Долгожданная кража

Глава 16 А вот и мышка-норушка

Не знаю даже, что меня больше всего задело. То, что Нина смотрит на меня, как на мерзавца, воспользовавшегося ее доверием? Или то, что она считает, что милиция у нас мышей не ловит, а занимается черт-те чем? Скорее всего, и то, и другое. Определенно, задело. А я уж думал, что отношусь к мнению окружающих со здоровой долей пофигизма. Нет, оказывается, оно важно. Особенно, если это мнение любимой девушки.

Значит, попытаемся поймать эту мышь. Если бы я изначально начал проводить мероприятия по розыску украденного пальто, то установил бы круг подозреваемых. Первый круг, разумеется, соседки Нины по комнате. Но их я сразу же отметаю. Даже если они и завидовали подружке, кражу совершить не способны. Все-таки, комсомолки, будущие педагоги. Годы у нас пока семидесятые, молодежь еще не успела набраться цинизма.

А если допустить, что способны, то что тогда? Предположим, украла подружка пальтецо, а что с ним дальше-то делать? Сама носить не станет, понятное дело. Кому-то подарить? Глупо. Продать? Теоретически, такое можно допустить, но чисто теоретически. Кому продавать-то? Скупщиков краденого они не знают, а самим выйти на улицу или на барахолку с товаром? А еще подойти к проходящему поезду, побегать по перрону, предлагая пассажирам или проводницам дефицитный товар? Вот здесь сразу же заметёт либо транспортная милиция, либо патрульно-постовая служба.

Девки не совсем дуры, понимают, что вещь приметная, что они рискуют «засветиться», вылететь из комсомола, из вуза. Не стоит пальто такого риска. Остается нечто из области фантастики — изорвать дорогую вещь на тряпки. Типа — у меня такого нет, пусть и у тебя не будет. Но это нужно совсем с головой не дружить.

Так что, соседок по комнате, а также прочих девчонок из общаги, из первого круга подозреваемых я исключаю.

Самый скверный вариант — украл чужак. Допустим, вахтерша отлучилась на минутку (хотя бы и в туалет вышла) и некто, быстро забежав в общежитие, заскочил на второй этаж, увидел открытую дверь, узрел привлекательное пальто, да и украл. Такое возможно? Маловероятно, но в нашей жизни и так бывает. Но коли случайный вор, то искать «с этого конца» бесполезно. Искать просто некого. Разве что на реализации кто-то попадётся или добрые люди шепнут. И вообще в глухой краже, как ни в каком другом преступлении, нужна Фортуна, удача. Ну и, конечно, наличие телефона на столе и немножко терпения.

Чем хороша работа дежурного спецкомендатуры, так это тем, что у тебя имеется и телефон под рукой, и относительно свободное время, а еще — телефонный справочник. Не такой, что будет у меня позже, в девяностые годы, с указанием организаций и предприятий, а также всех «телефонизированных» жителей города Череповца (кроме сотрудников правоохранительных органов!), а попроще. Но там есть номера телефонов некоторых государственных учреждений и учебных заведений, включая телефон заместителя ректора ЧГПИ имени Луначарского по хозяйственной части!

Один звонок, и я получаю номер телефона коменданта общежития пединститута по улице Коммунистов. Еще один звонок (я даже не представляюсь, а попросту говорю — из милиции!), и комендант — словоохотливый дядька (судя по голосу — в возрасте) сообщает, что в общежитии трудятся две вахтерши, называет их фамилии, а еще — уборщица, которая моет полы с восьми и до десяти часов.

— Уборщица? — слегка оживился я.

— Ага, — ответствовал комендант. — Всего одна у меня. А зачем мне много? В своих комнатах девки сами убирают, на кухне тоже сами дежурят. Коридоры помыть, да туалет убрать, вот и вся работа. Уборщицу Зиной звать, Зинаидой, то есть, фамилия Окунева. Вот, отчества не помню, надо в тетради смотреть, Но по отчеству-то ее никто и не зовет. Я и сам путаюсь: то Зинулей назову, то Зинкой. Это уж как настроение будет. Да она молодая еще, сорока нет. Девка хорошая, еще дочка у нее растет. Дочка приветливая, все время мамке помогает.

— В общежитии помогает?

— Нет, не в общежитии, — пояснил комендант. — Зинка в соседнем доме со мной живет, она дворником работает. Квартира у нее есть, служебная «однушка». Я ж сам утром рано встаю — привычка, а Зинка и того раньше. Если зима, снег выпал, так она в четыре утра выходит, начинает скрести. И листья всегда вовремя уберет, и все прочее. А если снега или листвы совсем много, так дочка бежит выручать. Бывает, что девчонка и до школы мамке убирать помогает, и после школы. Приветливая очень, улыбчивая — вся в мамку. Да обе девки хорошие, что дочка, что мамка.

— А мужа у Зинаиды нет?

— Да какой там муж? — хмыкнул комендант. — Залетела по молодости да по дурости, на аборт не пошла. Ни алиментов тебе, ничего. Мудохается дворником за шестьдесят рублей в месяц. Одна радость — квартира, только дочку-то вот и одевать, и кормить надо. Сама Зинка чуть не в обносках ходит, а дочку старается в порядке держать, не хуже, чем у других.

Так-так-так… Уже теплее.

— Дворником шестьдесят, а за уборщицу сколько? — спросил я.

— Так столько же. Зинка бы второй участок в ЖЭКе взяла, но не положено. Я сам Зинке предложил уборщицей поработать, по совместительству. У меня раньше-то старушка полы мыла, но сказала — все, силушки нет. Стал новую искать. Но тоже, всякую не возьмешь. Участковый тут предложил судимую взять, но я отказался. Все-таки, девки хорошие у меня живут, учителя будущие. Мало ли что… Можно бы студенток взять, они бы с радостью — к стипендиям ихним прибавка весомая, но полы должны мытыми к десяти часам быть, а у девок лекции. Я Зинке как-то и говорю — возьмешься? От дома тебе пять минут, работы немного. А она — да с радостью, дядя Сережа. Второй год работает, не нарадуюсь. К десяти часам — у нас комиссия ездит по общежитиям, все блестит, как котовы яйца. Она, иной раз, даже на кухне приберет. Студенточки-то, бывает, поленятся и за собой такой срач оставят. Я говорю — Зинка, ты на кухне не убирайся, мне говори, а уж я с ними разговор составлю. Что не так — в ректорат, а там из общежития и шугнуть могут. Девчонки-то это знают и побаиваются, когда я на них шуметь начинаю. И Зинка это знает. Может, поэтому лишний раз и не жалуется мне. А застану на кухне, так улыбнётся только — да ладно, дядя Сережа, не развалюсь.

Неожиданно, комендант спохватился.

— А вы, товарищ, милиционер, по какому вопросу интересуетесь? Уж не из-за кражи ли?

— Из-за нее, — не стал я врать. — Не скажу, что кражи большая редкость, но здесь, как-никак, педагогический институт, дело на особом контроле.

Почти не вру. Раз прокуратура возбудила, так она и бдит.

— Я так вам скажу — если пальто у Нинки кто и украл, так точно, не Зинка. Зинка у нас — девка честная! Студентки ее хвалят — мол, бывало не раз, что вещи какие-то находила, бижутерию там всякую — цепочки, брошки, оставляла всё на вахте. Мелочь как-то нашла — какая-то ворона обронила, так все до копеечки собрала, тоже на вахте оставила. Говорю — золото, а не девка. Был бы я не старый, да не женатый, сам бы на Зинке женился, и дочку бы ее усыновил. Ну, удочерил, то есть.

Это конечно, да, честная девка. Верю. Но именно с нее я и начну. С кого-то начинать всё-таки надо.

— Так я и не считаю, что Зинаида в чем-то виновна. Но может она что-то знает про это дело. Сами понимаете, если уж кража случилась, то проверять приходится всех, — говорю я в трубку как можно убедительнее. — Сергей…

— Петрович, — подсказывает собеседник.

— Сергей Петрович, вы мне адресок уборщицы не подскажете?

На той стороне провода наступило молчание, потом комендант все-таки сообщил адрес — Труда 13, квартира 6. Записываю с мыслью, что в будущем вряд ли бы кто-то дал такую справку по телефону неизвестно кому.

— Спасибо, — поблагодарил я словоохотливого дядьку.

— Не за что, — вздохнул тот. — Не возражаете, если я Зинке о нашем разговоре расскажу? Успокою девку, а то испугается, если ее в милицию вызывать станут. Может, мне вместе с ней прийти?

Ага, я тебе сейчас скажу, что Зинаиде ни в коем случае ничего говорить нельзя, так ты первым делом с этого и начнёшь. Вообще, конечно, так работать нельзя. За подозреваемыми лучше всего ехать: оп-па, а мы уже здесь. И, не давая передышки — сразу в оборот: а ну выкладывай сам знаешь что! Но это, к сожалению, не наш случай. Да и нет у меня пока ни малейших оснований держать её за подозреваемую. Поэтому в трубку произнёс как можно безразличней:

— Можете говорить, можете не говорить, но вместе с ней приходить не надо. Зинаида Окунева вполне совершеннолетняя, сама за себя отвечать должна.

— Да, это само собой… а я ее отчество вспомнил. Ивановна она.

— Вот это хорошо, за это спасибо, — поблагодарил я коменданта, стараясь прервать его многословие. Чувствую, что-дядька-то неплохой, только болтливый. Но что бы мы без таких болтунов делали? Вот-вот…

Неизвестная уборщица стала мне симпатична. Ишь, работяга. Бьётся, словно рыба об лед, дочку растит. И девчонку, судя по словам коменданта, славную вырастила. Будет обидно, если это она воровка.

Теперь нужно подумать, куда мне её приглашать? В отдел — отпадает. Может, на опорник? Хоть на свой прежний, а хоть и к Саньке Барыкину. Но лучше вызову я ее сюда, в спецкомендатуру. Дежурство у меня когда? По графику, сутки через трои, но один из коллег приболел, выхожу через двое суток. Вот, значит, я и приглашу на время своего дежурства часам к 9–30. У нас как раз народ уже разойдется по своим делам, мешать никто не станет.

Уборщица из общежития пришла ровно в 9.30. Остановилась у турникета, принялась оглядываться. Спецкомендатура не тюрьма, у нас даже двери запирают лишь на ночь, но все равно все выглядит сурово. Решетки на окнах, строгие плакаты на стенах. Дежурным здесь я согласен быть, а вот постояльцем — ну его на фиг!

— Вы к Воронцову? — поинтересовался я для проформы. Понятно, что явилась по повестке. Какая ещё дура притащится в спецкомендатуру по своей воле?

— К нему, — закивала женщина, потрясая повесткой, зажатой в кулачке.

Женщину я решил допрашивать не в самой дежурке — посторонних туда впускать нельзя, а рядышком, в смежной каморке, где пристроился стол и пара табуретов.Показав рукой — садитесь, мол, посмотрел на уборщицу.

Окунева выглядела не старой, но уже изрядно замотанной женщиной. Сколько ей лет — даже бы не взялся определить. Ей могло быть и тридцать пять, и все шестьдесят. Одета бедно — плащ, судя по всему, эпохи Никиты Сергеевича Хрущева, старые стоптанные полусапожки. Из-под выцветшего платка торчит несколько прядей волос с изрядной долей седины. Впрочем, как нынче считают ученые — седина не из-за возраста или переживаний, а из-за недостатка меди в организме. В моем прошло-будущем так могла выглядеть женщина лет под шестьдесят при условии, что она не ходит по парикмахерским и одевается в каком-нибудь совсем уж непотребном секонд-хенде.

При этом было заметно, что женщина старается следить за собой: одежда, хотя и старая, но опрятная. Только вот губы зря подкрасила. И неумело, и цвет не тот. Явно это занятие у неё не из каждодневных.

Я человек запасливый, бланки протоколов имеются. Вписал свое звание, должность. Не забыл прописать, что действую «по поручению следователя». Даже если допрос пройдет без толку, то следователю меньше работы. А захочет передопросить — зачеркнет слово «протокол» и впишет «объяснение».

— Значит, Зинаида Ивановна? — начал я процедуру заполнения анкетных данных.

— Да какая Ивановна, попросту — Зинаида, или Зина, — засмущалась женщина.

— Нет, нам не попросту нужно, а как положено, — хмыкнул я.

Стало быть, Зинаида Ивановна Окунева, 1941 года рождения (что, ей всего тридцать шесть?), место рождения — деревня Ирдоматка Череповецкого района, образование — семь классов, адрес — улица Труда…

Основное место работы — дворник, по совместительству — уборщица. Не замужем, не судима.

Заполнив, дал расписаться о том, что предупреждена об уголовной ответственности за дачу ложных показаний (следователь потом зачеркнёт, если что), задал первый вопрос:

— Зинаида Ивановна, что вы скажете по поводу вашего приглашения? Есть предположения?

Окунева на вопрос не ответила. Вместо этого она обвела взглядом стены и окна с решетками, вздохнула как-то прерывисто и спросила:

— А что, вот прямо здесь преступников и держат? И женщин тоже?

Странная женщина. Кажется, в Череповце все знают, кого содержат в спецкомендатурах. И вопрос странный. Другая бы сказала — мол, из-за кражи в общаге, тем более, что комендант ее наверняка предупредил. А что, если…? Если вопрос задан неспроста? Уж не к себе ли она примеряет эти казённые стены?

— Зинаида Ивановна, а не желаете душу облегчить? Поверьте — вам станет гораздо легче.

Это называется «взять на пушку». Самый примитивный способ бездоказательно наехать на подозреваемого. В девяноста девяти случаях из ста он не срабатывает. Но сегодня наш случай в девяносто девять не входит. Он — сотый.

— Да вся уже извелась, а вы всё не вызываете и не вызываете. — с готовностью и даже некоторым облегчением произнесла Зинаида. — А самой прийти смелости не хватило. Лежит всё в целости сохранности, даже не разворачивала.

Нет, конечно, всё в жизни бывает. И удача тоже иной раз случается. Но чтобы вот так стремительно? Надо проверить. Вдруг Зинаида совсем про что-то другое?

— Что лежит?

— Да пальто это проклятое!

Ну вот теперь всё срослось! Лежит оно у нее, а мы ищем. И Нина мучается. И я, понимаете ли, страдаю.

— Тогда, давайте-ка с самого начала, — попросил я. — Когда вы решили украсть пальто, почему…

— Любонька как-то в общежитие прибежала. У нее урок отменили — учитель заболел, а ключи дома забыла. Школа-то у нас рядышком, а чего целый час там сидеть? А тут как раз студентки на лекции уходили. И Ниночка эта, в новом пальте. А Любонька мне вечером говорит — вот, мам, мне бы такое пальто… И не договорила, а у самой лицо такое мечтательное. Я ничего тогда ей не сказала, но всю ночь проревела в подушку. Тихонько, чтобы дочка не слышала. И дочку жалко, и пальто такое взять негде. Оно, небось, рублей сто сорок, а то и сто пятьдесят стоит. А где я такие деньги возьму? С двух работ у меня сто двадцать еле-еле выходит. Это не пить — не исть, и то не хватит. С тех пор ни сна ни покоя, сидит в голове это чёртово пальто — и всё тут! Даже сниться стало. Ну бес и попутал. Вахтёрша отлучилась, а у Нины в чем-то другом уйдено было. И дверь в комнату открыта, а вешалка — прямо рядом, материя зелёная торчит. Верно, девчонки закрыть забыли. Но у нас чужие не ходят, ничего страшного. А я вот, не удержалась, пальто схватила, подкладкой наружу свернула, да и утащила в дворницкую подсобку.

Зинаида умолка, уставившись в одну точку.

— И что потом? — слегка поторопил я женщину.

— А потом ничего. — тихо ответила Зинаида. — Зайду в подсобку, где дворницкая — а оно там лежит, душу мне выжигает. Дочке так ничего и не сказала. Думаю, вот увидят на ней краденое пальто, сдёрнут прилюдно, да и ославят на весь свет. Да за что ей такое? А назад смелости не хватило принести. Как да увидит кто, так ведь с работы выпрут, а на 60-то дворницких рублей не больно пошикуешь. А то и в тюрьму посадят.

Зинаида опять огляделась вокруг.

— Тут ещё Клавдиевна, вахтёрша наша мне сразу после этого случая-то и говорит, что вчерась в общежитие милиция заходила, интересовалась, кто да что. А как-то вечером я и вас видела. Вы на меня посмотрели ещё, строгий такой, я чуть со страху не померла. (Я посмотрел? Когда это? Не помню такого!)

Я аккуратно записал показания женщины, попросил ее расписаться.

— Коли я призналась, так меня теперь сразу и посадят, раз уж прямо в тюрьму и вызвали? А как вы узнали-то про меня?

Вот ведь, дурища наивная. И тётку жалко, но и просто так отпускать нельзя. Призналась — это хорошо, и верить ей хочется. Но самое неправильное сейчас рассиропиться. Отпусти её и заставь принести пальто, так она почти гарантированно на свежем воздухе очухается и ни пальто, ни признательных показаний тебе в дальнейшем.

Нет уж, мы пойдём другим путем.

— Нет, в этом здании я вас задерживать не буду. (Не вру ведь?).

Вытащил чистый лист бумаги, положил перед женщиной и вручил ей авторучку.

— Давайте сделаем так. Будем считать, что не я вас пригласил, а вы сами в милицию пришли и написали явку с повинной. А в явке укажете, что вы, совершенно добровольно, без принуждения, выдаете пальто. Ну, а потом мы с вами пойдем в вашу подсобку, вы мне выдадите пальто. А потом будем решать, что делать.

Явка с повинной — любопытная вещь. С одной стороны — это на суде засчитается за смягчающее вину обстоятельство, которое станут учитывать при вынесении приговора (до понятия «деятельное раскаяние» советская юстиция ещё не додумалась). А с другой — это признание своей вины, или, как говорят в определённой части нашего народа, прямой путь в тюрьму.

Зинаида, под мою диктовку написала «Явку с повинной». Пока она писала, я смотрел на её красные натруженные руки, не знакомые с маникюром. Рука с авторучкой слегка подрагивала, но написано всё оказалось без помарок и ошибок. Вот, молодец какая! Или какой, всё-таки? А то иной раз бывает, что напишет подозреваемый: «яфка» или вообще «яффка з павиной». Мы, правда, к этому не придираемся. Как известно, важна не форма, а задержание (ой, ошибся — содержание!).

Всё! Теперь цепочку действий прерывать нельзя. Теперь надо идти в дворницкую, забирать пальто. Стоп. А на кого я свой пост оставлю?

Пока Зинаида писала, к дежурке подошел начальник второго отряда старший лейтенант Старожилов. Меня уже Кирьянов на правах старшего товарища осторожно предупредил, что парень он очень тупой, а к тому же — повёрнутый на всяких инструкциях. Всех своих подопечных «химиков» забодал дурацкими придирками. И ладно, если бы по делу, а то из-за всякой ерунды. Да и сослуживцам от него иной раз достаётся. Молва ходит, что он из отрядных в замполиты попасть мечтает, вот и тренируется на всех, кто под руку попадётся.

— Товарищ Воронцов, — казенным голосом поинтересовался Старожилов. — Объясните, что делает здесь посторонняя гражданка?

Эх, старший лейтенант! Чисто по инструкции — ты абсолютно прав. Посторонних тут быть не должно. Но ты мне не начальник, чтобы я тебе что-то объяснял. И не знаешь ты простейших правил, которые следует исполнять. Если ты видишь, что твой коллега занят — беседует с кем-то, кого-то допрашивает — не подходи и не мешай. И уж тем более, не начинай разборок. Все, что нужно и должно — все потом, когда гражданских лиц нет. А вообще, ты очень кстати пришел.

Оставив слегка удивленную гражданку сидеть, быстро поднялся, (бумажки ухватил, как же без них?), бросив Окуневой — минутку, я сейчас, подхватил под локоток старшего лейтенанта и повел его в сторону кабинета начальника.

— Товарищ Старожилов, — сказал я, вежливо, но твердо показав ему направление, — будьте так добры — зайдите к Петру Петровичу и попросите у него разрешения подменить дежурного по спецкомендатуре… Скажем, на часок, а еще лучше — на два.

— Да с какой стати! — вырвал свою руку Старожилов. — Сидеть на месте дежурного не входит в мои функциональные обязанности.

— Ага, — кивнул я. — Тогда я сам начальника попрошу.

Поначалу, услышав от меня, что я занимаюсь раскрытием преступления, Пётр Петрович насторожился. Первым его вопросом было: наш или нет? Я понимал начальника: если преступление совершил свой условник, то ему, Петру Петровичу не поздоровится — нагоняй за плохую воспитательную работу обеспечен. Мой ответ несколько его успокоил, но потом он снова разволновался — как это я во время дежурства отвлекаюсь на постороннюю работу? Пришлось ответить ему несимметрично, как полюбят говорить в более поздние времена.

— Пётр Петрович, так нам раскрытия нужны или нет? Делов-то осталось — похищенное изъять. И нужно мне на это полтора часа. А за дверью стоит Старожилов и подменить меня на дежурстве категорически не желает.

Начальник слегка задумался.

— А что, и глухарь такой есть? — решил он уточнить.

— Самый настоящий. Ещё сентябрьский. Так что будет вам раскрытие преступлений прошлых месяцев. Я по возвращении напишу подробный рапорт…

Эти мои слова окончательно перевесили все сомнения товарища майора, и он резво выскочил из кабинета, не стал слушать готового ябедать о непорядках Старожилова, а приказал ему сесть на мое место и не вякать! Дескать — один хрен ничего не делает, а так хоть польза будет.

— Тока, Воронцов, смотри у меня! — пригрозил начальник. — Раскрытие чтобы нам шло, а не дружкам твоим из уголовного розыска.

— Так, товарищ майор, вещдок и явку с повинной отдам в следствие, а рапорт вам, — быстренько пообещал я.

— Дуй, — махнул рукой начальник. — Но, чтобы рапорт у меня на столе был до семнадцати часов.

Я глянул на часы — а времени-то уже одиннадцать. Не уверен, но постараюсь успеть.