.

— Раньше я думал, — продолжал Котуат, — что ты напрасно так расхваливаешь арвернца. Теперь вижу, ты был прав. Он прекрасно владеет любым оружием, он вынослив, как мул, и он никогда не отступает. Если кто и сможет победить Цезаря, так только он.

— Да, он сможет, — подтвердил я. — И когда это случится, мы разыщем каждого мужчину, женщину и ребенка, уведенных Цезарем в рабство, и мы вернем их домой. Они снова станут свободными людьми. Среди них обязательно будут жители Ценабума.

Котуат задумчиво кивнул. Дальше мы ехали молча. Котуат думал о своей семье, а я — о своей дочери.

Войска продвигались берегом реки в сторону города Новиодун, самого восточного поселения битуригов. Заслышав крики нашего авангарда, я всмотрелся и заметил нескольких селян, бегущих к нам по полю. Я послал лошадь вперед, туда, где виделась фигура Рикса. Когда я подъехал, беглецы уже рассказывали Риксу о случившемся. Они оказались мелкими землевладельцами. Их земли располагались за пределами Новиодуна, и скоро надо было начинать полевые работы. Крепость битуригов представляла собой типичный галльский укрепленный город, стоявший на холме над рекой. Я отметил, что крестьяне носили грубую простую одежду, обычную для их клана — никаких ярких цветов, никаких украшений, любимых воинами. Беглецы казались сильно испуганными.

Я остановил лошадь рядом с Риксом и попытался вслушаться в почти бессвязную речь. Выяснилось следующее. Цезарь, снова удивив нас быстротой передвижения, раньше нас вышел к Новиодуну. И сразу начал обустраивать лагерь. Пока фермеры, разинув рты, пялились на невиданное зрелище, горожане отправили к Цезарю послов с просьбой пощадить город. Цезарь собирался отправить двух центурионов с небольшим отрядом в город. Они намеревались изъять оружие, лошадей и взять заложников. Но до этого не дошло. Люди на стенах заметили приближение нашей армии. В восторге они кричали, что помощь вот-вот подойдет. Горожане воодушевились, похватали оружие и напали на римлян. Центурионы поспешили увести своих людей; они вовсе не рассчитывали на столкновение. Фермеры, наблюдавшие за всем этим, поспешили навстречу Риксу и теперь умоляли его спасти их от римлян.

Рикс не стал терять времени. Сигнальщики призвали всадников из разных племен для усиления основного конного отряда. Как только они прибыли, Рикс повел их в атаку на римский лагерь, не успевший возвести оборонительные рвы.

Лошадь подо мной пришла в такое возбуждение, что мне понадобилось немало сил, чтобы призвать ее к повиновению. Но на вершину холма я поднялся почти одновременно с Риксом. Перед нами раскинулся римский лагерь. С первого взгляда стало ясно, что к Цезарю подошли его легионы. На небольшом пространстве земля почернела от тысяч людей, суетившихся как муравьи у входа в муравейник. Рикс мгновенно оценил состояние лагеря и бросил нашу конницу в атаку. Да, римляне оказались не готовы к ней, но быстро оправились. Цезарь попытался контратаковать. Но у нас было существенное превосходство в численности, и наша конница легко сломила сопротивление римских всадников.

Казалось, нас ждет первый успех в этой кампании. Я обернулся посмотреть, здесь ли Ханес, летописец наших свершений. Но в этот момент победные крики сменились недоуменными возгласами. На поле боя появилась новая сила. Нашу конницу атаковал отряд высоких белокурых всадников, одетых в кожу и меха. Их гортанные голоса не оставляли сомнений.

Цезарь бросил против конницы Рикса четыреста германских всадников! Это была дикая атака, но не она оказалась главным поражающим фактором. Сильнее на наших людей подействовало удивление. Только самые стойкие наши воины сумели справиться с ним и не дрогнуть. Для прочих привычный ужас перед германцами оказался гибельным. Галльская конница смешалась, потом развернулась и понеслась обратно, под прикрытие основных сил. Замешательство дорого нам обошлось. Многие всадники получили раны, а многие так и остались под копытами германских коней. Котуат, возглавлявший карнутов, уцелел.

Рикс был в ярости.

— Цезарь вторгся в Галлию, чтобы сражаться с германцами! Так он говорил! А теперь они оказались среди его легионов. Что это за война, Айнвар, когда нет никаких правил? Кто так воюет?

— Так воюет Цезарь, — холодно ответил я. — И у него неплохо получается!

— Ты же знаешь, я тоже мог бы воспользоваться наемниками! И я должен был их использовать, если бы ты не отговорил меня! — Он задыхался от гнева.

Ладно. Что было, то было. Прошлого не изменишь. Сейчас важнее другое.

— Рикс, послушай меня. Ты не сможешь победить Цезаря теми же методами, какими пользуется он. Это его манера ведения войны. У тебя должна быть своя. Причем, такая, которая станет для него неожиданностью.

Рикс мгновенно успокоился и поднял бровь.

— Что ты предлагаешь?

— Дай мне подумать.

В сумерках мы разбили лагерь на некотором расстоянии от римлян. Две армии разделяла небольшая река и море враждебности. Оба командующих напряженно обдумывали следующие шаги. Я понимал, что наш должен стать для Цезаря неожиданным и нанести ему как можно больший урон. Я только не видел пока, каким именно он должен стать.

Мне действительно нужно было подумать. Я ушел подальше от лагеря. Я не бросал камешки и не разбирался во внутренностях жертвенных животных. Я просто раскрыл себя и ждал. Не очень долго. Наблюдая за фургонами, продолжавшими подвозить нам продовольствие, хотя особой нужды мы не испытывали, я почувствовал, что решение близко. Местные жители с окрестных фермерских хозяйств с удовольствием снабжали нас продовольствием и фуражом. Они надеялись, что мы защитим их от римлян. Здесь мы находились на дружественной территории. Думай, как Цезарь, приказывал я себе. А фургоны все продолжали подходить.

Когда я вернулся, Рикс стоял у костра возле командного шатра и с плохо скрытым раздражением выслушивал оправдания вождей, во все горло обвинявших друг друга. Каждый старался перекричать другого и убедить, что это вовсе не его люди первыми побежали от германцев, что паника началась в каком-то другом племени. Рикс увидел меня, отвернулся от спорящих вождей и подошел ко мне.

— У меня есть план, — я начал разговор первым, — но он тебе может не понравиться.

— Плевать! — угрюмо отозвался он. — Я не люблю проигрывать. Скажи мне, как мы победим.

— У Цезаря сейчас несколько легионов, — начал я, — то есть очень много людей и лошадей. Всех надо кормить. Как ты думаешь, почему он отвлекся на захват Вилланодуна, Ценабума и Новиудуна? Ведь он торопился к осажденным бойям. На враждебной территории у него нет других способов прокормить свою армию, кроме захвата запасов крепостей, наших крепостей. Никакого подножного корма пока нет. Слишком рано.

— Ну и что ты предалагаешь? — раздраженно спросил Рикс. — У нас не хватит сил на защиту каждой деревни и каждой крепости в Галлии.

— Не хватит, — согласился я. — Но мы можем принести жертву.

Он презрительно фыркнул.

— Опять ты со своей магией! Не будет она работать!

— Будет. Еще как! Мы принесем в жертву деревни и крепости.

Рикс ошалело уставился на меня.

— Слабо укрепленные крепости надо сжечь. Жителей рассредоточить по окрестностям. Конечно, не всем понравится смотреть, как горят их города, но это все-таки лучше, чем оказаться в рабстве! Римлянам негде станет добывать еду и фураж, некого грабить. Придется рассылать фуражиров повсюду, ну а ними мы легко справимся.

— Есть много богатых деревень и крупных усадеб, предавшихся римлянам, — с сомнением проговорил Рикс. — Там большие запасы зерна на складах, Айнвар...

— Их придется уничтожить в первую очередь, — твердо ответил я. — Это будет тяжелый год для Галлии, но за свободу надо платить. Римской армии придется либо уйти, либо голодать. Если наши люди готовы пойти на достаточно большие жертвы, Рикс, мы сможем одолеть Цезаря.

Верцингеторикс никогда не колебался. Он созвал вождей и сообщил им новый план. Котуат первым горячо поддержал его.

— Если бы мы сами сожгли Ценабум до прихода Цезаря, моя семья жила бы сейчас в безопасности в каком-нибудь фермерском доме за стенами, а у Цезаря не было бы припасов для сегодняшней битвы. Он ведь все равно сжег Ценабум после того, как ограбил его. А людей увел в рабство!

Люди думали недолго, и план одобрили единодушно. Всадники разъехались во всех направлениях, и к закату следующего дня не осталось ни одной деревни, где римляне могли бы добыть продовольствие. Битуриги своими руками сожгли двадцать своих городов. Ханес пел у костров замечательную песню о доблести битуригов.

Цезарь разослал отряды фуражиров из лагеря под Новиодуном. Наша конница легко перехватила их и уничтожила. Римляне сворачивали лагерь, очевидно готовясь перебраться в какое-то место, где у них будет больше возможностей. Ближайшим из таких мест был Аварик.

Мужества битуригов не хватило на то, чтобы своими руками разрушить главный город племени. Они просили Рикса пощадить знаменитую крепость. «Аварик — самый красивый город во всей Галлии, — настаивали они, — и его легко защитить. Он окружен рекой и болотом, там только одна узкая дорога. Зачем его разрушать? Цезарь не сможет взять его».

Рикс говорил со мной наедине; я говорил с духами.

— Нет, Рикс, — вынужден был сказать я ему, — жертва должна быть жертвой без каких-либо исключений. Мы не можем позволить себе выбирать, кого пощадить. Любое место особенное для тех, кто там живет. Люди Цезаря оголодают, и тогда никакие договоренности не помогут. Пока Аварик стоит, Цезарь не уйдет из свободной Галлии. Зачем? Проще ограбить город и продолжать войну.

Рикс согласился, но не согласились другие. Вожди обвиняли Рикса в том, что он слишком суров к своим сторонникам, в том, что он требует жертв тогда, когда в этом нет особой необходимости. Родичи Олловико говорили, что арвернец хочет уничтожить Аварик, чтобы осталась лишь одна крепость — Герговия, тогда она и станет столицей свободной Галлии.

Верцингеториксу пришлось принять половинчатое решение. Он решил подождать с уничтожением Аварика до подхода войск Цезаря. Я сказал ему, что он совершает ошибку, да он и сам это знал, но слово было сказано. Лучшие воины битуригов ушли вперед, чтобы усилить защиту крепости. Наша армия двигалась за Цезарем, следя за каждым его шагом.

Мы разбили лагерь в окрестностях Аварика. Подходы к лагерю защищали мощные леса и болота. По моему предложению Рикс разослал сеть патрулей, в задачу которых входило непрерывное слежение за передвижениями римлян. Как только вражеские фуражиры выезжали на поиски продовольствия, наша конница атаковала и уничтожала их. Цезарь начал рассылать сообщения эдуям и бойям с требованиями о поставках зерна. Но даже если бы его гонцы проскользнули мимо нас, это ничего бы не изменило. Эдуи больше не союзники Цезарю. Пока они выжидали, наблюдая за тем, как растет численность нашей армии, и пытаясь угадать, куда дует ветер. Ну а бойи никогда не были большим племенем, соответственно, и запасов больших не имели. Римляне изрядно похудели. Голод становился для них реальной угрозой.

— Я уже чувствую на губах вкус победы, — говорил мне Рикс. — Это лучше любого вина! Твой план сработал. Считай, мы уже победили Цезаря.

— Пока нет, — пытался я остудить его пыл. — План не сработал. Аварик стоит, и в нем есть все, что нужно римлянам.

— Да не возьмут они его никогда! — отмахивался Рикс. — Эта крепость защищена лучше, чем любая другая в Галлии. А римляне уже слабеют. У них просто не хватает еды. Вот пусть еще немного поголодают, потом обломают зубы об Аварик, тут-то мы их и уничтожим! — Он говорил это с такой уверенностью, словно действительно мог предвидеть будущее. Но Рикс не обладал даром пророчества. Он был только воином.

Ранняя весна принесла с собой долгие дожди, такие же мучительные, как недавние зимние шторма. Дождь барабанил по нашему шатру так, что не будь мы с Ханесом друидами, мучались бы головной болью.

Мне очень не хватало Бриги. А еще я думал о том, как затяжные дожди повлияют на наши виноградники. Был бы я дома, помог бы им...

Похоже, Цезарь не стал менять своих планов из-за погоды. Он готовился к штурму Аварика.

— Они его не возьмут, — уверенно заявлял Рикс. — Их же ветром шатает от голода!

А я подумал, что голод — хорошее подспорье штурму. Когда знаешь, что ждет тебя за стенами, силы прибывают.

Цезарь подтащил осадные башни к самым стенам Аварика. На рассвете Рикс с большим конным отрядом отправился вылавливать римских фуражиров. День выдался мглистым; небо затянули свинцовые облака, придавив все живое к земле. Римляне как-то вяло готовились к штурму. Когда Рикс не вернулся на закате, я решил, что он не захотел в темноте рисковать ногами коней, и остался ночевать где-то в лесу. А ночью Цезарь атаковал наш лагерь.

К счастью, врасплох он нас не застал. Дозорные вовремя предупредили нас, дав время укрыть фургоны в лесной чаще. Наши войска выдвинулись на возвышенность, почти полностью окруженную болотами. Когда на рассвете римляне вышли на прямую видимость с нами, Цезарь увидел смелых, свободных людей под открытым небом, свысока бросающих ему вызов. Ханес потом создаст балладу о наших воинах.

Позицию мы выбрали удачно. Правда, для этого мне пришлось потрудиться, уговаривая вождей одного за другим, причем так, чтобы каждый из них считал это своей собственной идеей. Рикс никому из них не доверял полностью, поэтому не стал никому передавать свои права командующего. Конечно, никто из нас не ожидал нападения римлян на лагерь; мы же думали, что они озабочены осадой крепости.

На этот раз мы перехитрили Цезаря. Заняв ключевую высоту, мы легко могли перебить римских солдат, если они сунутся к нам через болото. Римские офицеры быстро оценили наше преимущество, посовещались и скомандовали отход. Мы провожали их свистом и громкими криками!

Когда Рикс вернулся, мне, конечно, хотелось похвалиться этой небольшой победой, да только нам сразу стало не до похвальбы. Некоторые вожди, рвавшиеся подраться с римлянами, набросились на Рикса с упреками и обвинениями. Они считали, что мы допустили ошибку, отказавшись от сражения. А Рикс — предатель! Он увел с собой конницу, и никому не передал общее командование.

— Римляне появились, как только ты ушел! — вопили нарушители спокойствия. — Как будто так и было задумано! Ты думал, что Цезарь сделает тебя королем всей Галлии за то, что ты оставил нас без защиты?

Я видел, что Рикс взбешен, но держался он с показным равнодушием. Обращаясь к одному из крикунов, он холодно спросил:

— И что, по-твоему, наша конница должна была делать в болоте? Тонуть? Вам от наших всадников не было бы никакого толку, а вот мы зато прекрасно повеселились, разделавшись с отрядами римлян. А насчет командования... Среди вас нет ни одного, кто способен поставить интересы всей Галлии выше интересов своего племени. Ты говоришь, Цезарь даст мне власть? Когда от Цезаря останутся одни воспоминания, ты сам предложишь мне стать во главе Галлии, потому что это я, король арвернов, приведу вас к победе!

Он еще долго говорил, наглядно показав людям мелочность и вздорность любых обвинений. Он заставил их замолчать. Недовольные вожди с позором разошлись по своим кострам, и скоро оттуда понеслись песни о близкой победе над врагом.

Но я-то знал Рикса лучше всех и поэтому не мог удержаться от замечания:

— Ты же действительно хочешь больше, чем королевская власть в племени арвернов.

— А я и не отрицаю этого. Только получу я ее не из рук Цезаря! От него я ничего не хочу!

— А как насчет тех африканских кобыл, которых он послал тебе? Помнится, ты же оставил их у себя?

— Не путай лошадь с королевской властью! — раздраженно ответил Рикс. — Меня не купить даже огромным табуном, Айнвар! И ты это прекрасно знаешь.

Да. Я знал это. Но еще с тех пор, как мы были мальчишками, мне нравилось иногда поддразнивать его. Иногда наедине я даже называл его Царем воинов. Вот только глядя на него во главе первой в истории объединенной армии Галлии, такое прозвище уже не казалось мне шуткой.