Долгожданная кража

Глава 5 Первое свидание

Сегодня есть повод надеть свежую рубашку. Во-первых — понедельник. Во-вторых… О, это во-вторых и есть на самом деле во-первых! По моим прикидкам, пальто у Нины уже украли, и сегодня она придёт заявлять о краже. И дальше по сценарию, который я уже миллион раз прокрутил в своей голове, буквальным образом измозолив весь свой мозг. Её встречает блестящий сыщик Воронцов… ну и так далее.

Иногда я спрашивал себя, а почему бы тебе не встретить Нину раньше и не предупредить, чтобы поберегла своё имущество. И пусть ваша любовь стартует с этой позиции. Да и пальто целее будет. Всё равно ведь ты его не найдёшь.

Я боюсь так поступить. А вдруг не сложится? Вдруг события пойдут по иному сценарию. И что тогда?

Вообще-то сегодня мне бы надо быть на поддежурстве, но это большой риск. Уедешь куда-нибудь на происшествие, а твою Нину отправят к какому-то другому сотруднику. Бр-р-р, не хочу так. Может быть, у неё на судьбе написано — сегодня влюбиться в того, кто будет принимать у неё заявление? Так что я заблаговременно подменился и работу себе на вторую половину дня придумал кабинетную. Всё равно у любого сыщика бумажных долгов хоть отбавляй. А следующим днём наоборот, побегаем побольше. Однако, в кабинетном сидении тоже существовала своя опасность — начальство, а то и свои же братья — сыщики могут зафрахтовать на какую-нибудь внезапно подвернувшуюся шабашку — всё равно, дескать, штаны протираешь. Только на этот случай у меня уже была готова отмазка — люди вызваны, не могу отлучиться.

Дежурного тоже предупредил, что с моей территории придут заявлять кражу пальто, так пусть первым делом ко мне направит, не торопится опергруппу собирать. Только работалось с бумагами как-то плохо. Смысл прочитанного ускользал, а того, что написал только что сам — и тем более. В конце концов я убрал бумаги в сейф и предался размышлениям. Интересно, я в этот раз найду пальто или нет? В первый-то раз я его не очень уж и искал, не до того было.

Время тянулось еле-еле, но и оно уже приблизилось к шестнадцати часам. Пора бы уже… Надо в дежурке уточнить. Моему вопросу дежурный Толя Якуничев сильно удивился:

— А что, следователь тебе ничего не сказал?

Получалось, что да, девушка была. Дежурный собирался в соответствии с договорённостью направить её ко мне в кабинет, но в дежурке как раз отирался Утягин. Нет, он не дежурит, просто так чего-то заходил. Он и вызвался побеседовать с девушкой, всё равно пока Воронцова нет, сказал. Отлучился, дескать, Воронцов, за сигаретами побежал. А как придёт, так он ему сам всё и расскажет.

— Но ты же ведь вроде не куришь, — запоздало спохватился дежурный. — Какие сигареты? Да ладно. Не журись. Подумаешь, делов-то. Да, ещё, Утягин пообещал, что глухаря не будет. А по мне, так это самое то. Да и тебе не хуже.

Тут Толя посмотрел на меня и осёкся. Видимо, выглядел я в этот момент очень выразительно.

Мою Нину — к этому облезлому упырю? К этому сластолюбивому маньяку? Я вихрем долетел до нужного кабинета и рывком открыл дверь. Девушка сидела на стуле в достаточно напряженной позе, а Утягин уже выкатился из-за стола на своём кресле так, что оказался как раз напротив неё. Их колени почти соприкасались. В руке следователя виднелся платок, которым он как раз в это время вытирал рот. На столе ни ручки, ни листа бумаги.

Да, не так я представлял себе нашу первую встречу с Ниной. Надо бы девчонку не напугать, промелькнуло в голове. И вовремя, потому как я почувствовал, что сами по себе сжались кулаки и желваки забугрились на скулах.

Утягин отпрянул от Нины, как застигнутый на месте преступления вор, и от неожиданности ляпнул полное недело:

— Что, уже сбегал за сигаретами?

Забыл от испуга, что кому врал. Я протянул руку и ледяным голосом потребовал:

— Заявление и объяснение сюда! И побыстрей!

— Так мы ещё… так сказать… предварительное знакомство… — проблеял Утягин одышливо.

Ни в каком соподчинении друг с другом мы не находились, а следователь и вообще лицо процессуально независимое. Так что Утягин вполне мог сейчас послать меня лесом, и никто не знает, как бы стали развиваться дальнейшие события. Но не послал. А увиденного мне было достаточно для правильных выводов. Я подошёл поближе.

— Девушка…

Чёрт возьми, я чуть не назвал её Ниной.

— Девушка, прошу пройти со мной. Этот товарищ пригласил вас по ошибке. Это не его дело.

Нина посмотрела на следователя — так ли всё, но тот предпочёл не заметить её вопросительного взгляда, тогда она встала и пошла на выход из кабинета. Утягин молча сопел, переживая облом. На меня он посмотреть не решился. Чует кошка, чьё мясо съела. Хотя, тут же мысленно поправил я себя, никакая это не кошка. Это самый настоящий козёл, и съесть он ничего ещё пока не успел.

Я привёл Нину в свой кабинет. Сразу же захотелось запереть дверь изнутри, чтобы никто не мешал, да вот хотя бы тот самый Утягин, вздумай он запоздало требовать разбирательства, а почему это я так поступил. Только по нашим неписанным правилам, если сыщик заперся у себя в кабинете, значит сто пудов, что он там занимается каким-нибудь неделом. А если ещё и с девушкой, тогда и вообще туши свет! Да и как оценит такое действие сама Нина? И так уже достаточно странностей произошло. Милиционеры выясняют между собой какие-то отношения, и никого ещё пока не заинтересовало украденное у неё пальто.

Тогда я просто вознёс мысленную молитву всем, кто сейчас мог помешать мне: богам, начальству, товарищам по ремеслу и случайным посетителям: забудьте про моё существование хотя бы на ближайший час. А вам за это… Я задумался на секунду, чего же я им за это, потом вспомнил соседа по общежитию и закончил так: две бутылки пива с получки. Зуб даю.

Мне хотелось рассматривать Нину во все глаза, таращиться на неё, тискать в объятиях, схватить в охапку и закружить по кабинету, а приходилось сидеть и писать всякую чепуху, только изредка поглядывая на девушку. Наконец, необходимые бумаги были оформлены, и я отважился посмотреть на неё открыто, глаза в глаза. Что я хотел прочитать в них? Признание в любви? Конечно, хотел. Но микроскопические остатки здравого смысла на дне моего взбудораженного сознания шептали: ты что, совсем ку-ку? С какой стати? Она видит тебя впервые в жизни и всего лишь в течение получаса.

Думаю, что дальше я вёл себя, как дурак. Наверное, пытался понравиться, острил, как мог, какие-то шутки рассказывал. Не помню. В голове остались только отдельные рваные картинки из происходящего. Тот самый здравый смысл временами пробовал вернуть меня в реальность: ты что, у девчонки пальто украли. Может, ей на улицу выйти не в чем? А перед ней шут какой-то сидит. Я соглашался: ага, только не мешай, и снова продолжал своё безобразие.

— А вы пальто найдёте?

Заданный вопрос с трудом дошёл до меня.

— Что?

— Я спрашиваю, вы пальто моё найдёте?

— Конечно найдём! А не найдём, так новое купим. (Господи, что я несу?)

— Как это купите? Мне моё надо.

Пришлось выкручиваться. Шутка, дескать, такая. Особая, милицейская, свидетельствует, что сотрудник не сомневается в успехе, потому что милиция вещи потерпевшим не покупает, потому что… В общем, я запутался окончательно и в конце концов замолчал.

Нина решила, что моё выступление закончилось и, не таясь, посмотрела на свои часики. Жест более, чем понятный — ей пора. Делать нечего — надо девчонку отпускать. Но я взял с неё слово, что завтра она придёт после учёбы для проведения следственных действий (какие, к чёрту, следственные действия?) именно к инспектору уголовного розыска Воронцову Алексею и ни к кому другому.

— К Алексею. — ещё раз для верности повторил я.

На выходе из кабинета я не удержался и завладел её рукой, приговаривая при этом: до свидания, всего хорошего, счастливого пути, до завтра, и соображая, чего бы ещё такое сморозить, чтобы не отпускать из своих рук её маленькую ладошку с такой знакомой родинкой между большим и указательным пальцем.

Высвобождая свою руку, Нина, наконец, улыбнулась:

— Вы такой смешной, Алексей, как будто и не инспектор уголовного розыска. А в том, в другом кабинете я вас немножко даже испугалась.

— Ура! — возопил я мысленно, напрочь игнорируя вторую часть её фразы. — Это здорово, что смешной!

Я прошёл вместе с Ниной до выходя из райотдела, отчаянно тормозя себя, чтобы не начать напрашиваться проводить её. Всё-таки для первого вечера, да ещё в милиции — это перебор. Что она обо мне подумает?

Заглянул в дежурку и успокоил Якуничева, что материал у меня. Регистрировать сегодня не будем, там не всё ясно пока ещё, то ли кража, то ли нет. Это было, конечно, неправильно. И ориентировку не дать, сразу вопросы пойдут, а по какому факту, а какой номер регистрации? Но как только я представлял, что завтра по данному факту возбудят уголовное дело, и его теперь уже на вполне законных основаниях получит следователь Утягин, мне становилось не по себе. А то, что Утягин сделает всё, чтобы получить это уголовное дело в своё производство, я не сомневался.

Путь к себе у меня лежал мимо его кабинета. Я ещё не дошёл до него, как Утягин вывернулся из-за двери и загородил мне проход. Чёрт возьми, караулил он меня, что ли? Делать на работе больше нечего? По всему было похоже, что наш герой уже оправился от потрясения и жаждал сатисфакции.

— Хреновый ты сыщик, Воронцов. — начал он, ухмыляясь. — Настоящий сыщик от глухарей избавиться старается, а ты на себя натягиваешь. Я ведь только помочь хотел. Со следователя за нераскрытые преступления шкуру не спускают.

Знаем мы, чего ты на самом деле хотел. Я молча ждал продолжения. И Утягин продолжил:

— А может и никакого глухаря не было бы. Не таких уламывали. А эта сразу видно, девка податливая. Я бы её того… И следователь совершил недвусмысленный жест руками, тот самый, что и несколько дней назад.

Про мою Нину такое? И тогда я не сдержался. Нельзя сказать, что это была пощёчина, вполне оправданная в данном случае. Это была оплеуха. Хорошая деревенская оплеуха с заявкой как минимум на фингал под глазом. Пока голова следователя дребезжала между моей ладонью и косяком, я уже пожалел о содеянном. Погорячился, пожалуй. Ведь как посмотреть? Можно и так, что ничего такого, заслуживающего наказания действием, Утягин и не совершил. И тогда я не защитник оскорблённой чести (фу, какой пафос!), пусть и не своей, а просто грубиян и забияка. Да ещё можно и в ответку получить.

Я приготовился ждать, но на ответку у Утягина не хватило пороху. Вместо этого он прикрыл ладонями свои бедные уши и тоненько запричитал:

— Ну всё, Воронцов, тебе кранты! Вылетишь теперь отсюда, как пробка из затычки!

Пробка из затычки — это что-то новенькое! Видимо, от знакомства с косяком у моего оппонента наступило временное обрушение когнитивных связей. А Утягин продолжал в том же духе:

— Это тебе недаром пройдёт! Все видели, как ты меня! Вот ты, ты видел?

Я проследил за взглядом следователя и увидел в конце пустынного коридора Женьку Митрофанова, сыщика и моего лучшего другана. Да, неудачный свидетель для Утягина подвернулся. Женька стоял с обалдевшим видом, но услышав обращение в свой адрес, подошёл вплотную к мученику и внятно произнёс:

— Заруби себе на носу: меня здесь нет. Это тебе кажется от помутнения рассудка. И Воронцова нет. Верно ведь, Воронцов?

От неожиданности я согласно кивнул. И пока следак с обалдевшим видом переваривал услышанное, Джексон мягко, но настырно увлёк меня прочь, от греха подальше, так сказать. За поворотом коридора он освободил меня от своего дружеского, но плотного захвата и протянул свою пятерню:

— Не спрашиваю за что, но уважаю. Молоток! Эта харя давно кирпича просила, да смельчаков не находилось. Так что держись. Я с тобой! Потом расскажешь.

И Джексон умчался по своим делам. А я отправился по своим, теребя в голове известное изречение о том, что лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть.

Остаток рабочего дня я провёл в планах о том, как бы мне половчее заняться раскрытием кражи, чтобы чаще встречаться с Ниной, да ещё при этом заявить о себе самым благоприятным образом. Воспоминания о тех самых событиях в жизни номер один, которые я старательно пытался реанимировать, выглядели какими-то смутными и помогали мне мало. Да я уже и сам понял, что всё идёт не совсем так (или даже совсем не так), как в первой версии моего бытия вне зависимости от моих хотений. В прошлый раз, насколько я помнил, мы с Утягиным не конфликтовали, хотя симпатий к нему я и тогда не испытывал. И сейчас в душе у меня не было никакого ощущения, что я повторяю прежнюю версию своей жизни. Только в данный момент мне это было неважно. Весь мой мир заполнила девушка, которую я ждал очень давно, кажется, целую жизнь, и наконец, дождался.

Меня и в самом деле никто не тревожил, не иначе, как моя горячая молитва попала по адресу, и две бутылки пива в качестве приза, да ещё обещанный зуб заинтересовали богов. Но о раскрытии кражи думалось, прямо скажем, плоховато. Вместо этого в воображении сначала смутно замаячил, а потом и явственно оформился какой-то документ. Я присмотрелся внутренним зрением — «Талон для новобрачных». Он обещал Нине и Алексею несметные богатства, недоступные простым смертным: кольца, костюм, свадебное платье и даже одеяло, правда, за свои денежки. Это видение сразу же вызвало и другое — Салон для новобрачных, то есть магазин на площади Металлургов, где эти несметные сокровища можно было приобрести.

В магазин я зайти не успел. Послышался скрип двери, и в кабинет собственной персоной заявился друг мой закадычный Санька Барыкин. Наверное, оружие пришёл сдавать, да и заглянул по пути. Я с досадой вышел из своих грёз. Не говоря ни слова, Санька сделал выразительный кивок головой — давай выйдем.

— Что, опять в баню? — испугался я. — Не пойду. Ты сначала веник найди настоящий. А то, будь я женат, меня бы из дома выгнали после той бани. Следы от твоего голика, который ты назвал веником, до сих пор у меня на спине. А они, между прочим, очень уж на длинные царапки смахивают.

Санька проигнорировал мой пассаж и снова махнул головой — на выход.

— Да в чём дело-то? Давай выкладывай! — рассердился я. — Что ты мне тут пантомиму изображаешь. Тоже мне, Леонид Енгибаров[3]!

Это я ловко про Енгибарова-то вспомнил. Сам не ожидал.

Санька не выдержал.

— Что ты мне тут со своим Енгибаровым? Не понимаешь, что выйти надо, поговорить?

— А здесь что не так? — удивился я. — Видишь, никого нет. Проходи, садись, говори.

— Нет, пойдём выйдем. — упрямился Санька.

И тогда я догадался.

— А-а, ты товарища майора из розетки боишься?

По моим представлениям этот анекдот про майора КГБ, сидящего на прослушке, был известен всем приличным людям, но Санька и тут проявил свою некомпетентность. Он чуть не плюнул на пол и заявил:

— Лёха, я тебя сегодня отказываюсь понимать. Несёшь какую-то ахинею, взгляд придурковатый… слегка. — тут же поправился он. — У тебя всё нормально?

— Не-а! –тут же весело ответил я другу, чем окончательно загнал его в прострацию.

После некоторого молчания он просительно заявил:

— Может всё-таки выйдем, поговорим?

Мне стало немного стыдно. Что я, в самом деле? Наверное, у Саньки есть причина вести себя так.

— Всё — всё, сдаюсь, Санёк, извини. Был неправ. Искуплю. Две бутылки пива с получки. Зуб даю.

Что я сегодня с этим пивом, в самом деле?

Товарищ мой сразу успокоился.

— Тогда собирайся. Да может и по домам заодно?

А что, можно и по домам, пока никто не зацепил на помощь страждущему товарищу. А когда мы вышли на улицу, Сашок попросил:

— Лёха, я про товарища майора не понял. Просвети…

И я просветил друга. Саня отсмеялся с удовольствием, потом посерьёзнел и заявил:

— Всё правильно, стало быть!

— Что именно? — удивился я.

— Что я тебя на улицу вытащил. Слушай, тут такое дело…