Драконий лекарь

Глава 15

Ужин в Большом Зале был, конечно, громким. Помпезным! И, что самое важное, сытным!!! О, Боги, сколько я мечтал о какой-нибудь обычной похлебке с мясом. Пусть нас и кормили достаточно, но это однообразие уже сидит в горле… Еще чуть-чуть, и я бы корм для куриц начал есть. Но обошлось.

Бьорн, как и велел вождь, усадил меня на скамью у самого очага. Рядом с воинами! Они косились на меня, перешептывались, некоторые откровенно ржали, видимо, вспоминая мою ночную «охоту». Но никто не проявлял открытой агрессии.

Мне выдали деревянную миску супа и огромный кусок жареного кабана, истекающего жиром. После нескольких дней полуголодного существования это было похоже на пир богов. Я ел, стараясь не набрасываться на еду как дикарь, и слушал. Просто слушал. Разговоры викингов были простыми и прямолинейными. Они обсуждали предстоящую рыбалку, спорили, чей топор острее, травили байки о прошлых набегах и, конечно же, о драконах. Это был непрерывный поток ценнейшей информации, который я жадно впитывал.

После ужина меня, разумеется, не отправили обратно в рабский барак. Отвели меня в небольшую каморку, примыкавшую к кухне Большого Зала. Видимо, что-то вроде гостевой комнаты или кладовки. Здесь было тесно, но сухо и, благодаря близости к кухне, очень тепло. В углу стояла грубо сколоченная лежанка, застеленная овечьей шкурой. Роскошь по сравнению с соломенной подстилкой в бараке.

Рассчитывал ли я отдохнуть? О, да! После такого дня, полного событий, я мечтал просто рухнуть и отключиться.

Получилось ли у меня это? Конечно, нет.

Мало того, что сотни мыслей роились в голове, мешая уснуть. Мой «третий путь» — убийство дракона. План Альфреда. И мое новое назначение… в набеги. Раздельщиком туш. Что это вообще значит? Ну вот банально, ам… какова там смертность? Что конкретно мне предстоит делать, пока вокруг идет бой? Пугала даже не сама работа расчленителя и фасовщика органов — к крови и внутренностям я был привычен. Пугала неизвестность. Это, наверное, как ощущение поездки в гололёд на летних шинах по трассе для крупногабаритных, еще и на многие тысячи километров. Просто очково.

И под аккомпанемент этих мыслей я уже почти провалился в беспокойный сон, как вдруг дверь каморки с грохотом распахнулась. На пороге, с факелом в руке, стоял Гусейн. Лицо, как обычно, было искажено злобой и обидой на жизнь. Где же его так травмировали?

— А ну, вставай, уродец! — прорычал он. — Разлегся тут, как ярл на смертном одре! Думал, поговорил с Ульвом, и все, работа кончилась?

Я молча сел на лежанке, пытаясь понять, что происходит.

— Тебе ведь говорили ночью идти сети смолить? Говорили! — продолжал он, входя внутрь и тыча в меня факелом так, что я почувствовал жар. — Или ты думаешь, если вождь тебя к очагу посадил, то слова моего отца уже ничего не значат? Отдохнул лучше других, нажрался от пуза, так будь добр, отработай этот отдых. А теперь пшел, выродок вонючий, пока я тебя этим же факелом под зад не поджарил.

М-да. Похоже участь раба стоит выше приказов Ульва… И ведь не поспоришь, меня реально озадачили этим еще днем. Но то, с какой злобной, неприкрытой агрессией ворчит этот говнюк, моментально портит все настроение. Даже не портит, а серьезно так приземляет. Возвращает с небес, где я уже почти возомнил себя важной персоной, хах. Уже скучаю по Гнильцу, — с тоской подумал я, натягивая лапти.

Мы шли по ночной, спящей деревне к пристани. Гусейн шел впереди, освещая дорогу факелом и не переставая бубнить себе под нос ругательства в мой адрес. Я, понимая, что физически он меня не тронет (казалось, уже был миллион и один повод ему так сделать, но он остается только при угрозах и словесной травле), решил понемногу наглеть и использовать это время для беседы.

— А ты сам-то в набегах бывал? — спросил я как можно более будничным тоном.

Он резко остановился и обернулся. — Тебе какое дело, раб?

— Просто интересно. Вождь сказал, я тоже пойду. Хочу знать, к чему готовиться.

Он презрительно хмыкнул, но ответил: — Бывал. Два раза. Это не для таких, как ты. Там нужны воины, а не… — он смерил меня взглядом, — …лекари.

— И какова цель? Драконы?

— Драконы, да… — главная цель, — кивнул он. — Осенью, когда они летят на запад к своим гнездовьям, мы идем за ними. Сокращаем их поганое племя, чтобы зимой жилось спокойнее. Добываем шкуры, зубы, когти. Все это богатство. Но… — в его глазах блеснул хищный огонек, — …если по пути встретится чужой драккар, мы не упустим свой шанс. Особенно если это корабль Берсерков.

— То есть вы и на людей нападаете?

— А че бы и нет? — он искренне удивился. — Принести домой голову чужого воина — вот что делает тебя настоящим викингом! Это слава. Это доказывает, что ты сильнее.

— Но… — я запнулся, пытаясь подобрать слова. — А как же… торговля? Сотрудничество? Разве не выгоднее дружить, чем воевать?

Гусейн остановился и посмотрел на меня с такой смесью жалости и презрения, будто я был слабоумным ребенком.

— Ты ничего не понимаешь, чужак. Море не знает дружбы. Морю плевать, кто ты. Для него ты просто кусок мяса, который оно пытается сожрать. В море все друг другу враги. И драконы, и шторма, и другие люди. Если ты не убьешь их, они убьют тебя. Это закон, епт! Выживает тот, кто сильнее, и тот, кто бьет первым. Твои торговля и, тьфу, сотрудничество — это для сухопутных крыс. А теперь заткнись и иди. И так из-за тебя время теряю.

Пристань представляла собой длинный деревянный пирс, уходящий в темную, поблескивающую в лунном свете воду. У пирса, покачиваясь на волнах, стояло несколько кораблей. Точно уж не хваленные местными драккары. Что-то попроще, видимо рыбацкие карви. На самом краю пирса, в свете большого костра, сидели трое мужчин. Они молча работали, вымазывая сети какой-то черной жижей. А воздух тут вонял жестоко, смесью дегтя и смолы.

Гусейн грубо подтолкнул меня вперед.

— Вот, — бросил он рыбакам. — Отец прислал вам помощника. Запрягайте его по полной. И следите, чтобы не утопился. Он полоумный, такое сможет. Если отпиздите, то не страшно. Я пошел.

С этими словами он развернулся и зашагал обратно в деревню, оставив меня с тремя молчаливыми викингами.

Пу-пу-пу, последняя его фраза мне не нравилась.

НО, не желая испытывать терпение рыбаков, подошел ближе и всмотрелся в них. Они были… не воинами, то видно сразу. Эти и старше основного населения, но не конкретные старики. Были и более, ам… поджарыми. Но что бросалось в глаза — так это их состояние тела. У одного вот не было левой руки по локоть, рукав рубахи был просто завязан узлом. У второго — вместо правого глаза зияла черная впадина, пересеченная рваным шрамом. А третий сильно хромал даже сидя, его левая нога была вывернута под неестественным углом. Предположу, что бывшие воины, пережившие ранения вышли на путь мирной, рыбацкой жизни. Но это не значит, что отпиздить у них меня не получится…

Хотя посмотрели на меня без злобы, скорее, с усталым, много повидавшим любопытством. Я решил, что лесть и уважение здесь будут лучшим подходом, чем дерзость.

— Доброй ночи, — сказал я, слегка склонив голову. — Меня зовут Саян. Бьорн прислал меня помочь. Надеюсь, не помешаю.

Безрукий внимательно оглядел меня, задержав взгляд на моей необычной внешности, а потом кивнул на пустое место у костра. Хоть бы он н назвал себя Сергеем, пожалуйста… Итак сыт этим театром.

— Ну дык садись, Саян. Я, значица, Эрик. Этот хрыч — Свен, — он указал на одноглазого. — А этот, ебежий сын — Ульрик, — он кивнул хромому. — Бери кисть, значица, и делай, как мы. Работы много, а ночь коротка… Зима уже близко, да…

Я взял из ведра большую кисть и присел рядом осмотреться.

Понаблюдав пару минут за действиями рыбаков, принялся повторять со своей частью сети, усилием мышц лица кривя нос от запахов.

Нужно было тщательно, не пропуская ни одной ячейки, промазывать сеть горячей смолой. Она типа должна защищать веревки от гниения в соленой воде, делая их прочнее и долговечнее.

Вот так мы и работали вчетвером, в ритмичном молчании, нарушаемом лишь треском костра, шипением смолы и далеким плеском волн о сваи пирса.

— Давно этим занимаетесь? — спросил я через некоторое время, обращаясь к Эрику.

— Всю жизнь, — негромко ответил он, не отрываясь от работы.

Ого, впечатление о бывших воинах неверное? Или…

— Сначала, значица, в море орудовали сетью да топором. Теперь вот тута, ха, с сетью и смолой.

Все-таки бывшие рубаки.

— Вы были воинами? — задал я очевидный вопрос.

Все трое разом хмыкнули, хотя в этом звуке было больше горечи, чем веселья.

— Были, — коротко ответил Свен. Его единственный глаз, казалось, видел меня насквозь. — Пока драконы не решили иначе. Мне мой глаз выклевал Змеевик во время шторма. Думал, волной смыло, а оказалось, шо эта тварь еды искала. Подлетела бесшумно, чайка ежиная, да клюнула.

— Мне ж руку тоже ж откусили, но был то Пристеголов, — буднично добавил Эрик. — Одна голова схватила за щит, а вторая так хвать за руку. Хорошо, хоть не за голов, еже Боже.

— А мне ногу вот так вот сделало, — проскрипел Ульрик, постучав по своему вывернутому колену. — В шахте.

Так… куда там нельзя ходить?

— В шахте? Драконы?

— Да не, че мы дурные в шахту драконов подпускать. Обвал был, н-да… Я ведь воином-то и не был никогда. Драконы меня не трогали. Когда мелким был, рабов не хватало, а железо требовалось позарез. Вот нас, пацанов, и отправляли Бирдаку помогать. Так вот… — он поморщился от воспоминаний, — мы тогда набрели на новую полость, глубоко под горой. Сырую, вонючую. И оттуда… вой пошел. Жуткий, протяжный. Не как у дракона, а как… не знаю, будто сама земля, значица, стонала. Один из старших велел нам бежать. А потом все затряслось, и потолок рухнул. Тогдашний я то не понимал, шо обвалу время настало быть, да теперяшний я то… чу мне до обвалов то?

Он замолчал, глядя на тлеющие угли костра.

— Нашли тушку мою только через два дня. Живого, но ногу придавило валуном, раздробило в кашу. Все кричали тогда, мол, рубить ногу Ульрику! А я и был готов, чу, не понимал шоль, что черная хворь пойдет, да подохну я. Но батя уперся тогда. Не дал. Сказал, лучше сдохнет с ногой, чем будет жить без нее. Батю то я сейчас понимаю, но тогда… эх. Альма тогда травами меня обложила, заговоры какие-то шептала… Не знаю, че помогло, то ли травы, то ли упрямство, но черная хворь не пришла. Нога вот, как глядишь, срослась. Криво, конечно, — он снова похлопал по колену. — Ходить теперь больно. Но она при мне. А тех двоих, что со мной были, так и не нашли. Так и лежат там, под камнями, троллей своими костями кормить будут тепереча.

Жутко. Да еще и фольклора накидали про троллей… Если и драконы реально, то, быть может, и эти гуливеровские смурфики тоже?

— Вождь хочет взять меня в набег, — сказал я, решив сменить тему на более актуальную для меня. — Раздельщиком туш.

Все трое снова посмотрели на меня, на этот раз уже с явным интересом.

— Раздельщиком? — переспросил Ульрик. — Хм. Опасная работенка. Но нужная. Хороший раздельщик ценится на вес серебра по весу туши раздельщика, хах. Знаешь, выходица, как снять шкуру, не повредив ее, как вырезать ядовитые железы, чтобы не отравить все мясо? Батя у тебя, значица, был хорошим мужиком, коли и ты его ремесло прознал.

— А… что это за железы? — спросил я, пропустив интерес к источнику своих знаний.

— У-у-у-у, паря, не жри мясо тогда. И другим не давай, какой ж ты раздельщик? У разных драконов разные, — включился в разговор Свен. — У Змеевиков, например, главный яд в шипах на хвосте. А у Чудовища то в глотке, рядом с тем местом, откуда он плюется огнем. Есть специальный мешок эдаковый, там поймешь че куда. Если при разделке проткнуть его, и яд попадет на мясо — все, можно выбрасывать. Съешь такой кусок да и умрешь в страшных муках.

— А откуда вы все это знаете? Из Книги Драконов?

Эрик усмехнулся.

— У-у-у-у, паря, мы учимся на опыте острова. На горьком опыте. Первые несколько раз, когда наши пытались есть драконятину, половина деревни мучилась животами, пока не подыхала. Пока бабка Альмы не разобралась, че к чему. Она много знала. Да и сама Альма, век ей долгий, многое знает.

Я на секунду задумался, продолжая монотонно водить кистью по ячейкам сети.

— Понятно, — решил копнуть глубже. — А как вообще… все это происходит? Кто решает, кому достанется добыча? Как делится мясо, шкуры? Раздельщик получает свою долю? Или все идет вождю, а он уже решает?

Эрик, Свен и Ульрик переглянулись. Вопрос был явно из разряда тех, что рабам задавать не положено. Но все-таки ответили мне.

— Все по-честному, — наконец ответил Эрик. — Право, значица, первого удара, право последней крови. Воин, который нанес дракону смертельную рану, имеет право на главный трофей. Обычно это голова. Чтобы повесить над входом в свой дом. Или самые большие зубы и когти — на ожерелье бабе своей.

— А остальное? — спросил я.

— Лучшие куски мяса — филе со спины, сердце — идут на стол вождя и самых знатных воинов, тех, кто проявил себя в бою, — продолжил Свен. — Самые ценные шкуры, без дыр и порезов, — тоже им. Из них делают доспехи. А все остальное — мясо, кости, обычные шкуры — идет в общий котел. Для всей деревни.

— А раздельщик? — настойчиво повторил я.

Ульрик криво усмехнулся.

— А раздельщик, если он раб вроде тебя, получает спасибо, если все сделал правильно. И пинок под зад, если испортил шкуру или забыл вырезать ядовитый мешок. И радуйся, если просто пинок. А вот если он свободный, как Бирдак, значица, когда он в силе был, то ему положена своя доля.

Ага, кузнец с историей. Но все равно даже тут, в, казалось бы, важной роли, я оставался никем.

— А насколько это опасно? — спросил я. — Для меня. Я буду вместе со всеми в бою? Или… как?

— Пф, — фыркнул Свен. — Тебя с твоей зубочисткой в бой никто не пустит. Сядешь на драккаре и будешь ждать.

— Ждать? А если на корабль нападут?

— Ну, драккар боевой ты просто так не сожжешь, — вмешался Эрик. — Он просмолен, обшит щитами. Мелкой твари его не пробить. А от крупных наши воины отобьются. Твое дело вот сидеть тихо, не мешаться и ждать, пока на берег не притащат первую тушу. Вот тогда и начнется твоя работа.

— А… меч мне дадут? — я решил проверить границы. — Если придется защищаться?

Все трое дружно расхохотались.

— Меч? — сквозь смех выдавил Ульрик. — Парень, тебя берут, чтобы туши кромсать, а не драконов! С твоими-то ручонками только кур ощипывать. Какой тебе меч? Весло дадут, если повезет. Будешь воду вычерпывать.

М-да, ну ладно.

Работа подходила к концу. Последний кусок сети был просмолен, и мы начали развешивать ее на специальных вешалах для просушки. Запах смолы и дегтя, казалось, въелся мне в кожу, в волосы, в саму душу…

— Слушайте, — сказал я, обращаясь ко всем троим, когда мы закончили. — У меня просьба. Я там за курами присматриваю… Им для здоровья белок нужен. Если у вас остается какая-нибудь ненужная мелочь после рыбалки — мелкая рыбешка, потроха, головы — не выбрасывайте. Оставляйте в ведре у курятника. Птицы будут вам благодарны.

Эрик удивленно посмотрел на меня, потом на своих товарищей и кивнул.

— Ну дык че нам, не сложно. Ладно. Все лучше, чем чайкам скармливать.

Работа ВСЕ! Сети аккуратно висели на вешалах, блестя черной смолой в свете луны. Рыбаки, кряхтя, поднялись, собираясь расходиться по домам. Я тоже поднялся — хватит с меня на сегодня работы и разговоров. Пора было воспользоваться своими новыми привилегиями. А именно — правом спать на почти человеческой кровати, а не на говне в курятнике.

Попрощался с рыбаками и, не дожидаясь ни Бьорна, ни Гусейна, побрел в сторону Большого Зала. По прибытии, тихонько вошел внутрь. За одним из столов сидела и дремала тучная повариха. Стараясь не шуметь, проскользнул в свою каморку, рухнул на лежанку и провалился в тяжелый сон.