Собрав остатки хвойного отвара в небольшой бурдюк, который нашел в сарае, я, прихрамывая от затекшей ноги, побрел в сторону свинарника. Ожидал увидеть ту же унылую картину, что и вчера, но был приятно удивлен.
У свинарника кипела работа. И занимались ей трое мавров, которые, как я думал, по вчерашней указке Бьорна, должны и сегодня чистить дно корабля. Но нет, как вижу. Один из них методично вычищал старый загон, сгребая остатки навоза. А двое других занимались расширением. Они вкапывали в землю толстые, заостренные столбы, расширяя территорию загона в сторону поля — туда, где не было домов и поверхность была относительно ровной, хоть и каменистой. Работали слаженно и молча, а их темные фигуры четко выделялись на фоне заходящего солнца.
Неужели? Неужели меня услышали? Та женщина, видимо, и правда передала мои слова вождю. А тот, в свою очередь, дал указание Бьорну. И вот результат. Приятно, черт возьми.
Я подошел к тому, что работал в загоне.
— Я смотрю, вы тут делом заняты, — начал я, стараясь, чтобы мой голос звучал дружелюбно. — Загон расширяете?
Он молча кивнул и продолжил работать.
— Хорошее дело, — продолжил я. — Им здесь тесно. И больную свинью нужно будет куда-то отсадить. И ту, что беременна.
Он снова остановился и посмотрел на меня, на этот раз уже с интересом.
— Это ты сказал Хельге про свиней?
— Хельге? — переспросил я.
— Женщине, что была дочерью свинопаса, — пояснил он. — Это она велела нам здесь все обустроить. Сказала, появился новый раб, который в животных смыслит.
— Да, это я, — кивнул я. — Могу помочь.
Он окинул меня взглядом с ног до головы.
— Чем? Ну… столбы для загона ты не поднимешь, больно слабым выглядишь…
Да почему все меня видят каким-то дрыщом!?
— …помоги лучше мне с навозом. Вдвоем быстрее управимся.
Я без лишних слов взял вторую лопату, которая стояла у ограды, и принялся за работу. Мы работали молча минут десять. Тишину нарушал лишь скрип лопат и недовольное хрюканье свиней, которых мы потревожили. Пора начинать разговор?
— Я Саян, — представился я.
— Знаю. Я Хасан, — коротко ответил он.
— Давно вы здесь, Хасан?
Он выпрямился, упершись на черенок лопаты, и посмотрел на заходящее солнце.
— Пять зим, — ответил он. — Пять долгих, холодных зим.
Ох ты ж е-е-е-е… Пять лет! И живы, здоровы, о побеге, видимо, и не думали.
— Как вы попали сюда?
— Мы торговцы… ну, я торговец, а остальные парни были юнгами на моем корабле. Из Аль-Андалуса. Наш дау шел с грузом шелков и пряностей в Англию, как обычно это и делаем в конце лета. У северных берегов нас застал шторм, да. Страшный шторм. Такой, что унесло нас далеко в море, мачты сломало, руль сорвало. Мы дрейфовали много дней, пока нас не выбросило на берег одного из этих проклятых островов. Там нас и нашли… другие викинги.
— Другие?
— Да, — его лицо помрачнело. — Клан Берсерков. Дикие, кровожадные звери. Они убили половину моей команды просто ради забавы, потому что мы даже слова сказать не могли. Не могли говорить! Я понимаю, что наша участь, как мавра, за пределами родной земли нелегка, но чтобы так… Оставшихся заковали в цепи и продали здесь, на Кьяденьсе, как скот. Для моих людей, увы, это был уже известный опыт.
Окей… история неприятная, а рассказ Альфреда о межклановых войнах обретал плоть и кровь.
— А здесь? Здесь лучше?
Хасан усмехнулся безрадостной усмешкой.
— Лучше, чем быть разорванным на куски обезумевшим берсерком? О, да. Здесь лучше, клянусь Аллахом. Здесь, по крайней мере, есть правила. Ульв — жестокий вождь, но он не безумец. Для него мы не игрушки, а работники. И работники неплохие, я скажу. Делаешь свою работу — получаешь еду и крышу над головой. Пытаешься бунтовать или бежать — получаешь топор в голову. Все просто и понятно, хах
Его слова, несмотря на мрачный контекст, несли в себе какое-то странное спокойствие. Почему?
— А… откуда информация про топор в голову? — осторожно спросил я. — Кто-то пытался?
Хасан перестал работать и оперся на лопату, глядя куда-то вдаль.
— Пытались. В первый год, да. Нас тогда было больше, человек десять. С нами был один… пират с Балеарских островов. Горячая кровь, испанец. Он не мог смириться с рабством. Все подговаривал нас бежать. Говорил, что лучше умереть в море, чем жить в цепях. Но нашего согласия он так и не дождался.
Хах, чем-то напоминает мне горячего англичанина.
— И что случилось?
— Взял все в свои руки. Однажды ночью он подбил еще двоих. Они оглушили охранника, украли лодку и вышли в море. Утром поднялась тревога, да. Вождь был в ярости. Не столько из-за побега, сколько из-за дерзости. Он послал в погоню два драккара. Нашли их к вечеру. На маленькой лодке они далеко не ушли, попали в сильное течение.
Возникла пауза… недолгая — мавр продолжил.
— Их привезли обратно, кого побитым, кого связанным. Ульв выстроил всю деревню на площади. И того пирата, который зачинщик, казнил сам. Одним ударом топора, ха! А двум другим, кто пошел за ним, дал выбор: либо то же самое, либо отсечь правую руку и остаться рабами. Они выбрали жизнь… но оба сдохли в первую же зиму. А зимы здесь суровые. Это тебе повезло оказаться здесь летом, да еще и на пике жары… Так зима тут длиться месяцев девять, хах! И считай по месяцу на остальные времена года. А зима… готовься к худшему, Саян…
Ой, да ладно. Будто я не в Сибири рос.
— …вот после той ситуации желающих бежать поубавилось.
— Вас ведь осталось трое, — сказал я, продолжая сгребать навоз. — Извини, если давлю на больное, но… что с остальными четырьмя?
Хасан на мгновение замер.
— Ну… некоторых сожрали драконы, — просто ответил он. — Не забывай, в каком аду ты остался.
— Как это случилось? Налет?
— Нет. Они сами на них накинулись. Ведомые глупостью и желанием отличиться. Понимаешь вот, викинги ценят силу превыше всего. Если ты докажешь, что способен встретить дракона лицом к лицу и победить, ты станешь для них своим. Братом по крови. И им будет плевать, чернокожий ты, узкоглазый или хоть зеленый в крапинку. Сила их единственная религия.
— Подробнее?
— Ну, у них как заведено, — он отложил лопату и сел на край ограды. — Убить дракона — это путь к уважению. К славе. К лучшей жизни. Даже для раба. Добудешь голову мелочовки, типа Жуткой Жути — на тебя просто перестанут смотреть как на грязь под ногами. Убьешь Змеевика — тебя хотя бы заметят, может, дадут работу полегче. Завалишь Громмеля… о, это уже серьезно. Они живучие, бронированные твари. Сделаешь это — можешь рассчитывать провести ночь с какой-нибудь вдовой на сеновале. Пристеголова завалишь — так там две головы, двойной почет. В любом случае, после такого на тебя обратят внимание. Ты перестанешь быть рабом, станешь человеком. Викингом! А это здесь многого стоит.
Он достал из-за пояса маленький нож и принялся вырезать что-то на куске дерева.
— Четверо наших решили, что это их шанс. Мужики устали от шахты. Устали быть никем. Они подговорили одного из охранников, пообещав ему долю, и тот «случайно» оставил для них несколько копий и щитов. Да и устроили засаду на Громмеля, который прилетал к южным пещерам.
— И что?
— Одного он сжег сразу. Просто дохнул огненным камнем, и от него даже пепла не осталось. Второго он просто растоптал. А третий… — Хасан усмехнулся, но в этой усмешке не было и тени веселья, — третьему повезло. Или не повезло, как посмотреть. Его звали Джамиль. И вот он умудрился подкрасться к дракону сзади и воткнуть копье ему прямо под крыло, да и пробил сердце с легкими. Громмель взревел, рухнул на землю… и придавил Джамиля своей тушей. А когда воины острова прибежали на шум, дракон то уже был мертв. И Джамиль тоже — его раздавило насмерть. Но Ульв сказал, что он умер как воин. Его похоронили с почестями, как викинга, а не бросили в общую яму, как остальных рабов.
Он бросил на землю деревянную щепку.
— Был еще один, звали его Ибрагим. И через год, во время налета, он в одиночку завалил двух Громмелей. Да как! Видимо, правда хорошим мужиком был. Умным. Заманил тварей в узкое ущелье, где они не могли развернуться, и обрушил на них камнепад. Так после этого его не просто освободили, так сделали воином! Дали ему имя Ибрагим Камнебой. И после он сражался вместе с ними несколько лет, а потом… уплыл как-то в поход. Больше мы его не видели. Может, погиб в бою. А может, живет где-нибудь на другом острове, свободным человеком. Кто знает.
— А не из ваших как? Много ли рабов видели за пять лет.
— Десятки… Может, и сотня была. Но большая часть просто не переживает зиму. То заболеют лихорадкой, то замерзнут насмерть, то мрут в шахте во время обвала. Вот так и бывает, да.
Жестоко все это, конечно… Затея с побегом вообще теперь казалось маловозможной. Нужно бы узнать побольше и про этот вопрос.
— И все это время вы ни разу не думали о том, чтобы вернуться? Даже с возможностью быть убитыми, но за правое дело? За свободу?
— Свободу? Ха… Что для тебя свобода, Саян? Вернуться в свой мир, к своей семье? А что она для нас? Здесь мы рабы. Если мы чудом не попадем сразу в родные земли, то снова станем рабами. Или, в лучшем-то случае, чужаками, дикарями, на которых все будут показывать пальцем. Отношение этих викингов к нам… оно честное. Они видят в нас чужих, не равных себе, но зато ценят наш труд, да. Я не хочу вспоминать первые десять лет своей жизни, друг мой, но поверь, мне здесь, в этом холодном аду, спокойнее, чем может быть в другом месте. А шанс снова попасть в рабство у нас очень велик. Но о побеге мы думали, о да… — тихо ответил он. — Каждую ночь. В первые годы мы только об этом и говорили. Строили планы. Пытались понять, где мы. Мы ведь торговцы, мы знаем карты, звезды. Но здесь… все тяжело. Мы пытались ориентироваться по солнцу, но и оно, клянусь, ведет себя странно. Летом день длится почти до полуночи, а зимой — всего несколько часов. Мы очень далеко, Саян. Дальше, чем кто-либо из нашего мира когда-либо заплывал. Вернуться отсюда… почти невозможно, поверь. Нужно пересечь Мертвое море, что кишит чудовищами, а потом плыть тысячи миль по неизвестным водам. Для этого нужен не просто рыбацкий карви, а целый флот. А для флота нужны люди.
Он с силой вонзил лопату в землю.
— Со временем… надежда умирает. Ты начинаешь жить сегодняшним днем. Думать не о том, как вернуться домой, а о том, как пережить эту зиму. Как достать лишний кусок мяса. Как не попасть под горячую руку надсмотрщика. Жизнь становится проще.
Мы снова помолчали, каждый думая о своем. Его слова отрезвляли. План Альфреда на фоне этого рассказа казался еще более безумным и самоубийственным.
— Я чего спрашиваю то… Альфред рассказал мне о своем плане побега. Но с учетом твоих слов вижу, что невозможно реализовать его совсем.
Хасан даже не удивился. Он лишь тяжело вздохнул.
— Мы говорили с вашим лордом…
Ха, меня уже в его подсобники записали…
— …сказали ему, что поможем, больно упрямый тип. Но поможем до берега, подготовим лодку, достанем припасы, отвлечем стражу. Но в море мы с ним не пойдем. Альфред и его люди неплохие парни, — продолжил Хасан. — Они не заслужили гнить здесь. И раз в них горит такая сильная надежда на спасение, то мы поможем им. Но я уверен, что они погибнут в первые дни. Их проблемы. Мы уже пустили здесь корни. У меня… здесь родилась дочь. От одной из местных женщин. Ей три года. Куда я поплыву?
Вот это поворот.
— А… викинги это позволяют? Связи с рабами?
— Не поощряют, но и не запрещают. Если женщина не против, а раб — хороший работник, вождь может закрыть на это глаза. Дети, рожденные от таких союзов, считаются свободными. Моя дочь — свободный член этого племени, пусть и ей придется выгрызать право называться чистокровным викингом. Но она у меня боевая, ха! И я сам сделаю все, чтобы она жила хорошо. Даже если для этого мне придется до конца своих дней чистить свинарники.
Но ты не готов пойти на дракона, чтобы уж точно стать своим в глазах всей деревни. В глазах взрослой дочери в будущем…
Мы снова принялись за работу. Солнце уже почти скрылось за горизонтом. Двое других мавров закончили устанавливать столбы и теперь натягивали между ними толстые веревки, создавая основу для будущего плетня.
— А что ты знаешь о драконах? — спросил я, чтобы сменить тему.
— Видел многое, — кивнул он. — Как они сжигают дома. Видел, как уносят скот. Видел, как убивают людей. Они — проклятие этих островов. Бич божий. Но… к ним можно привыкнуть. Как привыкаешь к холоду, к штормам, к плохой еде. Ты учишься жить с ними. Знаешь, когда нужно прятаться, куда не стоит ходить, как себя вести.
— Фишлегс, парень, который чинит сети, рассказал мне о нескольких видах.
— А, сын Ингрид. Хороший мальчик. Его отец был храбрым воином. Да, он знает много. Но он знает то, чему учат в их школе. А я видел их в деле. Я видел, как Шторморез в одиночку разогнал целый отряд воинов, просто играя с ними, как кошка с мышами. Видел, как Пристеголов сжег наш склад с припасами… Много чего видел, да…
Мы закончили работу, когда на деревню уже опустилась ночь. Хасан и его товарищи ушли в сторону бараков. А я поплелся обратно в курятник. Курочки вели себя спокойно, некоторые даже пытались клевать. Отвар, кажется, начинал действовать.
Я лег на мешок с сеном, но сон не шел. Разговоры с Фишлегсом и Хасаном смешались в моей голове в один запутанный клубок — информации было слишком много. Я лежал, смотрел на звезды сквозь дыру в крыше и пытался собрать этот пазл.
При всей романтической привлекательности побега, он казался все более и более безумным. Пересечь кишащее монстрами море на рыбацкой лодке? Ну нет.
Хасан со своим фатализмом был куда ближе к истине. Но его путь — путь смирения и медленного врастания в этот мир — был мне чужд. Я не хотел до конца своих дней чистить свинарники, даже ради призрачного шанса увидеть, как моя гипотетическая дочь станет свободной.
И тут рассказ Хасана об Ибрагиме Камнебое засверкал хорошими красками. Не бежать и не смиряться. А сражаться!
Почему Альфред, со своими рыцарскими амбициями и жаждой славы, не рассматривает этот вариант? Он твердит о чести, о том, что не может позволить себе быть рабом у дикарей. Но что может быть почетнее, чем доказать свою доблесть на их же поле, по их же правилам?
Убить дракона.
Звучит дико. Я далеко не охотник. Но здесь другие правила, убийство дракона — теперь некий социальный лифт. Самый быстрый и самый верный способ перестать быть узкоглазым рабом и стать человеком. Ну, то есть воином. Викингом.
Подумать только. Мы — команда. Я, Альфред, Клинт, Артур… и еще трое (он ведь сказал, что нас семеро). Семеро взрослых, здоровых мужчин. Альфред и его люди — воины, они умеют обращаться с оружием. Я… знаю зоологию, могу анализировать, находить слабые места. Мы могли бы подготовиться. Выбрать хорошую цель. Для начала из чего попроще, типа Громмеля или даже двух. Изучить его повадки. Подготовить ловушку…
Если получится… то все изменится! Мы получим свободу, станем воинами этого племени. Получим оружие, доспехи, долю в добыче. И тогда, уже на полных правах, как свободные люди, мы сможем подготовить свое возвращение. Построить или купить корабль. Собрать команду. И уйти отсюда не как беглые рабы, а как равные, возвращающиеся домой. Почему Альфред не видит этого? Неужели его гордость настолько ослепляет его, что он предпочитает рискованный побег возможности доказать свое превосходство здесь? Или он просто не верит, что «цивилизованные» люди способны победить этих «дьяволов» их же методами?
Но догадки ничего не скажут. Надо поговорить с Альфредом, предложить ему этот путь.