Драконий лекарь

Глава 17

— Так… веди! — рявкнул мужик на своего сына. — А ты, — он ткнул в меня своим изуродованным пальцем, — пшли за мной!

И, не дожидаясь ответа, он, несмотря на свою хромоту, легкой трусцой побежал вслед за Эретом. Я, чертыхаясь, бросился за ними. Мы бежали по утоптанной тропе, огибая деревню и углубляясь в сторону леса. Адреналин от внезапной тревоги заставил забыть об усталости.

Через несколько минут мы выбежали на большую поляну, зажатую между скалистым склоном горы, в которой, к слову, была наша шахта, и стеной густого леса. Картина, открывшаяся передо мной, была одновременно хаотичной и удручающей.

Остатки стада — коровы и телки — сбились в кучу у дальнего края поляны, испуганно мыча и косясь в сторону леса. А в центре, на вытоптанной и залитой кровью траве, лежали две огромные туши — два истерзанных быка. Рядом с ними, с копьями наперевес, стояло трое викингов, напряженно вглядываясь то в чащу, то на небо, то на гору, не понимая, откуда пришла угроза.

Я подбежал ближе, и в нос ударил густой запах железа от свежей крови. А вот то, что я увидел, заставило меня забыть обо всем. Режим «раб Саян» отключился, включился режим «ветеринар».

Это было похоже на последствия нападения крупного хищника, что, черт возьми, очевидно! Не тупить, так… Очень крупного хищника. Что-то подобное уже видел, когда медведей-шатунов или стаи волков заносило на фермы. Но здесь все было хуже. Намно-о-о-о-ого хуже.

Один из быков был еще жив. Он тяжело, хрипло дышал, а из его ноздрей вырывались облачка пара, в то время как бока судорожно вздымались. Все его тело, от холки до крупа, было покрыто глубокими, рваными ранами. Точно то были не укусы. Судя по характеру повреждений, глубине пореза и асимметрии вдоль раны, это были следы когтей, причем везде. То есть драконы или какой другой монстр его не кусали, а пытались схватить.

Четыре параллельные, глубокие борозды, идущие по диагонали через спину. Кожа и мышцы были разодраны в клочья, в некоторых местах виднелись белые обломки ребер…. Вырисовывалась примерная картина нападения: атака была быстрой, причем нанесенной сверху и сбоку. То есть под углом во время пикирования или запрыгивания, что ли? Как это делает лев или тигр, запрыгивая на спину жертве. Но масштаб повреждений… ни один лев на такое был не способен.

Второй бык… — Я быстро осмотрел его, — второй был уже мертв. Он лежал на боку, неестественно вывернув шею. Раны на нем были еще страшнее. У него была практически вырвана вся правая лопатка, а грудная клетка вскрыта, как консервная банка. Из раны торчало пробитое легкое, уже начавшее спадаться. Но главное — живот. Он, судя по характеру раны, был вспорот одним невероятно мощным ударом, и наружу вывалились петли кишечника… И тут уже закрадывались вопросы, точно ли хотели схватить и похитить? Или просто разделаться с добычей на месте!? Обычно, охота должна быть подчинена инстинкту питания, а не агрессии ради агрессии… Может, уже начали поедать, поэтому вспарывали внутренности? Типа чтобы самые мягкие и питательные части схватить? Хотя воины тут уже были, не пропустили бы такого.

Это пугает. Во-первых, потому что речь могла идти не про охотничий инстинкт твари, а про условное избыточное возбуждение, когда добыча сопротивляется, что характерно для собачьих, или некий вариант бешенства… Один вариант хуже другого. Но второй бычок уже не жилец, как бы грустно от этого не было. Значит все силы на спасение первого!

Я рухнул на колени рядом с живым быком. Животное дернулось, попыталось встать, но лишь жалобно замычало, и его голова снова упала на землю.

— Пу-пу-пу, досталось же тебе… — пробормотал я, скорее для себя, чем для окруживших меня викингов.

Мозг заработал с бешеной скоростью, прокручивая варианты. Так, что мы имеем? Массивная кровопотеря, шок, множественные рваные раны, возможно, повреждение легких — судя по хрипам, пневмоторакс был более чем вероятен. Шансы… ничтожно малы. В моей клинике, со стерильной операционной, антибиотиками, капельницами и командой ассистентов, я бы дал ему процентов десять. Здесь, в поле, посреди грязи и дерьма, с голыми руками…

Но я должен был попытаться! Как бы ни цинично и лицемерно не звучала причина этого, если я сейчас не выложусь, то упущу еще один шанс поднятия авторитет и улучшения положения на острове. Этого допускать не хотелось. Я бы и так вложил все силы в спасение коровки, ведь они… ну почти как люди! Но сейчас уже точно нельзя сплоховать.

— Воды! — рявкнул я, не глядя ни на кого. — И тряпки! Чистые, насколько это возможно!

Эрет, сын пастуха, опомнился и бросился к ручью, протекавшему неподалеку. Я же, не теряя ни секунды, начал действовать. Сначала — остановить кровь. Самая большая рана, из которой медленно, но непрерывно сочилась темная венозная кровь, была на боку… И как он жив еще спустя такое время!? Не иначе как викингский бык. Такой же суровый и способный к выживанию…

Я сорвал с себя тунику, скрутил ее в тугой жгут и со всей силы прижал к ране. Бык замычал от боли, но я не обращал внимания.

«Думай, Саян, думай! Что у тебя есть? Ничего!»

Я вспомнил практику в деревне. Старый ветеринар, Михалыч, учил меня: «Если под рукой ничего нет, используй то, что есть. Главное — не дать животине сдохнуть от шока и потери крови до прихода помощи».

Вот только помощи не будет, зато сможем отсрочить кончину.

Эрет прибежал с деревянным ведром воды и несколькими кусками какой-то мешковины.

— Не то… — буркнул я, не отпуская жгут. А потом громко заявил. — Мне нужно что-то, чем можно шить! Иглы! Толстые иглы. А еще нить или веревки, но веревки тонкие, но прочные. Еще кожу, кусок мягкой кожи! И… алкоголь! Есть у вас что-нибудь крепкое? Пиво, эль, медовуха? Все, что горит!

Носохряк, который до этого стоял столбом, глядя на своего умирающего быка, наконец, пришел в себя. Он что-то рявкнул двум воинам, и те сорвались с места и побежали в сторону деревни.

Я продолжал держать рану. Бык дышал все реже. Его глаза начали мутнеть. Шок. Он умирал от болевого шока…

— Говорите с ним! — приказал я отцу и сыну, которые стояли рядом. — Громко! Зовите его по имени! Не давайте ему отключаться.

Они, переглянувшись, начали неуклюже, но громко звать: «Бор! Эй, Бор! Держись, старый хрыч!».

Пока они кричали, я быстро осмотрел остальные раны. Большинство были поверхностными, хоть и выглядели страшно. Но одна, на груди, вызывала серьезные опасения. При каждом вдохе оттуда доносился тихий свист, а на краях раны пузырилась кровь. Проникающее ранение грудной клетки. Пневмоторакс, да… Воздух попадает в плевральную полость, легкое спадается, и животное задыхается.

Нужно было срочно герметизировать рану. Но чем?

Я огляделся. Мой взгляд упал на кучу свежего коровьего навоза неподалеку. Мерзко. Антисанитария. Но… «Используй то, что есть», — прозвучал в голове голос Михалыча.

— Дайте мне тот кусок кожи! — крикнул я, когда прибежал один из воинов, притащивший то, что я просил: несколько больших костяных игл, моток вощеной нити, кусок тонко выделанной оленьей шкуры и рог, наполненный чем-то пахнущим медом и спиртом.

Я схватил кусок кожи, щедро зачерпнул рукой свежий, теплый навоз и размазал его по одной стороне. Затем, отодрав свою импровизированную повязку с бока быка, быстро приложил этот «компресс» к свистящей дыре в груди, навозной стороной к ране. И со всей силы прижал. Свист прекратился. Я знал, что это огромный риск занести инфекцию. Но выбор был между медленной смертью от сепсиса потом и быстрой смертью от удушья сейчас. Я выбрал «потом».

Теперь — главная рана. Кровотечение почти остановилось, но края были рваными, их нужно было сшить.

— Лей! — скомандовал я пастуху, указывая на рог с медовухой и на рану.

Он недоверчиво посмотрел на меня, но подчинился. Густая, пахучая жидкость полилась в рану. Бык взревел от боли (благо, еще в сознании), его огромное тело вновь содрогнулось, надрывая запекшиеся раны. Спирт обжигал живую плоть, но это была необходимая дезинфекция.

— Еще! — крикнул я. — Поливай мои руки!

Я промыл руки медовухой, взял самую большую костяную иглу, продел в нее нить. И тоже обработал в алкашке. Шить мышцы и кожу такой иглой — это конечно тот еще ужас, все равно что пытаться сшить шелковую рубашку цыганской иглой. Но другого у меня не было.

Вот и начал шить. Кожа местной бычары была жесткой, поэтому игла и входила с трудом. Я делал большие, редкие стежки, стараясь максимально стянуть края раны. Грубо, кроваво, отчаянно.

Я работал, полностью погрузившись в процесс. Мир сузился до этой раны, до иглы в моих пальцах, до хриплого дыхания огромного зверя.

Вокруг собралась уже целая толпа. Прибежали еще воины, пришел Бьорн, даже Альфред со своими людьми стояли поодаль, с изумлением наблюдая за происходящим. Никто не говорил ни слова. Они просто смотрели.

Я наложил последний стежок и обрезал нить принесенным ножом. Рана была закрыта страшным, уродливым швом, но тот держал.

— Еще медовухи! — приказал я и обильно полил шов.

Бык все еще дышал. Тяжело, но ровно, без того страшного хрипа, что был вначале. Я приоткрыл ему пасть и проверил цвет слизистых. Десны были бледными, почти белыми от кровопотери, но уже не синюшными, что говорило о том, что острая гипоксия миновала. Моя импровизированная «герметизация» сработала, черт бы побрал. На панике взял навоз, ага! Идиот. От фекалий схватит еще с огромной вероятностью какой-нибудь столбняк или газовую гангрену… но лишь бы выжил сейчас.

Я осторожно отлепил кусок кожи с навозом. Рана под ним была небольшой, круглой, но глубокой, уходящей куда-то в темноту грудной клетки. Я снова щедро полил руки медовухой и, взяв кусок мешковины, тщательно, насколько это было возможно, очистил рану и кожу вокруг нее от остатков грязи.

Затем, взяв иглу с новой нитью, я наложил на эту дыру несколько простых узловых швов, стянув края кожи, но не зашивая рану наглухо — мне нужно было оставить небольшое отверстие.

Теперь самое мерзкое…

Я попросил какого-то мужика, который с каменным лицом наблюдал за процессом, держать края раны приоткрытыми. Затем наклонился и, зажмурившись от отвращения, прижался губами к отверстию, начав с силой высасывать воздух из плевральной полости.

Хотелось сказать «Фу», но в таких вопросах до обычных «фу» нет дела.

Это был единственный способ создать отрицательное давление и помочь легкому окончательно расправиться без специального оборудования. С каждым выдохом я сплевывал на землю соленую смесь крови, сукровицы и остатков медовухи, да навоза. После нескольких таких манипуляций я почувствовал, что воздух больше не идет. Хороший знак.

— Готово, — сказал я, вытирая рот тыльной стороной ладони. — Теперь эту рану тоже нужно обработать.

Я залил в отверстие еще немного местного антисептика. Затем взял небольшой чистый лоскут ткани, смочил его в медовухе и, скрутив в турунду, вставил в рану, оставив снаружи хвостик. Это был примитивный дренаж, который не даст ране закрыться слишком быстро и позволит выходить любой скапливающейся жидкости. Поверх я наложил еще один чистый кусок ткани, смоченный в медовухе, и зафиксировал его повязкой.

Теперь обе главные угрозы — массивное кровотечение и открытый пневмоторакс — были купированы. Осталось оценить общее состояние.

Я нащупал бедренную артерию на внутренней стороне его задней ноги. Пульс был слабым, нитевидным, едва прощупывался под пальцами, но он был. И был стабильным! Сердце еще боролось.

Но это была лишь первая помощь. Я остановил кровотечение и решил проблему с пневмотораксом. Но впереди было самое опасное — шок и инфекция.

— Он теряет тепло, — сказал я, обращаясь ко всем, кто стоял вокруг. — Его нужно согреть. Есть у вас шкуры? Что-нибудь теплое?

Несколько воинов тут же сорвались с места и побежали в сторону деревни.

— Теперь — противошоковая терапия, — бормотал я себе под нос, лихорадочно соображая. — Нужна жидкость. Много жидкости. Чтобы восполнить объем крови. Капельницу я здесь, естественно, не поставлю… Да, не поставлю. Значит, нужно поить.

— Воды! — снова крикнул я. — И соли! И мед, если есть.

Снова началась суета. Кто-то притащил еще одно ведро воды из ручья, кто-то — кожаный мешочек с крупной серой солью, кто-то — глиняный горшок с густым, темным медом.

Я смешал в ведре теплую (пришлось просить одного из викингов сбегать за горячей водой от ближайшего очага) воду с большим количеством соли и меда. Получился примитивный, но действенный регидратационный раствор. Соль задержит воду в организме, а мед даст глюкозу — быструю энергию для борьбы с шоком.

— Помогите мне поднять ему голову, — попросил я батю Эрета (забыл на панике, как того зовут) и самого парня.

Вдвоем мы осторожно приподняли тяжелую голову быка. Я зачерпнул ладонью раствор и начал понемногу вливать его в угол рта животного. Бык был слишком слаб, чтобы пить самому, но глотательный рефлекс, к счастью, сохранился. Он слабо сглатывал, и часть жидкости попадала внутрь. Это была долгая и кропотливая работа. Капля за каплей я вливал в него жизнь…

И вот знаете… так счастливо на сердце становится, когда ты своими руками (!!!) сделал что-то невозможное… Такое облегчение наступает, что все остальные проблемы уходят далеко на второй план.

Прибежавшие сейчас воины притащили несколько больших овечьих шкур.

— Укройте его! — скомандовал я. — Всего, кроме головы. Нужно сохранить тепло любой ценой.

Быка аккуратно укрыли, создав некое подобие теплого кокона. Теперь оставалось разобраться с последствиями ран. Шов — это хорошо. Но под ним осталась огромная полость, полная сгустков крови и грязи. Идеальная среда для размножения бактерий. Нужен был дренаж, подобный тому, что уже сделал.

— Мне нужен огонь, — сказал я Бьорну, который стоял рядом и молча наблюдал за моими действиями. — И тонкий железный прут. В кузнице такое должно быть.

Бьорн, не задавая вопросов, отправил одного из своих людей. Через десять минут у меня в руках был тонкий, около сантиметра в диаметре, железный прут. Я раскалил его конец в костре, который успели развести воины, докрасна.

— Держите его! — крикнул я. — Крепко!

Пока несколько викингов навалились на быка, удерживая его на месте, я, взяв раскаленный прут, сделал то, чему меня учили для экстренных случаев. Быстрым, точным движением я проткнул кожу и мышцы в самой нижней точке раневой полости, создавая сквозное отверстие для оттока жидкости. Бык снова взревел и дернулся, но его держали. Раздался отвратительный запах паленой плоти.

Прижигание. Болезненная, варварская процедура (ну я же в стане варваров), но она одновременно и стерилизовала рану, и останавливала капиллярное кровотечение. В созданное отверстие я вставил полую трубку, скрученную из куска коры, — примитивный дренаж. Теперь раневой экссудат и гной, если он образуется, не будут скапливаться внутри.

Все. На данный момент я сделал абсолютно все, что было в моих силах. И даже больше. Я использовал навоз, медовуху, соль, огонь — весь арсенал средневекового ветеринара, ептить.

— Он выживет? — с надеждой спросил пастух.

— Не знаю, — честно ответил я, поднимаясь с колен. Я был весь в крови, грязи и навозе.

— Первые сутки — критические. Шок, потеря крови, инфекция… все, что угодно, может его убить. Его нельзя оставлять здесь. Нужен навес, теплая подстилка. И его нужно поить. Много. Теплой водой с медом.

Я посмотрел на второго быка. На его остекленевшие глаза, на вывалившиеся внутренности.

— А с этим… уже ничего не сделать.

Отошел в сторону, чувствуя, как адреналин отступает, уступая место звенящей в ушах усталости. Я сделал все, что мог. Даже больше. Теперь все зависело от крепости этого быка и от воли местных богов. Но, глядя на то, как викинги уже начали сооружать носилки, чтобы перенести раненое животное, я понял, что сегодня я заработал нечто большее, чем очередной ужин в Большом Зале. Если бык выживет, то уважением от очевидцев меня будет можно кормить ложками.